Глава 10
- Неужели все так и было? - спросила Роза.
Ей стало весело, и она улыбнулась, как девочка, которая старается скрыть от взрослых неуместную улыбку.
- Именно так, мадам. Я передал почти дословно. Уверяю, все так и было, - сказал инженер Понс, молодой француз, присутствовавший при стычке Риккардо Летициа с Консалво Брандолини.
- Вы меня развеселили. Давно я так не смеялась.
- Я счастлив, мадам, - продолжал француз, и в голосе его проскользнула тревога. - Я рассказал вам о том, что вас позабавило. Но, боюсь, нам придется перейти и к более серьезным вещам.
- Когда от души посмеешься, легче выслушать и неприятное известие, - сказала Роза.
Эмиль Понс, как истинный француз, оценил замечание старой женщины. Они сидели в кабинете Розы. Понс бывал здесь часто, по крайней мере раз в месяц он заходил обсудить дела. Вошел Клементе, толкая перед собой сервировочный столик с бутылкой "Димпл" для Понса и ананасовым соком для Розы. Клементе подал и свежевыпеченные пирожные, хотя Понс терпеть не мог сладкого, а Розе его запретили врачи. Но ей нравилось смотреть на пирожные и вдыхать сладкий аромат.
Клементе протянул Розе стакан, а француз приступил к делу:
- Ситуация очень сложная, мадам.
Понс взглянул на Розу сквозь толстые стекла очков, ожидая, какова будет ее реакция. Роза спокойно, с королевским достоинством, сидела в инвалидной коляске.
- Ну, дорогой, не стоит преувеличивать, - без всякого волнения произнесла она, поглядывая в окно на миланские крыши.
Эмиль Понс, вице-президент корпорации "Заводы Руасси", выпускник Массачусетского технологического университета, как и Риккардо, прилетел в Милан из Женевы, предварительно созвонившись с Розой.
- Так в чем проблема, Эмиль? - спросила Роза, дружески похлопав его по коленке.
- Я разговаривал с Риккардо, вашим сыном.
- Это мне известно.
- Синьор Летициа хочет нас разорить.
Роза поправила прядь, выбившуюся из прически, и небрежно уточнила:
- И это все?
- Я плохо объяснил, мадам?
Понс не осмеливался спросить, правильно ли поняла Роза его слова.
- Я поняла, давайте перейдем к делу.
Понс открыл "дипломат" и принялся вытаскивать документы из папки.
- Нет, - остановила его Роза. - Никаких бумажек. Я их терпеть не могу. Лучше слова… и факты.
- Хорошо, - ответил Понс и прокашлялся. - Транснациональный банк требует немедленного возврата предоставленных вам кредитов. Тех сумм, что послужили для укрепления "Заводов Руасси". Вы знаете, речь идет о миллиардах. Вот суть дела. Вот факты, мадам.
Роза улыбнулась.
- Суть дела в том, что таково требование моего сына, - сказала она. - У Риккардо дела плохи. Чтобы спасти свою фирму, он должен избавиться от "Заводов Руасси". И поэтому требует возвращения одолженных миллиардов. Он уверен, что нам придется отступить и поле битвы останется за ним. Короче, умри ты, чтобы жил я.
Логика Розы была безупречна.
- В каком-то смысле вы правы, мадам, - развел руками Понс.
- А вы, мальчик мой, хотели бы узнать, в состоянии ли я выполнить требование сына.
Роза рассуждала совершенно спокойно, словно вся эта история ее не касалась. На ней был розовый свитер ангорской шерсти, на шее - ожерелье из розовых топазов и бриллиантов, оправленных в золото, песцовая накидка прикрывала ноги. Понс чувствовал нежное благоухание ее духов "Арпеджио". Роза Летициа выглядела невероятно молодо.
- Да, мадам, - подтвердил француз. - Именно это мне и хотелось бы узнать.
- Ответ утвердительный, - заявила Роза.
- Утвердительный? - переспросил Понс.
Он даже переменился в голосе и лице.
Роза торжествующе улыбнулась.
- Я из этих миллиардов не растратила ни гроша, - объяснила она. - Я их перевела в доллары.
- В доллары?
- Много лет назад, только начиная операцию, я предложила банку гарантии в долларах в обмен на ассигнования, необходимые для "Заводов Руасси".
- Я правильно понял?
- Правильно, мальчик мой, - подтвердила Роза. - Доллар постепенно поднимался в цене, и теперь сумма почти удвоилась. Мы, ничем не рискуя, можем расплатиться, а "Заводы Руасси" так и останутся вилами в бок Риккардо Летициа.
Француз громко, от души расхохотался.
- Да это же обман! - с восторгом заявил он.
- Обман, - согласилась синьора Роза.
Она склонилась к нему и доверительно, словно сообщая тайну, добавила:
- Обманывать - моя профессия. Я от этого молодею. Много лет назад я начала свое дело с колоссального обмана.
ОБМАН
Нью-Йорк - 1920-й
Глава 1
Роза поднималась по Малберри-стрит; вокруг орали женщины, визжали дети, зазывали покупателей уличные торговцы. Мостовая вся была загажена, отвратительно пахло отбросами. Жаркое июльское утро предвещало наступление нестерпимо душного дня.
У поворота в переулок вонь стала еще сильней. Роза зажала рот платком, боясь, что ее вырвет. Она утешалась тем, что скоро они переберутся в Гринвич-Виллидж, а там есть и деревья, и цветы, и пахнет травой. Девушка была одета по последней моде и странно смотрелась на бедной улице. На ней была бежевая блузка с вырезом-лодочкой и юбка в складку, открывавшая стройные ноги, на голове - изящная шляпка из таиландской соломки.
Этой ночью Роза почти на спала. Жара стояла уже две недели, и в Бенде люди мучились на забитых народом улицах, где царили нищета, скученность и отчаяние.
Незадолго до рассвета произошел несчастный случай: женщина, спасаясь от жары, легла с младенцем спать на площадке пожарной лестницы. Лестница рухнула, и мать с ребенком разбились.
- Оба - покойники, - констатировал полицейский, вызванный к месту происшествия.
В архиве полиции было полно протоколов, сообщающих о подобных же случаях. Власти осуждали "этих дикарей", не думавших об элементарных правилах безопасности.
Большинство "дикарей", столь неразумно подвергавших риску собственную жизнь и жизнь невинных детей, приплыли в великую страну на корабле издалека, спасаясь от нищеты. Некоторые уже несколько лет работали в Америке, кое-кто - несколько месяцев, как Роза. Получили они далеко не то, к чему стремились. Но ни трудности, ни отчаяние, ни смерть не могли убить надежду.
- Эй, красавица! Что скажешь насчет этой рыбки? Я поймал ее специально для тебя!
Молодой улыбающийся торговец рыбой, смуглый, темноволосый, протягивал ей скумбрию, выловленную, похоже, в незапамятные времена. Предложение звучало явно двусмысленно.
Роза отвернулась. Ей надоело назойливое внимание мужчин. Правда, синьорину Дуньяни в Бенде уважали, хотя в этом квартале, населенном преимущественно выходцами из Южной Италии, Роза шокировала многих: она ходила везде одна, носила юбки до колен, тонкие чулки и стриглась коротко, под мальчика. И в нищете нью-йоркского квартала, и в благоустроенном доме в "Фаворите" она совсем не обращала внимания на то, что подумают о ней окружающие. У нее была одна цель: выбраться из этого жалкого района как можно скорее, прежде чем она здесь сойдет с ума.
По грязной улице, наступая босыми ногами на отбросы, несся мальчишка, его догонял другой. Роза не успела отскочить в сторону, и первый из бежавших задел ее, выбив из рук пакет с едой. На мостовую вывалилось драгоценное содержимое, теперь безвозвратно потерянное: аккуратный бутерброд с жареным луком и сочный персик. Поняв, какое несчастье ее постигло, Роза почувствовала желание убить сорванца: сегодняшний обед оказался в грязной луже, а в кармане у нее оставалось лишь несколько центов на автобусный билет.
- Извините, пожалуйста, синьорина! - услышала она приятный голос, в котором звучало искреннее сожаление.
Ошибиться было невозможно - говорил итальянец с юга.
- За что извинить? - удивилась Роза.
- Вот за это. - И незнакомец показал на погибший обед.
Разговаривая, он, как воспитанный человек, снял берет и почтительно смотрел на Розу глубокими иссиня-черными глазами.
- Но это же не вы сделали, - сказала девушка.
- Хулиган, что толкнул вас, - мой братишка, Коррадино.
- А… - протянула Роза и из вежливости добавила: - Ничего страшного…
Жизнь научила ее не сожалеть о том, что уже произошло. Она улыбнулась, попрощалась и пошла своей дорогой.
В конце Малберри-стрит молодой человек нагнал ее.
- Пожалуйста, не откажитесь принять, - сказал он, протягивая девушке пакет спелых ароматных персиков.
Роза остановилась и с признательностью взглянула на незнакомца и на персики, купленные специально для нее.
- Вообще-то не стоило этого делать, - заметила она, но раскрыла светлую полотняную сумку, которую носила через плечо, и юноша положил туда пакет.
- Спасибо, - поблагодарила Роза и пошла дальше.
В Бенде, чтобы выжить, надо было думать только о себе, и предложенное юношей возмещение убытков, о котором Роза и не просила, выглядело весьма необычно.
- Позвольте представиться, - произнес незнакомец, улыбаясь и не сводя с девушки угольно-черных глаз.
Похоже, он работал где-нибудь в ремонтной мастерской. Крепкие мозолистые руки, которые, как он ни старался, нельзя было отмыть, выдавали, что юноша занимался тяжелым трудом.
- Представляйтесь, позволяю, - улыбнулась Роза.
- Меня зовут Руджеро, Руджеро Летициа, - торжественно произнес он, словно носил какое-нибудь королевское имя.
- Из Палермо? - спросила Роза. - Из Джирдженте, - поправил ее юноша, протягивая крепкую смуглую руку.
- Африканец, значит, - съязвила девушка.
- Сицилиец! - гордо заявил молодой человек.
Роза заметила, что улыбка у него детская, а зубы - белые и крепкие. Он был с нее ростом, хотя девушка была невысока. Она сочла нужным тоже представиться.
- Меня зовут Роза, Роза Дуньяни. Мы из Милана, ломбардцы.
Руджеро взглянул на нее с удивлением: ломбардцы в Бенде встречались редко. По улице с грохотом промчалась машина.
- Вот я и пришел, - сказал юноша, показывая автомастерскую на другой стороне. - Мы еще увидимся?
- Может быть, мир совсем не велик, - улыбнулась Роза и заторопилась на работу.
Руджеро долго смотрел, как она удаляется в душной дымке июльского утра, и улыбался.
Глава 2
Отдел дамского белья занимал целое крыло на седьмом этаже универмага "Купер и Тейлор". В океане пастельных тонов Роза не ходила, а порхала, как птичка, окруженная облаками блестящего, шуршащего шелка, тончайшего батиста, мягкого крепа, воздушного шифона нежнейших оттенков: от розового до зеленого, от голубого до апельсинового, от кремового до бежевого. В этом чудесном царстве кружев и вышивок Роза забывала о семейной драме, о разорении Дуньяни, об окружавшей ее нищете.
Легкий аромат лаванды плыл над отделом дамского белья, напоминая Розе о преступном подарке бродячего торговца в "Фаворите", грубо отобранном матерью у несчастной девочки. Но теперь суровой и чувственной Алины рядом не было, и никто не называл эти приятные ощущения грехом, никто не запрещал ей ласкать великолепные шелка, недоступные по цене. Роза вспоминала, какое грубое, толстое белье из шерсти или из хлопка она носила в детстве. Оно натирало кожу. А мать еще и затягивала дочь в жесткий корсет с многочисленными шнурками и жесткими планками, ибо девочка из приличной семьи должна всегда держаться прямо. Роза невольно сравнивала эти суровые одежды с нынешней, не ведающей запретов модой, которая ей нравилась гораздо больше.
Переход из Старого Света в Новый дался Розе тяжело, но молодость помогла ей справиться. В "Фаворите" жили еще по законам девятнадцатого века, а жизнь американского мегаполиса во многом предвосхищала будущее; здесь следовало быть готовым ко всему - и к жестокому поражению, и к триумфальному восхождению. Лихорадочный, бестолковый ритм жизни, смешение говоров и наречий, нравов и обычаев, автомобили, кино, ночные увеселительные заведения, где танцевали фокстрот и шимми, - все это сначало повергло Розу в ужас, но она быстро пришла в себя.
Бог знает, что случилось бы с ней на этом неожиданном и болезненном жизненном повороте, если бы она не сохранила душевное равновесие и веру в лучшее. Кровь Дуньяни победила отчаянье и страх. Она не сжилась с Нью-Йорком, не покорилась - она просто приняла этот великий город, великий в плохом и в хорошем. Здесь на квадратную милю приходилось до двухсот девяноста тысяч человек, а в одном-единственном здании ютилось полторы тысячи итальянцев. Но любой бедняк в Нью-Йорке имел все основания верить в осуществление своей заветной мечты. Вот что подарил Розе Новый Свет: право на мечту, какое-то безумное, опьяняющее ощущение, столь непохожее на пыльную неподвижную повседневность Старого Света. Среди полей "Фавориты" время текло неторопливо, словно воды широкой реки летом, здесь же оно неслось лихорадочно, как в Луна-парке, где не гаснут огни и не останавливаются карусели. И пусть, случалось, умирал от недоедания ребенок или погибал, упав с лесов, каменщик, зазывалы этого гигантского Луна-парка продолжали расхваливать волшебное зрелище.
Парни с Юга брались за самую грязную работу, мечтая разбогатеть. Оборванцы и чистильщики сапог грезили о будущих лимузинах. И видя, как рекой текут чужие деньги, эти мальчишки твердили себе: "Я тоже добьюсь всего…"
Роза мечтала заработать столько денег, чтобы прежняя зажиточная жизнь в "Фаворите" показалась нищетой. Она стояла за полированным прилавком красного дерева, накрытым стеклом, и улыбалась состоятельным домохозяйкам среднего класса. Все эти дамы стремились походить на Грету Гарбо, восхищаясь ее большим ртом, плоской грудью, узкими бедрами и длинными ногами. Тщеславные, немного порочные женщины не могли оторвать блестящих от возбуждения, накрашенных глаз от коробок, что открывала Роза, предлагая им сокровища из тонких шелковистых тканей.
Поскольку понятие об элегантности и о моде связывалось с Францией, одна клиентка, побывавшая в Европе, как-то назвала девушку "мадемуазель Роуз". Это звучало несколько экзотически и понравилось Розе. Теперь, предлагая прекрасное парижское белье, она старалась пользоваться модными французскими словечками, почерпнутыми из дамских журналов.
- Новинка, только что из Парижа, миссис Джонс, - светским тоном обращалась Роза к покупательнице, - не упустите. Редкая модель, - продолжала она, выкладывая на прилавок тончайшее белье, - комплект, трусики и рубашка, из восхитительного крепдешина. Классическая простота, обратите внимание на изящную отделку того же цвета из блестящего крепа.
- Действительно, восхитительно, - соглашалась клиентка.
А Роза добавляла заговорщическим тоном:
- Вы, конечно, обратили внимание на несомненное достоинство этого гарнитура. - И шептала на ухо покупательнице: - Комбинация поддерживает бюст. Уверена, вам подойдет. Этот гарнитур придаст вашей фигуре девические очертания и подчеркнет все изящество вашего силуэта.
Клиентки Розу обожали. Они предпочитали ее другим продавщицам. Те тоже предлагали дорогое, изысканное белье, но эта девушка обладала особой силой убеждения, внушала доверие и очаровывала всех улыбкой. По совету Розы мисс Мак-Ги, заведующая отделом, предлагала покупательницам французские модные журналы: "Вог", "Газетт дю бон-тон", "Мируар де мод", "Но Луазир".
Так и проходили дни Розы: она продавала дорогое дамское белье, девушки-продавщицы ей завидовали, а мисс Мак-Ги, рыжеволосая суровая ирландка, восхищалась такой служащей. Благодаря Розе выручка отдела дамского белья резко возросла.
- Ты - молодец! - сказала заведующая отделом. - Я поговорила с мистером Купером - ты получишь прибавку.
Роза поблагодарила, но деловитая мисс Мак-Ги и представить себе не могла, как потешалась в душе Роза, рассказывая всякую чепуху легкомысленным покупательницам. Девушке нравилось удовлетворять свои актерские наклонности, которые столько лет подавляло суровое материнское воспитание. Она забавлялась, изображая изящную парижанку и побуждая к покупкам тех, кто вовсе не собирался этого делать. Любая покупка становилась для Розы своего рода маленькой победой.
А то обстоятельство, что деньги покупателей шли не в ее карман, а в кассу господ Купера и Тейлора, ее не очень-то и огорчало. Наступит день, и она использует свой талант для того, чтобы продавать товар (пока она не знала какой), который принесет ей кучу денег.
- Благодарю, от всего сердца благодарю, мисс Мак-Ги, - повторила Роза. - Лишний доллар мне не помешает.
Она уже просчитывала в уме, сколько денег следует откладывать для того, чтобы накопить необходимую сумму и переехать вместе с Пьером Луиджи, Ивецио и Клементе из Бенда в квартал поприличней. Ей нравился Виллидж, и она решила, что это подходящее место для жизни.
Глава 3
В Бенд Роза вернулась к вечеру. Солнце, словно огромная раскаленная монета, опускалось в копилку самого богатого города в мире - Нью-Йорка. Тяжелый смог плыл над кварталом. Жара стояла невыносимая. Девушка тяжело поднялась по скользким от сырости и грязи ступеням. Вокруг носились пчелиным роем полуголые ребятишки. Они с шумом бегали вверх и вниз по лестнице, непонятно куда и непонятно зачем. Измученные нищетой, усталостью и жарой матери орали на своих отпрысков. К запаху отбросов примешивался аромат помидорного соуса.
С Розой поздоровалась маленькая женщина, раздавшаяся от родов и от макарон. Один малыш сидел у нее на руках, второго она держала за руку, а еще двое вертелись рядом.
- Добрый вечер, синьорина Роза!
- Добрый вечер, - вежливо ответила Роза.
Дети смотрели на Розу, как на Богоматерь, ожидая от нее милостей и подарков. У нее в сумочке осталась карамелька, но она тут же решила, что давать ее малышам не стоит. Один раз она их угостила, и дети передрались.
Дуньяни были исключением в этом квартале, населенном в основном южанами, легко склонявшими голову перед бедой и выставлявшими напоказ свои переживания. Все Дуньяни были сдержанны и скрытны и гордились своей сдержанностью. Обычно по воплям, доносившимся из окон, можно было судить о настроении обитателей квартир. Дуньяни никогда такого не позволяли. А Роза? Красивая, изящная девушка жила вместе с тремя мужчинами, один из которых душевнобольной. К тому же в семье у этих северян не было ни стариков, ни детей, а без них не может быть настоящей семьи, такой, какая помогает пережить все трудности, обиды, страхи. Дуньяни оставались чужими и для американцев, и для соотечественников.
Роза открыла дверь квартиры, где они поселились со времени переезда в Нью-Йорк. Две тесные комнатки, оклеенные старыми обоями, которые клочьями свисали со стен, обнажая взору пятна сырости. Окна выходили на грязный двор. Зимой по квартире гуляли холодные сквозняки, а летом не проникало ни струйки свежего воздуха.
Роза с облегчением сняла бело-голубые туфельки, растирая руками усталые, отекшие ноги, и надела удобные шлепанцы на деревянной подошве - одно из последних напоминаний о "Фаворите". Продукты она разложила на щербатой керамической полке над раковиной, сумочку оставила на комоде и присела в углу, в тени.
Комната служила Дуньяни и гостиной, и кухней, и спальней. У стены на раскладной кровати лежал мужчина в желто-голубой полосатой пижаме. Он лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Лицо его обросло длинной темной бородой. Когда Роза вошла, он не шелохнулся.
- Привет, Ивецио! Как дела?