В сопровождении этого своеобразного эскорта она прошла всю Шелингштрассе, рассматривая витрины и заглядывая в бутики, и повернула назад лишь потому, что пора было ехать в теннисный клуб, к Гарольду.
Часам к восьми Бруни заметила на физиономии белобрысого первые признаки усталости. Отлично! Теперь самое время заскочить домой, "пригладить перышки" и ехать на свидание. Нельзя же допустить, чтобы бедняга Педро умер от тоски и одиночества!
Встречалась она с ним обычно в баре неподалеку от американского консульства. Иногда они потом ехали еще куда-то потанцевать, посмотреть шоу или просто погулять по ночному городу - а порой проводили в баре весь вечер.
Зайдя туда, можно было представить себе, что ты где-нибудь в Бостоне или в Питтсбурге: чернокожий бармен, который умел приготовить не меньше сотни коктейлей; приятная полутьма, музыкальный автомат слева от стойки… Ну а кроме того, со всех сторон звучала английская речь: чуть ли не половину посетителей бара составляли американцы. Не то чтобы Бруни не любила немцев, но все-таки иногда приятно побыть среди "своих"!
Пабло, как всегда, опаздывал. В начале их отношений ее это раздражало, но потом она поняла, что сердиться бесполезно. И пытаться его перевоспитать - тоже.
Она прошла к стойке, села на высокий табурет и заказала коктейль. Через минуту вошел белобрысый и занял столик в углу.
Еще в машине Бруни предупредила его:
- Я на свидание еду, так что изволь держаться от меня подальше - у меня бойфренд о-очень ревнивый!
Он, по своему обыкновению, и ухом не повел, но, похоже, принял к сведению.
Пабло появился через четверть часа - сияющий, элегантный и настроенный весьма романтически.
- О Белиссима, я весь у твоих ног и жду справедливой кары! - возопил он, сделал вид, что действительно собирается упасть на колени, но стоило ей рассмеяться, как тут же попытался ее поцеловать. Бруни возражать не стала.
Целовались они долго и со вкусом - Пабло был в этом деле большой мастак - и прервались, только услышав многозначительное покашливание бармена.
Она сразу бросила взгляд в тот угол, где сидел белобрысый - видел? Но столик был пуст… Как это?!
- Белиссима, ты сегодня просто неотразима! Снежная королева… принцесса!
Бруни и сама знала, что свободные шелковые брюки с вышивкой и блузон без рукавов - все белое, с легким голубоватым отливом, как свежевыпавший снег - ей весьма к лицу. Но сейчас ее волновало не это, а загадочное исчезновение Филиппа…
- Белиссима, ты меня слышишь? Что случилось?
А, нет, вот же он - у стойки сбоку стоит!
- Ну что ты, милый, я все слышу. Как ты съездил, как семья?!
Кроме того, что Пабло не пил пива, он был еще и женат - по мнению Бруни, это тоже входило в число достоинств. Жена его обитала на другом континенте и, соответственно, никому не мешала - но исключала для Бруни вероятность получения внезапного предложения руки и сердца, от которого пришлось бы как-то отбрехиваться.
Задать Пабло вопрос о семье значило прослыть в его глазах почти ангелом - подумайте, она даже не ревнует! - и выслушать монолог о спортивных успехах его сына или еще о чем-нибудь в таком роде. Бруни это было сейчас на руку: пока бразилец говорил, она могла присмотреться, что там делает белобрысый.
Похоже, он обсуждал с барменом вино - на стойке стояли три бутылки, и они тыкали пальцами в этикетки, что-то доказывая друг другу. Смотри-ка, он, выходит, в вине разбирается…
В этот момент, словно прочитав ее мысли, Филипп повернул голову и взглянул ей в глаза, перевел взгляд на Пабло… скептическая усмешка, промелькнувшая на его губах, была почти незаметна для посторонних, но для Бруни вполне очевидна.
Интересно, чем это ему не нравится Пабло?! Красивый мужик, не чета всяким, которых можно за деньги на ярмарке показывать с табличкой "Неандерталец".
- А ты скучала обо мне, Белиссима?
Далась ему эта "Белиссима"! Раньше это прозвище Бруни нравилось, но сегодня раздражало, как если бы в рот ей, не спросясь, пихали приторную конфету.
- Да, конечно! Я тебе, кстати, подарок купила! Насмешливый огонек в глазах Филиппа стал еще очевиднее.
- Да что с тобой, Белиссима? - нахмурился Пабло. - Куда ты все время смотришь? - оглянулся, но не найдя ничего, что, по его мнению, заслуживало внимания, недоумевающе взглянул на нее.
- Это я так… показалось, что знакомого увидела, - пояснила Бруни. - Пойдем потанцуем! - Не станет она думать больше ни о каком белобрысом: нет его, и точка!
Наплясались они вволю. Сказав, что скучала по Пабло, Бруни не соврала - лучшего партнера придумать было трудно: музыку он чувствовал не хуже нее и танцевать был готов хоть до утра. А то на дискотеке в последнее время, как на подбор, попадались какие-то хиляки: после третьего-четвертого танца выдыхались.
Потом они посидели у стойки и выпили по паре коктейлей; перешли за столик, заказали фирменный стейк. Пабло был в ударе - рассказывал анекдоты, шутил, представлял в лицах своего приятеля, объясняющегося с полицейским, прихватившим его за превышение скорости.
О белобрысом Бруни больше не думала и вспомнила лишь за кофе, когда Пабло достал из кармана портсигар и галантным жестом протянул ей.
- Хочешь, Белиссима? Вот эти бери, черные!
Как и сама Бруни, он считал, что, конечно, наркотики - это плохо, но при чем тут травка?! В портсигаре у него всегда имелось несколько "заряженных" сигарет - даже если бы его случайно прихватила полиция, едва ли кто-то рискнул бы обыскивать человека с дипломатическим паспортом.
Протянув руку, она бросила быстрый вороватый взгляд в угол. Филипп, уткнувшись в тарелку, ел стейк. Может, не заметит? А если заметит, так и что? Не полезет же он прилюдно отбирать у нее сигарету!
Все эти размышления не заняли и секунды. Подцепив ногтем, Бруни вытащила сигарету, Пабло поднес зажигалку, первая глубокая затяжка…
Белобрысый оказался рядом внезапно; не стал тратить слов - молча протянул руку. Она заколебалась, бросила взгляд на Пабло - тот сидел с недоуменной мордой.
- Не вынуждай меня прибегать к силе, - нахмурился Филипп.
Бруни сама не знала, что нашло на нее в этот момент. Глядя на него в упор, она демонстративно сделала еще одну затяжку - и неожиданно, резким движением, вогнала пылающий кончик сигареты, как в пепельницу, в самую середину протянутой к ней широченной, точно лопата, ладони.
Он не вскрикнул, не отдернул руку. Лишь в глазах промелькнуло что-то такое, от чего Бруни подумала: "Сейчас убьет!"
Рука сжалась, скрыв окурок, Филипп молча развернулся и направился в сторону туалета.
Оставить этот инцидент без объяснения было нельзя - пришлось рассказать Пабло всю правду. Ну, почти всю, не считая двух ночей, проведенных с белобрысым и некоторых оскорбительных пассажей из письма папочки.
Она рассказывала, и приутихшая было за день ярость вскипала в ней с новой силой. Мало всего остального - так еще эта нелепая сцена! Из-за одной-единственной несчастной сигаретки!
Пабло был в ужасе - как вообще можно такое терпеть?! - неприязненно косился на угловой столик и назвал воспитательные методы Майкла Э. Трента "средневековым самодурством". Но даже его искреннее сочувствие не могло исправить испорченного настроения Бруни.
Наконец, увидев, что ее никак не удается расшевелить, он предложил:
- Белиссима, может, поедем ко мне?! Там найдется кое-что получше сигарет, чтобы поднять тебе настроение!
Она не знала, что именно он имеет в виду: секс или кокаин - но и то, и другое было сейчас кстати: расслабиться, забыть обо всем и выбросить наконец из головы этого поганого белобрысого придурка с его хамскими манерами, усмешками и молчанием.
- Да, поехали, и побыстрее! - решительно выпрямилась Бруни.
В конце концов, это ее любовник, и они больше двух недель не виделись - и она действительно по нему соскучилась! Подставила губы для поцелуя - Пабло припал к ним со всем присущим ему латиноамериканским пылом.
У дома бразильца они были уже через четверть часа.
- Дитрих, сейчас я заберу все, что нужно, из багажника, и можешь ехать домой, - сказала она, выходя из машины.
Под "всем, чем нужно" подразумевалась оленья голова. Вытащив из багажника щетинившийся острыми отростками пакет, Бруни поставила его на тротуар - сейчас Пабло загонит свою машину в гараж и придет, не самой же ей тащить наверх эту штуку! Обернулась и чуть не столкнулась с незаметно подошедшим Филиппом.
- А ты тоже поезжай домой, - посоветовала Бруни. - Впрочем, можешь посидеть и тут, где-нибудь на лестнице - ты же понимаешь, что Пабло не обязан пускать тебя к себе в квартиру. Нам там третий не ну-ужен, - насмешливо мурлыкнула она и провела пальчиком по его плечу - пусть-ка вспомнит!
Желваки на щеках у белобрысого так и заходили. Нет, все-таки ревнует, что бы он там ни говорил! У мужчин это на уровне инстинкта!
Секс и кокаин, точнее, в обратном порядке: кокаин и секс - именно этого Бруни ждала и именно это получила. Пабло рассыпал порошок по стеклянному столику, сделал две дорожки и протянул ей серебряную трубочку:
- Давай сначала ты, Белиссима!
Вдох и… у-ухх! - словно кто-то ударил изнутри по глазам. Бруни зажмурилась и помотала головой от остроты этого первого ощущения.
- Осторожно, порошок сдуешь! - отодвинул ее от столика Пабло. - Дай-ка я тоже! - Нагнулся, вдохнул: - Бр-р!!! - помотал головой, как и она, и выпрямился. Глаза его ярко блестели.
Наверное, они подумали об одном и том же, потому что когда Пабло обнял ее и подтолкнул к дивану, Бруни уже и сама со смехом тянулась к нему, нетерпеливо расстегивая его рубашку…
Проснулась Бруни непонятно когда и непонятно где. Сердце отчаянно колотилось, и было ощущение, будто случилось что-то страшное. Лишь через несколько секунд она осознала, что лежит в постели Пабло, рядом похрапывает он сам, а за окном светает.
Чувство тревоги все не проходило. Сон, что ли, дурной приснился? Что-то там было красное - единственное, что запомнилось.
Она с трудом приподнялась - голова казалась горячей и тяжелой. Тело было покрыто липким противным потом, а сердце продолжало колотиться.
Сколько она спала? Часа два? Три?
Да, кажется, так… Сначала они занимались любовью, потом решили, что нужно срочно повесить над изголовьем оленью голову - и вешали ее, с хохотом прыгая по кровати нагишом. Потом Пабло прицепил на рог трусики Бруни и заорал: "Трофей, трофей!"… а потом они снова занялись любовью…
Еще бы поспать, но во рту было словно песком набито, так сухо и противно. И красное… смутное неприятное воспоминание по-прежнему не отпускало.
Бруни встала, подошла к окну. Снаружи было белым-бело, даже дома на противоположной стороне улицы скрывались в тумане. И, словно по контрасту - сочетание красного и белого - вспомнился этот сон, дурацкий и тошнотворный: белобрысый (опять чертов белобрысый!) протягивает руку, как тогда, за сигаретой - и вдруг на ней, сама собой, появляется алая точка, она стремительно расширяется, расползается на всю ладонь… И нет сил сдвинуться, позвать на помощь - а Филипп смотрит на нее с усмешкой, будто не замечая, что его рука превращается в алую бесформенную массу…
Бр-рр!
Бруни потрясла головой, прошла на кухню, достала из холодильника кока-колу и стала пить ее прямо из горлышка. Снова выглянула на улицу - кроме тумана, ничего не было видно. Но Филипп где-то там - наверняка у него хватило вредности не поехать с Дитрихом, а остаться караулить ее.
Конечно, не стоило обжигать ему руку, но сам виноват, довел! Из-за одной сигареты перед всеми опозорил!
Она попыталась снова разозлиться, но не получалось, наоборот, появилось мерзкое ощущение, будто она обидела бессловесную тварь, которая не может дать сдачи. Да, уж он-то бессловесный! Сидит сейчас, небось, и репетирует те гадости, которые скажет, когда она выйдет! Интересно, он хоть руку перевязал?
Ладно, в конце концов, какое ей дело до папашиного наймита, хама и зануды!
Но злиться по-прежнему не получалось - может, из-за дурацкого сна?
Бруни вернулась в спальню и, чуть поколебавшись, начала собирать вещи. Пабло спал, повернувшись к стене, над изголовьем вырисовывались очертания рогатой головы, на одном из отростков смутно белели трусики. Черт с ними - достать их, не влезая на кровать, невозможно, а Пабло, если проснется, может потянуть ее обратно в постель.
Она оделась, кое-как наспех причесалась и вышла из квартиры. И лишь когда замок щелкнул, сообразила, что нужно было позвонить и вызвать такси.
Ладно, что теперь говорить… Бруни огляделась - на площадке никого не было. И на подоконнике площадкой ниже - тоже.
Где же он?!
Ей стало как-то не по себе, и, перепрыгивая через ступеньку, она поскакала вниз по лестнице.
Филипп обнаружился на подоконнике первого этажа. При виде него Бруни испытала такое облегчение, чуть ли не радость, что сама себе удивилась.
Украдкой бросила взгляд на его руку - на вид вполне нормальная, правда, ладони не видно… наверное, все-таки там есть ожог.
При виде нее белобрысый не выразил ни малейшей радости, даже не шевельнулся, и лишь когда Бруни подошла почти вплотную, соскользнул с подоконника и выпрямился.
- Пойдем? - спросила она, не зная, что еще сказать.
Он пожал плечами, развернулся и шагнул к лестнице.
До дома они доехали быстро - повезло, почти сразу наткнулись на такси. Филипп всю дорогу молчал, глядя в окно; рука его лежала на колене ладонью вниз, к невозможно было рассмотреть, большой ли там ожог, а спрашивать Бруни не решилась. От его давящего мрачного молчания ей было не по себе - уж лучше бы он хамил, тогда бы нашлось, что ответить.
Вылезая из машины, он придержал перед ней дверцу, и Бруни заметила, что ладонь его заклеена пластырем. От этого зрелища ей стало еще больше не по себе.
- Рука очень болит? - не выдержав, все же спросила она.
- Себя прижги - так узнаешь… госпожа баронесса, - огрызнулся он.
Конечно, что и следовало ожидать…
С ожогами Бруни и без подобных экспериментов была знакома непонаслышке - раскаленное стекло обжигало почище любой сигареты. Она легко могла представить себе, каково ему сейчас - тут, наверное, не то что огрызнешься - взвоешь!
Поэтому, даже не переодевшись, она нашла в аптечке мазь - ту, которую обычно использовала в подобных случаях - и пошла каяться и извиняться.
Филипп открыл не сразу, мрачный, в расстегнутой рубашке, Встал, перегораживая вход.
- Чего тебе надо?
- Я… вот, мазь от ожогов принесла, - показала Бруни баночку.
Он смерил ее холодным взглядом, от которого ей сразу расхотелось извиняться.
- Тебя что, твой хахаль недотрахал, что ты опять ко мне лезешь?!
Она опешила - столько злости прозвучало в его голосе.
- Да ты что?! Я…
- Пошла вон! - Дверь захлопнулась прежде, чем она успела еще что-то сказать.
- Сволочь! Гад, мерзавец, негодяй! - заорала Бруни во всю глотку и запустила в дверь баночкой с мазью. Баночка отлетела и больно ударила ее по ноге.
Глава десятая
Нет, Трент не слишком цинично рассуждал о дочери, наоборот - он еще смягчил краски, не сказав открытым текстом, что Филиппу предстоит иметь дело с избалованной стервой со склонностью к наркомании, нимфомании, алкоголизму, эксгибиционизму… и еще черт знает чему! При этом с нравственностью мартышки - да и мозгов имеющей едва ли намного больше.
Филипп никогда не отличался сверхбуйным темпераментом, но он уже не раз и не два готов был свернуть лилейно-белую шею своей подопечной…
Чего стоила история на вечеринке, когда некая ощипанная рыжуха вдруг подкатилась к нему, с хихиканьем заявив:
- Пошли со мной! Хозяйка разрешает, - и кивнула назад, на весело болтавшую с кем-то "госпожу баронессу".
Он не поверил в тот момент собственным ушам. Она что, с ума сошла?! Считает, что приобрела на него какие-то права - да еще может делиться ими с кем-то?
И у нее еще потом хватило наглости спросить, что именно он сказал ее дорогой подруге! Интересно, а на что она, собственно, рассчитывала?!
А дискотека, где он вынужден был разыграть сцену в стиле Микки Спиллейна с самим собой в роли крутого гангстера! Кстати, получилось неплохо - пушер испугался не на шутку.
А инцидент в баре! Отличное слово "инцидент" - обтекаемое, политкорректное, ни в малой степени не описывающее ощущения человека, которому втыкают в руку горящую сигарету.
Филипп до сих пор помнил лицо Амелии в тот момент - сколько в нем было ненависти и буйной, злобной радости. Горящие глаза, рот, растянувшийся в оскале… непонятно, каким чудом он тогда сдержался и не ударил ее!
Рука ныла аж до локтя. Стоило неловко шевельнуть ею, как в ладони снова вспыхивала дергающая боль.
Слава богу, баронессочка отсыпалась после вчерашнего. Возможно, сказывался и кокаин - Филипп почти не сомневался, что именно им она накачалась в квартире своего любовника: красные глаза и шмыгающий нос - симптомы типичные, как по учебнику, да и двигалась она как-то непривычно вяло.
И если так, то действовать нужно быстро: любовник-кокаинист куда опаснее для нее, чем любая плохая компания.
Поэтому прямо с утра Филипп позвонил Штернгольцу и попросил, чтобы тот узнал об этом Пабло как можно больше.
Адвокат, один из немногих людей, знавших истинную причину пребывания Филиппа в доме баронессы фон Вальрехт, вопросов задавать не стал, сказал, что постарается добыть нужную информацию в течение суток.
Вот и все. Теперь оставалось только ждать. И теперь у него, наконец, появилась возможность немного отдохнуть и подумать, как же быть дальше.
Прошло уже десять дней с его приезда, но оптимистичные прогнозы Трента, что они с Амелией как-то поладят, увы, не оправдывались. Было ясно, что баронесса точно так же не переваривает его, как и он ее, и старается любыми способами досадить ему - досадить, разумеется, в ее представлении.
Конечно, во всем происходящем была немалая доля его вины. Именно он позволил, чтобы их отношения из деловых стали личными. Более чем личными. До идиотизма личными.
Какую бы чушь она ни несла и как бы себя ни вела, он не имел права чуть ли не в открытую обзывать ее шлюхой! Обзывать, на самом деле прекрасно понимая, что если бы он, он сам, не пустил ее к себе в постель, то и оснований обвинять его в ревности у нее бы не было!
Амелия здорово тогда обиделась - в какой-то момент ему даже показалось, что она готова заплакать…
Нет, с этим противостоянием надо что-то делать! И прежде всего, стараться не реагировать на ее подколки - тогда, возможно, и ее активность в отношении него постепенно поубавится?
Увы, реальность, как это частенько бывает, внесла свои коррективы в задуманные планы…
После обеда баронесса проснулась, искупалась в бассейне и поехала по магазинам. Филиппа она при этом начисто игнорировала - даже пакетами с покупками, и теми его не нагрузила.