И они вдвоем посмотрели критическим взглядом на дядьку, в тот момент вытиравшего с глаза слезу, выступившую от смеха.
– Девочки, это же шутка такая! – разъяснил он, увидев две серьезные, неулыбающиеся мордашки, и пояснил: – Это смешно!
– Кому? – спросила Зинуля, взяла Риту за ладошку и распорядилась: – Идем, Ритуля, нечего нам разговаривать с глупыми дядьками!
Девчонки развернулись уходить.
– Подождите, девочки! Так разговаривать со взрослыми нельзя! – решил повоспитывать мужчина.
И протянул руку ухватить Риточку за плечико, шагнул вперед и встал ботинком на припорошенный снежком раскатанный лед. Он заскользил, суетливо перебирая ногами, смешно размахивая руками, не удержался, как-то странно подлетел в воздух и плашмя, со всей силой инерции, управляющей телом, грохнулся на тротуар.
Девчонки посмотрели на лежавшего, махнули одновременно ручками, как на неинтересный предмет, и пошли дальше по своим важным девчоночьим делам.
И еще один пример.
В шестнадцать лет Ритка "наставила" подругу на непривязанность к чужому мнению, который раз кардинально изменив Зинулину жизнь.
У их класса намечалась экскурсия в музей уголовного розыска, одно из немногих общественных мероприятий, до участия в котором допустили Риту с Зиной. Правда, классный руководитель перед выездом из школы подозвала к себе Зиночку и попросила тоном, больше напоминавшим приказ:
– Зинаида, ты там присматривай за Ритой, останавливай, а то сама знаешь, не оберемся, если что.
Зина недовольно кивнула, словами не удостоив ретивую учительницу.
"А кто еще за ней будет присматривать? – поворчала про себя мысленно Зинаида. – Можно подумать, вы всем преподавательским составом, с директором во главе!"
Она терпеть не могла, когда кто-нибудь со стороны, не из числа семьи подчеркивал Риткину "особенность" общения с людьми. Хотя классная права, присматривать надо! А то пара взмахов руками, и масштабы разрушений непредсказуемы, да такие, что ни один уголовный розыск не разгребет!
Несколько раз напомнив Ритуле про шарики, а теперь еще и конфетки в карманах, строгую необходимость "не делать телесных движений", держаться на приличном расстоянии от экспонатов, а главное – от экскурсовода, Зинаида забыла обо всем, в том числе и о правилах безопасности, потрясенная до всяческих глубин души экспозицией.
Она слушала внимательнее всех, смотрела, задавала экскурсоводу множество вопросов и чувствовала небывалый подъем, радость, близкую к восторгу, от узнаваемой новой информации. Ритка старалась не мешать, увидев увлеченность подруги, держалась ото всех на приличном расстоянии, в центре залов, и не вытаскивала рук из карманов.
Зинка два дня после экскурсии ходила задумчивая, тихая, погруженная в свои мысли, размышления. Ритка ее теребила, спрашивала, в чем дело, но та отмахивалась, не созрев к разговору.
Ну, этого Ритка стерпеть не могла, да и разволновалась за подругу:
– Зинаида, хватит! Давай выкладывай, что случилось!
И Зинуля выложила, да как!
– Ритка, это потрясающе интересно! Понимаешь, благодаря науке, научной экспертизе, раскрываются самые запутанные преступления! Преступник что – пришел, совершил действие и ушел, и ему кажется, что все предусмотрел: перчатки надел, следы запутал! Но приезжают на место эксперты-криминалисты и шаг за шагом собирают мельчайшие улики, волоски, пылинки, изучают в лаборатории и, как в кино, выстраивают целиком картину преступления! Это как чудо! Как машина времени! Словно они сняли фильм по секундам! А наука развивается очень быстро, экскурсовод сказала, что в будущем эксперты смогут по анализу воздуха определять, какой человек присутствовал на месте преступления! Мне так интересно! Вот чем бы я хотела заниматься! Раскрывать с помощью экспертизы преступления!
– Ну, так и занимайся! – поддержала выбор Ритуля.
Они разговаривали, как привыкли, не боясь быть подслушанными, по обыкновению сидя в столовой за индивидуальным столом. То есть одни. Ритуля жевала пирожок, запивала его чайком, и, пребывая в полной благости, никак не могла понять, чего так Зиночка разволновалась, да еще два дня молчала, мучилась мыслями. Хочешь – так вперед! Что рассуждать-то, нервничать!
– Да что ты, Ритка! – волновалась Зинуля, забыв про свой полдник. – Ты представляешь, что родители скажут, если я им объявлю, что собираюсь стать экспертом-криминалистом!
– Ну так и что с ними будет? – не впечатлилась перспективой ожидаемого потрясения родни Ритуля, с аппетитом откусывая от пирожка. – С моста у реку кинутся? Какая им разница, кем ты станешь? А преподавателем в школе веселее, что ли, или, скажем, бухгалтером каким? Это же твоя профессия, главное, чтобы она тебе нравилась, а не кому-то. – И, запив чайком пирожок, подвела итог: – Тебе же в ней жить.
Ритка произнесла речь легко и просто, не задумываясь особо над тем, что говорит, больше сосредоточившись на пирожке с чаем и получая вкусовое удовольствие. А Зина замерла, осознав глубинную правдивость Риткиных слов и переживая внутреннее освобождение.
Что она себе придумала? Будут там родители против, не будут, да хоть кто ей что говори! Она хочет заниматься именно этим, и только этим!
– Ритка, я тебя обожаю! – в порыве чувств заверещала Зинуля, двумя руками обняла подругу за шею и расцеловала.
– Таки есть за що! – согласилась Ритка, быстренько запихав остатки пирожка в рот.
Родители, официально уведомленные доченькой о выбранной профессии, разумеется, слегка обалдели, но ни отговаривать, ни оспаривать ее решение не стали. За годы близкого общения с Ритой и ее семьей их уже мало что могло удивить до культурного коллапса.
И действительно, почему она решила, что они станут возражать?
Ну, криминалист так криминалист, решили родители и принялись активно помогать. А помощь требовалась, поскольку для получения желанной профессии необходимо было для начала поступить в академию милиции на экспертно-криминалистический факультет. И было это не так чтобы просто, а очень даже сложно. И не по случаю немыслимого конкурса, хотя и конкурс серьезный имелся, а потому, что условия приема выставлялись о-о-очень непростые.
Ну, во-первых, в академию принимали в основном после школы милиции, а парней после армии или двух лет, отработанных в той же милиции. Во-вторых, исключения имелись, в частности именно на этот факультет, но при наличии отличного аттестата, углубленных знаний, гораздо более обширных, чем по школьной программе, химии и физики, и еще несколько труднопроходимых условий. Словом, вход только вундеркиндам!
– Надо – будем! – сказала решительно настроенная Зинуля.
Когда есть целеустремленное желание ребенка, готового лбом стены прошибать для достижения, и поддержка двух таких семей – все горы нипочем!
Через знакомых бабушки Симы Зинаиду пристроили на курсы того самого углубленного изучения химии и физики при МГУ и в спортивную секцию по стрельбе из пистолета.
Теперь Зиночкин день начинался в шесть утра с часовой пробежки в любую погоду и заканчивался часов около десяти вечера возвращением с различных занятий. До двенадцати ночи она делала уроки и отрубалась, частенько прямо за письменным столом. Папа тяжко вздыхал над замученной дочуркой, переносил ее на кровать, мама раздевала-переодевала, и они шли переживать на кухню.
– Светка, она себя угробит такими занятиями! – роптал возмущенным шепотом любящий отец. – А стрельба! Я ее на соревнованиях смотрел: слезы! Она такая маленькая, худенькая, тонюсенькой ручкой держит этот пистолетище! Такое ощущение, что это он ее держит, а не она!
– Ген, ну что возмущаться! Ты же знаешь, какая она у нас, вроде покладистая, спокойная, а когда дела касается, кремень! Вот же характер! И потом, да, она у нас миниатюрная, но ведь побеждает на этих чертовых соревнованиях! Все в десятку лупит, я поражаюсь!
– Ладно, решили так решили, отговаривать не станем! – наверное, в миллионный раз повторял папа одну и ту же фразу, уговаривая больше себя. – Надорвется от занятий, разонравится, сама бросит!
– Эта не бросит! – покачала головой мама. – И не разонравится ей, Ген.
И Зиночка поступила, с первого раза, в десятку, как стреляла. Кстати, к моменту поступления она уже стала мастером спорта по стрельбе и победила во множестве соревнований.
– То есть ты эксперт-криминалист? – уточнил Захар.
– Ну да, – подтвердила Зинаида.
– Да уж, удивила! – восхитился он. – Кажется, тут кто-то говорил о моей необычной профессии?
– А в моей профессии нет ничего необычного. Лабораторные опыты и исследования, много компьютера, много микроскопа, колб, реактивов, аппаратуры и очень много отчетов.
– А выезды на место преступления?
– Были, а как без них? Но первые пять лет, после института, когда я в районном отделении работала и немного в центральном. А сейчас я ведущий специалист экспертно-криминальной лаборатории Главного управления и на место преступления не езжу, в лаборатории отсиживаюсь.
– Да, Зинаида, восхитила, честно! – признался Захар. – Прости за банальность, если я правильно понимаю, твоя работа – это сплошной ненормированный график, то есть только работа, а как семья, муж, дети к этому относятся?
– Вообще-то ничего необычного, как у любого служащего, с девяти до шести, но когда аврал и срочные экспертизы, бывает, и сутками работаем.
– И часто аврал-то?
– Да, почти всегда! – тихо рассмеялась Зинаида. – А мужа и детей у меня нет, если ты хотел выяснить мое семейное положение.
– Хотел, – не стал скрывать заинтересованности Захар.
– Обычно таким заходом про наличие семьи барышни выясняют, вроде бы намеком, но далеко не тонким.
– А я не намеком, я прямиком, – усмехнулся Захар.
– Ну, тогда и я прямиком, – предупредила Зинаида. – У тебя, судя по тому, что ты рассказал, совсем уж жизнь не нормирована и дома ты не бываешь, как твоя семья с этим живет?
– Да уже никак. Развелись мы с Ириной.
– Мне жаль, – искренне посочувствовала Зинаида. – Извини.
– Да ничего страшного и трагичного. А сын в этом году заканчивает школу и приедет ко мне в Москву, поступать и жить.
На самом деле ничего страшного и трагичного. Так, бытовуха, разновидности банальной, подотряда житейской.
Захара всегда не было по совокупности отъездов по девять-десять месяцев в году. А куда денешься? Он выбрал себе такую работу!
Но Ирина не жаловалась, не роптала, в полной мере зная про такие мужские профессии, у нее отец тоже был нефтяником, и про вахты, трудности, и каким потом-кровью доставались деньги, она тоже знала. И полностью отдавала отчет, за кого вышла замуж, и реально представляя себе их будущую семейную жизнь.
Наверное, за эту мудрость, терпение, легкий, оптимистичный характер Захар и полюбил ее.
И откровенно удивлялся, когда мужики жаловались, что жены пилят, ругают за постоянное отсутствие дома, за то, что приходится тащить хозяйство и детей одной. Список претензий одинаков у всех женщин, живущих с хронически отсутствующими, загруженными работой мужьями.
Через год после свадьбы у них родился Никитка. Точная копия деда Игната, один в один, даже ямочка на щечке, когда он улыбался, была как у деда. А улыбался ребенок постоянно и крайне редко плакал, если хотел есть-пить, то требовал, издавая недовольные звуки.
Словом, мальчик был золотой!
А это начало девяностых! Какие памперсы? И пеленок-то не достать. Как-то сразу стало трудно жить – с продуктами, ценами да и заработками беда. Захар тогда вкалывал как каторжный, за любые сверхсверхурочные брался, за любую дополнительную работу. Через пару лет такой работы ему это аукнулось: что-то там надорвалось в организме, и, если бы не шаман, к которому его друзья полумертвого отвезли, наверняка так и помер неизвестно от чего. Но это другая история. Отдельная.
А тут еще на фоне резкого обнищания дети в городе стали повально болеть. Тогда две семьи – его и Иринина – собрались и решили: чай, дети не сироты обездоленные и не в поле обсевки, семьи имеют, справимся и все вместе поможем!
Иринку с Никиткой и мамой Захара отправили временно пожить к деду Захарию, подальше от болезней и продуктового дефицита. У деда хозяйство справное, серьезное, дом двухэтажный и электричество имеется, водопровода, правда, нет, но водоснабжение и канализационные отводы сделаны индивидуальные, они втроем – дед, отец и Захар – делали, и трубы прокладывали, и отстойник установили, так что в холодный деревянный туалет бегать не придется. И огород огромный, и куры-утки, и корова – полный достаток!
Иринины родители, Игнат Захарович остались в городе, зарабатывать на всех, и Захар, разумеется по своим командировкам и дополнительным работам.
Общеизвестно, что нет ничего более постоянного, чем временное, и предполагаемые полгодочка обернулись тремя годами разделенного проживания.
Квартирой своей Захар не пользовался, опломбировал, да так и стояла пустая. Думали поначалу сдавать, но за такие копейки, которые могли тогда заплатить люди, добавлять себе лишние проблемы не стали. Захар на все выходные и отпуска ехал сразу к деду, а если работал в городе, то жил у родителей.
А Никитка в дедовом доме, да на натуральном продукте не то что не болел, не чихнул ни разу, да и Ирина расцвела.
Три года промчались, как один день!
За работой непомерной, отсыпом, отдыхом и снова работой Захар ничего не замечал. Часто потом он пытался вспомнить, какие запоминающиеся события, ну, хоть что-то, за что бы зацепилась память, происходили в те три года – и ничего! Как в пропасть ухнули дни, месяцы, годы! Будто и не было его, не жил он их!
Переменилась жизнь, когда Ирине подруга предложила интересную работу, не совсем предложила, а порекомендовала ее на освободившееся место заведующей магазином одежды, в нововылупившейся коммерческой структуре.
Ее взяли, и Ирина с Никиткой и мамой вернулись в город. Ребенка в садик и к бабушке, Ирина на работу, Захар в очередную командировку.
И хорошо жили!
Когда он приезжал, любились до упаду, при любой возможности, смеялись над этим, секретничали, рассказывая друг другу, как жили порознь, делились новостями, обсуждали дела и работу, решали проблемы.
Ирине работа нравилась. Пришлось, разумеется, многому научиться и курсы специальные закончить, но директор магазина из нее вышел хороший, и интересно ей было, да и сама коммерческая структура и устояла, и выжила в те-то времена! И расширялась, развиваясь! Иринку поставили заведовать уже двумя магазинами, еще не Европа, но предтечи бутиков.
И у Захара дела налаживались. И хоть отрасль еще лихорадило переменами и борьбой за власть, но то территориальное объединение нефтяной промышленности, в котором он работал, обрело более или менее устойчивых хозяев. Гораздо более дальновидных, чем предыдущие, не временщики, а понимающие необходимость обновления отрасли и главное – освоения новых программ и территорий, не ограничиваясь родной страной. И пришлось Захару "осваивать" заграницу и ездить в другие страны, на континенты и острова в длительные и не очень командировки. Главное, что заниматься своим непосредственным делом – строить!
– Честно признаюсь: я не ангел и Иринке изменял. Не расчетливо-целенаправленно, вроде как вырвался от жены и скорее вперед! Нет. Редко, но отдавая себе отчет, что делаю. Это когда зашлют тебя, скажем… ну, назовем нейтральную страну, к примеру в Малайзию. И ты сидишь там шесть, семь, а бывало, и восемь месяцев на территории стройки. Твои бригады раза по три сменились, а ты не можешь, потому что только ты отвечаешь за каждую гайку и только ты единственный имеешь представление о процессе в целом. Вот и сидишь бессменной главной уткой, от первого вбитого клина и до красной ленточки. А в целях безопасности документ подписываешь о том, что не имеешь права общения с местным населением, только с нанятыми рабочими, и то в одном русле: "Я начальник, ты подчиненный". А в город группой и под присмотром охраны. И тут приезжает кто-нибудь из представительства родной страны или не менее родной фирмы, а сопровождает его русская переводчица во-о-от в такой коротюсенькой юбчонке и томно-обещающе тебе воркует: "Я тоже одинока вдали от любимого…" Тут у любого устойчивого и убежденного партийца долг и преданность партии заткнутся, пока гормоны свое не отыграют маршем победным. Такого рода леваки случались, и не единожды. Я не каюсь, и не оправдываюсь, и не вижу своей неправоты. Это не на буровой в тундре на бесчеловечных просторах, вой на луну не вой, а женщину не привезут и не предоставят. Ирина умница, уверен, это понимала и подозревала, но никогда своих подозрений не озвучивала.
Зинаида промолчала. А что она скажет? Просто жизнь? А что она про такую жизнь знает? Ладно муж, с которым постоянно вместе, а тут он в отпуск один рванул, и ему ажно припекло, как левого сексу хочется, это один расклад и со-о-овсем другая песня. А когда мужик по полгода, а то и больше без жены, пусть и горячо любимой, но один? Многие ли мужчины способны справляться с вынужденной аскезой? А бог их знает!
Есть, оно конечно, и радикальное средство – а отфигачить мужскую бирюльку по самое "не хочу", шоб верность хранил. Ну а когда он назад вернется, ты делать-то что будешь? Пришьешь?
Она усмехнулась своим глупым мыслям.
– Ты что смеешься? – из темноты спросил Захар.
– Представила единственное верное радикальное средство мужской верности, – призналась Зинуля.
– На судьбу евнуха намекаешь? Ай-ай-ай, Зинаида! – попенял Захар Игнатьевич. – А средство для женской верности тогда какое?
– А никакого! Любовь до гроба! – двинула версию Зинаида.
– Осторожней с определениями, Зинаида Геннадьевна, у некоторых неверных жен этот временной промежуток от любви до гроба бывает весьма коротким!
– Что-то там Шекспир намудрил, не иначе! – посетовала Зинаида и вернулась к прерванному рассказу. – А что это ты про женскую неверность, к слову али как?
– Да нет, не "али". До этого не дошло, правда.
Он, разумеется, все понимал: и каково Иринке ждать его месяцами и заново привыкать к его присутствию в доме, в постели, в жизни, пусть на пару недель, месяц, редко пару месяцев. И Никитке заново каждый раз с отцом знакомиться. И каково это для женского здоровья, по стольку времени жить без секса и тащить на себе решения и проблемы семейные, житейские, бытовые. Понимать-то он понимал, сделать и изменить ничего не мог! Только-только работа, зарплата и карьера начали становление.
Тут хоть сальто-мортале сделай, хоть наизнанку вывернись, ничего не изменишь.
Да и зачем? Это его работа, трудная, капризная, тяжеленная, но единственно любимая, то, что он по-настоящему классно, суперпрофессионально умел делать.
Да о чем вообще разговор?!
А о жизни обычной, разновидности банальной, подкласса бытовой.
Каж-до-днев-ной!
И в этой самой каждодневно-бытовой жизни влюбился в Иринку коммерческий директор ее фирмы. Опаньки!
И не в примитивном смысле похоти – хочу и хочу именно эту красотулю, а в самом что ни на есть прямом, божественном – полюбил!
И было в кого влюбляться, если честно!
Иринка умница и мудрая такой глубинной родовой женской мудростью, веселая, с великолепным чувством юмора, симпатичная, даже скорее красивая. Высокая, стройная точеная фигурка, офигенные ножки, грудь, помноженное на мозги, терпение и трудолюбие. Очень интересная, сексуально привлекательная. И контрольным выстрелом в голову – неприступная!