– Вот дерьмо... – сказала я.
– Да-а-а, та-ак впо-о-олне можно выразиться, – всхлипывая, произнес Оле. Какое-то время я не мешала ему плакать. Но, почувствовав, что мое платье промокло от слез, и ощутив на коже соленую влагу, я мягко отодвинула от себя Оле.
– Ну-ну, – сказала я. – Все не так уж плохо. По данным статистики, шестьдесят процентов женщин изменяют своим мужьям. А семьдесят процентов мужчин изменяют своим женам.
Оле засопел:
– Я не думал, что попаду в число тех, кому изменяют. Я всегда полагал, что у нас с Миа нечто особенное.
– Но это так. Несмотря на...
– Ты думаешь? Вот что я тебе скажу. Это продолжается уже несколько лет. Она уже не первый год мне изменяет, теперь я в этом абсолютно уверен. А я-то, дурак, совершенно ничего не замечал. И дальше продолжал бы в том же духе, если бы вчера не вышел на пробежку к Ахенскому пруду и не встретил случайно коллегу Миа.
– Да-да, все эти совпадения, – сказала я.
– Действительно, обычно я бегаю в Штадт-парке, – откликнулся Оле. – Ну, как бы там ни было, мы очень мило пообщались с коллегой Миа, и из нашего разговора выяснилось, что эта самая коллега ничего не знает ни о каких курсах повышения квалификации в Штутгарте. Она думала, что мы с Миа месяц назад ездили в Париж.
– Что, серьезно? Вы ничего об этом не рассказывали. – Да потому что мы не были ни в каком Париже! – заорал Оле. – Тогда Миа была на курсах повышения квалификации, а я оставался один дома. Прости, я не хотел на тебя кричать.
– Ничего. Так, значит, она была не в Париже, а на курсах повышения квалификации?
– Нет! Ты что, не понимаешь? Она врет мне и всем остальным без зазрения совести. Им она говорит, что со мной в Париже, а мне – что на курсах повышения квалификации. А на самом деле...
– Ах, вот оно что...
– Ну, в общем, я остался дома и притворился, что ничего не знаю. Тогда я и, правда, ничего не знал. Я думал, может, эта самая коллега просто болтает зря или перепутала что-то и все это вполне безобидно... Но сегодня утром Миа уехала в Штутгарт на курсы повышения квалификации. И я отправился за ней.
– В Штутгарт?
– Нет! – опять завопил Оле. Бизнесмены с любопытством на нас взглянули. Оле пришлось понизить голос. – Всею лишь до ближайшей стоянки. Там она оставила машину и пошла за покупками. Купила нижнее белье! Темно-красное!
– Хм-хм, – сказала я. – И ты все время за ней следил?
Оле кивнул:
– Да, я следил за своей женой, как жалкий второсортный частный детектив. В торговом центре, в отделе нижнего белья, мне пришлось нырнуть за полки с бюстгальтерами. Остальные покупатели подумали, что я извращенец.
– Наверное, – автоматически выдала я. – То есть, я хотела сказать, ну что ты!
– Мой кабинет сегодня был закрыт целый день, – продолжал Оле. – Моим помощницам пришлось все утро звонить пациентам, чтобы отменить все назначенные на сегодня визиты. Потому что доктору нужно было шпионить за собственной женой. На чем я остановился?
– Что было после того, как Миа купила нижнее белье?
– Она прошлась по бутикам с неподдельным интересом, и я уж было решил, что она придумала всю эту историю с повышением квалификации, чтобы спокойно прошвырнуться по магазинам. Но потом в кафе на Эренштрассе она встретилась с этим мужиком.
– Вот с этим, с которым она была только что?
– Ну, естественно, с этим, – вздохнул Оле. – Он тут же принялся облизывать своим языком ее шею, даже не оставив мне времени подумать, не один ли это из тех кузенов, с которыми я не знаком.
– А потом?
– О, это было отвратительно. Они, держась за ручку, добежали до ближайшей стоянки такси и взяли машину до этого отеля.
– А почему они не взяли ее машину? – спросила я. – Или его?
– Понятия не имею. – Оле бросил на меня сердитый взгляд. – Это никакой роли не играет.
Я думаю, они так сильно друг друга жаждали, что не хотели терять время и стали друг друга щупать уже в такси. К тому же от Эренштрассе досюда расстояние приличное, и, может быть, они просто испугались, что их увидят. Как бы там ни было, они поехали на такси в этот отель. Ты знаешь, сколько здесь стоит ночь? Я кивнула.
– Надеюсь, этот подонок хоть сам заплатит, – возмущался Оле. – А то нижнее белье и так дорого.
– А как тебе удалось проследить за такси? – спросила я.
– На другом такси. Я был в шоке и плохо соображал, что делаю.
– А вот таксист уж точно обрадовался, – предположила я. – "Поезжайте вон за той машиной"... Он наверняка много лет ждал подобного момента.
– И я дал ему десять евро чаевых. Миа с этим типом сняли номер и проторчали там все время после обеда и до самого вечера. Я был просто сам не свой. Не знал, что мне делать.
– Это я могу понять.
– И я сел в баре и стал ждать. Не знаю, чего я хотел добиться, но в голове у меня не прояснилось. Потом эти двое все-таки вышли сюда. Я весь сжался в углу, хотя они все равно смотрели только друг на друга. И она все время так странно хихикала.
– Может, в носу у нее было щекотно от его языка, – предположила я.
– А потом вошла ты. – Оле поднял глаза. – Как ангел в этом красном платье. Я подумал: ну вот, у меня начались галлюцинации! Но, с другой
стороны, я испытал облегчение. Честно, не знаю, что я делал бы, если бы ты не пришла. Скорее всего, подошел бы к этому типу и начистил ему морду.
– Да нет, навряд ли. Я так не думаю.
– Вот и я так не думаю, – сказал Оле и весь поник. – Я трусливо забился в угол и еще дыхание задержал, чтобы меня не заметили. Ужас. Ну что я за тряпка!
– Ты не тряпка. Ты просто в шоке.
– Да-да, конечно. Слава богу, что ты теперь здесь. – Оле вытер слезы. – Господи, как же это больно! Серьезно! Слушай, ты радуешься прекрасному вечеру, а я тут ною. Ты не думай – мне стыдно. Мне правда жаль.
– Да ладно. Давай-ка выйдем, поищем тебе такси, и ты спокойно...
Оле покачал головой и посмотрел на часы:
– А пунктуальностью он, похоже, не отличается. Этот твой Джо.
Оле словно приклеился к своему стулу. Никак не отодрать. Я повернулась к двери. Японцев в фойе уже не было. Но у стойки администратора как раз стоял мужчина. Я могла бы выбежать к нему и притвориться, что он и есть Джо. Но вовремя заметила, что у него сильно оттопыренные уши. Даже на расстоянии они выглядели кошмарно. Мне не хотелось, чтобы Оле подумал, будто я западаю на мужчин с такими ушами.
– В "Лексингтоне" Миа получила бы скидку как сотрудник, – сказал Оле. – Но там ей неудобно встречаться со своим любовником. Глупо, да? А можно мне, пожалуйста, еще виски? Двойной, а лучше тройной.
– Вопрос в том, почему они не встречаются у него дома.
Оле пожал плечами:
– Может, он просто далеко живет. Или у него какая-нибудь грязная маленькая комнатушка.
– Или он тоже женат.
– О боже, – сказал Оле. – Вот свинья.
– Я думаю, для них обоих это всего лишь временное увлечение. А вот их семьи для них важны, и они не хотят от них отказываться, – предположила я. – Если ты притворишься, что ни о чем не знаешь, все со временем забудется и вы с Миа счастливо проживете вместе всю жизнь.
– Ты что, спятила? – закричал Оле. – Это что за такие странные отношения получатся? – Он снова посмотрел на часы. – Может, твой Джо застрял в пробке? Откуда он едет?
Прямо из загробного мира. И с косой наперевес.
– Из... э-э... Франкфурта.
– О, – сказал Оле. – Надеюсь, он говорит не на этом ужасном гессенском диалекте1. Ты как- то обмолвилась, что совершенно не находишь его сексуальным.
– Да, не нахожу. Но Джо говорит на абсолютно правильном немецком языке. Он родом из... э-э... Бремена.
– Ага, если он придет, – произнес Оле. – Нехорошо заставлять человека ждать одного в баре.
Постепенно он начинал действовать мне на нервы.
– Слушай, я и одна подожду с большим удовольствием. На твоем месте я бы сейчас поехала домой.
– Это исключено. Я не позволю, чтобы на тебя глазели какие-то незнакомые мужики.
– Да никто здесь не смотрит на меня, – возразила я.
– Ну конечно. Все пялятся. У двух типов вон там уже слюнки текут. Это платье, оно... очень пронзительное.
– Хм, спасибо.
– Серьезно. Я еще ни разу не видел тебя в нем. Еще эти туфли...
– Они у меня уже давным-давно, – зачем- то приврала я.
– И ты была в парикмахерской. Миа тоже вчера в парикмахерскую ходила. – Тут подоспел виски, и Оле сделал два небольших глотка. – Как думаешь, сколько ему лет?
– Джо?
– Нет, любовнику Миа. Как он выглядел?
– Я бы сказала, лет сорок пять – пятьдесят.
– Старая развалина. Наверное, переживает с Миа свой кризис среднего возраста. А сколько лет Джо?
– Тридцать пять, – снова соврала я. Ровно столько таблеток снотворного ждали меня наверху в номере. И они наверняка уже задавались вопросом, где, черт возьми, я пропадаю.
– Ну и куда запропастился этот парень? – спросил Оле. – Он мог бы, по крайней мере, позвонить и предупредить, что задержится.
– Я оставила свой сотовый наверху в номере, – пробубнила я. – Пойду, принесу.
Оле ошарашено на меня уставился:
– Ты сняла здесь номер?
– Нуда.
– Но зачем? Ты ведь можешь пойти с Джо к себе домой. Или... о нет, только не говори, что у вас тоже тайный роман, о котором никто не должен знать.
– Чепуха! Ведь вы же все об этом романе
– Он женат, да?
– Нет! – сказала я. – Нет-нет!
Оле замолчал, но молчание это было каким-то
сочувственным. Пианист снова заиграл "Когда время пройдет". Может, он больше ничего играть не умел. Мне жутко захотелось выбраться отсюда.
– Хотите еще бокал шампанского? – предложил официант.
– Нет, спасибо... хотя ладно, давайте. – Я вздохнула. Не могла же я так просто пойти наверх и убить себя, когда Оле страдал от серьезной жизненной проблемы. Я должна была, по крайней мере, убедиться, что он целым и невредимым добрался до дому и тоже с собой чего-нибудь не сделал. – Ты собираешься сидеть здесь всю ночь и ждать Миа?
– Не знаю, – ответил Оле.
– По-моему, это не очень хорошая идея.
– Тогда предложи что-нибудь получше, – произнес он.
– Лучше тебе поехать домой и гам спокойно подумать.
– Интересно о чем? О том, какой я идиот?
– Ну, например.
Оле заказал еще виски.
– Но мне здесь нравится, – сообщил он.
Ну, все, хватит. Я уже довольно выслушала.
Перед мысленным взором проплыли мои предсмертные письма так, как работает сортировочная машина для писем на почте, когда распределяет письма по индексу. Что я до сих пор делаю здесь, внизу? Я что, совсем лишилась разума?
– Я пойду, – решительно заявила я.
– Куда? – Оле бросил на меня испуганный взгляд.
– В свой номер. Я позвоню Джо.
– Нет, Герри, останься со мной, пожалуйста!
– Нет.
– Да-да, я понимаю. Конечно, нет. Прости. – Оле взглянул на часы. – Просто я думаю, он вообще уже не придет. Этот женатый подлец тебя обманул.
– Может быть, – произнесла я. – Поэтому я и хочу позвонить.
– Значит, он все-таки женат! Я так и знал. Вот подлец. Изменяет своей жене, а тебя просто использует. Такая женщина, как ты... опустилась до положения любовницы. А потом он еще и не приходит вовремя. – Оле нагнулся над стойкой. – Эй, вы, – обратился он к официанту, – можете себе представить? Этот подонок ее обманул.
– Да нет же! – Я соскользнула со стула. – Вы не могли бы записать шампанское на мой счет? Номер 324.
Официант кивнул.
– Нет-нет, – сказал Оле. – Я заплачу.
– Возьми такси и поезжай домой, Оле.
– Ты так хорошо ко мне относишься, – расчувствовался Оле. – Ты, без всякого сомнения, самый милый человек из всех, кого я знаю. И красивая, и умная, и с чувством юмора. Ты чересчур хороша для этого Джо.
– Слишком поздно. – Я чмокнула его в щеку,чтобы в последний раз вдохнуть запах зубного
врача. И чуть не расплакалась. Но теперь мне действительно необходимо было проявить твердость. – Пока, Оле. Вот увидишь, все будет хорошо. И, надеюсь, тебе в голову не придут всякие там глупости.
– Нет-нет, не волнуйся, Герри. Я позвоню тебе, когда снова смогу мыслить ясно.
Я закусила нижнюю губу и, спотыкаясь, побрела к двери.
– Я буду здесь на случай, если тебе понадоблюсь, – крикнул Оле мне вслед.
Дорогая фрау Колер!
Да-да, вы уже много лет предлагаете мне называть вас тетя Анна-Мари. Но у меня столько настоящих тетушек, что я до сих пор не могу пойти на подобную фамильярность. К тому же мне известно, что с тех пор, как я отказалась идти с Клаусом на выпускной бал, вы меня терпеть не можете.
Хочу прояснить здесь раз и навсегда старое недоразумение: "я так неожиданно передумала" НЕ для того, чтобы оставить бедного Клауса без пары. Наоборот, я очень ясно и не один раз давала понять своей маме и Клаусу, что лучше съем фунт живых слизней, чем пойду с этим парнем на выпускной бал, потому что:
1)когда он танцует, он всегда оттопыривает зад как утка, справляющая нужду;
2)воняет так, как будто пару лет не мылся;
3) во время перерыва между танцами ковыряет в носу и выдавливает себе прыщи на шее;
4) несмотря на все это, считает себя неотразимым.
Тут нужно отдать вам должное – именно это я называю отличной воспитательной работой.
Вероятно, именно из-за своей самоуверенности Клаус в день выпускного бала заявился к нам с букетом цветов. Одновременно с ним пришел Георг Штауб, у которого в руках тоже был букет (на всякий случай и для вашего успокоения говорю: хотя от Георга Штауба всегда хорошо пахло, во время румбы он постоянно сбивался со счета, а во время танго планомерно оттаптывал мне ноги).
Неправда, что я открыла дверь и начала смеяться. И я не кричала: "Ха-ха, Клаус, вот теперь ты по- настоящему сел в лужу, дурень!"
На самом деле я испытала сильнейшее в своей жизни потрясение, когда увидела двух парней с букетами цветов у своей двери. Клаус полностью проигнорировал Георга и его букет. Он спокойно поковырял в носу и спросил: "Ты готова, Герри?"
Как будто я могла быть готова! Особенно учитывая мое нервное состояние.
"Но, Клаус, я же сказала, что не хочу с тобой идти", – произнесла я, а Клаус ответил: "Но я думал, что ты это несерьезно. Так ты идешь?"
Ну и что мне было делать? Ведь, в конце концов, я должна была уже подумать и о Георге. Было бы просто несправедливо, если бы Георгу или мне пришлось расплачиваться за невежество Клауса, правда?
Моя мама попыталась еще подкупить Георга и дать ему полтинник, чтобы он уехал обратно домой. Но родители Георга уже ждали внизу в машине, чтобы отвезти нас на выпускной. И на моем лице не было никакой издевательской ухмылки, когда я садилась в эту машину, как все время рассказывают. Я была очень подавлена.
И я не показывала Клаусу средний палец!
Ведь все закончилось хорошо. Ханна Козловски, которая так внезапно меня заменила, стала настоящим подарком вашей семье и самому Клаусу, и это, несомненно, было в ваших же интересах. Я слышала, что Ханна великолепно смотрелась в своем бежевом брючном костюме и прекрасно влилась в вашу компанию, играющую в бридж. И с деловой хваткой у нее все в порядке: она не взяла полтинник, который моя мамапредложила ей, чтобы спасти честь Клауса, а сторговалась на сотне.
Еще раз всего вам наилучшего, ваша Герри Талер.
Р.З. К этому письму я прилагаю экземпляр своей книги "Ночная медсестра Клаудия под подозрением". Юлиана Марк – один из моих псевдонимов. Я очень горжусь тем, что я успешный автор любовных романов, а не владелица жалкого машинописного бюро.
8
В номере я сразу же сбросила туфли и плюхнулась на кровать. Моя концепция пошатнулась.
До сих пор я исходила из убеждения, что среди моих знакомых нет никого, кому сейчас хуже, чем мне. Однако я вынуждена была признать, что Оле очень несчастен. Конечно, неприятно узнать, что твоя жена тебе изменяет, что тебя предал любимый человек.
С другой стороны, все же лучше, когда у тебя что-то было, и ты это что-то потерял, чем когда у тебя этого никогда не было. Правда? И потом, сегодня он, возможно, и чувствовал себя более паршиво, чем я, но у него проблемы на личном фронте начались всего пару дней назад, в то время как, я всю сознательную жизнь пребывала в состоянии депрессии с невротическим компонентом, что гораздо хуже.
Даже если Оле разведется, к нему выстроится целая очередь из женщин, готовых броситься на шею симпатичному блондину-дантисту. А ко мне кто встанет в очередь? И потом, это мое право – завершить жизнь, пока она не стала еще хуже.
Я снова натянула туфли и причесалась. Макияж был все еще в полном порядке, только помаду пришлось слегка освежить. Сейчас без двадцати девять, если все пойдет хорошо, самое позднее в одиннадцать я уже крепко засну. Навечно.
"Она напоминала свежую розу, которую никто не сорвал и чьим ароматом никто не хотел насладиться. А теперь она завянет за одну ночь, и все ее кроваво-красные лепестки развеет ветер".
По какому-то странному стечению обстоятельств именно в этот момент нижний зуб слева вдруг заявил о себе ноющей болью. Я пощупала его языком. Нет-нет, этого просто не может быть: Оле только в прошлом году поставил на этот зуб новую пломбу. Боль прекратилась. Ну вот!
Я радостно уселась перед столиком с разложенными таблетками и выпила водку из маленького стакана и воду из большого.
– Твое здоровье, – подмигнула я своему отражению в зеркале. Отражение в ответ окинуло меня довольно скептическим взглядом.
– Да ладно, – попыталась я его уговорить. – Не сердись. Мы же все тщательно обдумали. По-другому никак. Будет только хуже, неделя за неделей, год за годом.
Отражение в зеркале продолжало недоверчиво глядеть на меня.
– Ни работы, ни мужа, ни дома, ни детей, – взялась я за свое. – А если все прочитали адресованные им письма, то мы к тому же растеряли всех наших друзей. Обратного пути нет. Одинокая невротичка, страдающая депрессией, старая и вся в морщинах – ты хочешь такой стать?
Мое отражение в зеркале покачало головой. Ну вот. Тогда все можно закончить сейчас.
Я залпом опрокинула в себя водку – так, как натренировалась это делать. Брр, какая гадость. А теперь таблетки. Начну с розовых, затем перейду к голубым, а потом заглочу беловато-серые в крапинку. А между делом буду иногда делать пару глотков воды и пить водку из стакана для шнапса.
Таблетка номер один: положить на язык, запить, проглотить. Есть. Номер два: положить на язык...
Стук в дверь. Это в моем плане предусмотрено не было, и я просто осталась сидеть на стуле с высунутым языком в надежде, что стучат в соседнюю дверь. Как бы не так. Стук раздался снова, барабанная дробь в дверь звучала все громче.
– Герри? Герри? Ты здесь? – закричал в коридоре знакомый голос. Оле! Я застыла с высунутым языком, от страха не в силах двинуться с места.
– Герри! Это я, Оле! – крикнул он из-за двери. – Я знаю, что ты там. Давай открывай! Иначе меня арестуют за нарушение общественного порядка. Герри! Мне нужно тебе что-то сказать. Герри!