- Приезжал на каникулы, на коленях просил прощения. Предлагал оставить жену, развестись. Был уже безразличен. Встретить еще кого, и полюбить не довелось.
- А я?
- Вижу тебя третий день. Не понимаю, что происходит со мной? Может ты гипнотизер? Я, наивная, верю всему. С тобой интересно, как ни с кем еще не бывало. Признаюсь, нравишься.
- В студенческие годы влюблялась? В Университете от поклонников, думаю, отбоя не было. Никто не растопил ледяное сердце?
- Поклонников хватало, но всё не те, о ком мечтала идеалистка.
- До сих пор остаешься идеалисткой? Мои шансы сильно падают.
- Сегодня я не та идеалистка, какой была. Жизнь преподала уроки. Не узнала еще тебя по-настоящему, но, кажется, разглядела родственную душу. Бизнесмен, а душа и сердце остались открытыми, добрыми. Если я маменькина дочка, ты маменькин сынок, хотя пытаешься предстать крутым, современным новым русским, для которого не существует никаких законов.
- У тебя по психологии пятерка была?
- По большинству предметов. Работаю с детьми, должна быть психологом.
- Выходит, я первым растопил твое ледяное сердце?
- Не зазнавайся. Не пойму как растаяла. Забыла о приличиях. Признайся, ты гипнотизер, экстрасенс?
Игорь покачал головой и крепче прижал ее, поцелуем заставил замолчать.
- В универе я много занималась. Подружки в парк, на дискотеку, а я одна в общаге учу спряжение немецких глаголов. Английскому посвящала много времени. В школе и в Универе я больше дружила с Дашей. Она, как и я, много занималась, дискотекам предпочитала театр, концерты. Меня таскала с собой. Лишь на последнем курсе, уже писали диплом, в филармонии познакомились с интересным меломаном, ее теперешним мужем. Саша одновременно с нами заканчивал политех и искал работу. Нашел Дашу, а она с помощью папы, место ему в городской администрации.
- Обе познакомились с меломаном, а он выбрал Дашу. Завидовала?
- Нисколько. На последнем курсе сильно осветляла волосы и была яркой блондинкой, а в его понятиях все блондинки дуры и шлюхи. Предпочел шатенку. Дашка влюбилась в него с первой минуты. Мы еще с месяц встречались втроем, ходили в театр, на концерты и у меня ни разу не мелькнула мысль соревноваться с Дашкой, обратить внимание на себя. С первых общений поняла, не мой идеал.
Я естественная блондинка - от папы, как уверяет мама. Волосы от природы цвета спелой пшеницы. После Универа долго больше не осветляла волосы. И представляешь, Сашка убежден, на меня подействовали его умозаключения.
- Сейчас немного осветлилась?
- Чуть - чуть.
- Александр опирается на мировую статистику. Блондинка всегда эффектней и привлекательнее. Видел я, как ты шла по Набережной. Мужчины словно по команде поворачивали головы.
- Блондинка, - значит женщина свободного поведения? - Она отстранилась, посмотрела ему в глаза.
- Ты редкое исключение. Умница, скромница. Красивая, самостоятельная девушка и одна. А это уже нонсенс. В Питере, в Москве, тебя пригласили бы в самый престижный Дом моделей. Украсишь обложку любого глянцевого журнала. "ВОГ", "Космополитен", "Караван".
Елена сжала его руку.
- Не надо сочинять, Игорь. Ты, действительно, потерял голову. Профессия манекенщицы, топ - модели никогда не привлекала. Унизительно демонстрировать свое тело и получать деньги.
- Я люблю тебя, Лена! - губы их слились в долгом поцелуе. Отпустив ее, он прошептал. - Ты божество, не верю себе, не верю что всё наяву, ты у меня объятиях. Сплю, пришла во сне.
Он замолчал. Оба молча смотрели в море, и Лена вдруг прочитала из Брюсова:
Когда душа
встречает горе
иль беспричинная
печаль
Все успокаивало море
И моря ласковая даль.
- Не правда, очень точное передает состояние души?
Игорь кивнул.
Они не слышали экскурсовода, не видели обнявшихся парочек, что подобно им, сидели на корме рядом. Не увидел Игорь и прекрасной панорамы ночной Феодосии, которая открывалась их взору. Видели и слышали только друг друга. Часовая прогулка пролетела за несколько минут. Когда на корме стало светло, оказалось теплоход уже швартуется у пирса городского причала.
Возвращались, обнявшись, как совсем юные, и Елену не волновало, что увидят знакомые. Ноги сами несли к гостинице. Поднялись на третий этаж, Игорь открыл номер. Она ни о чем не думала, ничего не спрашивала, покорно шла за Игорем. Мысленно все еще находилась на теплоходе. Здравый рассудок, всегда сопровождавший Лену, молчал, Игорь загипнотизировал её.
Елена осмотрелась. Номер был другой, одноместный. Не тот, в котором случайно оказалась, убегая от бандитов. Игорь перехватил ее взгляд.
- Номер поменьше. Тот заняли.
- Вполне приличный.
- Выпить что-нибудь хочешь? - он открыл холодильник, показал банки пива, бутылки колы, минералки.
- Водички.
Он достал минералку, стаканы, налил. Она едва успела допить, Игорь поднял на руки и перенес на кровать. Лена отбивалась, но он держал крепко, рот закрыт поцелуем. Положил, сам сел рядом, принялся целовать шею, грудь, руки. Как ни хотелось остаться, она встала. "Нельзя терять рассудок".
- Поздно, мама волнуется. Я должна побыть одна, переварить события сегодняшнего дня, вечера. Столько всего.
- Ты же обещала предупредить, что у подруги ночуешь. Останься!
- Может, и хочу остаться. Нельзя позволять страсти преобладать над разумом. Ни сегодня. Пошли, проводишь.
"Какая правильная! Мне бы такую стойкость", - подумал Игорь.
- Останься, умоляю. Не усну всю ночь.
- Не надо форсировать события. У нас всё по-настоящему? Тогда не стоит спешить.
Как ни переполняли чувства, как ни хотелось задержать её, вынужден был согласиться, она права. "Не стоить форсировать события. Я потерял голову. Что дальше? Неужели взбалмошная провинциалка так запала в сердце, захватила всего, что готов привести в дом, где еще недавно властвовала любимая Танюша? Таню не возвратишь. Как бы Елена не походила на неё, она совсем другая".
Он проводил Елену, поднялся на четвертый этаж. Она открыла замок, порывисто поцеловала в губы и скрылась за дверью.
Заснуть в эту ночь она долго не могла. Перед глазами плыли события дня, признания Игоря. Чувствовала себя настолько счастливой, что пугалась.
Игорь тоже не мог уснуть. Понял, с Еленой все будет серьезно
11
Утром, приветствуя туристов, Елена спросила, как провели вторую половину дня, где побывали, объявила, что сегодня по плану посещение картинной галереи Айвазовского.
- Обычно приезжие торопятся в галерею увидеть самую большую коллекцию картин знаменитого мариниста.
- Перед поездкой смотрели альбом репродукций. Одни корабли и море. Успеем в музей. Позвольте, лучше одни побродим по городу, не торопливо осмотрим местные достопримечательности, - ответил Курт. - Мы с дедом не любим организованные походы.
- Как хотите, - обиделась Елена на необычную пару, которой не нужны услуги гида. - Могла бы многое рассказать, показать, что сами не увидите. Вы заплатили за тур, я обязана выполнять обговоренную программу, потому и предлагаю. Вы вправе отказаться от любой экскурсии. А разрешить? У вас предвзятой мнение о нашей стране, если считаете, меня приставили постоянно находиться с вами.
- Оставь свой телефон. Если понадобишься, найдем, - предложил Эрвин.
Елена продиктовала номер своего сотового, оставленного маме. Потом осенило, если собралась к Игорю, лучше дать его трубку. Поискала записную книжку, куда вложила визитку и не нашла.
- Подождите недолго, схожу к приятельнице, возьму у нее мобильник, чтобы в любом случае нашли меня. Она поднялась на третий этаж, постучала в знакомую 305 - ю комнату.
- Войдите! - услышала знакомый голос. Игорь приятно удивился.
- Десятый час, только встаешь?
Игорь бросился к ней, схватил в объятия и прильнул к губам.
- Пришла! Чудесно.
- Скажи номер твоего сотового. Могу дать немцам, вдруг понадоблюсь? Опять желают самостоятельно знакомиться с городом.
- Конечно. Ты вернешься? - Он взял со стола листок, записал ряд цифр и передал ей.
Елена, ничего не сказав, выскочила из номера. Игорь - за ней, и уже в коридоре крикнул:
- Придешь?
- Подожди, я скоро.
Она спустилась на второй этаж, отдала листок с номером Эрвину, объяснила, если понадобится, найдут её по этому номеру.
***
Немцы взяли такси и поехали на площадь, откуда накануне начали обход улицы. Прошли мимо нескольких домов, и Эрвин схватил племянника за руку.
- Нашел!
- Дом? - недоверчиво переспросил Курт. Дед остановился, рассматривая сквозь узорчатую металлическую калитку дорожку из бетона, протянувшуюся к увитой виноградом веранде белого домика. Он почти не отличался от других, построенных из местного известняка и оштукатуренных. Деревянной кабинки туалета, который, при заполнении ямы под ним, переносили, теперь не было. На его месте возвышалось фундаментальное каменное сооружение, которое не перенесешь. И все же чутье подсказывало - это и есть дом, в котором жил два года войны.
Постояли недолго у калитки, и Эрвин признался, что не совсем уверен. Во дворе у забора с соседями росло грушевое дерево. Около него с одной стороны деревянная кабина туалета, а с другой яма, в которую выбрасывали всякие отходы и выплескивали нечистоты. Дерева на том месте не было. Бетонной тропинки к дому в его время тоже не существовало, забор был не каменный, а из кустов ежевики.
Племянник успокоил деда.
- Дерево не сохранилось, главное дом нашли.
- Боюсь, дом не тот! - Продолжая рассматривать сквозь калитку двор, Эрвин вдруг решительно произнес. - Не найдем его. Да и не сохранилось наше богатство! Мы с Густавом спешили, закапывая добро. Надеялись, еще вернемся и не засыпали яму доверху. Накидали сверху всего, что попало под руки. Позже, если переносили деревянный клозет, скорее всего, воспользовались ямой и нашли наши ценности.
- Так зачем мы приехали? - возмутился Курт.
- Ты настаивал.
- Тот или не тот дом? - в очередной раз прервал дядю Курт.
- Не знаю. Устал я. Поехали в отель.
Они прошли еще домов пять, и Эрвин остановился.
- Давай вернемся. Еще раз посмотрю. Кажется, все-таки он.
Повернули назад, подошли к калитке. В этот момент на крыльце показалась девушка, и Курт крикнул.
- Девушка!
Она оглянулась, не дружелюбно посмотрела на гостей.
- Койки не сдаем!
Курт задумался. Что такое "койки", он не знал.
- Подойдите, пожалуйста.
- Я же сказала, квартирантов не берем!
Теперь Курт понял, заулыбался и объяснил, что они немецкие туристы.
Любопытство победило, и девушка подошла, оглядела туристов. Одеты, как обычные курортники, ничто не выдавало иностранцев, только акцент Курта. Дед не проронил ни слова.
- Мой дядя в войну жил на этой улице, в одном из домов. Возможно в вашем.
- Так он фашист? - сообразила девушка. - Что вы хотите?
- Можно зайти, посмотреть ваш дом внутри? Мы недолго.
- Вот еще! Бывшие оккупанты придут хату смотреть, словно музей! Двигайте отсюдава! Собаки нет, спустила бы. - Она повернулась, собираясь уйти. В эту минуту на крыльцо вышла женщина старше, увидев дочь, беседующую с мужчинами, крикнула.
- Курортники? Катя, не гони их. Тетка Маруся возьмет, я отведу к ней.
Женщине было около сорока. Она подошла к калитке.
- Отец ваш в возрасте, ему бы с удобствами жилье. В нашем районе известно, какие - всё во дворе.
Женщина оказалась доброжелательнее дочери. Курт как мог, объяснил, что они немцы, дядя не фашист, не СС, он писатель. В войну служил в этом городе, никого не обижал. Теперь ищет дом, где жил, надеется восстановить в памяти детали, написать правду о войне.
Женщина, назвавшаяся Ниной отворила калитку и пригласила их в дом.
- Посмотрите, может, правда, тут жили. Из тех, кто помнит войну, осталась моя свекровь. Сейчас нянчит внучку у сына на соседней улице. Дарья Васильевна.
Услышав имя Дарья, Эрвин вспомнил беленькую худую девочку, дочь хозяйки. Бабка чаще звала ее Дуняша, когда сердилась - Дарья. Немцы звали - Дашаа. Объяснил Курту, тот перевел.
Вместе с хозяйкой поднялись по ступенькам, прошли через веранду в сени, оттуда в большую комнату, которую хозяйка назвала залой. Из нее был вход в две другие комнаты, отделенные только занавеской. Одна стена зала оклеена фотообоями с видом моря, чаек и облаков. На другой - современные большие электрические часы, на окнах цветы, дорогие занавески. В комнате японский музыкальный центр и телевизор. Ничто не напоминало пустую комнату с серыми, давно не белеными стенами, где когда-то Эрвин перенес две холодные ветреные зимы. Он заглянул в небольшое оконце, выходившее во двор, и перед ним открылся знакомый вид. Ничего не изменилось за 55 лет! Эрвин узнал дом. Потрясенный нахлынувшими воспоминаниями, он сел. Перед глазами, сменяясь, всплывали воспоминания, люди, события, картины тех лет. Увидел старую женщину - Марию, её внучку Дашаа, лейтенанта, Густава, Ганса, маленькую собачку. Достал таблетку нитроглицерина, положил под язык.
Хозяйка предложила воды, он отказался.
- Узнал дед, - сказал Курт хозяйке.
- Вы говорите, дед ваш не фашист? Сколько ему было тогда?
"Фашиста" Эрвин понял и покачал головой.
- Найн фашист. Фройндшафт.
- Двадцать один год ему было, - пояснил Курт, и повторил, что дед всегда был мирным человеком, никого не убивал, всю жизнь проработал в автомастерской, а на старости решил написать книгу воспоминаний.
- Это дом Дарьи Васильевны. В войну девчонкой жила здесь. Может, позвать? - спросила Нина.
Отдохнув, Эрвин встал, прошел к занавеске, отделявшую гостиную от небольшой комнатенки, где он спал с Густавом, осмотрелся, зашел в третью комнату, которую занимал лейтенант. Ганс спал в гостиной.
Нина позвала дочку, наказала принести гостям фруктов - винограда, персиков, слив.
- Угощайтесь, я быстренько сбегаю, приведу свекровь.
Немцы поблагодарили Нину и попросили разрешения подождать ее возвращения во дворе. Им не терпелось внимательнее осмотреть двор. Девочка усадила их на лавочку у крыльца. С нее открывался широкий обзор. Теперь он казался крохотным. Девочка поставила перед гостями табурет, на него блюдо с фруктами и ушла.
- Клозет на том же месте, - определил Эрвин. - Тогда он из досок был сбит, теперь каменный. Что если его поставили над ямой, в которую мы с Густавом всё побросали? - Он помолчал. - Мне кажется, яма, куда вываливали мусор, слева должна быть…. Нет, справа, метра три от груши. Вместо дерева теперь кустарник, трудно сориентироваться.
- Малина это. Так слева или справа? - переспросил Курт.
- Клозет, вероятно, не здесь стоял. Выйдешь из дома, пробежишь вдоль стены до конца, чуть свернешь и перед тобой клозет. Ганс однажды не добежал до поворота и наложил кучу, как раз на углу, а лейтенант с похмелья утром влез. Помню, врезал Гансу в морду и обругал свиньей. Лейтенант наш был чистюля. Сам сто раз на дню руки мыл и с нас, солдат, требовал поддерживать чистоту и порядок. У меня постоянно интересовался, когда последний раз в бане был.
Эрвин поднялся, дошел до угла дома, хотел обойти кругом, но сразу за поворотом начинались непроходимые заросли малины. Идти в глубину сада не решился и вернулся к племяннику, уплетающему виноград.
- Узнаю и не узнаю. Все изменилось. Вон того дома, - он показал в сторону, - не было, хозяева сажали там картошку.
Послышали голоса, вернулась Нина с худой немолодой женщиной. Нина представила гостей старухе. Та окинула их любопытным взглядом.
- Старый, говорит, хата похожа на ту, где он квартировал в войну.
Эрвин попросил племянника спросить, помнит ли она четырех постояльцев. Лейтенанта и трех солдат. Пожилая женщина села.
- Мама, сколько тебе было в войну, я забыла? - спросила невестка.
- Я с тридцатого. Первый раз фашисты вошли в город, мне было одиннадцать. - Она повернулась к Эрвину. - Ты застрелил Кутьку?
Курт ничего не понял, и попросил пояснить, что такое "кутька".
- Собачка у меня жила Кутька. Маленькая такая, одна на всю улицу. Троих немцев обожала, они подкармливали ее, ласкали, а четвертый, настоящий фашист, ненавидел Кутьку. Она всегда хватала его за босые ноги, однажды написала на сапоги и он прямо на крыльце застрел ее. Я так плакала!
Курт перевел, и Эрвин вспомнил Ганса, вспомнил девочку, хозяйскую дочь, собачонку. Он замотал годовой и несколько раз произнес "Найн".
- То был Ганс. Меня зовут Эрвин, не обижал я русских. Ты девочка Дашаа? - растягивая последнее "а", Эрвин попросил Курта спросить старуху.
Старушка усмехнулась, вспомнила "Дашаа".
- Девочке шестьдесят восьмой идет.
Старуха пустилась в воспоминания, и русского языка Курта не хватало понимать и переводить дяде.
- Можно, придем после обеда с переводчицей и продолжим разговор? - остановил словоохотливую старушку Курт.
- Что ж, приходите, - разрешила Дарья Васильевна, и обратилась к Нине, - ты тогда сходи за мной.
Довольные итогами поисков, Эрвин и Курт заспешили домой. Старик забыл усталость и бодро зашагал под гору, к шоссе. Неожиданно остановился, вспомнил Ольгу, и оглянулся. Она жила где-то здесь. Ничего похожего на ее двор и дом вокруг не увидел, а Курт торопил.
- Надо всё толково объяснить Хелен, чтобы взялась помогать.
- Вся надежда на нее. Не уговорит хозяйку, тогда хоть возвращайся.
12
Игорь собирался пойти в Интернет - клуб посмотреть, как дела в фирме. Обещание Лены придти, изменило планы, и теперь он решал, в каком виде встретить. "Снять халат, одеться, или подождать развития событий"?
Елена в это время прощалась с немцами. Пожелала интересных впечатлений и поднялась на третий этаж. Открыла без стука дверь, прервала размышления Игоря.
- Еще не одет?
- Считаешь, следует одеться?
Размышляя о предстоящей встрече, ночью Елена много думала об отношениях с Игорем, как далеко они зайдут. "Дожить до двадцати четырех и не знать мужчину. Не нормальная! Никто не верит, что не спала с Ромкой, не крутит романы с экскурсантами. Узнали бы правду"! - Измученная сомнениями и долгой борьбой с собой, решила: "Будь, что будет"! С этой мыслью и вошла к Игорю. Ей казалось, она готова, если сегодня "это" произойдет. Однако, увидев Игоря, смутилась, не смогла побороть волнение, и, едва не повернула обратно. Игорь успел остановить её, притянул к себе, сжал в объятиях, поцелуями закрыл рот и не позволил заговорить.
- Солнышко моё! Любовь, моя!
Продолжая держать ее в объятиях, вернулся к двери и повернул замок. Затем, как накануне, поднял на руки и отнес на кровать, а сам шагнул к балкону, задвинул шторы.
- Двери не закрывай, задохнемся от духоты. - Она поняла, что не хочет уходить. "Решила же, будь, что будет!"
- Оставил открытыми.
Вернулся и сел рядом, обнял. Елена посмотрела на него и улыбнулась. Игорь как безумный продолжал целовать, а руки расстегивали молнию на спине, затем приступили к застежке на бюстгальтере. Его пальцы дрожали, не слушались, однако замочки один за другим выскочили из петелек, и она сама стянула бюстгальтер.
- Платье порвешь.