– Нет. Тебе не хватило нескольких шагов. Нужно было добежать до черты, а время кончилось чуть раньше.
– Но это же из-за нее!
– В этом и смысл совместной тренировки, – снизошел я до туманных пояснений.
Объяснять подробнее не стал, пусть делают выводы сами. В конце концов, у них голова на плечах не только для того, чтобы кусать пироги. Зато мне, пока они бегали, пришел в голову замечательный план, как добыть немного секретных сведений, и я намеревался утром привести его в исполнение.
Но враг ударил первым. Вернее, попытался ударить.
Хотя сначала все шло хорошо, просто отлично. Переодеваться к ужину моя воспитанница не захотела, сидела за столом спокойно, нежных взглядов не отпускала, недостатком аппетита не страдала. Воспитателей к ужину, кроме меня, пришло шесть человек, не было только музыканта. Но я нисколько не сердился на них за такое нарушение собственного графика, хотя отлично понимал, что все явились поглазеть на меня и бастарду.
Слишком мало в здешней размеренной жизни развлечений, вот и делают ставки, сколько выстоит маглор против происков юной ведьмы, и не упускают случая полюбоваться и позлорадствовать, если магу все же удастся выстоять, да еще и прижать ведьме хвост.
Что с них взять, люди.
Но я сегодня чувствовал себя победителем в хоть и маленькой, но стратегической стычке характеров, и потому вел себя точно так, как ведет себя любой победитель, был снисходителен и щедр на учтивые улыбки. И доигрался, прозевал ответный удар.
И хотя наше время закончилось, и гувернеры уже увели детей в спальни, нацелен он был прямиком в меня.
– Вы еще не жалеете, Иридос, что не вступаете в нашу маленькую игру? Вы могли бы уже складывать в кошель выигрыш, – снова подступился ко мне Траниг, и в этот момент сработали сразу три мои сторожки, стоявшие на Мэлин.
Я вскочил, метнулся к двери и почти столкнулся с Ренгиусом. Значит, он тоже следит, промелькнула где-то на краю сознания мысль, но она была вовсе не главной. Главным были отчаяние и боль, и я, ни на миг не сомневаясь, прибавил скорости.
В зал, где уже сидел гувернер малыша, я ворвался как вихрь и, не останавливаясь, ринулся в комнаты Мэлин. Пролетел небольшой будуар, ворвался в спальню, где гувернантка взбивала подушку и, оттолкнув ее с дороги, ударил плечом в дверь дамской комнаты. Она оказалась крепко заперта, но сейчас я не собирался ни останавливаться, ни экономить силу.
Рука привычно начертила на дубовой доске знаки заклинания полного развеивания, легкий щелчок добавил силы, и дверь бесшумно осыпалась щепоткой серого праха.
– Я лекарь, – решительно отодвинул меня догнавший Ренгиус, но я не сдался, и в комнатку мы втиснулись вместе.
Мэлин сидела в тесном уголке за ванной, накрепко привязанная поясами к трубам и уже не шевелилась, но жизнь еще еле ощутимо билась в ее теле, и потому я снова пожертвовал частью резерва, бросая распутывающее заклинание. Маглор решительно шагнул в ванну, перегнулся через бортик и вытащил девчонку на свет.
– Яд, – выдохнули мы одновременно, едва заметив на губах характерную зеленоватую синеву, и дальше действовали так слаженно, как действуем в подобных случаях на родине.
Промывали желудок водой с зельями и чистили магией кровь. А затем добавляли жизненной энергии, согревали грелками ноги закутанной в несколько одеял девчонки и поили ее теплым молоком.
И наконец, поверив, что все удалось, бросили в бастарду заклинание целебного сна и без сил рухнули рядом в принесенные перепуганной гувернанткой кресла.
– Где она могла его добыть? – пробурчал я единственный интересовавший меня вопрос, не обращая внимания на спящую пациентку. Она теперь до обеда не проснется.
– Сама изготовила. Основной ингредиент где-то хранила, остальные достала под разными предлогами. Например, капли марники я сам давал, от бессонницы.
– Какая бессонница в ее возрасте, – вздохнул я и понял, что это прозвучало упреком. – Извини, я не так выразился. Она отличная артистка, если бы меня так не поймали контрактом, не стал бы связываться.
И то, что я это сказал, было больше, чем просто извинение. Маглорам рассказывать про свои проблемы в человеческих землях непозволительно.
– Ты хорошо держишься, – тихо произнес он, – они все сдавались раньше. Некоторые практически в тот же момент, как входили в крепость. Не обижайся на Транига, он просто хочет всучить тебе немного денег, мы все понимаем про контракт.
– А я ни на кого не обижаюсь, – хихикнул, не выдержав, – я под заклинанием невозмутимости хожу. Как прочел контракт, так и бросил. А то бы уже что-нибудь поджег. У меня вторая стихия огонь.
– А у меня защита, – чуть уныло повторил Ренгиус то, что уже один раз говорил. – Теперь тут ничего не горит.
– Попробуем? – проснулся во мне дух экспериментатора.
– Не стоит, и так потратились, – фыркнул он насмешливо. И вдруг решился: – У меня к тебе две просьбы.
– Давай, – коротко кивнул я, понимая, как непросто ему дались эти слова.
– Не отказывайся от моего подарка и не дари роз Айсоре.
– Прости, не знал. Больше не буду. Просто хотелось немного уколоть девчонку, а если бы подарил розу Нувилии, она бы не поверила.
– Вот, – протянул он на раскрытой ладони маленькую серебряную коробочку, – возьми.
– Ренгиус, но ведь это…
– Не спорь. У меня еще есть, это не последние. И мне осталось меньше года. Здесь по контракту один идет за два.
– Спасибо. – Я взял контейнер с накопителями и тщательно спрятал, даже не пытаясь ничего предлагать взамен.
Здесь, в человеческих землях, они были такой ценностью, какой не купишь ни за какие деньги.
Мы посидели еще немного, пока в спальню тихонько, на цыпочках, словно боялась кого-то разбудить, не вошла гувернантка и не прошептала с неподдельной почтительностью:
– Идите отдыхать, господа маглоры, я прослежу за ней.
– Я сегодня отсюда не уйду, – отказался я, но Ренгиус этого рвения не поддержал.
– Она не проснется, а вам нужно поспать. Идите, Иридос, не беспокойтесь.
Действительно, чего я волнуюсь? Ведь могу следить и по сигналкам, после того как лечил ее и чистил кровь, они укрепились, словно мы были родственниками. Забавно, конечно, но когда имеешь такого непримиримого врага, похоже, это самый выгодный вариант. И я больше не стал спорить, встал с кресла и пошел в свою башню, сухо пожелав спокойной ночи коллегам, толпившимся в зале вместе с гувернерами.
Пусть Ренгиус им объясняет, что произошло… если захочет.
Глава 7
В башне сначала удостоверился, что переживший довольно бурный день Ганик уже спит. Затем дописал несколько строчек в отчет, отправил его с магическим вестником и только после этого, убедившись, что все сторожки и сигналки на месте, лег в постель. Усмехаясь над мыслью, что параноиком, похоже, все-таки стал.
Однако до утра ничего так и не случилось, а проснувшись и подняв Ганика на тренировку, я вдруг понял, что во мне созрел протест против такого положения дел, в которое я поставлен. До сих пор я был игрушечным солдатиком, которого хозяева игры поставили на свободное место и приказали удержать его всеми силами. И я держал, придумывая способы и предугадывая атаки врага. Но больше не хочу.
Маглор я или кто? И пусть после разоблачения Хангерса все мы живем, подчиняясь правилам пакта, там нигде не сказано, что обязательно нужно быть безответными ослами, на которых и воду возят, и поле пашут. План, вернее его набросок, родился сам собой, и пока я тащил полусонного Ганика к тренировочному залу и посылал лакея поторопить старших мальчишек-бастардов, я все обдумывал его и наращивал мясо на тощий скелет. А проведя тренировку и отпустив слугу и бастардов умываться, чинно прошествовал в столовую, уже почти точно зная, как поступлю.
На завтрак воспитатели явились в полном составе, и это заставило меня не напрячься, как непременно произошло бы раньше, а развеселиться. Ну что они, как дети маленькие, начинают беспокоиться? Неужели считают, что я выдам их столичным чиновникам? Святая пентаграмма, неужели можно быть настолько наивными! Да там все давно всё знают, сложили по их же отчетам. И считают нормальным, иначе давно нашли бы других. Если бы еще было, где и среди кого выбирать.
– Траниг, – сказал я вполне серьезно, с укоризной глядя на самого общительного воспитателя, – я очень тронут, что вы так близко к сердцу приняли мои проблемы с воспитанницей. Но право, не стоило ради этого отказывать себе в заслуженном отдыхе. Я отлично понимаю, как это трудно – изо дня в день жить по расписанию. И вовсе не желаю быть причиной ваших дополнительных неудобств.
– Мы не поэтому, – откровенно обрадовался он тому, что я начал разговор первым, – просто хотели вам сказать, точнее, спросить… Вы ведь не решили уйти?
– Нет, – коротко фыркнул я, слегка покривив душой, – даже в мыслях не было.
Дверь в столовую открылась, гувернеры привели умытых мальчиков, и разговор прекратился сам собой. А после завтрака я не пошел на урок, как обычно, а сообщил, что намерен дежурить возле воспитанницы, и направился к спальням.
– Я с вами, – решилась Айсора, но я не позволил.
– Нет. Я сам справлюсь, к тому же там ведь сидит камеристка? Займитесь своими обязанностями.
Она поджала губы, а я резко отвернулся и, не остановленный более никем, пошагал выполнять свой план. Основанный на том простом умозаключении, что своим уходом из жизни Мэлин ставила под удар не только меня, а еще и Ренгиуса, камеристку и даже коменданта, не говоря о тех моих коллегах, кто оставил в шкафу свои мантии. Ведь именно затем все они тут жили и проедали королевские деньги, чтобы бастарды были живы, здоровы, обучены и защищены.
Абстрактные рассуждения, намеревалась ли девчонка действительно распрощаться с жизнью или все же надеялась, что мы успеем ее спасти, я решительно отбросил как бесполезные и излишние. Все равно эта правда никогда не откроется, да она, по сути дела, никому и не нужна. Вступая на такой опасный путь, разумный человек неизбежно понимает, что доверяется случайности. И должен быть готов к худшему варианту развития событий. Ну а про неразумных мне и думать не хочется, им я все равно помочь не в силах.
Камеристка дремала в своем кресле, но при моем приближении встрепенулась, сделала вид, что просто задумалась.
– Маглор Иридос, – шепнула и боязливо оглянулась на Мэлин, – спасибо вам. И простите, я ведь сначала не поняла…
– Никто бы не понял, не извиняйтесь, – отмахнулся я, – найдите себе одеяло и ложитесь спать в будуаре, я здесь посижу. Дверь можете оставить открытой. А вот свечу переставим, я захватил книжку.
И я действительно достал из кармана маленький походный томик рецептов, который знал почти наизусть.
– Хорошо, – подумав, согласилась она, – но если она проснется, сразу будите меня.
– Обязательно, – бессовестно солгал я, не только не собираясь ее будить, а наоборот, решив добавить в естественный сон немного крепости, чтобы добрая женщина не смогла помешать моему плану.
И немедленно исполнил свои намерения, едва она, поворочавшись, засопела глубоко и ровно.
А потом поставил на входные двери сигналки и совсем уже приготовился будить воспитанницу, как в руки упало послание. Надо будет спросить Ренгиуса, постановил для себя я, раскрывая конверт, часто ли королевская канцелярия присылает ответы на отчеты воспитателей, и углубился в чтение письма.
А еще через четверть часа, перечтя послание еще раз и осознав значимость происшедших в моем статусе перемен, зачаровал его и бережно спрятал во внутренний карман. С этой минуты мое жалованье увеличивалось вчетверо, а каждый год службы шел за три. Теперь мне позволялось применять к воспитаннице все меры воздействия и наказания, какие я сочту нужным, а также устроить ее быт и распорядок дня по собственному разумению, исходя из одной только цели – защиты девчонки от ее собственных проделок.
– Мэлин, – пробудив бастарду ото сна, – произнес я строго, – можешь открывать глаза. Ты жива и невредима, с чем я нас всех и поздравляю.
– Зачем? – невольно помогая мне, хрипловато буркнула она и уставилась горьким и несчастным взглядом.
– Я все объясню, – не поддаваясь эмоциям, сообщил я хладнокровно, – и подробно. Но сначала можешь сходить умыться. Правда, двери в ванную пока нет, мне пришлось ее уничтожить, но я подожду в будуаре. И предупреждаю: одно твое неправильное движение, и ты будешь умываться в моем присутствии. И разумеется, под принуждением. Идти у тебя на поводу я больше не намерен. А как умоешься и выпьешь вот это снадобье, я все тебе объясню по пунктам, как маленькому Вакринту, иначе до тебя это не дойдет никогда.
Она стиснула зубы и решительно отбросила одеяло. Я холодно ухмыльнулся и, неторопливо поднявшись с кресла, так же спокойно вышел в будуар. Можно подумать, меня можно там чем-то смутить или поразить. Даже смешно. Да вчера, пока мы промывали ей желудок и переодевали в эту самую рубаху до полу, в которой она сейчас сидит на кровати, могли вдвоем досконально рассмотреть все, что так интересует в женщинах парнишек в возрасте Ганика. Только говорить этого я ей не стану, ведьмочке и так скоро будет за что меня ненавидеть.
О том, что она вернулась в спальню, мне подсказали сигналки, и я немедленно сел в свое кресло. Проследил, как она выпила отвар целебных трав, куда был добавлен мед и капелька особого зелья, подождал, пока устроится на кровати и прикроет ноги одеялом.
– Так вот, – проговорил с нажимом, холодно глядя ей в глаза, – хочу пояснить то, что ясно всем, кроме тебя. Раз уж ее величество решила, что ты должна жить здесь и учиться, можешь быть уверена, она своего добьется. Она очень хорошо умеет это делать и доказала это еще тридцать лет назад, обойдя всех соперниц на законное место рядом с твоим отцом.
Ее лицо перекосила презрительно-злая ухмылка, но я не обратил на эту гримасу ровно никакого внимания.
– Тебе, наверное, кажется, что все воспитатели – ее доверенные люди и прибыли сюда по собственной воле.
– А разве нет? – с ненавистью процедила Мэлин.
– Конечно нет. Например, меня заманили обманом, сообщили, что у королевы есть важное задание, и тайком провезли через портал. А когда я вскрыл конверт, то выяснил, что контракт считается действительным с момента, как я сел в возок. Но речь пока не обо мне. И даже не о тех несчастных маглорах, кто сбежал отсюда, теряя много больше, чем оставленное имущество. Речь идет об остальных воспитателях, коменданте и гувернерах. Я уверен, что большинство этих людей просто получили приказ и даже не знали, как и я, в какую сторону их везут.
– Но ты же знал про портал, еще слуге говорил в первый день!
– В тот момент я как раз получил объяснение коменданта и сопоставил все сведения. В отличие от тебя, я умею рассуждать здраво. Но даже не в этом дело. А в том, как ты относишься к людям. Никто из тех, кого приставила к вам королева, не сделал тебе ничего плохого. Наоборот. Старательно охраняют, кормят, убирают, стирают, учат и лечат. И еще терпят твои выходки, а ты всячески добавляешь им беспокойства и заботы. Вот вчера несколько стражников поднимали по промерзшей стене тяжелую решетку, стоя на обледенелой лестнице, на ветру и морозе долбили дыры в камне, закрывали окно, чтобы одна безрассудная девчонка не решила снова играть в отважную мстительницу. Но не подумала своей пустой головой, что мстит вовсе не тем. Не мы тебя сюда сажали, не мы все это затеяли. Все мы, если рассудить справедливо, тоже жертвы. Да, не смотри так язвительно. Несмотря ни на что, мне тут не нравится, а воспитывать тебя нет никакого желания. Но, отказавшись от контракта, я должен буду оставить здесь свою зачарованную от дождя и жары мантию и выплатить огромную неустойку, на которую должен работать несколько лет, ведь кроме долга я еще и кушать что-то должен, и за жилье платить. Но самое главное, расторгнутый контракт сразу перечеркивает мой стаж отработки на людей! И хотя я прожил тут лишь чуть больше полутора лет, начинать отработку с нуля не имею никакого желания. А вот все они начали – те четверо маглоров, чьи мантии немым укором висят в моем шкафу. Потому что пожалели тебя или не захотели с тобой объясняться – не знаю. И знать не хочу. Я все решил для себя и объявляю тебе это решение: отныне я буду спать вон в том будуаре. На двери между этими комнатами не будет никакого запора, и на двери ванной комнаты тоже. Их сегодня снимут с дверей всех комнат, куда ты можешь войти. Слишком много магии тратится на развеивание. И никаких возражений или пояснений я с этой минуты не намерен выслушивать. Ты первая объявила мне войну, и я принимаю вызов. Кстати, ходить без меня гулять или куда-либо еще тебе тоже запрещается. Также меня не беспокоит, будешь ли ты строить из себя влюбленную овечку или нет. Могу сразу сообщить, ты все равно не в моем вкусе.
Я полюбовался на ее застывшее в ярости лицо и безразлично добавил:
– И еще мне неинтересно, чего ты хочешь и что тебе нравится, а что – нет. И обмануть меня тебе тоже не удастся, можешь быть уверена. А сейчас, если хочешь есть, я разбужу камеристку и она поможет тебе одеться.
О том, что комендант уже в курсе моего повышения, я догадался, едва попросил его снять везде запоры и не ставить в ванную комнату воспитанницы крепких дверей.
– Что-нибудь легкое, вроде дверцы шкафа, чтоб любой мог пинком выбить, – пояснял я воину при ней, и Догар кивал с самым вежливым видом.
Мэлин слушала так же молча и хмуро, как и собиралась на поздний завтрак. Что там у нее на душе, я не знал, да и не желал знать. Заклинание подчинения, сплетенное еще ночью и повешенное мною на нее, можно было активировать в любой момент, достаточно сказать вслух или про себя кодовое слово. Само собой, я и в мыслях не имел злоупотреблять своей властью или злорадствовать, ни в коей мере. Но и выпускать ситуацию из рук тоже больше был не склонен.
В этот день на занятия Мэлин я не пустил, посадил в комнате отдыха и сказал, что она может делать все, что хочет. Только не выходить в коридор. И занялся своими делами – отчетом, планами и просто проверкой резерва и подсчетом, нужно ли использовать накопитель, чтобы пополнить потраченную энергию, или можно подождать, пока она восстановится естественным путем.
В этом вопросе была одна тонкость: дома, на плато магов, резерв у нас растет, не очень ощутимо, но неизменно. А здесь, в крайне бедных магией землях, может сокращаться, если подолгу держать его заполненным менее чем на две трети. Вот и сливают те, у кого нет необходимости в постоянных затратах, по каплям в накопители, на самый крайний случай.
– Мэлин, построй мне башню! – Вакринт, за которым сейчас присматривала Нувилия, подобрался к девчонке с коробкой кубиков и вдруг оглянулся на меня. – Можно, дядя маг?
– Конечно, – на миг оторвался я от своих записей, – она же тебе сестра. Сестры всегда помогают.
Как-то странно она скривилась, но не сказала ни слова. Впрочем, это касалось только меня. С малышом Мэлин обращалась очень умело – и разговаривала, и нос вытерла вовремя, и башню построила, и даже покатала его на деревянной игрушечной тележке, похожей на тележку зеленщика.
И вообще вдруг начала вести себя так, словно она вполне обычная девчонка, и словно это не она вчера ходила по карнизу, а ночью пила яд.