Дедуля на короткий миг растерял свою невозмутимость, перекосился, пробормотал что-то вроде "Ах ты, сорняк мелкий!", но быстро совладал с гневом.
- И чем же ты занимался, живя среди людей, сиротинушка? - поинтересовался Клевер.
Ну, старый пень!.. Будто учуял самое уязвимое место. Не зря меня, оказывается, Корешок остерегал. Старикашка так сверлил взглядом злых рысьих глаз, что язык не поворачивался солгать (айрово колдовство?). Правду, впрочем, он тоже говорить отказывался, ибо было стыдно.
- Тебе не понравится, если расскажу, - наконец выдавил я, понимая, что позорно сдаю позиции.
- Не думаю, что впечатление станет хуже, чем есть, - замогильным голосом подбодрил родной дед.
Клевер, судя по надменному выражению лица, хотел окончательно добить непутевого внука-полукровку, но достиг лишь того, что стыд смыло, будто прибрежные лачуги в половодье.
- Бродяжничал, жульничал, подворовывал, баб за деньги ублажал, - с гордостью признался я.
- Боюсь даже представить, кем была твоя мать, - безмятежно ответил Клевер.
М-да, мы с дедом определенно друг друга стоим…
- Моя мать, насколько мне известно, была хорошего рода и, думается, доброго нрава, раз снизошла до темной личности, твоего сына. Ушлого типчика, умудрившегося стать мужем богатой и знатной наследницы, заделавши ей ребенка, то бишь меня. А после не уберегшего ни жену, ни сына. И я не знаю, не его ли мне благодарить за потерю памяти, да и за все остальное! - три болота, ну вот и поведал о своей беде, не лучшим, конечно, образом, но дедуля мастерски умеет выводить из себя. Только б не выкинул, к Хозяину Подземья, не только из дома, но и из Зеленей. Но, прах побери, если мне доводилось вступаться за малознакомых потаскушек, то позволить поносить собственную мать уж и подавно не могу.
- Думаю, именно его, - невозмутимо кивнул Клевер, не выказывая ни гнева, ни удовлетворения. - Тёрн умел доставлять неприятности близким.
Я стоял молча, стараясь успокоиться, унять дрожь в конечностях и выровнять дыхание. Дед шагнул мимо меня к двери и окликнул кого-то.
- Рамонда, отведи мальчишку в купальню и подбери ему какую-нибудь одежу, чтобы он хоть чуть-чуть меньше походил на человека, - отдал распоряжения вошедшей алобровой женщине в возрасте, поморщившись при очередном взгляде на меня.
- Пойдем, - Рамонда (я разглядел у нее на щеке невиданный прежде цветок, похожий на фиалку), поманив за собой, подвела к одной из боковых дверей и распахнула ее передо мной.
Взору открылась просторная комната с большим окном, густо заплетенным понизу какой-то зеленью. В полу углубление, такое большое, что я, пожалуй, с удобством улягусь, вытянув ноги. Стенки его, как и пол, выложены мелкими, в четверть ладони, кусочками пестрого камня, плотно пригнанными друг к другу.
Женщина подошла к углублению, повернула небольшую рукоять, и вниз из скрытой в полу трубы с шумом хлынула вода. Я ждал, когда Рамонда выйдет, но она направилась ко мне, вынула из кармана передника длинный шнурок зеленого цвета, а потом быстро и ловко обмеряла меня.
Пока она этим занималась, углубление заполнилось больше чем наполовину. Рамонда подошла, присела у края, опустила руку в воду, чего-то подождала и выпрямилась.
- Можешь купаться, вода нагрета, - улыбнулась мне. - Не торопись, дай Клеверу прийти в себя, а мне - приготовить одежду. И не обижайся на деда. Он возлагал на твоего отца такие надежды… - замолчала.
Я уже настолько привык к недомолвкам айров, что почти не обратил внимания на очередную.
- Ты тоже творящая? - хоть что-то я могу узнать? Пусть не о себе, так хоть о жителях Зеленей.
- Да, конечно, - в голосе прозвучало недоумение, потом Рамонда вспомнила, кто перед ней. - Ах да, тебе же, наверное, мало что известно о наших обычаях. Дело в том, что дар наследуется не всегда, поэтому старейшины следят, чтобы творящий избирал в пару творящего, причем, по возможности, соответствующего по силе. Я - одна из сильнейших в Алой ветви, удостоилась чести стать второй женой Клевера.
- А сколько у деда всего жен? - да-а, Перец, ответ на этот вопрос тебе прямо-таки жизненно необходим! Кстати, рогов у желчного старикашки нет.
- Три, - Рамонда ничуть не удивилась и не смутилась. - Первую зовут Далия, младшую - Вероника, она - твоя родная бабка. Сейчас живет у дочери, помогает с внуками. У бедняжки родилась тройня, зеленобровые мальчишки, все унаследовали дар, такой ужас… - невольно глянула на мою бровь. - Извини…
- Да ничего. У тебя нет причин относиться к нам с особым трепетом, побыв замужем за Клевером.
- Клевер очень хороший муж, - серьезно и искренне ответила Рамонда. - Тут дело в другом. У мужчин-творящих из Зеленой ветви дар пробуждается особенно рано, и если уж обычные мальчишки отличаются непоседливостью… Ох, - вдруг спохватилась она. - Я тебя совсем заболтала. Вон там, - указала на небольшой шкаф у стены, - мыло, полотенца, ножницы, бритва. Не стесняйся.
Я поблагодарил добрую женщину, заодно заверив, что стеснение - один из немногочисленных пороков, которых лишен пришлый полукровка. Названная бабушка (а кем она на самом деле мне приходится?) улыбнулась и посоветовала поменьше обращать внимание на ворчание и недовольство Клевера, мол, все утрясется.
Когда Рамонда ушла, я занялся приведением себя в порядок. Надо сказать, делать это в дедовой купальне оказалось весьма приятно, гораздо лучше, чем даже у Флоксы, а уж у нее комната для омовений была устроена с умом и удобством.
Закончив, обмотал бедра куском полотна для вытирания, подошел к стоящему у стены большому, в айров рост, зеркалу, и рискнул взглянуть на себя. К моему облегчению, особых изменений не наблюдалось. Не то чтобы я так уж хорошо знал свою внешность (чай, не девка!), но отражение не только в лужах видеть приходилось.
Да, светло-зеленая бровь смотрелась непривычно, но общей картины не портила, как и у всех встреченных до сей поры айров. Ладно, будем надеяться, Малинка не испугается, может, посмеется малость, но это я переживу. Волосы бы подрезать, а то скоро косичку заплетать можно будет…
- И похож на девку, и от зеркала отлипнуть не может, - раздался недовольный голос.
Я обернулся и увидел статную пожилую женщину, все еще красивую, для своего возраста, конечно. Она рассматривала меня, сурово сведя брови к переносице. Правая была сочного зеленого цвета, почти как у Клевера.
- Я твоя бабка, - ответила на невысказанный вопрос.
- Чем же я похож на девку? - не нашел ничего лучшего спросить я, огорошенный очередным неласковым приемом. Клевер еще туда-сюда, но бабуля вроде должна быть помягче.
- Я не вижу в тебе ни малейшего сходства с моим сыном, значит, ты похож на мать.
- Может, мы-таки не в родстве? - я и сам знал, что говорю глупость, потому как ощущал родную кровь точно также, как при встрече с дедом. Но ничем не прикрытое, даже, пожалуй, подчеркнутое пренебрежение задевало, заставляя, за неимением колючек щетиниться резкими словами.
К моему удивлению, женщина не рассердилась еще больше, мне даже померещилось, будто в серо-зеленых глазах мелькнуло удовлетворение.
- Кое-какие шипы ты все же унаследовал, Тимьян, - заявила она, я запоздало пригляделся к ее щеке, различая синие цветочки вероники. - Что ж, вот и познакомились. Я сейчас живу у младшей дочери, захочешь - заходи в гости. Клевер объяснит, как найти ее дом, - сердитая бабуля повернулась и вышла, оставив меня в уже ставшем привычным недоумении.
Почти сразу в дверь постучали и после моего приглашения (а бабуля, видать, рассчитывала заставить внука горстью прикрываться, м-да) появилась Рамонда с одеждой.
Клевер, придирчиво оглядев меня с ног до головы, будто девицу на выданье, удовлетворенно хмыкнул. Да, знаю, что на гранитобрежца походить перестал, потому как айры носили одежду по фигуре, а не широченные штаны и мешковатую рубаху. Но, на мой взгляд, от самого себя времен путешествия с Малинкой я мало отличался. Ну, загорел, в плечах раздался, бровью зеленой обзавелся да шмотками в цветочек (вышивка, вообще-то, красивая, только я не привык к пестроте. В той же Морене яркая одежа - признак либо белой кости, либо любви к представителям своего пола), а в остальном как был бродягой Перцем, так и остался. Впрочем, если дед доволен, так и замечательно.
Дед оказался доволен настолько, что выделил внуку целую комнату (я, признаться, уже настроился, что он меня в каком-нибудь сарайчике поселит).
- У тебя, значит, память не в порядке? - спросил чуть ли не вкрадчиво.
- Ну, да… - я снова терпеливо объяснил свою беду.
- Позволишь взглянуть?
- Смотри пожалуйста, - все не относящиеся к делу воспоминания я тщательно "спрятал" под тимьяновый ковер, пока отмокал в купальне. Что-то подсказывало: Клевер не будет столь деликатен, как Мятлик, и постарается не упустить подробности. Большую часть бродяжьей жизни пришлось оставить, дабы дед не заподозрил чистки - понятно, что после моего гордого заявления о роде занятий старикашка не преминет всласть там покопаться. Но о Малинке ему знать вовсе не обязательно, да и о Ягодке тоже… А уж на галеру и путь до Зеленей пускай любуется во всей красе.
Не знаю, сколько времени ковырялся Клевер у меня в голове, но, когда я проснулся, дедулино настроение снова испортилось, и взирал он с прежней или даже большей брезгливостью.
- Я же предупредил насчет бродяжничества и прочего, - пробормотал, садясь на кровати.
- Это мелкие цветочки, - припечатал Клевер. - Что ты помнишь о своей матери?
- Ни-че-го! Неужели ты узрел там, - постучал указательным пальцем себе по голове, - как она кормит меня грудью?
- Хрен рассказал, что ты крепко сплелся с какой-то девчонкой, я же не увидел ни одной, которая хоть что-то значила бы для тебя. Получается, кой-какие воспоминания ты спрятал. Какие именно?
Три болота и одна лужа, это ж надо так вляпаться, хитроумный Перец! Про Корня-то я совсем забыл! Вернее, не про самого Корня, а про то, что он может рассказать о Малинке, поминал ведь ее этому Маку…
- Именно те, что касаются моей девочки. До нее айрам не должно быть никакого дела, говорил уже стражу-творящему, Маку.
- У вас с ней есть дети?
- Нет!
- Ты уверен? Может, она родила, пока ты был на галере. Или сейчас в ожидании?
- На ней чары, препятствующие зачатию! Она - дочь короля и не станет рожать абы от кого. Я, кстати, тоже отнюдь не мечтаю стать отцом. Да и какое отношение это имеет к моей памяти или дару?
- К твоему дару… - задумчивым эхом проронил Клевер.
Тут меня прорвало. Уж больно надоели все эти недомолвки, пренебрежние, напыщенная многозначительность. Наелся этого с Корнем, а потом вдобавок насмотрелся, как тот с высоты айровой добродетели фырчал на бедного Фенхеля, недавно потерявшего единственного близкого человека.
- Клевер, я отлично вижу, что ты смотришь на меня, будто на лягуху или еще какого гада. Чем я не угодил? Тем, что наполовину человек?
- Да как тебе сказать… - усмехнулся дед, но брезгливость притухла, будто ушла на дно глаз. - Нет, мы ничего не имеем против полукровок. Дело, пожалуй, главным образом, в том, что ты - мой внук, и я б хотел видеть в тебе умершего сына, а вижу его женщину чуждого племени, которую он, оказывается, любил, да еще превыше родной крови. Это неприятно, согласись.
- Ну, положим, соглашусь, что для тебя это неприятно, - я слегка опешил, никак не ожидав от сурового старца разговора о чувствах. - Хотя не вижу ничего плохого в том, что мужчина сильно любит свою женщину. И, кстати, почему ты так уверен в его любви к ней?
- В глубокой преданной любви действительно нет ничего плохого, особенно когда она освящена законами предков и служит на благо твоего народа. Тёрн пренебрег и законом, и долгом, и кровными узами. Это уязвляет вдвойне. А в его чувствах я уверен, ибо ребенок-полукровка получается похожим на мать лишь тогда, когда отец любит женщину настолько сильно, что хочет видеть в чаде ее продолжение, а не свое. Получается, не встреть Тёрн твою мать, вернулся б домой, познакомившись поближе с человечьим племенем. Но вместо него пришел ты, ничуть не похожий на отца, и, глядя на тебя, я вижу ту, которая отняла у меня сына.
Ну что я мог ответить старику? Да еще слова Вероники вспомнились… Дед продолжал:
- И от тебя разит чуждой, неживой, человечьей силой. Ума не приложу, как Изгородь тебя пропустила…
Тон и слова деда вновь разозлили. "Чуждой, неживой, человечьей…" Будто люди не разумные создания, мало отличимые от айров, а какие-то мерзкие твари. Ну, да, всякие попадаются, но в целом они не так уж плохи. Неужели все айры - праведники? Наверняка многие из людских слабостей (хорошо, пороков) и им не чужды. Хотя что я о них знаю? Может, чужды? А если так, скучно с ними должно быть. Да, наверное хорошо и спокойно, но как же скучно! Может, и отец, и Корешок поэтому ушли? Оно конечно, люди могут и прибить, и подлость какую сделать, но они же ни с того, ни с сего несказанно удивляют добротой и великодушием. Я точно знаю, всякого повидал, когда сопливым пацаном один остался. Только Клевер меня вряд ли поймет, даже если я попытаюсь объяснить.
- Через шаловливый лес на границе меня друг протащил, - огрызнулся я.
- Друг… - проворчал старик. - Тоже много о себе мнит. Меня ничуть не удивляет, что именно Хрен нашел семя отступника. Подобное тянется к подобному.
- Что за чуждая сила? - я решил не вдаваться более в обсуждение чувств и бедолаги Корня, а узнать поточнее о моем даре. - Когда она просыпается, я всегда вижу травы, целую огромную степь, колышущуюся под ветром. Разве айры не связаны с растениями? Тимьян возвращает мне силы, это ведь моя позель?
- Каждый айр-творящий связан со своей позелью и творит ее образом. Ты сам утверждаешь, что видишь целую степь разных трав. Что может сделать твой тимьян? Ну, допустим, море взбаламутит, если много лет дар не использовать, как и было с тобой. Ну, галеру попутно переломит. Раны исцелит - тут ему мало соперников. Но он не сможет прогнать огромную волну через три моря, не сможет порубить на кусочки стаю касов. Это работа ковыля, и не просто ковыля, а колышущегося под ветром. Да будет тебе известно, Тимьян, нам, айрам, не подвластны силы неживой природы - воды, воздуха, огня и камня, это вотчина человечьих колдунов. Почему же тебе подчиняется ветер? - Я молчал, хотя ответ напрашивался сам собой. Клевер не преминул его озвучить: - Полагаю, эту составляющую дара ты унаследовал от матери.
- Я правда ничего не помню о ней…
- Допустим. Я уверен, что твоя память была запечатана с какой-то целью. Скорее всего, чтобы обуздать дар, ибо он противоестествен. Тёрн отлично знал, что плодовитые любовные связи между творящими и человеческими колдуньями строжайше запрещены обеими сторонами, но по какой-то причине позволил тебе появиться на свет. Принимая в расчет твою внешность, это была любовь. Тут я еще могу оправдать его: дети наделенных даром не всегда наследуют его. Ты мог родиться обычным полукровкой, мог - полноценным творящим или, наоборот, человечьим колдуном. Но, как это часто случается, события развивались по наихудшему пути, и в моем внуке соединились возможности одареных айра и человека. Я уверен, что именно поэтому Тёрн запечатал твою память, как бы лишил тебя дара, а заодно и образа матери, которая, скорее всего, пыталась развивать твои ненормальные способности.
Клевер замолчал, видно, ждал, что я кинусь защищать матушку, выдав тем самым наш с ней сговор против всех добропорядочных творящих и колдунов, мне же нечего было сказать. Я совсем не помнил ее. Отцовские шуточки и наставления пару раз прорывались в сознание, а от матери - ничего. Ни прикосновения, ни запаха, ни обрывка колыбельной. Может, дед прав в своих измышлениях?..
- Ну, что молчишь?
- Мне нечего ответить. Могу еще раз повторить, что ничего не помню. Ах да, ты прав насчет ветра. Он действительно пробуждается, когда мне угрожает опасность. - Теперь пришла моя очередь помолчать. Клевер терпеливо ждал. - Раз я получился таким… ненормальным… ты не станешь помогать мне?
- Творящий не имеет права отказать в помощи, - вздохнул старый айр. - Но твой случай слишком опасен, я не могу, очертя голову, ринуться на поиски замкнутой памяти и выпустить ее. Подобный шаг способен нанести чудовищный вред Зеленям.
- Ты можешь вернуть память без вреда для меня? Человечий колдун сказал, только я сам…
- Ты сам или кто-то из владеющих даром близких кровных родичей, с твоего ведома и позволения. Так, как это сделал Тёрн. Чужое вмешательство убьет тебя.
- Что же мне делать? Я уже столько раз пытался и все впустую. Ты отказываешься и другим наверняка запретишь…
- Да уж непременно, - заверил Клевер. - И в сознание твое заглядывать никому не позволю, так что не лезь к творящим с подобными просьбами. - Тон был на редкость суровый, оставалось только радоваться, что любопытство Мятлика не раскрыто. - Вот что, внук, - чуть погодя продолжил дед уже помягче. - Оставайся-ка ты в Зеленях, познакомься с народом отца, дай узнать себя поближе. А там посмотрим.
- И сколько времени ты будешь меня рассматривать? - спросил я, с тоской думая о Малинке.
- Какая разница? Тебя никто не ждет, кроме какой-то девчонки. Со слов Хрена, ты видишься с ней каждую ночь, - проницательно усмехнулся дед. - Не вздумай свою занозу сюда протащить. Человеку не место в Зеленях.
- Интересно, чего еще он вам наболтал? Друг называется…
- Не сказал ничего сверх требуемого. Рогоз, его отец, весьма недоволен. Ты, как вижу, тоже. Хрену можно только посочувствовать - ох и трудно пытаться сохранять верность двум сторонам, - желчно заявил Клевер. - Потому-то творящим и запрещено иметь детей от колдуний.