- Считай, что я даю их тебе в долг, - сказал Фредди. - Прежде всего, Рей, тебе нужна новая одежда.
- Вы собираетесь меня уволить? - поинтересовалась Рей.
Им с Джессапом удалось скопить четыре тысячи долларов - чековая книжка на эту сумму лежала в буфете, под горой вилок и ложек. И если бы Рей действительно пришлось рожать и если бы Фредди ее уволил, она достала бы эти сбережения, чтобы заплатить за больницу.
- Я вовсе не собираюсь тебя увольнять, - сказал Фредди, - Но, честно говоря, вся эта история с беременностью меня слегка выбила из колеи.
- Меня тоже, - согласилась Рей.
- Мне вот что хотелось бы знать, - заметил Фредди. - Где этот твой наемный убийца? Сейчас тебе нельзя быть одной.
- Я не возьму ваши деньги, - твердо заявила Рей.
- Да брось! К тому же у меня процент меньше, чем в банке.
Рей не смогла сдержать смех.
- Я серьезно, - сказал Фредди. - Это мой подарок.
Понимая, что Фредди ее просто жалеет, Рей тоже стало себя жалко. Она положила на стол палочки для еды и стала смотреть, как Фредди выписывает чек, не в силах его остановить, не в силах признаться, что никакого ребенка у нее не будет. Ну почему они с Джессапом не уехали из Калифорнии?! Все тогда было бы по-другому. Ведь хотели же они потратить свои сбережения, чтобы поселиться на Аляске. Разговоры об этом всегда заводил Джессап.
- Эта страна мала для меня, - поделился он с Рей как-то раз ночью.
- Правда? - спросила она, стараясь скрыть насмешку.
- Да, - ответил Джессап. - Здесь все какое-то затасканное, засиженное. Здесь нет простора, свободы.
- А как насчет Аляски? - поддразнила его Рей. - Там тоже нет простора?
Увидев его взгляд, она подумала: "Вот дерьмо, а ведь он не шутит".
- А что, можно подумать, - протянул Джессап. - Неплохая идея, даром что твоя.
- Только не на Аляску, - выпалила Рей.
- Знаешь что, - произнес Джессап, - давай это просто обсудим - и все.
Они лежали в постели, и Рей обняла его.
- Хорошо, - согласилась она. - Только обсудим, но учти, я туда не поеду.
Теперь она жалела о своих словах. Если бы они уехали на Аляску, то остались бы вдвоем, остались бы вместе. Снег заметал бы их хижину до самой крыши, а по ночам все вокруг покрывалось бы голубым инеем: ледники, белые волки, совы, живущие под карнизом. Ребенок, родившийся на Аляске, был бы таким здоровым, что сам потянулся бы к тебе, едва появившись на свет.
- Думаю, мне пора идти, - сказала Рей.
Придя домой, Рей распахнула в квартире все окна. Внезапно она почувствовала тоску по Бостону, и, хотя терпеть не могла зиму, ей захотелось вдохнуть чистого и холодного ноябрьского воздуха.
Как-то раз во вторник, после школьных каникул по случаю Дня благодарения, Рей сидела на кухне и пила кофе, когда туда вошла Кэролин в пальто из верблюжьей шерсти и черной вязаной шапочке.
- Слушай-ка, - сказала Кэролин, - не ходи сегодня в школу.
Рей вопросительно взглянула на мать, но та не стала ничего объяснять. Они по-прежнему не общались друг с другом, а говорили только при необходимости: скажем, "передай масло", или "передай мне соль", или "тебе звонят". Но в тот день у Рей была контрольная по математике, а еще, возможно, сложный тест по французскому.
- Хорошо, - ответила Рей.
Они поехали в центр города, в Музей изящных искусств. Поставив машину на стоянку, Кэролин, прежде чем выключить зажигание, обернулась к Рей и сказала:
- Я подумываю о том, чтобы записаться в какую-нибудь школу. Может быть, даже юридическую.
Это Рей уже слышала.
- Записывайся, - бросила она.
- Не знаю, получится ли у меня, - засомневалась Кэролин.
- Тогда зачем об этом говорить? - огрызнулась Рей.
- Знаешь, в чем моя проблема? - спросила Кэролин. В машине становилось холодно, и Рей заерзала на сиденье. - Я всегда боялась, что останусь одна.
- Правда? - равнодушно отозвалась Рей.
- А теперь я вижу, что ты повторяешь мою ошибку. У тебя с Джессапом будет то же самое, что было у меня с твоим отцом.
- Господи боже, ну не начинай ты опять! - взвилась Рей. - Пошли лучше в музей.
Выйдя из машины, она захлопнула за собой дверь и, пройдя вперед, остановилась возле входа в музей. Осматривая древнегреческие руины, Рей старалась держаться подальше от матери, чтобы не возвращаться к прежнему разговору.
- Извини, - сказала, наконец, Кэролин, когда они проходили зал японских кимоно. - Я не хотела тебя обидеть. Просто я вижу, как ты бегаешь за своим Джессапом.
- Вовсе не бегаю, - возразила Рей.
- Ну, ходишь, какая разница, - заметила Кэролин. - Но учти, когда он разобьет тебе жизнь, я уже ничем не смогу тебе помочь - тогда уж ко мне не обращайся.
В зал вошла молодая пара и прошла мимо Кэролин и Рей. Та отодвинулась от матери. Кэролин подошла к следующей витрине с кимоно. Над ним трудились более двадцати женщин - по розово-золотому шелку были разбросаны ветви ив и водяные лилии.
- Я лишь однажды не чувствовала себя одинокой, - разоткровенничалась Кэролин, - когда была беременна. Когда ты родилась, я уже и представить себе не могла, как жила без тебя. Как мне удалось выжить? Кого я любила?
В сувенирной лавке перед выходом из музея Кэролин, несмотря на протесты Рей, купила ей подарок - постер с картиной Моне, изображающей водяные лилии, которые после японских кимоно почему-то показались Рей примитивными.
- Прекрасно подойдет для твоей комнаты, - шепнула Кэролин Рей, пока продавец заворачивал постер в коричневую бумагу.
Рей кивнула, вежливо поблагодарила мать, хотя знала: они с Джессапом скоро уедут и постер с картиной Моне так и останется висеть в ее опустевшей комнате.
Когда они вышли из музея, было четыре часа. Начинало смеркаться. Рей, держа постер под мышкой, сунула руки в карманы. Если бы она пошла в школу, то уже давно была бы дома и, глядя в окно, ждала бы Джессапа.
- Не знаю, почему так, но в ноябре пахнет дымом, - сказала Кэролин. - Может, я сошла с ума, но мне этот запах ужасно нравится.
Глубоко вдохнув, Рей поняла, что мать права: воздух был восхитителен. Внезапно Рей почему-то захотелось взять мать под руку, чтобы дотронуться до пальто из верблюжьей шерсти, которое Кэролин каждое лето убирала в кедровый шкаф. Но они уже подошли к машине, и Кэролин, что-то напевая себе под нос, искала в кармане ключи. Рей почувствовала тяжесть в груди и несколько раз глубоко вздохнула. Пока Кэролин открывала машину, Рей, вдыхая голубой дымный воздух, думала о том, почему ей вдруг стало жаль свою мать и почему одной прогулки по Музею изящных искусств оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя такой потерянной.
В Массачусетсе Рей видела из окна каштаны, белые звезды, облака, набегающие на луну. Здесь, в Калифорнии, из окна кухни ей была видна лишь часть улицы. Собаки не уходили, она это чувствовала. С наступлением жары их стаи бродили вокруг домов в поисках воды и костей. И точно: прижавшись лицом к оконному стеклу, Рей ясно увидела во дворе крупного черного Лабрадора. Она быстро опустила жалюзи. Ночью, в десять минут первого, Рей позвонила Лайле Грей.
- Вы с ума сошли? - возмутилась Лайла, когда Ричард передал ей трубку. - Да как вы смеете звонить мне в такой час?! И вот что я вам скажу - больше я вам гадать не буду. Вы меня поняли?
Ричард сел на постели, прислушиваясь к разговору.
- Не обращай внимания, - сказала ему Лайла. - Спи.
- Дело вот в чем, - медленно произнесла Рей, словно не слыша Лайлы, - мне кажется, с моим ребенком что-то случилось.
Лайла откинулась назад, прижавшись головой к деревянному изголовью кровати. Внезапно у нее пересохло во рту.
- Не спрашивайте меня почему. Я в этом не разбираюсь, - сказала Рей. - Просто знаю: с ним что-то не так.
- Вам нужен мой совет? - спросила Лайла.
Ее била дрожь. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Ричард повернулся на другой бок и перестал на нее смотреть. Тот неподвижный ребенок - знак на чайных листьях в чашке Рей - никак не хотел исчезать.
- Идите к врачу, - посоветовала Лайла.
- Я не могу, - быстро ответила Рей.
- Завтра, как только встанете, позвоните гинекологу и запишитесь на прием, - велела Лайла.
Рей не ответила. Подняв жалюзи, она смотрела на черную собаку, которая, растянувшись во дворе, видимо, собиралась провести здесь ночь.
- Вы меня слушаете? - спросила Лайла, чувствуя, как ее голос дрожит от ужаса.
Чтобы успокоиться, она схватила Ричарда за руку, и их пальцы переплелись.
- Да, - ответила Рей.
- И прошу вас больше мне не звонить, - потребовала Лайла.
- Вы меня ненавидите. Я угадала? Звонить незнакомому человеку в столь поздний час - это, конечно, было слишком. В такое время матери поднимаются в детскую, чтобы успокоить детей, которым снятся кошмары. Они прижимают к себе своих сыновей и дочерей, гладят их по волосам и убаюкивают, чтобы те поскорее уснули.
- Вызовите врача, - мягко сказала Лайла.
- Хорошо, - согласилась Рей.
- Вот и умница, - похвалила ее Лайла.
Повесив трубку, Рей никак не могла успокоиться. Наутро она стала звонить в ближайшую клинику, но ее голос звучал так хрипло, что ей пришлось говорить шепотом. Рей сказали, что врач примет ее в тот же день. Сидя в приемной, она пыталась представить себе, что Джессап сидит рядом с ней, хотя прекрасно знала, что он никуда бы не пошел. Она уже собралась уходить, когда появилась медсестра и назвала ее имя, а потом повела в маленькую комнатку, чтобы взять анализ крови. Рей не волновалась до тех пор, пока не вошла в кабинет врача. Им оказалась женщина, причем весьма молодая, и Рей поняла, что пришла зря.
- Мне кажется, я пришла не вовремя, - сказала Рей.
- Правильно, - ответила врач. - Вы должны были прийти еще два месяца назад.
Рей разделась, надела бумажный балахон и легла на смотровой стол. Во время осмотра она лежала, закрыв глаза, и когда врач сказала, что с ней все в порядке, Рей решила, что попала к полной дуре.
Отвечая на вопросы для заполнения медицинской карты, Рей чувствовала, что начинает замерзать. Да, это к лучшему. Она не станет матерью-одиночкой, такая у нее судьба. И если уж ей суждено потерять ребенка, то сейчас самое время, пока он не начал шевелиться, пока она не почувствовала, как он поворачивается во сне.
- Что-то не так? - спросила врач, которая в это время подробно расписывала Рей, как ей теперь нужно питаться и какие принимать витамины. - Похоже, вам это совсем не интересно.
- Как долго вы работаете врачом? - спросила Рей.
- Четыре года. Вам этого достаточно?
- Да-да, вполне, - ответила Рей, слегка смутившись. - Просто вы кое-чего не заметили. Мой ребенок мертв.
- Понятно, - произнесла врач. - Вы в этом уверены?
Рей ужасно замерзла. Ей даже показалось, что у нее начала стынуть кровь. Присмотревшись, она увидела, что ее руки и ноги слегка покраснели.
- А вы считаете, что нет? - спросила Рей. - Думаете, я ничего не понимаю?
- Ложитесь, - велела врач.
Рей поняла: сейчас ее вскроют, сейчас эта докторша запустит руки в ее тело и вытащит оттуда ребенка, а потом зашьет, будто ничего и не было.
- Знаете, вы лучше ко мне не прикасайтесь, - запротестовала Рей.
И не узнала собственного голоса. Это не мог быть ее голос. Врач подкатила к столу какую-то высокую металлическую машину. Но только она собралась начать осмотр, как Рей решительно заявила:
- Не прикасайтесь ко мне!
Нет, все-таки это был ее голос. Господи, да она почти визжала. Она была в ужасе не оттого, что ее будут вскрывать, а оттого, что все это произойдет именно сейчас. Вот сейчас начнется операция. Сейчас она потеряет ребенка.
- Не понимаю, чего вы так испугались, - удивилась врач. - Я просто хочу послушать биение сердца вашего ребенка.
Рей чуть было не расхохоталась. Эта женщина что, думает так ее успокоить? Слушать, как бьется сердце, которое молчит?!
- Ну как, можно начинать? - спросила врач. Бросив на нее холодный взгляд, Рей пожала плечами. Откинувшись на спину, она закрыла глаза.
- Этот прибор усиливает звук, - объясняла врач, намазывая живот Рей каким-то гелем.
Лежа с закрытыми глазами и отчаянно замерзая, Рей вспомнила, как они с Джессапом однажды зимой ездили на автобусе в Рокпорт. Гавань была покрыта льдом, но в доках, куда они пришли, было слышно, как подо льдом бьется вода. Наклонившись, они стали смотреть вниз и увидели, что лед шевелится вместе с водой.
- Вот, послушайте, это плацента, - сказала врач.
- Если б я жил в этом городе, то точно бы свихнулся, - заявил тогда Джессап. - Ну как можно спать, когда тебе в уши постоянно дудит этот чертов океан?
- А мне здесь нравится, - заявила Рей.
Это был один из тех редких случаев, когда она не согласилась с Джессапом. И сразу почувствовала на себе его внимательный взгляд.
- Ну, может, к шуму привыкаешь, если слушаешь его каждую ночь, - наконец нехотя согласился он.
- Кажется, я его нашла, - произнесла врач.
- Я ничего не слышу. - Рей открыла глаза и приподнялась на локтях.
- Слушайте, - велела врач.
И тут Рей его услышала, а услышав, начала плакать.
- Вот он, - сказала врач. - Ваш ребенок.
На Рей обрушилось что-то внезапное и яркое, как молния, только в тысячу раз пронзительнее и совершеннее. Казалось, сердце ребенка стучит откуда-то издалека. Тогда Рей напомнила себе, что стук доносится из ее собственного тела. И она бы точно солгала, если бы сказала, что до этого ребенка ей нет никакого дела. Когда аппарат был выключен и Рей перестала слышать стук сердца своего ребенка, она села на столе и расплакалась. Затем, извинившись, встала и оделась. Рей заполнила медицинскую карту и поехала домой, но с того момента стала ломать голову над одной тайной: как такая хрупкая конструкция, как человеческое тело, может носить в себе два сердца и при этом ничего не чувствовать?
Менее чем через месяц Рей обнаружила, что после работы может провести весь вечер в любимом кресле Джессапа за чтением книги доктора Спока и при этом не потерять к ней интереса. Она начала учить новый, незнакомый для нее язык: "колики", "чепчик", "грудное молоко"… Каждую ночь Рей просыпалась ровно в три часа - для тренировки. Она квартами покупала молоко и пила фиточай. Когда ее одежда перестала застегиваться на животе, она отказалась от секонд-хенда. Вместо этого, сняв со своего банковского счета двести долларов, она отправилась в отдел товаров для новорожденных в магазине Буллока и там за сорок пять минут истратила больше, чем за последние пять лет. Когда продавщица протянула ей две огромные сумки, Рей уже так обессилела, что, с трудом забравшись в свой "олдсмобиль", уронила голову на руль. И вот там, на стоянке, Рей впервые почувствовала, как шевелится ее ребенок. От неожиданности она вскинула голову и замерла, ожидая, когда толчки повторятся. Она-то думала, что ребенок станет лягаться, но вместо этого ощутила какое-то слабое трепыхание, словно внутри захлопали чьи-то легкие крылышки. Когда это повторилось, Рей поняла, что чувствовала толчки ребенка уже в течение нескольких недель.
- О господи! - простонала Рей, сидя в "олдсмобиле".
Все было именно так: ребенок начал шевелиться.
Рей решила рожать традиционным способом и обсудила это со своим врачом. Но когда встал вопрос о том, кто будет помогать ей готовиться к родам, Рей солгала, сказав, что ее муж находится в деловой командировке - уехал продавать покрышки для грузовиков. Все это было так не похоже на Джессапа. Рей даже на мгновение подумала, что сделала ему больно. Она представила себе, как он сидит в трейлере "фольксваген", загруженном огромными автопокрышками, и… отправила его в Небраску, где оставила с проколотой шиной и полным отсутствием автопокрышек, подходящих для его автомобиля.
Первым, к кому обратилась Рей, был Фредди, но тот, явно испугавшись, наотрез отказался от роли тренера и даже боялся с Рей разговаривать. Дело кончилось тем, что он предложил ей деньги, на которые она смогла бы нанять себе хорошего тренера, и очень удивился, когда Рей их не приняла.
- Вы - другое дело, - объяснила Рей. - Вам платить не надо, поскольку вы взяли бы на себя эту роль добровольно.
- Ну, уж нет, - сказал Фредди. - Можешь мне поверить. Добровольно я на это не пойду. Рей, я даже слышать не могу о всяких родах. Даже фотографии видеть не могу. Ты такого хочешь тренера?
Рей собралась было обратиться к своей соседке - актрисе, с которой в свое время договорилась ходить в прачечную самообслуживания, чтобы не сидеть там по вечерам в одиночку. Но когда Рей, встретив ее возле почтового ящика, заговорила об обычных родах, соседка страшно перепугалась и сразу заявила, что не в силах даже переступить порог лечебного заведения, а если ей когда-нибудь придется рожать, то делать это она будет у дверей больницы.
Таким образом, у Рей остался только один человек, к которому она могла обратиться за помощью: Лайла Грей.
- Как трогательно, верно? - спросила Рей, когда позвонила Лайле и объяснила ей ситуацию. - Что мне приходится просить именно вас.
"Ну, нет, - подумала тогда Лайла, - бывает куда хуже. Например, когда ты поднимаешься по темной лестнице, и у тебя начинают отходить воды, и тебе некому помочь, и у тебя больше нет сил идти дальше". Правда, иногда Лайле нравилось думать о том, что и Хэнни в тот момент было так плохо, что и она не знала, куда деться от боли.
- Разве вам больше некого попросить? - поинтересовалась Лайла. - Какую-нибудь подругу?
- Если бы у меня была подруга, думаете, стала бы я вам звонить? - сказала Рей.
- Я же просила вас больше мне не звонить, - ответила Лайла, но голос ее звучал уже менее уверенно.
Если бы тогда она решилась войти в ресторан на Третьей авеню, то не оказалась бы в той кошмарной душной спальне совсем одна, скрючившись на постели, которая была ей мала уже с двенадцати лет. Вместо этого она рожала бы в доме Хэнни, а потом еще несколько дней провела бы в постели, и ей приносили бы горячий чай и тонкие тосты, и ей не нужно было бы вставать, и ее дочь была бы рядом с ней, и она смотрела бы, как ребенок спит.
- Вы подумайте, - сказала Рей. - Я ведь больше ни о чем не прошу.
В течение двух недель Лайла только об этом и думала, но звонить Рей не стала. Она просто не могла сказать ей "нет", хотя прекрасно знала, что это такое - находиться одной в комнате, где нет ничего, кроме темноты, которая окружает тебя со всех сторон и душит, забивая тебе горло при каждом вздохе. Тогда ее спас свет, который хлынул в ее темную комнату из коридора. Лайла до сих пор чувствовала этот свет на своей коже, слышала каждый шаг кузины, которая подошла к ней, мягко обняла за плечи и помогла забраться в постель.