* * *
- Ну, парень, силен… Не зря я насторожился, заметив, как лапуля на тебя поглядывает, - услышал бормотание, но глаз открывать не стал, узнав голос Корня. - Точно творящий… Это ж надо, такое светопреставление учинить… - и замолчал, гаденыш.
- Договаривай, Корешок, - проворчал я некоторое время спустя, поняв, что продолжение не последует. - Кто такие творящие? Жуки похлеще айров?
- Отведу к старейшинам, у них и спросишь, - буркнул приятель, видно, раздосадованный собственной болтливостью.
- А о каком светопреставлении речь? Я, кажется, с кандалами что-то сделал…
- Да кандалы и все остальное на фоне волн и переломленной, будто щепка, галеры как-то меркнут, - фыркнул мужик. - Не пойму только, чего так долго тянул? Обиделся, что я отказался к нашим вести? Или счет времени потерял от тоски по Малинке своей?
- Ни то, ни другое.
Ну вот, опять выставлять себя недоумком, объясняя, что получилось все случайно. А почему я так уверен, что у меня получилось? Может, это совпадение? Память-то так и не вернулась… Я попытался снова оказаться в степи, но, конечно, не преуспел, и со вздохом открыл глаза. Вверху полоскались ветви какого-то кустарника, названия которого я, по счастью, не знал (пока вполне хватало языкозаплетательного короставника, по-прежнему крутившегося в голове), сквозь них синело чистое небо. Эх, Корень, друг называется… Не мог на живот меня уложить или хоть на бок. Теперь спина точно загноится. Я осторожно сел и, как ни странно, не почувстовал ни малейшей боли. Неужто все так плохо? Взглянул на айра с укоризной, у того улыбка разъехалась от уха до уха.
- Я тоже страшно рад, что мы на свободе, но, три болота, Корень, дела-то наши не слишком хороши. Странно, что я не валяюсь в бреду. Спина, похоже, отнялась, боли совсем не чувствую.
- А чему там болеть? Шкура целехонька, даже шрамов не осталось. Я тебя, как из моря вытащил, на живот уложил, чтоб раны не тревожить. Караулить не мог - сон сморил. Проснулся, увидел, что ты лежишь кверху пузом, не стонешь, и перевернул скорей на бок. Испугался, думал, все, помер Перчик. Стал шею щупать, жилку искать, спросонья-то не сообразил, что раз патлы чуть не до плеч отросли, то не так ты прост, как кажешься.
- Патлы?.. - я провел рукой по голове, ожидая ощутить уже ставшую привычной щетину, и запутался пальцами в волосах. - Это еще что такое? Айровы штучки?
- Если бы, - с ноткой зависти протянул Корень. - У меня еще когда такие будут, - досадуя, потер бритую макушку. - Девчонки издали разглядят, что недавно с галеры, еще и за каторжника примут…
Кто о чем, а айр о девчонках. Мне, к примеру, страшно хочется пожрать и одежду раздобыть, хотя бы штаны. На женщин, правда, я еще до галеры стал по-другому смотреть, из-за Малинки. Вот ее б сейчас сюда, мысли о еде и одежде мигом улетучились бы… Три болота, Перец, а сам-то о чем?.. Любой человек ли, айр в здравом уме прежде всего задался б вопросом, почему у него исхлестанная до мяса спина вмиг зажила, и волосы отрасли.
- Корень, что со мной? - может, приятель хоть сейчас сжалится и объяснит, что к чему.
- А я знаю? - хмыкнул айр, пуская мои надежды пылью по ветру. - Ты раньше за собой ничего странного не замечал?
- Нет! Странно было только, что с бабами все легко удавалось. Если помнишь, я очень удивился, когда услышал, что мой отец - вашего племени, не человек. И ответь, наконец, толком, не увиливая: айры умеют отращивать волосы за одну ночь? Или раны заживлять?
- Обычные не умеют, зато творящие много чего могут.
- Творящие - это ваши колдуны?
- Вроде того.
Я запустил пальцы в волосы и порадовался, что не отрастил во сне бороду до пупа. Потер на всякий случай подбородок - а щетина-то будь здоров. Ну правильно, на галере нас последний раз дней пять назад брили.
- Слушай, Перчик, ты не мог бы еды какой сотворить, одежды, денег? Или перенестись куда-нибудь в знакомые места? - айр воззрился на меня с надеждой.
- Жаль тебя разочаровывать, Корешок, но нет, не могу. Сам бы хотел, да не знаю как. На галере у меня случайно вышло. Наверное, из-за того, что я совсем отчаялся и помирать собрался. А может, все это просто совпадение. Началось волнение, галера переломилась…
- …Кандалы сами собой лопнули, а здоровая, как гора, волна понесла нас с тобой в противоположную сторону от обломков и барахтающейся в воде команды. Скажешь, Хозяйка Небесная помогла, решив, что мы все грехи за время рабства искупили?
- Все выглядело настолько… сказочно?
- М-да-а… Прошлое-то так и не вспомнил? - Я отрицательно покачал головой. - Да, Перчик, все выглядело именно сказочно, очень подходящее словечко. Даже капитан проникся неправильностью происходящего, извини, опять же использую твое выражение (не припомню, к чему ты его употреблял, но в душу запало), и не отдал ни единой команды. Когда мы попадали в обычный шторм, мужик не терялся. К тому же я отлично расслышал, как ты бормотал под нос "ломайся пополам, гнилое корыто", "разрезать бы железо так, чтоб ногу не оттяпать", "подальше от этих опротивевших рож", и все так и получалось.
- Значит, Дёрен был прав, у меня и впрямь есть какие-то способности.
- Что за Дёрен?
- Малинкин знакомый колдун, я ж тебе рассказывал.
- А-а-а, да, смутно припоминаю. Ну, в способностях твоих я не сомневаюсь и к старейшинам отведу.
- И на том спасибо, Корешок, - улыбнулся я. - Получается, время на галере прошло не зря. Интересно, сколько его утекло?
- А вот мне гораздо интересней, где найти еды и куда нас занесло.
Занесло нас, похоже, в теплые края, ибо отсутствие одежды не ощущалось. Конечно, за бытность галерным рабом я привык большую часть времени проводить в чем мать родила, но спать голым бывало холодно, и я всегда натягивал на время отдыха полагавшийся каждому из гребцов грязный холщовый балахон, выкрашенный в ржавый цвет оттенка свернувшейся крови.
Трава кругом была пожухлой, листья куста, под которым мы сидели, наоборот, сочными, темно-зелеными. На такое я насмотрелся на Цветущих островах, где земля пестреет цветами только весной, а потом солнце высушивает почву, превращая буйное разнотравье в белесые ломкие заросли, и зеленеть остаются лишь колючки, кусты да деревья. Мысли о засухе напомнили о воде, и я почувствовал страшную жажду. Корень заметил, как дернулся кадык на моей шее, когда я с трудом сглотнул тягучую слюну, отдающую то ли морской солью, то ли собственной кровью.
- Здесь рядом ручей. Я уже напился. Сможешь встать?
- Конечно. Я ж здоров, как выяснилось.
Айр, уже поднявшийся, протянул мне руку. Что он со мной как с малышом или девчонкой? Будто сам не смогу. Я легко встал, не принимая помощи, но свет перед глазами вдруг померк и меня повело куда-то то ли вбок, то ли вниз…
- Хозяин Подземья и его свита, - пробормотал Корень, вовремя подставивший плечо и теперь чуть ли не тащивший меня на себе. - Может, ты и здоров, но слишком слаб. Здесь недалеко. Напьешься, глядишь, полегчает.
Айр дотащил меня до неширокого, но на удивление глубокого ручья, весело журчавшего и сверкавшего под солнцем, и усадил на берегу, привалив спиной к стволу дерева, корни которого омывали бурлящие струи. Потом зачерпнул воды и напоил из сложенных лодочкой рук. Тьфу, картинка со стороны должна быть до отвращения слащавая, да еще и двусмысленная, пожалуй.
- С чего это меня такая слабость обуяла? - спросил я, переводя дыхание и собираясь с силами, чтобы улечься на живот и припасть губами к потоку. - Ты вон не только на ногах держишься, но и меня таскаешь. В море ведь тоже на себе тянул?
- Понятное дело, тянул, - Корень зачерпнул воды и напился, потом плеснул себе в лицо. - Не бросать же соплеменника, к тому же творящего. Слабость только подтверждает, что крушение галеры и прочее - твоих рук дело. Сколько б у тебя сил не скопилось за те годы, когда ты о них и не подозревал, все они ушли на то, чтоб море взбаламутить. Хотя, может, и не все, - друг задумчиво взглянул на меня. - Ты ж не только спину залечил, но еще и патлы отрастил ого-го.
- Тебе завидно? - я не выдержал очередного упоминания о волосах, тем паче они меня жутко раздражали, постоянно залезая в глаза и щекоча шею. Да, раньше шевелюра была примерно такой же длины, и ничуть не тревожила, но на галере нас брили наголо, чтоб гребцы не отвлекались на вшей, и я отвык от волос. Отрастай они естественным путем, все происходило б постепенно, давая возможность приспособиться, а теперь - мучение одно. - Разживешься бритвой или хоть ножом острым, я с радостью их укорочу.
- Да успокойся, шучу я. Будь мы оба бритоголовыми, нас бы точно за беглых приняли.
Я, наконец, улегся поудобнее, превозмогая слабость, головокружение и помутнение зрения, и припал губами к воде. Из ручья пить было много приятнее, чем из ладоней Корня, хотя мужику буду благодарен по гроб жизни. Еще несколько дней назад, ворочая неподъемное весло, я подумать не мог, что скоро смогу утолить жажду свежей, живой, журчащей водой, которая будет подмигивать солнечными зайчиками и студить зубы до боли. Не удержался, и окунул голову в поток - кожу обожгло холодом, в ушах зашумело и гулко забулькало. Я вынырнул, отфыркиваясь, и перевалился на спину, по-дурацки улыбаясь во весь рот.
- Полегчало? - осведомился Корень.
- На душе - точно. А откуда ты знаешь, что эти ваши творящие слабеют после колдовства?
- Да это всем айрам известно! Чем сложнее задача, тем больше сил уходит. До сих пор помню, как первый раз, еще сопляком, творящего в деле видел. Он в нашем селении ствол возводил, так после еле на ногах держался. Идти смог, только когда из фляги своей отхлебнул, а так стоял, пошатывался. Ну, а поев, и совсем оправился.
- И чего он там хлебал?
И что за ствол возводил? Но это спрашивать и вовсе бессмысленно, Корешок снова старейшин поминать примется.
- А я знаю? Среди моих родичей творящих нет. Нам бы еды какой раздобыть, чтоб ты сам идти мог.
Я вздохнул и попытался сесть. К собственному удивлению, попытка увенчалась успехом, и напрягаться особо не пришлось. С волос на плечи и спину покатились приятно-холодные по царящей жаре капли, в животе булькнула только что выпитая вода. Три болота, до сих пор не верится, что мы свободны, что о проклятущей галере можно забыть, как о кошмарном сне. И, самое главное, теперь я знаю наверняка, что не просто какой-то там бродяга-жулик, а колдун, причем, наверное, неслабый. Волны-то в море поднял знатные. В голове мелькнули метущиеся под ветром травы, увы, не настоящие, всего лишь воспоминание, но и от него желудок ухнул словно в бездонную пропасть, а ноги неожиданно легко выпрямились. Корень поспешно вскочил, готовый подхватить, если что, но помощь не потребовалась, я уверенно стоял на своих двоих и даже умудрился сделать несколько шагов, которые привели меня на песок пляжа, простирающегося вправо насколько хватало глаз, слева упирающегося в не такой уж далекий скалистый мыс. Впереди расстилалось море, гладкое и ленивое, ближе к его кромке на берегу виднелись странные следы, будто пробежала гигантская многоножка. Хвала Небесной Хозяйке, сейчас наедимся!
- Корешок, помоги дойти вон до тех борозд, - указал рукой в нужную сторону.
- Ты знаешь, кто их оставил? Пока ты спал, я тут немного огляделся, ручей нашел, и узоры эти заметил, но побоялся подходить. Смахивает на огромную сколопендру.
- Сам ты сколопендра! - я опустился на колени, с наслаждением ощущая кожей тонкий горячий песок, и запустил в него пальцы. - Это следы морских черепах. Они просто так на сушу не вылазят, наверняка оставили на этом пляже кладки.
Услышав это, Корень тут же плюхнулся чуть поодаль и принялся шарить в песке. Очень скоро каждый из нас нашел по "гнезду", а потом мы пили и пили содержимое черепашьих яиц, пока не насытились, и вид кожистой скорлупы не начал вызывать тошноту. Тогда убрались с пляжа поближе к ручью и заснули.
* * *
Я проснулся от того, что мой нос упорно щекотали какой-то травинкой. Корешок, видать, на радостях совсем умом тронулся. Я ж не девчонка, чтобы меня вот так будить. Ладно, хоть поцеловать придури не хватило. Открыл глаза, намереваясь высказать другу все, что думаю о его шуточках, и увидел… Малинку! Лежит рядом в высокой степной траве, голова на согнутой руке, волосы растрепаны, будто со сна, одета в одну рубашку, в пальцах длинный стебелек душистого колоска. На губах улыбка, пытается казаться лукавой, а получается нежной.
Все понятно, это по-прежнему сон, но до чего ж приятный! Я смотрел на девочку, не веря своим глазам, боясь пошевелиться, чтобы не проснуться, не развеять видение. Со времени нашего прощания она мне ни разу не приснилась, и вот…
- Наконец-то ты изволил навестить меня хотя бы во сне, Перчик. Странное, впрочем, сновидение: сам-то ты дрыхнешь. Насилу добудилась.
Ее низкий воркующий голос ласкал слух, доставляя почти телесное наслаждение. Вечность бы лежал, глядел на нее и слушал, а она бы говорила, говорила…
- Так и будешь молчать? - (Ну что за настырная греза?) - Может, это и не ты вовсе?
- Кто же еще, Линочка? Конечно, я. - Сел, окончательно придя в себя. Малинка недовольно сощурилась от упавших на лицо солнечных лучей, быстро передвинулась и устроилась головой на моем голом бедре, глядя снизу вверх серыми глазищами. Так она выглядела ничуть не хуже. - Кстати, это ты мне снишься.
- И с кем ты сейчас спишь? - спорить не стала, задала вопрос по существу.
- С Корнем. Тьфу, не в этом смысле! - уж слишком ехидная улыбка показалась на губах сладенькой. - Один я сплю, просто твоя мечта храпит под тем же кустом, - набрался храбрости и осторожно провел рукой по малинкиным волосам.
- Моя мечта за два года не потеряла привлекательности? - лукаво усмехнулась девочка.
Два года! Я провел на галере целых два года! Хозяйка Небесная, я надеялся вернуться в Прибрежный самое большее через год, хотя бы на время, чтобы моя радость не позабыла, как нам хорошо вместе. Да за такой срок Малинка уж точно кого-нибудь нашла, с ее-то любовью к плотским утехам! Белокостного, ровню. Может, и мужа выбрать успела…
- Нет, Корешок твой еще лучше стал, - буркнул я и, дабы не сворачивать с внезапно ставшего привлекательным курса на ссору, спросил: - А сама-то с кем ночь коротаешь?
- О, с юным красавцем королевских кровей, - хихикнула девчонка. - Он ни за что не хотел отпускать меня, чуть ли не плакал, - лицо ее при этих словах стало необычно мягким. Я никогда не видел у Малинки подобного выражения, даже не думал, что она может становиться такой… - Хозяйка Небесная, Перчик! - сладенькая быстро села и обняла меня. - Ты все такой же глупый! Я осталась на ночь у племянника. Его мать скоро выйдет замуж за одного из дядиных сыновей, а ложе делят они уже сейчас. Малыш не привык быть один и нянюшек не жалует. Приходится мне сидеть с ним по вечерам, иной раз я так и засыпаю рядом - он такой уютный…
- Шутница…
- Я по-сумасшедшему рада тебя видеть, пусть хоть во сне, вот и болтаю глупости, - прошептала, так знакомо утыкаясь мне в шею. - Почему ты не снился мне раньше, вреднюга-айр?
- Не знаю. И не понимаю, почему приснился сейчас, - увидел, как меняется ее мордашка, и поспешил добавить: - Я тоже страшно рад такому… ощутимому… сну, - плюнул на все свои страхи, покрепче стиснул мою девочку в объятиях и приник к ее устам, как немногим раньше припадал к бурливым струям ручья. Ощутил то же самое - жизнь и разрывающую грудь радость, на сей раз еще более острую: ведь ручей не целовал меня в ответ, а земля не пыталась прижаться сильнее.
Я чуть отстранился, ощутив жгучую потребность рассмотреть Малинку. Сколько раз на галере вспоминал ее, рисовал перед мысленным взором, а теперь могу безо всяких усилий переводить взгляд с глаз на губы, с лица на грудь, и совсем не нужно напрягать память или воображение. К моему удивлению, я увидел вовсе не тот облик, что остался в памяти. Девочка повзрослела. На осунувшемся, чересчур бледном лице поселилось жесткое властное выражение, раньше мелькавшее лишь изредка, под глазами залегли тени. Малинка похудела, об этом говорили не только глаза, но и руки, обнимавшие ее. Но мой любимый носик оставался таким же задорным, а обосновавшиеся на нем веснушки - яркими. Значит, она послушалась меня и не стала их прятать…
- А ты изменился, - с удивлением озвучила мои мысли девочка, в свою очередь разглядывая меня. - Возмужал, вон, даже плечи раздались, и руки стали мускулистыми. Ты, конечно, и раньше не был слабаком, - спохватилась она, я лишь усмехнулся, вспомнив ее прежние нелестные отзывы о моей внешности, - но теперь это сразу в глаза бросается. - С удовольствием провела ладонью по моей руке, от плеча до запястья. - Хозяйка Небесная, ну и мозоли! - принялась ощупывать ладонь. - Не похоже, что от меча. Чем же ты занимался? Загорел дочерна…
- Мозоли от весла. Я был рабом на галере. Как теперь выяснилось - два года. Времени на загар хватило. - Малинка шире распахнула глаза и не находила, что сказать. Может, теперь, наконец, я стал ей противен? - Это не сон, Линочка. Или не обычный сон. Ты тоже не такая, какой осталась в памяти. Может, поэтому я тебе и не снился. Что за радость созерцать, ощущать и обонять немытого галерного раба с исполосованной спиной?
- Но теперь ты свободен? Ты вообще жив?! - она с лихорадочным беспокойством принялась тормошить меня, ощупывать, осматривать. - Спина у тебя совершенно целая…
- Жив-жив и свободен, не волнуйся, - ухмыльнулся я, успокоенный (все-таки не опротивел!) - Спина, да, целая, но это отдельная история, как и мое освобождение. Я как-нибудь расскажу, а пока, раз уж нам повезло встретиться в столь осязаемом сне… - глянул с ехидцей, - поможешь проверить, в порядке ли самое главное?
- Неужто вы с Корнем еще не проверили? - мерзавочка не упустила возможности сказать двусмысленность, но я быстро закрыл рот сладенькой поцелуем, одновременно разрывая на ее спине рубашку…