Чарльзу не верилось, что Мариэлла ни разу не сказала мужу правду. Они-то друг другу говорили все. Делились любыми секретами. Но, с другой стороны, что было скрывать в восемнадцать лет? В тридцать - совсем другое дело.
- Чарльз, он ничего не знает о нас. Зачем? В самом деле, зачем говорить ему, что двадцать шесть месяцев она провела в лечебнице для душевнобольных, ожидая смерти… призывая смерть… вскрывала вены… пила таблетки… топилась в ванне… Зачем говорить ему о таком? Чарльз знал, он оплачивал счета из санатория… Она в конце концов оправилась.
- А ты ему скажешь, что сегодня видела меня? Ему была интересна ее жизнь, их жизнь. Что у них за семья, если она ничего ему не сказала о прошлом? Любит ли она его, а он ее? Теперь, после стольких лет, она с такой легкостью сказала "я тебя люблю", а Чарльз ей поверил. В ответ на его вопрос она покачала головой.
- Как я могу сказать, что видела тебя, если он не знает, что ты был когда-то в моей жизни? - Она оставалась спокойной и красивой. Она совсем не волновалась, и Чарльз не понимал почему.
- Ты любишь его? - Он в это не верил, но хотел знать наверняка.
- Конечно. Он мой муж.
Нет, она уважает его, она благодарна ему. Но она никогда не любила его так, как любила Чарльза, и никогда не сможет его полюбить. Более того, ей это не нужно. От такой любви бывает слишком много боли, а ей уже не хватает мужества. Она взглянула на часы, потом снова на Чарльза и сказала:
- Я должна идти.
- Зачем? Что случится, если ты не пойдешь домой и мы будем вместе? Он выговорил эти слова.
- Ты не переменился. Ты все тот же, каким был тогда, в Париже, когда уговорил меня бросить родителей. - Она улыбнулась этому воспоминанию, и он улыбнулся в ответ.
- Тогда тебя было легче убедить.
- Тогда все было легче, ведь мы были моложе.
- Ты не стареешь. - Это не правда, она знала в глубине души, что это не правда.
Она поплотнее запахнула шубу, натянула перчатку, и Чарльз сделал шаг к выходу из собора.
- Я хочу с тобой еще раз увидеться до отъезда. Она вздохнула и опять повернулась к нему.
- Невозможно, Чарльз.
- Если не решишься, я приду к вам домой и позвоню в дверь.
- Да, ты на это способен. - Она засмеялась, несмотря на то что сегодня печальный день и именно общая печаль привела их сюда.
- О, ты потом долго будешь объяснять мужу, что к чему!
От одной мысли об этом у нее едва не разболелась голова.
- Ты знаешь, где я. У отца. Звони. Или я сам позвоню.
Прошло семь лет, и вот он стоит перед ней, едва ли не угрожает, и как же он при этом красив!
- А если я не позвоню?
- Я разыщу тебя.
- Я так не хочу, - ответила она серьезно и не улыбнулась, когда он заговорил:
- Я ни за что не поверю, что ты этого не хочешь. Прошло много времени, и мы не можем просто так… Мариэлла, я не могу позволить тебе просто так уйти. И не позволю. Извини.
В его лице угадывалось безрассудное отчаяние, странная, почти безнадежная решимость.
- Я знаю.
Она взяла его под руку, и они вышли из собора, и в эту же самую секунду шофер Малкольма прошел в боковую дверь. Этот час он провел в соборе, наблюдая за ними. Сегодня у него нашлось развлечение. Впрочем, открытие его не очень удивило. У Малкольма тоже была своя жизнь, а она - красивая молодая женщина. Красивая, и боится чего-то, это ему известно. Всех боится, в первую очередь собственного мужа. Интересно, кому из них стоит рассказать о своих наблюдениях - самой миссис Паттерсон? Или сначала ее супругу?
Чарльз и Мариэлла медленно спускались по ступенькам, она держала его под руку, а он прижимал ее к себе.
- Если не хочешь встречаться, не буду тебя принуждать, но только я хотел бы увидеть тебя еще раз перед отъездом.
- Зачем тебе?
Она посмотрела ему прямо в глаза, а он ответил так, как он только и мог ответить:
- Затем, что я все еще люблю тебя. Она отвернулась. В глазах ее стояли слезы. Она не хотела его любить, не хотела, чтобы он ее любил, зачем ей эти воспоминания, терзания, эта боль. Она опять подняла глаза.
- Я не смогу тебе звонить.
- Все ты сможешь, стоит только захотеть. И вообще, делай что хочешь, все равно я… Тебе, наверное, трудно…
Он оглянулся на собор, потому что опять вспомнил, какой сегодня день и почему они здесь, потом опять посмотрел на нее. В глазах у него слезы, у нее тоже. Она с усилием кивнула.
- Да, все так же трудно. Ничто никуда не делось.
Да и не денется, она это сейчас поняла. С этим придется жить дальше, с этой непрекращающейся болью. И опять она посмотрела на него.
- Ты меня прости… - Эти слова она хотела ему сказать давным-давно, сказала только теперь, но какая разница?
Он покачал головой, еще раз запахнул поплотнее шубу и наконец отпустил. Взглянул в последний раз на нее и пошел не прощаясь своей дорогой, вверх по Пятой авеню. Не мог он с ней проститься. Она долго-долго смотрела на него, а шофер уже открыл дверцу машины. Прошло несколько минут, Мариэлла уже сидела и думала про Чарльза… о давно ушедшей жизни, которой не будет больше… об Андре. Машина ехала по направлению к дому.
Глава 2
Патрик, шофер Малкольма Паттерсона, поехал от собора по Пятой авеню, но Мариэлла не увидела Чарльза по дороге. Они без приключений доехали до 64-й улицы, до дома, в котором Мариэлла прожила с Малкольмом шесть лет. Дом располагался между Мэдисон-авеню и Пятой авеню. Это был очень красивый дом. Но для Мариэллы он так и не стал родным. Хозяином в нем был только Малкольм. С самого начала силы стали изменять ей в этом доме. Дом был прекрасно оборудован, обслуживал его немолодой штат прислуги. Этот дом принадлежал еще отцу Малкольма. Малкольм относился к дому почти как к памятнику покойным родителям. Повсюду попадались бесценные для него реликвии. Сам Малкольм мало что изменил в доме, разве что привозил сувениры, он всегда много путешествовал. Иногда Мариэлла чувствовала себя музейным экспонатом, который можно обозревать, но трогать его руками не полагается. Это как кукла, которую ставят в шкаф, все ею восторгаются, но играть с ней не дают никому. Слуги почти всегда обращались с ней почтительно, но неизменно давали понять, что работают они не у нее, а у ее мужа. Многие из них служили в доме давно, и Мариэлла чувствовала, что почти не знает их, хотя прожила с ними шесть лет под одной крышей. Малкольм всегда требовал, чтобы она соблюдала дистанцию со слугами. Она так и делала. Во взаимоотношениях слуг с миссис Паттерсон не было тепла. С самого начала Малкольм не позволял ей менять уклад дома. Дом по-прежнему безраздельно принадлежал ему, все в доме делалось согласно его желаниям, и, если бы ее распоряжения разошлись бы с требованиями Малкольма, ее мнение попросту проигнорировали бы. Всех слуг Малкольм нанимал сам, по большей части в Англии, Ирландии и Германии. Ему почему-то чрезвычайно нравилось все немецкое. В молодости он учился в Гейдельбергском университете и знал немецкий язык превосходно.
Мариэлла предполагала, что прислуга не относится к ней как к полноправной хозяйке оттого, что в свое время она сама работала у Малкольма. Вернувшись в 1932 году из Европы, она не смогла найти работу. Еще не было видно конца Великой депрессии, без работы оставались даже мужчины с хорошими дипломами, а у нее не было абсолютно никакой профессиональной подготовки. Ей раньше не приходилось устраиваться на работу, а родители не оставили практически ничего. Ее отец разорился в двадцать девятом во время всеобщего краха, это и ускорило его конец. Он был слишком стар, чтобы начать все сначала. Вскоре ему отказало сердце, но еще раньше сломался его дух. У его вдовы ничего не осталось, всего несколько сот долларов, через полгода она умерла. Тогда Мариэлла еще была в Европе, и Чарльз занялся продажей дома, чтобы она смогла выплатить долги. Она была очень больна тогда и не могла сама о себе позаботиться, а когда она неожиданно появилась в Нью-Йорке, у нее не было ничего, не было даже квартиры. Она остановилась в гостинице в Ист-Сайде и немедленно начала искать работу. В кармане у нее лежали две тысячи долларов, взятые взаймы у Чарльза. Она не позволила ему дать ей больше. Она осталась совершенно одна. Малкольм спас ее в самом прямом смысле слова. До сих пор она глубоко признательна ему за это и никогда не забудет его доброту.
Стоял холодный февральский день, когда она вошла в его кабинет, и его приветливая улыбка показалась ей лучом солнечного света, пронизавшим окружающий мрак. Она пришла к нему, потому что знала его как друга отца, потому что надеялась, что он подскажет ей что-нибудь насчет работы - может, кому-нибудь нужна компаньонка, знающая французский язык. Она умела только рисовать и говорить по-французски, причем не рисовала уже давно. Навыков, необходимых для секретарши, у нее не было и в помине, но, поговорив с ней около часа, он принял ее на работу и даже оплатил гостиничные счета. Впоследствии она сделала попытку вернуть ему деньги, но он не пожелал и слушать о них. Он представлял себе, в какой она ужасающей нужде, и ему было приятно оказать услугу.
Она быстро освоилась и стала исполнять работу помощницы старшего секретаря. Старшим секретарем была англичанка, которая Мариэлле не слишком симпатизировала, но держалась с ней корректно. Никто не удивился, когда некоторое время спустя Малкольм начал приглашать Мариэллу на ленч, а потом они часто и ужинали вместе. Время от времени он стал появляться с ней на всякого рода светских мероприятиях. И каждый раз Малкольм мягко предлагал ей купить новое платье, причем в том магазине, где он был знаком с администрацией. Сначала ее это смущало. Она не хотела сближаться с ним, боялась поставить себя в ложное положение. Конечно, он был к пей добр, внимателен, неназойлив. Так, он никогда ничего не выпытывал о ее прошлой жизни, не спрашивал, почему она шесть лет провела в Европе и почему так внезапно вернулась. К ее удивлению, ей было с ним легко. Говорили они всегда о настоящем, о прошлом - никогда. Малкольм всегда был ровным, внимательным, а подчас и нежным. Ее первоначальное предубеждение по отношению к нему исчезло. Мариэлла с удивлением отмечала, что он никогда не позволял себе некорректных поступков. По-видимому, ему просто нравилось часто показываться в обществе с такой красивой женщиной, прекрасно одетой, причем в вещи, выбранные и купленные им. Иногда она скромничала сверх меры, даже опять как будто побаивалась его. Но он этого, вероятно, не замечал. С ним она чувствовала себя увереннее и спокойнее, чем прежде. Конечно, она была теперь совсем иной, но эти происшедшие с ней перемены помогали ей жить дальше.
Ее нигде и ни о чем не расспрашивали. Малкольм, представляя ее, лишь называл ее имя. Конечно, его знакомым хотелось знать, кто она такая, но вслух никто не позволял себе вопросов о том, чем она занималась раньше или почему у нее часто бывает такое печальное выражение лица. Она была просто красивой женщиной, а ее спутник хорошо известен в деловых кругах. С Малкольмом Мариэлла чувствовала себя в безопасности, он защищал ее ото всего на свете, именно защиту он и предложил ей в День благодарения, когда попросил ее выйти за него замуж. Защиту и заботу, пока он жив; Малкольм не преминул сделать эту оговорку, так как он гораздо старше и она наверняка переживет его. Он не пытался убедить ее в своей любви, но каким-то образом она чувствовала, что он ее действительно любит, он же такой добрый, внимательный, настоящий джентльмен. Большего она и не желала. Она не хотела идти на риск и, быть может, опять испытать страшное горе - ведь никто не застрахован от несчастий. А воспоминания о прежней жизни все еще причиняли ей боль. Как-то раз, когда они с Малкольмом обедали в ресторане, она попыталась честно рассказать ему, что в ее прошлом есть много горя и боли, но он перебил ее.
- У всякого человека, дорогая, есть прошлое, - улыбнулся Малкольм. - И, как бы то ни было, тебе двадцать четыре года, поэтому у тебя не может быть такого уж страшного прошлого.
Он был терпелив, и Мариэлла поняла, что может прийти к нему со всеми своими незаживающими ранами и найти у него утешение и защиту. Вот чего она хотела - не дома его, не богатства, не роскоши. Раньше он уже был дважды женат, и нашлись доброхоты, от которых она узнала, что щедрость его буквально не имеет границ. Но она нуждалась прежде всего в его участии, как в тихой гавани во время бури, где можно укрыться на всю жизнь. Он обещал ей именно такое убежище. Ему нетрудно было понять, насколько она боится страданий, хотя он и не подозревал, сколько ей уже пришлось пережить. Малкольм выставил единственное требование: чтобы она родила ему детей. В обоих предыдущих браках детей у Малкольма не было, теперь, когда ему сорок девять, Малкольм мечтал, чтобы у финансовой империи Паттерсонов появился наконец наследник. Основу его состояния составил стальной бизнес. Несколько поколений его предков, возможно, использовали не самые легальные методы обогащения, но к моменту рождения Малкольма фамилия Паттерсон пользовалась уже огромным уважением в деловых кругах. И еще большее уважение эта фамилия приобрела благодаря деятельности самого Малкольма.
Сначала предложение Малкольма удивило Мариэллу, и на какое-то мгновение ей показалось, что он смеется над ней. Да, разумеется, бывали вместе в обществе, Малкольм был щедр и добр к ней, он любовался ею, но ведь он ее даже ни разу не поцеловал.
- Я… не знаю, что вам сказать… Вы серьезно? Он спокойно улыбнулся и взял ее за руку. Ему понравилось, что она так ошарашена. Она все-таки казалась ему ребенком. Он осторожно поднес ее пальцы к губам и поцеловал.
- Конечно, серьезно, Мариэлла.
Глаза их встретились. Казалось, что он не жених, а скорее отец. Но именно это в нем и привлекало Мариэллу, более того, в этом-то она и нуждалась. Она прожила в Штатах немногим меньше года после возвращения, и у нее не было ни одного друга, кроме Малкольма.
- Будьте моей женой. Дорогая, я буду о вас заботиться. Обещаю вам. И если судьба пошлет нам детей, я буду благодарен вам до конца своих дней.
Она внимательно слушала его, и предложение казалось ей несколько странным. Больше похоже на деловое соглашение, чем на объяснение в любви. Ему нужны дети, ей - защита и покровительство. Он так и не сказал, что он ее любит, что он без ума от нее, и она не была в него по уши влюблена. С Чарльзом было совсем не так, но теперь ей нужно было именно это. И только одно пугало ее: мысль о детях. Она не знала, сможет ли решиться на это еще раз, но сказать ему о своих сомнениях она не осмелилась.
- А если детей не будет? - спросила она с беспокойством. Малкольм понял, что не знает чего-то очень важного о своей избраннице. А ведь ему казалось, что у этой юной женщины не может быть тайн в жизни.
- Тогда мы будем друзьями, - сказал он спокойно и дружелюбно взглянул на нее. Тогда она перестала колебаться, хотя и не понимала, зачем она ему в этом случае нужна, ведь на свете есть столько женщин, которые пошли бы на все, лишь бы заполучить его.
- Но почему именно я? Есть… много… других… - Не договорив, она покраснела. У нее не было ни денег, ни самостоятельного положения в обществе. Конечно, родители ее были солидными людьми, но они потеряли практически все свое состояние, и они оставили ее без гроша. Но его и это в ней привлекало. У невесты нет знакомых, родных, обязательств. Она принадлежит ему одному или по крайней мере будет принадлежать после свадьбы. И это хорошо. Малкольм Паттерсон любил обладать собственностью - домами, машинами, картинами, антикварными вещами… И Мариэлла теперь перейдет в его собственность; а если она родит ему ребенка, она окажется важнейшей собственностью. К тому же она скромна, без особых запросов - прекрасно. Она будет достойной женой и, может быть, станет когда-нибудь хорошей матерью.
- Наверное, я должен сказать, что люблю вас… - Оба они понимали, что он этого-то и не должен говорить. - Но я уверен, что для нас обоих это не так важно. - Оказывается, он все-таки хорошо ее знает, лучше, чем она предполагала. - Возможно, это вообще не имеет значения. Я думаю, нам пока не надо произносить таких слов. Потом, позже, мы обязательно полюбим друг друга, ведь так?
Она кивнула. Ее страх, смешанный с изумлением, еще не прошел.
- Так что же вы мне ответите? - Судя по всему, Малкольм не сомневался в ее согласии.
Одно мгновение она колебалась. Но только одно мгновение.
- Я… - Она посмотрела на него с тревогой. - Но вы уверены?..
Она боялась за него даже больше, чем за себя. Что, если она принесет ему одно разочарование? Что, если… если она не сможет остаться и с ним? Прошедший год был тревожным. Через две недели после ее возвращения в Штаты все газеты сообщили, что похищен сын знаменитого летчика Линдберга, и это сообщение поначалу просто парализовало ее. А в мае, когда весь мир узнал, что ребенок погиб, Мариэллу стали неотступно преследовать кошмары, и мучительные воспоминания вернулись к ней ужасной явью. Тогда она несколько дней не вставала с постели, говоря, что у нее грипп. На самом деле она была просто не в состоянии что-либо делать. В конце концов она, охваченная паникой, позвонила в Швейцарию, и врач, который когда-то лечил ее, сумел ее успокоить. Но что, если… если Малкольм узнает?..
- Я не уверена, что вам… - Мариэлла опустила голову, потому что на глаза навернулись слезы. А ему вдруг захотелось обнять ее и немедленно овладеть ею. В этот момент она впервые внушила ему страсть, и он понял, что в самом деле сможет когда-нибудь полюбить эту женщину.
- Дорогая… прошу вас… станьте моей женой… Я все для вас сделаю…
Он умел говорить только таким языком. Она посмотрела на него и грустно улыбнулась.
- Мне ничего не нужно. Прошу вас только, будьте ко мне добры так, как были всегда. Вы были очень добры. Я этого недостойна.
- Не правда. Вы заслуживаете гораздо больше, чем я могу вам дать. Вы заслуживаете молодого красивого мужа, который любил бы вас до безумия, с которым вы могли бы танцевать, путешествовать, смеяться. А вам достается старик, которого, может быть, вам придется возить в инвалидной коляске, когда вам будет всего сорок.
То, что он сказал, было нелепо, и она рассмеялась. Трудно было себе представить Малкольма расслабленным, дряхлым. Он был сильным, энергичным мужчиной и, несмотря на раннюю седину, выглядел лет на десять моложе своего истинного возраста. Седые волосы только придавали значительности его облику.
- Итак, я сказал вам, какое вас ожидает будущее. Примете ли вы теперь мое предложение?