- Прекрасно, а не кошмар, - рассердилась Кинга. - Люди не дают задавить себя болячкам, а ты зарылась в них и знать ничего не знаешь, даже писем домой не пишешь.
Нездоровой желтизны лицо Габриелы расплылось в подобие улыбки.
- Ну представь, - сказала она тоном старшей, дающей наставления неразумной молодой подруге, - у двоих спинальников родится третий, скорее всего, тоже спинальник. Ничего себе семейка.
- Что же ты предлагаешь, вообще запретить нам смотреть друг на друга? А может быть, нас уничтожить?
- Не знаю. - Габриела отвернулась к стене.
"Она рассуждает, как, возможно, рассуждают о нас здоровые", - подумала Айка о Габриеле, и ей стало тоскливо.
По субботам и воскресеньям морские купания отменялись. Да и в обычные дни не разрешали заплывать за буек. А уж под водой плавать и вовсе запрещалось. Айка тихо страдала от этих ограничений, но, пообжившись, вскоре нашла выход. Однажды, разъезжая в коляске по прибрежному парку, она попала в безлюдный уголок. Густые кусты маслин подходили близко к воде, однако нужно было преодолеть метров десять песка, в котором коляска застревала. Пришлось замаскировать ее в кустах, чтобы не увидели из корпуса, и пробираться к воде по-пластунски. Бежевый купальный костюм делал ее незаметной на песке и, оглянувшись на бойницы санаторских окон, она преодолела опасное расстояние, воображая себя чуть ли не под обстрелом врага. С наслаждением окунувшись, поплыла в сторону городского пляжа, где можно было купаться сколько угодно и как угодно. Но шумное многолюдье отпугивало, и она выбрала участок между двумя пляжами. Вода здесь была прозрачной, просматривался каждый камешек, испуганно шныряли стайки мелких рыбешек, зависали розовые и голубые парашюты медуз.
Вдоволь накупавшись, вылезла на песок. "Почему ноги, живые в воде, на суше бессильны?" - в который раз спрашивала себя. Опираясь о коляску, попробовала встать и осела на песок. Долго лежала неподвижно, потом вновь были попытки одолеть ватную пустоту, и снова все кончалось неудачей.
По камке, выброшенной недавним штормом, бродил баклан. "Даже эта птица удачливее меня", - подумала Айка, Скользнула взглядом по бедрам, обтянутым трикотажным купальником, провела рукой по влажной груди - все было молодо, живо, и если бы не эти бездвижные чурки, загадочным образом оживающие в море…
Отогревшись, снова бултыхалась в воду. Так бы вот и жить здесь, не ощущая своей неполноценности.
Долго плавала среди бурых зарослей морской травы, а вынырнув, увидела почти рядом черную голову в маске, с водяным ружьем. Лицо парня было опущено вниз, наружу торчала лишь дыхательная трубка. Парень изогнулся и резко исчез под водой. Она поспешила следом, но он погнался за стаей морских окуньков. Выстрелив пару раз, охотник вынырнул. Айка всплыла следом.
- Ты что, голодный? Сходи в столовку' и закажи ухи. Много ли настреляешь своей палкой, - выкрикнула сердито.
Парень стянул маску на лоб, его смуглое лицо с интересом обернулось к ней.
- Ты, жалостливая, - сказал отфыркиваясь, - иди работать вон туда, ежели такая сердобольная, - он кивнул в сторону санатория. - Там твое сердечко найдет много объектов для сострадания.
Слегка приплюснутый у переносицы нос. Раскосые глаза. Под стеклом маски черно блестит мокрый чуб.
- И вообще, ты далеко заплыла от берега, мотай назад к мамочке.
- А я санаторская, - сказала с вызовом. Он недоверчиво взглянул на нее:
- Лечишься там, что ли?
- Лечусь.
- Не ври. Там все паралитики.
- Представь, и я паралитик, - зло бросила Айка. Он даже улыбнулся ее реплике.
- Не может быть, так классно плаваешь. Она угрюмо повернулась к тому месту, где в кустах стояла замаскированная коляска.
Парень поспешил за ней.
- Уйди, - попросила она через плечо.
- Не уйду! - весело прокричал он. - Посмотрю, как ты передвигаешься.
- Ну смотри, смотри, - мстительно пробормотала Айка, подплывая к берегу.
- Притвора, - все еще не верил парень, следуя за ней.
Волна швырнула ее на песок. Не оборачиваясь, она поползла по нему.
- Дура! - выругался парень. - Я тоже так умею. А копировать больных некрасиво и бессовестно.
Стиснув зубы, она ползла к кустам, где стояла коляска, взобралась в нее и подставила себя солнцу. Краем глаза глянула в сторону моря: парень стоял по колено в воде, глядя на нее с растерянным испугом.
- То-то, - сказала Айка, устало прикрывая глаза. - Фома неверующий. - И вспомнила того, усатого, который на выпускном пригласил танцевать, не подозревая о ее неподвижности.
Надо же, такой прекрасный день, а настроение испорчено. Она вновь посмотрела туда, где стоял парень, но его уже не было, лишь трубка от маски торчала далеко в море, удаляясь в сторону городского пляжа.
- Так-то лучше, - проговорила облегченно. - Плыви, плыви, голубчик. Там тебе не принесут огорчений, там совсем иной мир. А мой тебе никогда не постичь, даже если будешь напрягать все своп извилины.
Теперь она часто бывала здесь. Лежа на песке, любила воображать, что находится на обычном пляже, вот позагорает, а потом встанет и пойдет купаться. Нужно только забыть о том, что в кустах инвалидная коляска.
Здесь никто не мешал думать и входить в то особое состояние, которое она открыла давно, еще в раннем детстве. Ей было пять лет, когда впервые осталась дома одна. Как только за матерью захлопнулась дверь, что-то сжалось и напряглось внутри. Хотела крикнуть, чтобы не уходила, но было поздно. И тогда, спасаясь от одиночества и страха, решила мысленно следовать за ней. Представила, как мать выходит из подъезда, сворачивает налево и пересекает улицу. Дорогу к рынку Айка помнила - однажды бабушка возила ее туда, и ей очень понравилась пестрая рыночная суета, обилие всевозможных овощей, фруктов. Особое впечатление произвел прилавок, на котором стояли клетки с канарейками и попугаями, продавались разноцветные аквариумные рыбки, ушастые кролики и диковинные нутрии. Бабушка купила ей тогда австралийского попугайчика Петрушу, который через неделю улетел из нечаянно открывшейся клетки.
Теперь она как бы шла рядом с матерью, держась за ее руку - так четко и ясно видела витрины магазинов, людей, мчащиеся автомобили, что на какое-то время выпала из домашней реальности. Вот мама заглянула в посудный магазин, подошла к полкам, заставленным кухонной утварью, сервизами, вазами, выбрала небольшую белую кастрюльку, расписанную по белой эмали красными жар-птицами.
Айка продолжала невидимо идти рядом. Вместе вошли в рыночные ворота, зашагали мимо торговок зеленью, овощами, фруктами. Мама купила пучок лука, петрушку, шпинат, сунула все это в кастрюльку. В дальнем углу рынка продавалась разная живность, хрюкали в мешках поросята, вытягивали шеи из корзин гуси и утки, и вдруг сердце Айки радостно забилось - она увидела собак: две огромные овчарки с медалями на ошейниках, а рядом с ними забавные толстобокие щенки. Чуть поодаль высокая тетка держала за пазухой черного щенка. "Мама, хочу щеночка", - вырвалось у Айки. И, будто услышав ее, мать остановилась.
- Что за порода? - спросила она тетку.
- Шпиц, - встрепенулась та. - Покупайте, не пожалеете. Очень умный, сообразительный и добрый. - Вынув щенка из-за пазухи, тетка чмокнула его в мордочку и засюсюкала:
- Ах ты, лапушка моя, дорогулечка, расставаться с тобой не хочется. Но если дама даст пятнадцать рублей…
- Десять, - поторговалась мама.
- Что вы! - Тетка даже замахала на нее. - Это же чистых кровей! Взгляните на эти ножки в носочках - точеные, как у олененка. А лает - звоночек, да и только.
- Ну, ладно, - согласилась мама и протянула ей деньги. Тетка схватила их, поспешно сунула щенка в мамину кошелку и растворилась в базарной толпе.
Айка проследила весь путь матери домой, и как только она открыла дверь, крикнула:
- А я знаю, что ты купила!
- Ни за что не отгадаешь, - сказала мама.
- А вот знаю, знаю! - Айка забила руками по одеялу, заерзала в нетерпении. - Давай его скорее сюда!
- Кого?
- Да щенка же! Черненького с белыми носочками! Мать вошла с кошелкой в комнату и в изумлении уставилась на дочь:
- Откуда тебе известно? - В глазах ее мелькнул испуг, но потом рассмеялась:
- Ну и угадайка же ты! - вынула щенка и положила на одеяло, где он тут же напрудил лужицу. После весь день допытывалась, откуда Айка узнала о покупке, но она не могла толком ничего объяснить, просто говорила:
- Да я же была все время рядом, - чем еще больше запутала мать.
После этого Айка не раз незримо увязывалась за матерью, но когда позже признавалась в этом, та почему-то всегда пугалась, а однажды сказала:
- Я запрещаю тебе это! И никому не говори, что умеешь мысленно путешествовать.
- Но почему? - удивилась она. - Ведь это так чудесно!
- Никто этого не умеет, тебя не наймут и будут считать дурочкой.
Айке вовсе не хотелось, чтобы ее принимали за дурочку. Теперь даже самым близким друзьям она не рассказывала о своем умении, тем более, что со временем оно обрело новые свойства, поначалу пугающие даже ее саму. Перестала откровенничать с матерью, и та успокоилась, решив, что все прошло. На самом же деле все только начиналось.
Когда она перешла во второй класс, с ней случилось нечто еще более необычное. Во время летних каникул, когда дети разъехались по загородным дачам и пионерлагерям, двор был пустынен и безголос. Айка лежала в беседке, увитой виноградом, напротив веранды, где мама стирала белье. На стуле, рядом с раскладушкой, громоздилась стопка книг. От долгого чтения разболелась голова. Рыкающий гул стиральной машины наконец прекратился, и Айку начало клонить ко сну. Отложила книжку, закрыла глаза. Сквозь лозы прямо в лицо било солнце. Пододвинула подушку ближе к краю, но сонливость внезапно исчезла - внимание привлекли солнечные блики на виноградных листьях. Прищурилась, стала водить глазами по этим солнечно-зеленым пятнам и не заметила, как взгляд зацепился за одно из них, приклеился к нему и, уйдя как бы в никуда, вышел в иное пространство, обрушившее на нее волны тепла и света. Не сразу поняла, что произошло: будто ее положили на чьи-то большие, сильные ладони и опустили в лодку: закачало, понесло, закружило. Сердце ухнуло от восторга и страха, но она отважно понеслась в неизведанное. Слепящий вихрь бросил ее в бездонную синеву, и невидимые руки, все так же бережно поддерживая, помогли прорвать эту монотонную беспредельность. Затем с бешеной скоростью ее пронесло по длинному, хрустально-сверкающему туннелю и выбросило в черный простор, усеянный крупными звездами, шевелящимися густыми роями. Затаив дыхание, плыла она среди звезд, взрывающих черноту космической ночи, и каждая казалась живым, мыслящим существом. Стоило приблизиться к какой-нибудь из них, как оттуда начинали исходить импульсы понимания и доброты. Звезды явно общались с ней на своем невероятном языке, и она быстро разгадала его, хотя в нем и не было человеческих слов. "Ты наша частица, мы - частица тебя, - был смысл их речи. - Космос радуется тому, что дитю человеческому удалось пробиться к нам. Купайся, купайся в нашем свете и не отчаивайся, что па Земле ты недвижна - там слишком сильное притяжение. Твой дух закалится здесь, обретет прочность, устойчивость, силу и поможет в земных испытаниях. Не считай себя несчастной: ты из тех людей, которые летают духом, а этому можно позавидовать. Только не забывай о своем умении и не предавай его".
- Айка, Айка! - Мать усиленно трясла ее за плечо. - Ну вот, наконец-то очнулась. - Она подсела к дочери на раскладушку, стерла пот с ее лба. - Что с тобой, девочка? Ты так крепко спала с открытыми глазами…
- Я летала, - устало сказала она, закрыла глаза и провалилась в сон.
Теперь она уже точно знала, что умеет путешествовать, не покидая постели. Открытие так взволновало, что хотелось поделиться им хоть с кем-нибудь. И когда па следующий день в беседку заглянула соседская девочка-пятиклассница, она повторила ей то, что вчера сказала матери:
- Ира, я умею летать.
- Ну и фантазерка, - рассмеялась Ира. - А что ты еще умеешь?
- Но я вправду летаю. - Она чуть не расплакалась от того, что ей не верят.
Ира покрутила пальцем у виска и щелкнула языком:
- Ты чего?
С тех пор Айка никому не доверяла своей тайны и чуть ли ни каждый день хоть на несколько минут оставляла постель. Отнюдь не всегда ее заносило в космос. Со временем научилась попадать куда хотелось, стоило лишь по-разному сосредоточиться. Правда, не всегда это получалось, но вскоре поняла, что, как и всякую способность, можно тренировать и эту. Самый красочный телефильм не мог дать столько радости, сколько получала она от своих путешествий. Ей удалось побывать в таких уголках Земли, куда редко ступала нога человека: поднималась на снежные вершины Гималаев, шла по раскаленной Сахаре, спускалась в темные океанские глубины, продиралась сквозь джунгли Латинской Америки, наблюдала за ловлей кенгуру в Австралии, следила за миграциями птичьих стай. Все, что Айка видела, было так реально, что однажды на уроке географии она нечаянно проболталась, рассказывая о животном и растительном мире Африки:
- Слоны вблизи такие огромные, что когда я подошла к одному из них потрогать его кожу, то оказалась чуть ли не под его брюхом.
Класс захохотал. Спохватившись, она сжала губы, а учительница сказала точь-в-точь, как соседская девочка:
- Ну и фантазерка ты, Айка!
Иногда она вновь прорывалась в космос, видела зарождение галактик и гибель звезд, летела сквозь звездные туманности, проникала через черные дыры в другие вселенные, и неизменной мечтой ее в этих полетах было набрести на обитаемый мир. Но это никак не получалось, и устав от безлюдного космоса, она возвращалась на Землю. Какой же удивительной и волшебной выглядела родная планета с ее многообразием людей, растений, животных, неповторимостью пейзажей!
В конце девятого класса на Айку обрушилось событие, молчать о котором оказалось еще более невозможным, и она завела дневник.
В тот весенний вечер под ее окном цвела вишня. На душе было грустно неизвестно отчего.
- Мама, - позвала она и, когда мать вошла, задала ей вопрос, от которого та опешила, не сразу найдя что ответить. - Мама, - сказала Айка, - меня кто-нибудь сможет полюбить?
- Но разве я не люблю тебя?
- Это не совсем то.
- Рано еще задумываться над этим. - Голос матери дрогнул - Мала еще.
- Мне уже шестнадцатый.
- Всех кто-нибудь когда-нибудь любит, - вздохнула мать. - Но вот что из этого получится, предсказать трудно.
- Это неважно, - обрадовалась Айка. - Главное, чтобы любили.
Мать вернулась на кухню, а она закрыла глаза и неожиданно провалилась в узкий туннель, уходящий в бесконечность слепящей спиралью. В ушах тоненько звенело, как от бешеной скорости, когда перед глазами появился голубой вращающийся шар, контурами материков и океанских впадин напоминающий Землю. Если бы не две луны да незнакомые очертания континентов, Айка и приняла бы его за родную планету. Дважды обогнув шар, она уже было подумала, что он необитаем, хотя и покрыт лесами, и текут по нему реки, шумят океаны и моря, но, присмотревшись, поняла, что сверкающие на его поверхности рои светляков не что иное, как города. Спустившись к одному из них, с изумлением увидела, какой он игрушечный в сравнении с окружающей природой. Настоящая Лилипутия! Самые высокие дома, напоминающие небоскребы, не превышали размеров земного одноэтажного дома, по тротуарам ходили люди ростом пятнадцати - двадцати сантиметров, улицы были переполнены крохотными автомобильчиками. Такой город можно было бы разместить в Айкином дворе…
Сердце колотилось, когда рассматривала миниатюрные государства, расположенные в долинах громадных рек, на вершинах холмов, на лесных полянах или горных плато. Должно быть, обычное дерево казалось жителям этой планеты невообразимо огромным, не говоря уже о горе или океане.
Юка она встретила в старом парке, у маленького ручья, который ему, конечно, представлялся полноводной рекой. Крохотный мальчик в подвернутых до колен штанишках сидел с удочкой, закинутой в ручей, и глаза его были печальны. Айка не знала, каким образом ей вдруг стали понятны его мысли о занятиях в колледже, откуда он сбежал, его беспокойство о том, какое теперь последует наказание. Стоило ей мысленно сказать "Здравствуй!", как мальчик встрепенулся, посмотрел по сторонам и, никого не увидев, пробормотал на своем языке, который она невесть каким образом расшифровала:
- Здравствуй, а кто ты и где?
- Я далеко, ты не можешь меня увидеть. Давай дружить.
- Но кто ты? - Мальчик растерянно вертел головой.
- Я - Айка. Мне пятнадцать лет.
- А мне двенадцать. Меня зовут Юком. Ты, вероятно, из страны Синих Льдов?
- Вовсе нет. Я с планеты Земля. А как называется твоя планета?
- Альфанта, - сказал Юк, задумался и вдруг вскочил: - Как ты сказала? Откуда ты?
- Эта планета очень далеко, но моя мысль смогла прилететь сюда, и вот я разговариваю с тобой и вижу, как ты удишь рыбу. Я бы сказала, что ты ничем не отличаешься от земных мальчишек, если бы не был таким маленьким. Я в десять раз больше тебя.
- Ого! - Юк присвистнул. - И у вас все такие великаны?
- Есть и побольше. Да и я еще подрасту.
Юк кинул удочку в траву, которая была ему по плечи, и, жадно оглядываясь, вертелся волчком в надежде увидеть незнакомку.
- А ты не можешь появляться? Айка вздохнула:
- Нет. Этого я пока не умею. Но, может, когда-нибудь и смогу. Однако тебе легко представить меня: я ничем, кроме роста, не отличаюсь от ваших девочек. Любую из них, и тебя в том числе, я могла бы посадить на ладонь.
Юк даже зажмурился.
- У тебя такой голос, будто ты совсем рядом, - сказал он недоверчиво и взъерошил пятерней русый чуб. Щеки его вспыхнули, глаза заблестели.
"Живая кукла!" - подумала Айка.
- Отец мне как-то сказал, что каждый может услышать голос неба, и это будет огромным событием не только в его жизни, но и в истории Альфанты. Однако этот голос может принести и беду. Поэтому я не знаю, радоваться мне или огорчаться.
- Я тебе не сделаю ничего плохого, но пока никому не говори обо мне. Ты чем-то озабочен? Когда ты удил рыбу, у тебя были печальные глаза.
- Мне нагорит. Я удрал с уроков. Надоело учиться. Я знаю больше, чем другие, и когда начинаю о чем-нибудь рассказывать, все хохочут и называют меня маленьким старичком-философом, так как я обычно говорю о том, что им неизвестно и потому непонятно. Учителя тоже морщатся. В колледже, считают они, никто не должен выделяться ни одеждой, ни умом. Я так рад, что познакомился с тобой! Нам есть о чем поговорить.
- Конечно! Я постараюсь навещать тебя почаще. Мне кажется, я уже запомнила, как надо зажмуриться и расслабиться, чтобы найти дорогу к тебе. Я ведь и по Земле передвигаюсь только мысленно, потому что ноги мои не ходят.