В тот день они работали до обеда. Затем Катрин поспешила к семейному очагу, а Ив задержался в конторе. Он собирался проверить некоторые счета. С тех пор как в дополнение к обычной работе архитектора он увлекся проектами реставрации памятников старины, у него не было отбоя от клиентов. Похоже, помощи одной Катрин уже не хватает, надо расширять штат конторы. Тогда ему не пришлось бы самому заниматься оценкой такой малоинтересной развалюхи, как домишко Фернана Рулена. И еще ему удалось бы больше внимания уделять антиквариату, который всегда сильно привлекал его.
Он понял, что должен стать классным специалистом по антиквариату, особенно старинной мебели, утвари, светильникам, когда занялся реставрацией зданий. Восстановить какой-нибудь замок и изысканно обставить его в духе эпохи - вот истинное наслаждение.
Ив еще немного покопался в счетах, но сегодня что-то мешало ему сосредоточиться. В конце концов, он отодвинул от себя бумаги и попытался разобраться, что же испортило ему сегодня настроение, откуда взялось это не утихавшее раздражение. Мысленно вернувшись к началу дня, он внезапно понял, что источником его злости стал утренний звонок. Он еще не допил кофе, когда зазвонил телефон и в трубке зазвучал низкий мелодичный женский голос. Она представилась как Софи Дюфур и объяснила, что просит его оценить дом недавно умершего Фернана Рулена и надеется, что он сможет осмотреть его сегодня, ближе к вечеру. Затем она назвала свой адрес и спросила, согласен ли он.
Ив, которому очень понравился звук ее голоса, не особенно вслушивался в то, что она говорила. Он лишь машинально согласился с ее предложением и, только когда она положила трубку, сообразил, что ему вовсе не хочется заниматься этим делом.
Фернана Рулена он знал со школьных времен. Правда, Ив учился еще в младших классах, когда Фернан заканчивал школу. Ив был довольно хилым, болезненным мальчиком. Тогда никто бы не подумал, что, повзрослев, он станет красивым, атлетически сложенным мужчиной. Из сыновей в их многодетной семье он был самым младшим. Моложе была лишь еще одна сестра.
Прилежный, послушный и очень болезненный ребенок - предмет постоянной заботы матери и сестер. Фернан Рулен немедленно и безошибочно угадал в нем идеальную жертву для своего излюбленного занятия: отнимать деньги, выдаваемые родителями на завтрак.
Ив, которому, несмотря на болезненность, отваги было не занимать, сопротивлялся Фернану изо всех сил. Он рано привык к бескомпромиссной борьбе за свои права с родными и двоюродными братьями, которые, в отличие от сестер и прочих родственниц женского пола, относились к нему без особой мягкости. Однако была у него ахиллесова пята, тщательно скрываемая от всех, в том числе и от членов семьи. Ив ужасно боялся воды. Мать и сестры, оберегавшие его от частых простуд, никогда не позволяли ему приближаться к полноводной Роне. В детстве его никто не удосужился свозить к морю. И в результате он не научился плавать.
Фернан очень быстро выявил уязвимые места Ива: и боязнь воды, и страх, что об этом станет известно всем. И, разумеется, не преминул воспользоваться слабостью малыша в своих интересах.
Ив знал, что никогда не забудет тот день, когда Фернан Рулен загнал его к реке и удерживал под водой так долго, что мальчику казалось, будто он уже утонул. И он действительно утонул бы, если бы мимо не проходил один из его старших братьев. Увидев, что происходит, он быстро навел порядок, поставив Фернану под глазом восхитительный лиловый синяк и положив таким образом конец дальнейшим мучениям Ива.
В то лето Ив научился плавать, но с Фернаном он больше не сталкивался: тот, окончив школу, исчез из города, а вернулся уже с прочной репутацией горького пьяницы, совершенно никчемного человека, лишенного каких бы то ни было принципов. Чем ему удалось прельстить младшую сестренку Ива, осталось абсолютно непонятным. Иветт было только шестнадцать лет, и, когда обнаружилось, что она ждет ребенка, вся семья Карреров пришла в неистовство. Фернана заставили на ней жениться, но лучше бы, частенько думал Ив, они этого не делали. Что происходило между ней и Фернаном, никто толком не знал, но, видимо, жизнь ее превратилась в ад, потому что, в конце концов, она утопилась. Ива в то время уже не было в городе, но все случившееся внушило ему стойкую неприязнь к Фернану, граничившую с ненавистью. И вот теперь этот звонок...
Интересно, кто она, эта Софи Дюфур? Судя по голосу, по манере говорить, она вряд ли принадлежала к сомнительным подружкам Фернана, то и дело сменявшим друг друга в его доме. Скорее всего, ее наняли родственники этого пропойцы.
Хотя Ив ни в малейшей степени не испытывал жалости к бездарно промотавшему жизнь Фернану, однако на короткое время мысли его приняли философское направление. Он ведь и сам далеко уже не мальчик, приближается к сорока. И чего он достиг? Завидный счет в банке. Интересная работа. Прекрасный дом в центре города. Он сам его нашел, приобрел и превратил в изысканный, элегантный особняк - украшение улицы. Но дом был слишком велик для одного...
Сестры давно уже утратили надежду увидеть Ива семейным человеком, но не уставали горевать по этому поводу. Его связывали теплые отношения со многими женщинами, но ни одну из них он не хотел бы впустить в свою жизнь. И даже прилагая некоторые усилия, чтобы увести Катрин от мужа, он предпочел бы заполучить ее в постель, но не связывать с ней свою жизнь бесповоротно. Хорошо, что у них хватило ума не заходить далеко и сохранить чисто дружеские отношения. Впрочем, Ив отдавал себе отчет, что главная заслуга в этом принадлежит Катрин.
Посмотрев на часы, Ив со вздохом поднялся. Пора было отправляться на встречу с этой неведомо откуда явившейся Софи Дюфур.
Сойдя с поезда, Софи решила пройтись пешком и немного осмотреться, прежде чем приступить к малоприятной работе в доме дядюшки. Она договорилась, что багаж ей доставят попозже, и отправилась в путь налегке. Она не прошла и половины пути, как поняла, что бесповоротно влюбилась в старинный город, в набережные широкой и ленивой Роны, в железные мосты над ней. В Париже еще стояла зима, а здесь уже вовсю бушевала весна. Цвели миндаль и персиковые деревья, насыщая воздух горьким ароматом. Небо сверкало синевой и белизной. Глаза Софи выхватывали из буйства красок то лиловые стволы тополей, то черневшие вдалеке кипарисы, то серебристо-зеленые оливы. На улицах было много улыбающихся людей в ярких нарядах. Должно быть, решила Софи, уже начался туристический сезон. Казалось, здесь царит вечный праздник.
Однако, когда она, уже совсем без ног, добралась до жилья дядюшки Фернана, радостное настроение исчезло. Уж очень неказисто выглядел облупленный домишко. Неаккуратная, поцарапанная дверь, косо висевшие ставни - все это нагоняло тоску. Но внешний вид дома оказался пустяком по сравнению с тем, что ждало ее внутри. Судя по всему, дядя Фернан вообще никогда не выбрасывал мусор. На захламленном полу скопились устрашающие кучи, состоявшие из каких-то писем, счетов, как правило, неоплаченных, рекламных проспектов и бумажек совершенно непонятного происхождения.
Софи поняла, что ее надежды побыстрее расправиться с делами рухнули. Но она не привыкла опускать руки в отчаянии. На следующий же день она скупила в ближайших магазинах чуть не весь запас пластиковых мешков для мусора, а также множество моющих и чистящих средств. Первоначально она планировала просто сжечь весь мусор на заднем дворе домика. Оказалось, однако, что мусора слишком много, чтобы можно было избавиться от него так просто. Пришлось обратиться за помощью к местным властям. В результате за приготовленными Софи мешками с мусором уже трижды приезжали специальные машины, и в доме постепенно появлялось все больше очищенного пространства.
Для себя Софи освободила от хлама и отмыла небольшую мансарду, куда снизу вела скрипучая, изогнутая лестница. Там стояла широкая тахта, и Софи, вычистив ее, застелила привезенным с собой бельем, неоднократно - мысленно и вслух - благодаря мать, заставившую ее запастись достаточным количеством простыней, подушкой и всем прочим.
Кроме того, она привела в относительный порядок крошечную гостиную, кухню и ванную комнату.
Софи довольно улыбнулась. Видела бы мать, с какой энергией, пылом и жаром она их отчищала, отмывала и дезинфицировала, прежде чем сочла пригодными для пользования. Холодильник она тоже отмыла, однако до сих пор не могла заставить себя положить туда что-нибудь: слишком живо было воспоминание о найденных там в день приезда зловонных и совершенно неопределимых продуктax, густо поросших разноцветной плесенью.
Дядину одежду Софи по возможности привела в порядок и отправила в одну из местных благотворительных организаций.
Теперь она с удовлетворением огляделась, потирая слегка нывшую поясницу. Да, давно ей не приходилось столько трудиться. А между тем к главным делам она еще и не приступала, Завтра ей предстояло встретиться с городским нотариусом, который сможет помочь ей разобраться с долгами покойного дяди. Денег, вырученных от продажи оставшихся в доме вещей, едва ли хватит на погашение долгов. Впрочем, родители так и думали и брались выплатить все, что задолжал Фернан, в течение короткого времени.
Разговаривая по телефону с дочерью в очередной раз, мать вдруг вспомнила, что совершенно забыла предупредить ее об одной вещи.
- Послушай, Софи, это очень важно для меня. У нас в доме была всего одна по-настоящему ценная вещь. Это прекрасная ваза, которая принадлежала моей бабушке, то есть твоей прабабушке. Не знаю, как та оказалась у нее, но помню, что она очень любила эту вазу, именно любила, а не просто ценила. Постарайся отыскать ее и проследи, чтобы ее не продали после оценки. Я постараюсь ее выкупить, если смогу. После смерти мамы я спрашивала Фернана, где эта ваза, но он делал вид, что понятия не имеет. Может, он исхитрился ее продать? - Вздохнув, мать добавила: - Поищи ее получше, ладно! Хотя надежды мало.
- Хорошо, мама,- ответила Софи.- Я еще не кончила разбирать эти жуткие залежи хлама в чулане и в стенном шкафу. Не волнуйся. Обращусь к какому-нибудь эксперту по антиквариату и попрошу его оценить вазу.
Пока что все поиски, предпринятые Софи, были напрасными. И сегодня на них уже не оставалось времени. Специалист, который поможет ей оценить дом, а возможно, и продать его, должен прийти с минуты на минуту.
Софи с удовольствием, всем телом потянулась. Несмотря на усталость, настроение было отличным. Так приятно сознавать, что все здесь наконец вымыто и вычищено. Она сбросила с себя некогда белоснежную, а теперь перепачканную в паутине, пыли и еще бог знает в чем тенниску и решила оставшееся время потратить на то, чтобы привести себя в порядок.
3
Ив коротко постучал в дверь домика. Хорошо зная образ жизни Фернана Рулена, он был приятно удивлен тем, что дверь была отмыта, ручка до блеска начищена, чистые оконные стекла сверкали в лучах солнца. Хотя обшарпанные стены и облупившаяся краска никуда не исчезли, все же дом выглядел куда более симпатичным, чем он себе представлял. Если они и внутри все привели в порядок, подумал Ив, то напрасно он натянул на себя то, что не жалко было запачкать: линялые джинсы и старую выцветшую водолазку.
Услышав стук, Софи открыла дверь. В первую секунду Ив смотрел на нее без малейшего интереса. На лице его была заранее приготовленная вежливая улыбка, и он уже открыл рот, чтобы представиться. Однако в следующее мгновение что-то в его глазах неуловимо изменилось, и он так и замер с открытым ртом, не в силах произнести ни слова. Софи тоже застыла, словно пораженная ударом молнии.
Разумеется, она слышала о любви с первого взгляда, однако всегда относилась к подобным рассказам с изрядной долей скепсиса.
Образованной и здравомыслящей девушке, какой она привыкла себя считать, трудно было поверить, чтобы в наше напрочь лишенное всякой поэзии и романтики время в первое же мгновение первой же встречи можно абсолютно четко осознать, что перед ней - тот единственный и неповторимый, с кем ей суждено прожить всю оставшуюся жизнь. А если не с ним - то ни с кем другим, да и вообще жить тогда, пожалуй, не стоит.
Впрочем, все эти мысли пришли ей в голову уже потом, а пока они молча стояли и смотрели друг на друга, как будто выпав каким-то фантастическим образом из обычного пространства и обычного течения времени. В нескольких шагах от них город жил привычной повседневной жизнью, люди спешили по привычным повседневным делам, лениво текла Рона, а эти двое смотрели друг другу в глаза, ничего не видя, ничего не слыша вокруг, словно во всей Вселенной кроме них никого не осталось.
Кровь стучала в висках Софи, а сердце так бешено билось в груди, что на мгновение ей стало не хватать воздуха. Однако тут же каким-то кусочком сознания, который, несмотря ни на что, не утратил способности соображать, она поняла, что просто перестала дышать, забыла о такой необходимости. А самое удивительное, самое неожиданное и прекрасное заключалось в том, что по выражению глаз стоявшего перед ней мужчины она догадалась, что и он испытывает те же чувства.
То, что он на редкость хорош собой, она поняла, едва открыв дверь. Однако красивых мужчин на свете немало. Софи встречала таких и многим из них нравилась. Значит, одной только физической привлекательностью незнакомца ее странную реакцию объяснить было нельзя. Никак нельзя.
У нее было ощущение, будто между их душами сразу же установилась какая-то неизъяснимая, непостижимая, неподвластная логике и уму связь. И оба они сразу же это почувствовали. Именно почувствовали, а не поняли. Потому что разумом понять это было невозможно. И она, так и не произнеся ни слова, вначале отступила на шаг назад, а потом повернулась и пошла в глубь дома, совершенно точно зная, что он последует за ней.
Ив действительно испытывал неведомые ему по прежнему опыту чувства и, совершенно гак же, как она, был не в состоянии объяснить даже самому себе, что же это такое с ним происходит. Как каждому Карреру, ему было известно семейное предание, будто бы от предка-цыгана все они унаследовали не только характерную внешность, но и присущую этому бродячему племени способность провидеть будущее, мысленным взором проникать в души и чувства других людей. Однако до сих пор ничего подобного с ним никогда не случалось.
И вот теперь он, высокообразованный и весьма уверенный в себе, в меру циничный и вполне проникнутый скепсисом второй половины двадцатого столетия, стоял на пороге дома недавно отдавшего концы пропойцы и подлеца, смотрел в глаза женщине, которую видел впервые в жизни, и совершенно точно шал, что она- его судьба. Помимо этого, он знал, что будет чувствовать, когда погрузит пальцы в копну ее каштановых волос, знал, как потемнеют ее фиалковые глаза, знал запах ее кожи, знал, какая она шелковистая и теплая на ощупь... Он даже знал, как она вскрикнет и какое выражение будет на этом прекрасном лице в тот момент, когда они... Он знал все!
Ему казалось, что он слышит колокол своей судьбы. Глядя на нее, он знал, что это - та единственная женщина, которую он, сам не понимая того, искал всю жизнь. И он знал, что если сейчас протянет к ней руку, то она молча вложит в нее свою и, так же молча, ни о чём не спрашивая, пойдет за ним.
Войдя в дом, Ив закрыл за собой дверь и безотчетным движением протянул руку, пытаясь прикоснуться к ее лицу. А она в ответ сделала то, что показалось ему восхитительно естественным: прижалась губами к его твердой горячей ладони.
Как будто со стороны до Ива донесся его собственный стон. Другой рукой он привлек ее к себе, и она так крепко прильнула к нему, так уютно привычно устроилась в его объятии, словно сама природа создала их друг для друга.
Неизвестно, кто из них дрожал больше, когда он наклонил голову и, отняв от ее рта ладонь, прижался к нему пылающими твердыми губами. Она вскрикнула, и этот исполненный муки и радости крик отозвался внутри него.
Софи, вбирая всю силу, и горечь, и жар этого поцелуя, уже понимала, что готова беспрекословно отдать всю себя тому, кого так неожиданно привела к ней судьба. Еще несколько минут назад, открывая дверь этому мужчине, она не подозревала, что на самом деле открывает дверь своему будущему. Она никогда не принадлежала к женщинам, которые легко, бездумно идут на физическую близость. Скорее напротив. Однако сейчас она твердо знала, что не остановится ни перед чем. Ибо была полностью уверена: что бы ни последовало дальше, быть более близкими, чем теперь, в эти секунды наивысшего, абсолютного духовного единения, просто-напросто невозможно.
Она никогда и не предполагала, что чьи бы то ни было поцелуи и прикосновения могут вызвать в ней такой отклик, а сумасшедшая, испепеляющая страсть овладеть ею так мгновенно и неодолимо. И главное, она безошибочно воспринимала его состояние, чувствовала его яростное, неистовое желание сорвать разделявшую их одежду, ощутить кожей ее обнаженное тело. С предельной откровенностью Софи понимала, что ей мучительно и отчаянно хочется того же.
Она не имела ни малейшего представления о том, как долго они стояли, тесно прижавшись друг к другу, целуясь и сгорая от желания. Знала лишь, что, когда он наконец ее отпустил, ее сотрясала такая дрожь, что она еле удерживалась на ногах. Распухшие губы выглядели так, словно... словно...
Боже праведный, как же они выглядели! Уставясь на эти губы, Софи с трудом сглотнула. Ив это время Ив осторожно взял ее руку, ободряюще нежно сжал в своей большой теплой ладони и прошептал:
- Словно солнечный удар...
- Да, да, так и есть,- шепнула в ответ Софи.
Ей мучительно хотелось вновь оказаться в его объятиях. Она буквально изнемогала от этого желания, острой болью отдававшегося во всем ее теле. И боль эта была совсем особенной, совершенно не похожей на ту, что она испытывала, смертельно уставая от недавней уборки. Ничего общего.
Ив тоже изнемогал. Он хотел ее с такой силой, что и сам не понимал, как ему удалось заставить себя выпустить ее из объятий. Он никогда не считал себя особо темпераментным мужчиной, но сейчас...
- Ничего подобного со мной никогда не было,- словно в ответ удивленно произнесла Софи, доверчиво глядя на него.
- Со мной тоже,- хрипло пробормотал Ив.- Мне кажется, я убил бы любого мужчину, который...
Энергично замотав головой, Софи остановила его. Но она знала, что он хотел сказать. Ее сейчас тоже одолевала вовсе не свойственная ей обычно свирепая ревность по отношению к любой женщине, которая могла бы вызвать у него такие чувства, какие, совершенно очевидно, вызывала она.
Она глубоко вздохнула, пытаясь вернуться в мир спокойной действительности, но это было почти невозможно.
- Я так тебя хочу,- дрожащим голосом призналась она и в следующее мгновение снова оказалась в его объятиях.
Несколько долгих минут слышны были лишь звуки все более страстных поцелуев и прерывистое лихорадочное дыхание. Софи так и не поняла, сама ли она положила руку Ива себе на грудь или это сделал он. Но его прикосновение заставило все ее тело содрогнуться от безумного желания, пронзившего ее словно электрическим разрядом.