Я резко остановилась и огляделась по сторонам: я не узнавала места. Передо мной бежал узкий ручеек, но по пути сюда я не переходила ни через какой ручей. Я повернула назад в поисках своей тропы и размечталась о том, как расстроится Форд Ньюкомб, когда придется отправлять Национальную гвардию на мои поиски. "Нельзя было оставлять ее одну", - скажет он...
Я шла минут двадцать, но до сих пор не увидела ничего знакомого. Я уже начала беспокоиться, когда слева заметила солнечный зайчик. Он двигался. Мне стало любопытно, однако в то же время я испугалась, потому что не знала, где нахожусь. Я отступила с тропы в лес. Я старалась производить как можно меньше шума, шагая по мягкой земле, и мне это удавалось. В лесу царил полумрак, подлесок рос густо, но я все равно видела солнечный зайчик. Сердце колотилось где-то в области горла: а что я там увижу? В голову настойчиво лезли мысли о Джеке Потрошителе и блестящем лезвии ножа.
Добравшись до края леса и выглянув из-за деревьев, я едва не расхохоталась от облегчения: передо мной лежал чей-то задний двор. На дальней стороне старый забор кренился под тяжестью увивавших его роз. Налетел легкий ветерок, и лепестки облачком опустились на землю.
Я закрыла глаза и с наслаждением вдохнула божественный запах свежескошенной травы. С одной стороны стоял лес, с двух других - забор, с четвертой тени от деревьев ложились так плотно, что я не видела дома, который, должно быть, находился выше по склону.
Но по правде сказать, даже если бы там помещался Белый дом, я вряд ли обратила бы на него внимание.
Под гигантским тенистым деревом на парковой деревянной скамье сидел мужчина. Невероятно, сказочно красивый мужчина, высокий и стройный, с черными как вороново крыло волосами, которых едва ли когда-то касалась краска. Он был одет в голубые джинсы, серые походные ботинки и джинсовую рубашку темно-синего цвета на кнопках спереди. Солнечный зайчик отражался от его чашки - он пил что-то горячее из высокого алюминиевого термоса, который стоял на земле у его ног.
И там же, на земле, стоял синий брезентовый рюкзак, из которого торчал длинный тонкий французский батон. А рядом с рюкзаком... Я затаила дыхание, и мои глаза распахнулись до такой степени, что стало больно. Рядом с рюкзаком стояла биллингемская сумка для камеры. Биллингемские сумки делали в Англии, и выглядели они как вещи, которые носят исключительно герцоги. А герцогам они достаются по наследству от других герцогов. Принц Чарлз как-то сказал, что, по его мнению, твид никто не покупает, твид просто у людей есть. И с биллингемскими сумками то же самое - они как будто просто "есть". Их шьют из кожи и брезента, с медными пряжками... Не слушайте принца Чарлза, поскольку биллингемскую сумку можно купить, только стоит она, как самолет.
Так я и стояла за деревьями, словно какая-нибудь вуайеристка, и вожделела к сумке для камеры. И тут я ощутила на себе взгляд. И точно - мужчина смотрел прямо на меня. Легкая улыбка тронула его губы, и темные глаза светились теплом.
На моем лице сменились, наверное, четыре оттенка красного. Я страстно желала умчаться обратно в лес. Как единорог. Вот только любой единорог, наверное, без труда найдет из лесу дорогу, если захочет.
Я сделала глубокий вдох, попробовала притвориться взрослой и двинулась к нему.
- Я вовсе не хотела за вами шпионить, - сказала я. - Я просто...
- Вы хотели убедиться, что я не местный серийный убийца?
Вблизи он оказался еще красивее, и голос у него был прекрасный: густой, бархатистый. О нет, подумала я. Кажется, я попала.
Он отодвинулся на край скамейки, жестом приглашая меня присесть рядом. Он поражал такой утонченной, элегантной красотой, что я, снимая рюкзак, старалась смотреть на розы.
- Они прекрасны, не правда ли?
- Да. - Он повернулся взглянуть на них. - Я знал, что они сейчас в цвету, потому и постарался прийти сегодня.
Я поставила на землю свой рюкзак из винила и брезента рядом с биллингемской сумкой. Дихотомия Старого и Нового Света. Какая прелесть.
Сидя на противоположном краю скамейки, я старалась сфокусировать взгляд на розах, но мужчина сидел между мной и ними, и поэтому мой взгляд бродил туда-сюда.
Он повернулся ко мне: глаза блестят, на губах играет милейшая улыбка. Узнав Форда поближе, я перестала обращать внимание на его взгляды, но с этим человеком я чувствовала себя как школьнииа-заучка наедине с капитаном футбольной команды.
- А вы, должно быть, Джеки Максвелл?
- Коул-Крик - большая деревня, - простонала я.
- О да. Так всегда в маленьких городках. Меня зовут Рассел Данн. - Он протянул мне руку для рукопожатия.
Я коротко пожала ее и отпустила. Ох и нелегко же отпустить такую большую, теплую ладонь!
- Ваш дом там, наверху? - Я попыталась рассмотреть, что за деревьями, но увидела только еще больше деревьев.
- Нет. По крайней мере уже нет.
Я хотела спросить, что это значит, но не стала. Меня так тянуло к этому мужчине, что по телу словно пробегал электрический ток.
- Вы, случайно, не голодны? Я взял с собой слишком много еды. Ее придется либо съесть, либо тащить обратно. - Он взглянул на меня из-под длинных, стрелочками, ресниц. - Она тяжелая, так что вы мне очень поможете, если разделите со мной ленч.
Ну и что мне делать? Отказаться ему помочь? Ха-ха.
- Разумеется, - согласилась я.
Он встал и потянулся. Да, конечно, я понимала, что он красуется, демонстрирует свое убийственно роскошное тело, но все же...
Я заставила себя отвернуться. Он вытащил из рюкзака скатерть в красно-белую клетку. Пошловатая расцветка, но на темно-зеленой траве она смотрелась великолепно.
- Не поможете мне? - спросил он, усаживаясь на скатерть.
Через неприлично короткое время я уже сидела рядом с ним на скатерти, лицом к розам, и накрывала на импровизированный "стол".
Должна сказать, что ему удалось очень многое впихнуть в сравнительно небольшой рюкзак: бутылку холодного белого вина, два хрустальных бокала - такие тоненько звенят, если постучать по ним ногтем, - тарелки от "Виллерой и Бош". Угощение было великолепным: сыры, оливки, мясные закуски и три вида салата.
- Ну, прямо хлеба и рыбы, - заметила я.
Он озадаченно взглянул на меня:
- Что вы имеете в виду?
А он не часто бывает в церкви, подумала я. Я рассказала ему, как Христос накормил толпу народу хлебом и рыбой. История, кажется, его развлекла: он улыбнулся.
- Ничего библейского, просто я хорошо умею паковать вещи.
Будь на его месте кто-то другой, я бы подумала, что шутка моя не удалась. Но он так тепло улыбался, что я улыбнулась в ответ. Он разлил по бокалам вино, наломал хлеба и протянул мне тарелку с сырами и оливками. Это же мое самое любимое блюдо!
Утолив голод, я стала потягивать вино и смотреть на розы.
- Расскажите мне про себя, - сказала я.
Он засмеялся: густой, мягкий звук. М-м-м...
- Лучше вы мне расскажите кое-что, что хочет знать весь Коул-Крик: что у вас с Фордом Ньюкомбом?
Я оторопела:
- А кому какое до этого дело?
- Ну, вы же по какой-то причине хотите знать обо мне "все"...
- Туше, - улыбнулась я. Я начала расслабляться. Меня так сильно влекло к нему физически, что я сама себе не доверяла, но теперь я понемногу освоилась с этим чувством и успокоилась, вновь обретя способность говорить и думать. - Кто начнет?
- Может быть, на "камень, ножницы, бумага"? - предложил он.
Я снова рассмеялась: мы с папой так решали, кому выполнять самые нудные дела по дому. Я выиграла.
- Так кто вы? Почему не присутствовали на ежегодном чаепитии в Коул-Крик? Что случилось с вашим домом? - Я искоса взглянула на густые тени в лесу.
- О'кей.
Он прожевал, проглотил, отряхнул руки, встал, поклонился мне и прижал правый указательный палеи к виску.
- Рассел Данн. Тридцать четыре года. Доцент истории искусств в Университете Северной Каролины в Роли. Я жил в Коул-Крик, пока мне не исполнилось девять, потом мы переехали, но иногда возвращались навестить родственников. Моя мать выросла в доме, который стоял вон там, но лет десять назад он сгорел. Был женат, ныне вдовец, детей нет, серьезных привязанностей, по сути, тоже нет. На чаепитии я не присутствовал, потому что в Коул-Крик не живу и членом местного общества меня не считают. - Его глаза смеялись. - Что еще?
- А что в Биллингеме?
- Ага, значит, вот что вас на самом деле заинтересовало, - сказал он с напускной серьезностью. - А я-то думал, что это моя харизма. Ну сыр, на худой конец.
- Не-а! - Я с радостью притворилась, что вовсе не обдумываю, кого позову в подружки невесты. - Так что там лежит?
Он шагнул к скамье, взял сумку, поставил ее на край скатерти и извлек оттуда камеру, которую я видела только в каталогах, - "Никон Д 1-Х".
- Цифровая? - спросила я не без разочарования в голосе. Мне нравится автоматический фокус на камере, но это - предел моей современности. Я ненавижу объективы с зумом: они не дают такой четкости изображения, как стационарные. Цифровые фотоаппараты - это штучки для мистера и миссис Обывателей. Хотя я знаю, что корпус его камеры - я уж молчу об объективе - стоит несколько тысяч, в моем представлении это все равно не настоящая фотокамера.
Он развернул камеру к залитым солнцем розам и сделал несколько снимков, потом вытащил из камеры пластиковую карточку. Я попивала вино. Он достал из рюкзака небольшой аппарат - два таких уместятся в обувную коробку. Сначала я приняла его за портативный DVD-плейер. Интересно, что ж за кино он собрался мне показать? Надеюсь, там не слишком много секса, иначе я просто не удержу себя в руках.
Он сунул карточку в аппарат, и я застыла с бокалом вина в руке. Кажется, я даже не дышала, пока аппарат не выдал первые фотографии. Рассел протянул их мне. Я поставила стакан. Вот это чудо! Я с удивлением рассматривала фотографии размером 4x6 удивительной яркости и четкости. Я видела даже шипы на стеблях роз.
- Ого... - Никакие другие слова мне на ум не приходили.
- Конечно, фото можно перенести на компьютер и обработать, и есть принтеры получше этой штуковины, но общую концепцию ты понимаешь.
- О да. Понимаю. Что-то вроде "Полароида" нового тысячелетия.
- Но еще я использую вот это, - объявил он и вытащил из сумки огромный "Никон Ф-5". Возьмите мою камеру, добавьте наворотов и пару фунтов весу - и получите "Ф-5".
Я люблю тяжелые фотоаппараты. Правда. Как-то раз я призналась в этом Дженнифер, и она ответила: "Ага, они как тяжелые мужчины".
Может, это и вправду сексуально, но в любом случае в тяжелых камерах есть некая фундаментальная надежность, и как я ни старалась, мне не удалось приучить себя к маленьким.
То, что он показал, произвело на меня впечатление, но я не хотела ахать и охать и рассыпаться в восторгах по этому поводу.
- А что еще там у вас есть?
Он заглянул под плоскую крышку.
- Сканер. Пара прожекторов. Фон или два. Мотоцикл, на котором я поеду домой.
Мы оба рассмеялись.
Может, насчет мотоцикла он и шутил, но все-таки вытащил цифровой "Никон" размером с ладонь. Я знала, что это новинка на рынке и его расхваливают на каждом углу.
- Это последний, честное слово. Давайте, попробуйте его в деле.
Но когда я навела фотоаппарат на него, он закрыл лицо руками:
- Только не меня!
Если б я сидела тут с Фордом, я нащелкала бы десяток кадров, не важно, закрывался бы он или нет. Но с этим человеком я не чувствовала себя в безопасности настолько, чтобы идти против его воли. Может, я просто, как настоящая женщина, хочу ему угодить?
Я сфотографировала розы и стала вертеть камеру в руках и нажимать на кнопки, чтобы посмотреть, что получится.
- Ваша очередь рассказывать про себя.
- У нас с Фордом Ньюкомбом ничего нет, - с нажимом проговорила я. - И вообще у него сегодня свидание с самой большой знаменитостью Коул-Крик.
- А-а, - сказал Рассел, и что-то в его тоне заставило меня взглянуть на него повнимательнее.
У него был потрясающий профиль: красивые, четкие черты, будто высеченные из камня. Десси наверняка захотела бы изваять его портрет.
И тут до меня дошло, что это за странный тон в его голосе.
- Вы знаете Десси? - тихо спросила я.
- О да. А какой мужчина не знает таких Десси?
Ничего себе! Никогда не слышала большего презрения в голосе. Я поклялась здесь и сейчас никогда не подбивать клинья к Расселу Данну. Что-то мне не хочется, чтобы он - равно как и любой другой мужчина - отзывался обо мне таким образом.
- Она... - Я не знала, как сформулировать вопрос. - Насколько велика опасность, нависшая над моим невинным, наивным боссом?
Рассел повернулся ко мне. Вся веселость сошла с его лица. Темные глаза смотрели пронзительно, и под этим взглядом мне хотелось сжаться в комочек.
- Послушайте, окажите мне услугу.
- Просите что угодно, - сказала я. Увы, я это и подразумевала.
- Не говорите никому в Коул-Крик, что видели меня. Особенно Ньюкомбу. Он может проболтаться Десси, а Десси расскажет остальным, и дело может обернуться... хм... неприятностями. Меня не любят в Коул-Крик.
- Но почему?
Он меня ошеломил. Человека с такими манерами и обаянием - и не любят? Да по сравнению с ним Джеймс Бонд - неотесанный деревенский олух!
Рассел улыбнулся так, что мне захотелось тут же лечь на спину и раскрыть ему объятия.
- Вы льстите моему самолюбию, мисс Максвелл.
- Джеки. - Я с трудом заставила себя перевести взгляд на камеру. - Ладно, я сохраню ваши тайны, но я должна узнать их все!
Я очень старалась казаться веселой и остроумной. Я игралась с зумобъективом, заставляя его выдвигаться и втягиваться обратно. Потом щелкнула на кнопку просмотра и взглянула на снимки, которые он сделал. Пейзажи один другого краше.
Через некоторое время он отвернулся и посмотрел на розы. Я наконец-то расслабилась.
- Я написал плохой отзыв о выставке Десси. Я подрабатываю на стороне: пишу отзывы и обзоры. Я написал что думал, и в Коул-Крик меня так и не простили.
Я, конечно, не пустилась в пляс от радости, но мне очень хотелось. Да, знаю, подло с моей стороны радоваться, что Десси получила плохой отзыв, но все-таки...
- И все? В городе вас не любят из-за того, что вы написали плохой отзыв о выставке одной из жительниц?
Он улыбнулся уголком губ.
- Из-за этого - и еще из-за того, что я изгой, которому известно, что они задавили камнями женщину.
Я едва не выронила камеру. Даже падая со скалы, я не выпустила бы из рук фотоаппарат и до последнего прижимала его к груди, желая уберечь, но, услышав слова Рассела, едва не уронила этот прекрасный инструмент.
- Вы в шоке? - Он пристально смотрел на меня.
Я сумела лишь кивнуть.
- В шоке от того, что я сказал, или от того, что я это знаю?
- От того, что знаете, - ответила я хрипло и прочистила горло.
Он смерил меня долгим взглядом и в конце концов отвернулся.
- Дайте угадаю. Ньюкомб напал на след этой истории, но когда он начал задавать вопросы, выяснилось, что в Коул-Крик никто и слыхом про это не слыхивал.
Я готова была убежать с этим мужчиной на край света и закрутить безумный роман, но не была готова открыть ему то, что выяснила по приезде в город. Если я начну, то могу сорваться и выложить ему правду о своих видениях и воспоминаниях. Я решила, что о том, что знаю, скажу ему как можно меньше.
- Именно. Он имел дело с мисс Эсси Ли.
- Ах да. Неподражаемая мисс Эсси Ли. - Рассел нехорошо улыбнулся. - А знаете, она ведь тоже там была. Укладывала камни на бедняжку.
Я пыталась сохранить спокойствие.
- Кого-нибудь судили? - выдавила я из себя.
- Нет. Это дело замяли.
Я задала вопрос, который так любит Форд:
- Но почему? Почему они так поступили?
Рассел пожал плечами:
- Подозреваю, что из зависти. Многие любили Амарису, но кое-кто и ненавидел.
- Амарису?
- Женщину, которую убили. Будучи ребенком, я встречал ее и думал, что она очень добрая. Она... Вы уверены, что хотите все это услышать?
- Да.
Я отложила фотоаппарат, подтянула колени к груди и приготовилась слушать.
- Брат Амарисы, Рис Ландрет, приехал в Коул-Крик управлять маленькой фабрикой по производству керамики. В окрестностях города богатые залежи хорошей глины, туристы любят эти места, и владельцы решили, что этот бизнес принесет неплохие деньги. Рис открыл фабрику, нанял местных рабочих. Но у него начались неприятности, потому что самая красивая девушка в городе, Коул...
- Из рода отца-основателя, - вставила я.
- Верно. Генриетта Коул. К ней сватался Эдвард Белчер, его я тоже помню, такой напыщенный зануда... Однако мисс Коул страстно жаждала выбраться из Коул-Крик, а потому руками и ногами вцепилась в мужчину, который мог свободно переезжать с места на место.
- Молодого и красивого горшечника.
Он на секунду умолк.
- Разве я упоминал, что он был молод и красив?
- Наверное, где-то слышала, - промямлила я, проклиная свой длинный язык.
- Как бы там ни было, - продолжил Рассел, - после свадьбы Рис узнал, что Генриетта - городская шлюха. Она превратила его жизнь в ад. Ирония заключается в том, что она выскочила за него, чтобы уехать из Коул-Крик, а потом отказалась бросать родителей. Когда Рис окончательно понял, что его жена ни за что не покинет Коул-Крик, у них уже подрастала дочка, в которой Рис души не чаял. Так что он оказался в ловушке.
Я молчала. У меня нет никаких причин считать, что я и есть та дочка. То, что мои воспоминания идеально вписываются в эту историю, еще ничего не значит.
- А какое отношение к этому имела Амариса? - спросила я.
- Ее муж умер и оставил ей неплохое состояние, но она не хотела жить одна. Поэтому, когда брат попросил ее переехать в Коул-Крик, она с радостью согласилась. Помню, мама - она презирала Генриетту Коул - говорила, что Амариса узнала, что ее брат в беде, и приехала его выручать. И это правда: к тому моменту, как она переехала в Коул-Крик, фабрика закрылась и Рис работал на своего тестя. Мама рассказывала, что Рис работал по четырнадцать часов в сутки, а старый Абрахам Коул загребал себе всю прибыль.
- И Амариса спасла брата?
- Да. Она поддержала его и его маленькую семью. - Рассел сделал паузу и взглянул на меня. - Однако проблема заключалась не в деньгах, а в том, что все в городе любили красавицу Амарису. Она умела слушать, и люди охотно поверяли ей свои тайны.
Он замолчал. Я посмотрела на него:
- Думаете, она знала слишком много тайн?
Рассел принялся убирать остатки еды обратно в рюкзак.
- Мне неизвестно доподлинно, что там случилось, но я помню, мама говорила, что люди Коул-Крик стали завидовать Амарисе, и от этого начались все беды.
- Значит, они убили ее из зависти? - Даже не зная подробностей, я легко могла представить, какие тогда кипели страсти.
- Так рассказывала моя мать. Я помню, как однажды вечером она билась в истерике и кричала: "Они убили ее! Убили!" Я лежал в постели и притворялся спящим, но слышал все до последнего слова. На следующий день отец усадил нас с матерью в машину и увез. Домой мы больше не вернулись.