Творческое воображение покинуло ее несколько месяцев назад. Будто рассеялось за одну ночь. И теперь Джуэл пыталась его подделать, варьируя старые модели. Пока никто не заметил. По крайней мере ни у кого, кроме Майка, не хватило духу заявить об этом вслух. Но все это впереди, если в ближайшее время не вернется магия творчества.
Джуэл открыла глаза и постаралась мысленно перенестись в мелькавший на экране телевизора мир пиратов. Дело, кажется, происходило в Испании семнадцатого века. Она стала представлять испанскую королеву: как бы та выглядела и какой обширной была бы коллекция ее драгоценностей. И принялась набрасывать в блокноте, стараясь сосредоточиться на старинном облике вещи: ажурном золотом витье в сочетании с более современными турмалинами или, быть может, оливинами или цаворитами.
Но ничего не получалось. В рисунке отсутствовало вдохновение. Джуэл со вздохом отбросила карандаш. Снова разболелась голова. "Куда это запропастилась Нушка с чаем?" - подумала она.
Смежила веки и попробовала разобраться в том, что с ней происходит. Какими миленькими были ее дочери в детстве и какой трудной сделалась Эмбер теперь. Каким обходительным казался Аллен, когда они только сошлись, и как безумно она в нем нуждалась. Каким преданным другом был ее партнер Эдвард Рэндольф и как грубо она обращалась с ним в те дни.
Мысли перескочили на старинную подругу Анну Макнил, которая сейчас настолько ее ненавидела, что даже желала смерти. И ее брата Хэдли Макнила - свою величайшую в жизни любовь, человека, исчезнувшего из ее окружения. И еще, конечно, на Кэтлин Коламбиер, которая спит и видит, как бы сплясать на могиле "Бижу интернэшнл". Она вспомнила романтичного Сашу Робиновски - невыносимого отца ее дочерей, - который снова угрожал нарушить душевное равновесие. Что изменилось в отношениях с этими людьми? Куда ушли все ее чувства? Джуэл вспомнила, каким сексуальным любовником казался ей Майк Маршалл и какую скуку навевал теперь. И о навязчивой преданности помощницы Мег.
Какой же она все-таки сделалась сучонкой!
Не за горами сороковой день рождения, и Джуэл размышляла, что делать с собой и со своей жизнью. С чем-то придется расстаться, хотя бы для того, чтобы "Бижу интернэшнл" не утонула под грузом ее огромного "эго". Чтобы стряхнуть с себя скуку, надо завоевывать новый потрясающий мир. Джуэл понимала, что должна примириться с окружением, в котором она обитала. У нее было все, но она ничему не радовалась.
Вот если бы кто-нибудь мог влить в нее немного чувства и теплоты! Душа была мертва, как и ее творческое воображение. Джуэл хотела снова научиться волноваться за себя и за тех, с кем делила жизнь. Но - вот здесь-то и зарыта собака - она ни с кем не разделяла жизнь. Она управляла собой и другими.
Внезапно накатила волна дурноты. Джуэл кинулась в ванную. В мозгу промелькнула мысль о том, что за обедом попался испорченный моллюск. Пищевое отравление.
Но в ванной сильно закружилась голова и глаза заволокло сероватое облако. Джуэл ухватилась за раковину и, давясь, попыталась дойти до унитаза. Однако колени подогнулись, и она рухнула на выложенный белой плиткой пол. И беспомощно ощущала, как меркло сознание и она погружалась все глубже и глубже в бездонную тьму. Затем тошнота и головокружение отступили; их сменили дезориентация и странная эйфория. Джуэл чувствовала, как в голове, в полной темноте, плавал золотистый свет.
Потом услышала, как кто-то звал ее по имени: Мадди… Мадди…
И потеряла сознание.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1960–1978 годы
Глава 1
1960 год
- Мадди! Мадди! Тебе пора бежать домой.
Мадлен Кэтлин Драгумис оторвалась от книги и подняла глаза.
- Неужели так поздно, мисс Латем? Я совсем потеряла ощущение времени.
Джейн Латем улыбнулась маленькой воспитаннице-пятикласснице. Мадди была для нее загадкой. Ее познания оставляли желать лучшего, но она настолько горела желанием исправиться, что учительнице не хватало духу оставить девочку на второй год. Мадди с упоением читала все подряд, однако как только дело доходило до письменного изложения, правописание оказывалось ужасающим, а грамматика ни с чем не сообразной. Правда, ей хорошо давалась математика. Девочка словно наслаждалась цифрами, особенно когда Латем задавала классу упражнение на работу с воображаемыми деньгами, чтобы школьники учились вести бюджет. Мадди всегда первой в классе рассчитывала, как потратит сумму до последнего пенни.
Больше всего на свете Мадди любила читать книги и рассказы в журналах о богатых и преуспевающих людях. Ей нравилось думать о деньгах. Но судя по тому, как девочка одевалась, Латем понимала, что она их видела в жизни не много. Нельзя сказать, чтобы большинство детей в школе Грин-Маунтин могли похвастаться зажиточными семьями, но Мадди выглядела хуже других. В этом уголке Пенсильвании никогда не было высоких доходов. А с закрытием единственной в городе фабрики чуть ли не каждый житель оказался в бедственном положении. Да и сама Латем последние недели рассылала письма в надежде найти педагогическую работу в более благополучных районах штата.
- Половина пятого, дорогая. Нам пора закрывать школу. Пошли, я тебя подброшу. Если выполнила всю остальную работу, можешь взять с собой эту книгу.
- Спасибо, мисс Латем, я лучше прогуляюсь.
- Не стоит. Скоро стемнеет. А ты ведь живешь на другом конце города. Собирайся. - Джейн помолчала. - К тому же я хочу поговорить с твоей матерью.
- Ах вот как… э-э… ее не будет дома… мама получила место официантки в Томасвилле.
Джейн Латем заперла за собой дверь классной комнаты. Близился День благодарения, а Мадди была без пальто - только в выцветшем до белизны нейлоновом свитере поверх хлопчатобумажного платья.
- В какое время мать будет дома?
- Скоро. К ужину, - быстро проговорила девочка.
Учительница пожала плечами:
- Ладно, поговорю с ней в другой раз. Передай, чтобы она мне позвонила и назначила встречу. Но тебя я все равно подброшу. На улице ужасно холодно, чтобы разгуливать в таком виде.
Мадди не хотела, чтобы учительница знала, где она живет. С другой стороны, в такую стужу ходить совсем не мед. И чтобы решить дилемму, она с благодарностью приняла предложение, но попросила высадить ее в двух кварталах от дома, у магазина Джонни. Сказала, что ей надо купить к ужину кое-какие продукты.
Как только машина мисс Латем скрылась из виду, Мадди задами по темным переулкам пробралась к дому. Впрочем, "дом" - было сказано слишком сильно. Сейчас он являл собой скорее городскую развалину, правда, из лучших. И Мадди делила ее с ничейной кошкой, которую нашла и назвала Скрэппи. Раньше под крышу на ночь иногда забредал какой-нибудь бездомный, и они со Скрэппи тихонько прятались в тайной каморке в подвале, пока утром не удавалось незамеченной выскользнуть в школу. Но теперь город совершенно обнищал и весь дом был в ее распоряжении. Бродяги миновали Грин-Маунтин по железной дороге на запад или на восток: все знали, что у них милостыней не разжиться.
Мадди это тоже понимала. Конечно, оставались лавочники, которые в конце дня отдавали ей подпорченные продукты - девочка говорила, что берет их для домашней собаки и цыплят. Она строго следила, чтобы не являться к одному и тому же торговцу чаще, чем раз в неделю: не хотела злоупотреблять великодушием. Дама из Армии спасения знала мать Мадди и откладывала для нее лучшие вещи ее размера. Но в бедном, в основном католическом городе с большими семьями пожертвования стали совсем скудными. И Армия спасения была вынуждена тоже закрыться.
И ни единый человек в городе не знал, что десятилетняя девочка уже в течение четырех месяцев жила одна со Скрэппи.
Мадди как-то выкручивалась. Одноклассники смеялись над ее одеждой, которая всегда висела мешком на ее костлявой фигурке. И ловили между уроками, когда девочка крала крохи их завтраков: там апельсин, там крекер, а там - половину сандвича. И грозили донести директору школы. Но когда ее глаза наполнялись слезами, даже самые жестокосердные дети испытывали к ней сочувствие. Мадди продолжала красть еду из коробок с завтраками, а одноклассники притворялись, что не замечали. Она была такой тихой и печальной, что даже у самых отъявленных задир не поднималась на нее рука. Большую часть времени Мадди занималась собой, и сверстники не обращали на нее внимания.
Никто не мог взять в толк, почему она такая бедная. Ведь Мадди постоянно говорила, что ее мать работала официанткой, а отец занимал важный пост в Нью-Йорке. Потом одноклассники догадались, что об отце она лгала. И так оно и было. Но насчет матери не были уверены. Как и сама Мадди.
Отец Мадди - а у нее в самом деле был законный отец - исчез через несколько недель после ее рождения. Мать Мадди носила в бумажнике его маленькую фотографию, и девочке нравилось смотреть на кусочек картона. На снимке был изображен крупный симпатичный мужчина с темными вьющимися волосами и пронзительными греческими глазами. Девочка видела его имя, напечатанное в ее свидетельстве о рождении, - Ник Драгумис. Она не знала, что произошло с Ником, а мать отказывалась о нем говорить.
И Мадди убедила себя - признаться, без всяких на то оснований, - что отец уехал в Нью-Йорк и там стал богатым и знаменитым. Она любила фантазировать - а фантазировала она все время, - что пройдет время и Ник Драгумис загорится желанием увидеть свою любимую и покинутую после рождения дочь. Тогда он пошлет за ней. И после их счастливого воссоединения поселит в изящном доме где-нибудь по соседству. И у нее будут самые красивые платья из всех девочек в их частной школе.
Мать Мадди, Лулу Флейшман, выросла в бедной большой семье в подобном же районе в такой же трущобе. Она казалась простушкой, но привлекала противоположный пол большими грудями и стройной фигурой. В шестнадцать лет Лулу уехала в Питсбург и два года пыталась свести концы с концами. А когда встретила бармена из расположенного неподалеку от своей работы шумного заведения и вышла за него замуж, решила, что жизнь изменилась к лучшему. Но сразу же забеременела. И хотя Ник Драгумис был рядом все девять месяцев, он не представлял себя отцом. И поэтому сбежал.
Лулу работала официанткой. Эта часть истории была правдой. Еще она подрабатывала проституцией, но Мадди не знала, что именно так называлось то, чем занималась мать. После того как Ник бросил ее с ребенком, женщина по одной лишь ей ведомой причине уехала из Питсбурга и принялась кочевать по западной Пенсильвании. В фабричных городках клиентов попадалось немного и те в основном женатые: лишних денег у них не водилось и подачки были небольшими. Но к родным и в Питсбург Лулу больше не вернулась.
До девяти лет мать заботилась о Мадди относительно неплохо. Именно тогда они приехали в Грин-Маунтин и поселились в заброшенном доме. Однако тут бедность так одолела Лулу, что она впала в нескончаемую депрессию и лишь сидела, смотрела в окно и плакала. Но со временем взяла себя в руки настолько, что как-то вечером ушла и вернулась на следующее утро с деньгами.
Мадди сама обнаружила местную начальную школу и после нескольких месяцев сумела заставить Лулу себя записать. По субботам девочка убиралась у мистера Власика - владельца небольшой продуктовой лавки, где в основном продавали домашние копчения. Субботними вечерами Мадди и Лулу ужинали свиной колбасой с кислой капустой - пожертвованиями мистера Власика. Они накрывали в задней комнате и сидели при свечах, вместо того чтобы отправляться спать сразу после наступления темноты. В такие минуты девочка почти верила, что и у них с матерью нормальная, счастливая семья.
Но однажды, когда Мадди находилась в школе, Лулу сбежала - просто ушла из дома и уехала из города. Дочери она оставила записку, что отправляется навестить родственников и скоро вернется. Она велела Мадди не скучать и никому не говорить, что осталась одна, иначе по возвращении обещала жестоко наказать. К записке были приколоты две банкноты по десять долларов.
Днем, в окружении одноклассников и в стремлении скрыть свое горе, Мадди относилась к жизни здраво и рассудительно. А ночью, в обществе пауков и мышей, слушая странное поскрипывание, она чувствовала, как улетучивалась последняя капля храбрости. Озадаченная, напуганная и совершенно сбитая с толку внезапным отъездом матери, девочка часто плакала. Но убеждала себя, что случилось нечто важное и Лулу, наверное, вернется с деньгами, которых хватит, чтобы жить в настоящем доме. Или еще того лучше, мать возвратится с Ником Драгумисом. Эти мысли помогли Мадди пережить первую ночь и целую вереницу последующих. Хотя перед тем, как заснуть, она нередко до изнеможения рыдала и, чтобы не так сильно бояться, крепко прижимала к себе кошку.
Мадди смирилась с каждодневной борьбой за еду (в те дни, когда девочка не просила подачек, она крала, но только в одном-единственном в городе супермаркете, который являлся частью большой сети). Они со Скрэппи были довольны жизнью - по крайней мере до возвращения Лулу, пока не удастся переехать в другое место. Подвал был достаточно теплым и сухим. Мадди перетащила туда сверху матрасы и отгородила себе маленькую каморку. А чтобы матрасы не пахли дурно, воровала из шкафа школьной уборщицы банки с лизолом. Каждую неделю в разных местах города она крала чистые простыни с веревок для сушки белья, а потом возвращала их грязными. И то же самое проделывала с носками и трусиками. А когда одноклассники уходили после уроков домой и ванная оставалась в ее распоряжении - мылась и чистила зубы. Украдкой от мисс Латем она брала ее ножницы и коротко стригла волосы: так они дольше сохранялись чистыми и быстрее сохли в промозглую погоду.
Раз или два ей в голову приходила мысль отправиться на поиски матери. Но как только она собиралась претворить свои планы в жизнь, сразу соображала, что не имеет ни малейшего представления, где искать. Мадди знала, что мать родилась в Питсбурге. Но кроме этого, Лулу не поделилась с ней ничем о своем прошлом. Даже когда дочь спрашивала, есть ли у нее дедушка и бабушка и где они живут, та отвечала: "Тебе положено знать одно - у тебя их нет".
Напуганная девочка, просыпаясь в ужасе по ночам и понимая, что самый невообразимый кошмар - мать ее ушла - превратился в явь, настраивала себя никому не рассказывать о своем положении. Ее секрет не позволял ей заводить подруг, к которым можно было как-нибудь сходить на обед или провести в их доме ночь. Родители подружек начнут совать нос в ее дела, а рисковать нельзя. Если ее упекут в какой-нибудь приют, то как тогда ее найдут отец или мать?
- Мадди, твоя мать так и не позвонила и не назначила мне встречу. Ты передала ей мою просьбу?
Девочка посмотрела на мисс Латем.
- Ой, я, кажется, забыла.
Учительница улыбнулась. Это была женщина лет тридцати пяти, с выразительными чертами лица. Из-за слишком длинного и тонкого носа красивой ее никто бы не назвал. Но ее розоватая кожа была безупречной, а всегда чистые блестящие волосы аккуратно завиты на концах. Она носила со вкусом подобранные юбки и свитерки, которые дополнял повязанный на шею шарф или пояс. Мадди считала ее красивой и самой модной женщиной в городе.
- Мадди, я не собираюсь говорить о тебе ничего плохого, - успокоила девочку Джейн. - Ты упорно работаешь. Правописание и грамматика становятся лучше. Просто я привыкла встречаться с родителями своих учеников и немного с ними знакомиться. Может, мне заехать в следующие выходные?
- Вот черт! В эти выходные мы едем в Харрисберг, - быстро отозвалась Мадди. - Повидаться с бабушкой и дедушкой.
- Славно. Уверена, ты получишь удовольствие.
- Да, мэм. Мой дедушка владеет кинотеатром. И мы с ним ходим в кино. А каждый вечер ужинаем в ресторане.
Джейн Латем рассеянно кивнула, продолжая искать куда-то запропастившуюся записную книжку на пружинке. В последний месяц нагрузка стала непосильной. Класс был слишком велик для одного учителя, десятилетние мальчуганы все время буянили, к тому же сама она по-прежнему подыскивала другое место на следующий учебный год. Обнаружив записную книжку, мисс Латем внезапно поняла, что уже не испытывает прежнего беспокойства за эту девочку. По утрам, когда учительница приезжала в школу, Мадди была уже там и уходила последней. Девочка никогда не жаловалась, хотя и казалось, что она боялась оставаться дома.
- Я подвезу тебя сегодня, - пообещала Джейн. - Может быть, и мама будет дома.
- Вряд ли. - Девочка снова увильнула от прямого ответа. - По четвергам она всегда работает допоздна.
- Ты хочешь сказать, что она не приготовит тебе ужин?
- Ну, она мне всегда что-то оставляет: холодного цыпленка, отбивную или еще что-нибудь.
Джейн Латем кивнула:
- Ладно, тогда я куплю себе сандвич и поем с тобой. Когда темнеет, девочка в твоем возрасте не должна оставаться одна.
Мадди поперхнулась, и у нее пересохло в горле. От страха свело живот.
- Ой, я вспомнила, мама сказала, что приедет сегодня пораньше.
- Я зайду и с ней познакомлюсь.
- Нет… я совсем забыла. Она приедет пораньше, потому что у ее подруги день рождения и она готовит ей вечеринку-сюрприз. А я должна ей помочь.
- Мадди, - твердо заявила Джейн, - я везу тебя домой. Если твоей мамы еще нет, я ее подожду. Если она занята, я просто поздороваюсь и сразу уеду.
Пока изумрудно-зеленый "додж" мисс Латем пересекал город, Мадди лихорадочно искала выход. Можно выпрыгнуть из машины на следующем красном светофоре и припустить по улице. Но учительница и после этого не отвяжется. Чтобы прекратить ее настойчивые расспросы, придется бросить школу. С другой стороны, мисс Латем так упорно желала выяснить правду, что девочка подумывала, не выложить ли ей все начистоту. Но что произойдет потом? Учительница, без сомнения, будет вынуждена доложить о трудном положении своей ученицы. Но если узнает кто-то один, узнают все остальные. Весь город. Мысль об этом казалась непереносимо унизительной. И еще того хуже: ее вынудят переехать в какой-нибудь приют, а Скрэппи туда не пустят.
Машина приближалась к магазину Джонни, и Мадди захлестнула настоящая паника. Но вдруг она поняла, что ей следовало делать. "Додж" замедлил ход и остановился на перекрестке напротив магазина.
- Теперь куда? - спросила Джейн.
- О… знаете… вы не подождете минутку? Мне надо сбегать в магазин купить кока-колу. Я мигом.
- У тебя есть деньги? - удивилась учительница.
- Да. Утром мама дала пять долларов.