Теплое чувство, охватившее меня ранее, все не проходило. Я дышала немного чаще, чем обычно, и ощущала, как бьется мое сердце. Мне кажется, я смогла бы просидеть там целую вечность, не сдвинувшись с места, а только слушая Стивена. Но это было невозможно. Жизнь не могла застыть на месте.
Все поднялись, и я последовала за ними.
Выйдя на улицу, мать и Сюзан пошли впереди нас. Стивен предложил встретиться еще. Я согласилась. Они должны были играть в "Каверне" в субботу днем и еще раз вечером. А между концертами мы куда-то должны были пойти. Я не стала спрашивать, куда именно.
Он не проводил меня до машины, а ушел со своей матерью, в то время как я настояла, чтобы отвезти свою мать домой.
- Стивен предложил тебе встретиться? - спросила она, когда я выруливала со стоянки.
- Да. - Я не удивилась бы, если бы она прочитала мне лекцию или посоветовала быть осторожной, но мама промолчала.
Мы уже ехали по улицам Бутла, когда я спросила, собирается ли она всегда жить с тетей Кэти.
- О Господи! Конечно нет! Я безумно люблю Кэти, но я с ней скоро сойду с ума. Она говорит не переставая. - Эми посмотрела в окно на голубое летнее небо и заходящее солнце. - Нет, Маргарита. Я понятия не имею, где буду жить и что буду делать, когда привыкну к жизни на свободе.
- Это означает, что ты можешь уехать из Ливерпуля? - Меня эта мысль огорчила.
- Честное слово, не знаю, Маргарита. Послушай, - она повернулась ко мне, - пока мы одни, быть может, тебе хочется расспросить меня о своем отце?
- Не сейчас. - Я бы предпочла это сделать не за рулем, а сидя в каком-нибудь укромном местечке. И я была не готова. Как я ни старалась, мне в голову не приходило ни единого вопроса, кроме одного: "Почему отец называл тебя шлюхой?" Чарльз говорил, что мама не давала ему для этого ни малейшего повода, но мне все равно хотелось спросить.
ГЛАВА 18
1945–1951 годы
Эми и Барни
Когда родилась Маргарита, Барни почти пришел в себя. Он привык к их домику и много времени проводил, вскапывая раскинувшийся за домом сад. Он никогда ничего не сажал, просто часами переворачивал пласты земли. Когда Барни доходил до конца сада, он принимался вскапывать все заново.
Маргарита с самого начала была просто идеальным ребенком. Эми укладывала ее в кроватку, стоявшую в детской, садилась рядом на белый мягкий стул и наблюдала за тем, как ее красивая малышка моргает глазками, постепенно засыпая. Наконец веки девчушки опускались, и лишь длинные темные ресницы продолжали подрагивать на кремового цвета щечках.
Когда Барни возвращался с работы, он сидел на этом белом стуле, пока Эми готовила чай.
- Все готово, любимый, - шептала она, входя в комнату. Она пользовалась этой возможностью еще раз взглянуть на Маргариту перед тем, как они отправятся в столовую обедать.
Эми видела, что Барни втайне радуется тому, что Маргарита так на него похожа. Он ожидал, что их ребенок будет белокурым и голубоглазым, как его жена, но синие глаза Маргариты постепенно приобрели такой же насыщенный коричневый оттенок, как и у него, и у нее были такие же гладкие каштановые волосы. Фотография Барни в младенчестве выявила тот факт, что у него тоже когда-то был маленький остренький подбородок и курносый нос.
Именно Барни случайно выбрал имя дочери, и Эми не преминула воспользоваться этим. Она готова была сделать все, что угодно, чтобы порадовать его и рассеять горечь, с которой он взирал на мир, вернувшись из Германии. Эми молилась, чтобы это никогда больше не повторилось.
Имени "Маргарита" не было в списке мужских и женских имен, мысленно составленном ею. Но, появившись в родильной палате частной больницы возле Принцесс-парка, Барни заметил, что блестящие кремовые щечки новорожденной напоминают ему жемчуг.
- Так мы ее и назовем, - быстро произнесла Эми. Ей самой очень понравилось это имя. Оно было необычным, но не настолько, чтобы постоянно привлекать внимание. Одна женщина, которая родила дочь одновременно с Эми, назвала свою девочку Скарлетт, в честь Скарлетт О'Хара из "Унесенных ветром".
- Бедный ребенок, - говорили все вокруг. - Все сразу будут понимать, откуда это имя.
Имя "Маргарита" было просто идеальным.
В течение полутора лет после рождения Маргариты жизнь была настолько спокойной, насколько это вообще возможно. Эми и ее свекровь заключили перемирие. Со стороны Эми это было сделано с большой неохотой, возможно, что и со стороны миссис Паттерсон тоже, они никогда не обсуждали этот вопрос. Эми всегда избегала оставаться с ней наедине, не будучи уверенной, что одна из них не даст волю языку. Лео, отдавая себе отчет в шаткости ситуации, прилагал все усилия к тому, чтобы обстановка оставалась спокойной.
Не было ничего удивительного в том, что Элизабет Паттерсон отказалась прийти на крестины Маргариты. Стать свидетелем того, как ее единственную внучку крестят по католическому обряду, было выше сил такой убежденной протестантки, как она.
Зато эти крестины порадовали Мойру Карран, вторую бабушку Маргариты, став доказательством того, что после ужасов войны ее жизнь наконец-то возвращается в нормальное русло. За время войны Мойра стала на шесть лет старше, а трое ее детей не только вступили в брак, но и обзавелись собственными домами. Бидди тоже была замужем, но они с мужем пока жили в доме Мойры и подыскивали себе жилье.
Вскоре Мойра останется одна в доме на Агейт-стрит, и к этой ситуации она была полностью готова. За время войны ей трижды предлагали выйти замуж, и все трое претендентов получили отказ. За всю свою жизнь она любила только одного мужчину, и он умер, когда ее дети были совсем маленькими. Теперь у нее была очень хорошая работа в выставочном зале на Стэнли-роуд, и остаток жизни Мойра собиралась провести, вспоминая о любимом мужчине, в окружении внуков, которые не преминут появиться.
Барни работал в компании отца в Скелмерсдейле, но беспокоился из-за того, что отец оттесняет Хэрри на второй план.
- Папа в него не верит, - однажды вечером пожаловался Барни Эми. - Он обращается с ним, как с идиотом.
К своему удивлению, Эми обнаружила, что она - единственный человек, к мнению которого Лео Паттерсон готов прислушаться.
- Если это заметил Барни, это заметят и другие люди, - выговаривала она свекру, - и это подорвет веру Хэрри в себя.
- Я хочу, чтобы Хэрри и Барни стали директорами компании, - ворчал Лео, - но Хэрри не проявляет инициативу, он очень медленно учится.
- Хэрри, - разгневанно вскинулась Эми, - принимал участие в войне с начала до конца, пока его не демобилизовали! Он был в Дюнкерке и участвовал в высадке союзников в сорок четвертом. Он воевал в пустыне и сражался с немцами в Европе, пока они не сдались. Вы должны гордиться им, а не жаловаться на него. Ваш старший сын очень упрямый. Он всегда добивается поставленной цели. Если он медленно учится, это не имеет значения, потому что он все равно все усвоит.
Лео рассмеялся.
- Вы, миссис Паттерсон, классический пример старой головы на юных плечах. Я запомню, что вы сказали, и отныне буду обращаться с Хэрри с большим уважением.
Она метнула на него сердитый взгляд, заподозрив его в том, что он над ней подшучивает.
- Надеюсь, так и будет, - угрожающе произнесла Эми, и Лео опять засмеялся.
Все шло гладко, пока однажды вечером к Барни не явился какой-то незнакомец. К этому времени их жизнь вошла в спокойное русло - обеды с семьей Барни и чай с семьей Эми через выходной. Бензин все еще выдавали по карточкам, но теперь водители получали необходимый минимум топлива. Машины извлекались из гаражей и из садов, в которых они пережидали войну, и приводились в рабочее состояние. Раз в несколько недель Барни возил Эми в Понд-Вуд, где в маленьком домике жили Джеки, Питер и их новорожденный сын. Они брали с собой и Мойру. Иногда они навещали Чарли и Марион в Эйнтри, хотя Марион ни разу не дала им понять, что рада их появлению.
Когда пришел незнакомец, стоял сентябрь. Это был один из тех странных осенних дней, когда Ливерпуль оказывается в тисках ядовитого желтого тумана. Казалось, что где-то поблизости жгут огромные костры, только огня не видно, один лишь дым. Когда Эми открыла гостю дверь, уже подошло время чая. Он был очень хорошо одет - верблюжье пальто и мягкая фетровая шляпа орехового цвета. На вид ему было лет тридцать, и у него была весьма привлекательная, хотя и несколько женоподобная наружность.
- Это дом Барни Паттерсона? - вежливо поинтересовался мужчина, снимая шляпу. Он говорил с едва различимым иностранным акцентом.
Эми подтвердила, что это именно так. Она пригласила его в гостиную, извинившись за то, что в комнате довольно прохладно, и пояснив, что она кормит маленькую дочь в соседней комнате. Маргарита любила устраивать настоящую игру из процесса кормления, и гость мог испачкаться толченой морковкой или яблочным пюре.
Когда Эми вернулась в комнату, Барни уже приступил к кормлению, заткнув за ворот рубашки край посудного полотенца. Он делал вид, что ложка - это самолет, а может быть, и оса, с жужжанием разрезающая воздух и приближающаяся к ротику Маргариты. Тут перед Маргаритой возникал выбор - либо съесть прилетевшую еду, либо выплюнуть.
- К тебе пришел какой-то человек, - сказала Эми. - Он в гостиной.
- Как его зовут?
- Извини, я не спросила. Давай я займусь Маргаритой, а ты выйдешь к нему. - Она забрала ложку, сняла с Барни посудное полотенце и принялась скармливать Маргарите остатки полдника, даже не подозревая, что то, что происходит в это время в гостиной, навсегда изменит ее жизнь.
Мужчина сидел на краю обтянутой льняной тканью кушетки, положив шляпу рядом с собой и облокотившись о гобеленовые подушки, подарок матери Барни на предыдущее Рождество. Когда Барни вошел, гость вскочил на ноги и с широкой улыбкой на лице направился к нему. Приблизившись, он протянул руку и произнес:
- Привет, старина. Теперь, когда эта проклятая война окончена, мы можем поприветствовать друг друга более цивилизованным образом.
Это был Франц Джегер, переводчик из крепости в Баварии. Барни моргнул, в полной уверенности, что у него галлюцинация или же все это ему просто снится. Но гость был вполне реален. Барни закрыл за собой дверь, чтобы Эми не слышала их разговора.
- Что вы здесь делаете? - прохрипел он, не обращая внимания на протянутую ему руку.
- Я решил вас разыскать. Это визит вежливости. - Похоже, Джегер был рассержен тем, что Барни не подал ему руки. - Если не ошибаюсь, я рассказывал вам, что до войны работал в представительстве "мерседес-бенц" в Мэйфэр. - Он посмотрел на Барни, как будто ожидая подтверждения этого факта, но не дождался. - Когда война окончилась, я с радостью вернулся в Лондон, хотя и на другую работу.
- Я спросил, что вы здесь делаете, - голос Барни был хриплым от ярости.
- Я уже сказал - решил вас разыскать. Мы с друзьями едем в Ирландию, наш путь пролегает через Ливерпуль. Я вспомнил, что вы здесь живете, и нашел ваш адрес в телефонном справочнике. - Джегер обиженно нахмурился. - Я думал, мы с вами были друзьями. Я снабжал вас сигаретами все время, пока мы оба имели несчастье находиться в одном и том же месте. Я ненавидел войну не меньше вашего.
Барни рухнул в одно из обитых синим льном кресел. Сейчас он не отказался бы от сигареты, но, как назло, он резко сократил количество выкуриваемых сигарет и их сейчас в доме просто не было.
- После всего, что произошло, вы - последний человек в мире, которого я хотел бы видеть.
- А что произошло? Вы имеете в виду тот случай с комендантом? Почему это вас так огорчает? Он мне позже рассказал, что вы были вовсе не против, что вам это даже понравилось.
Барни показалось, что вся кровь внезапно покинула его тело.
- Как нелепо! - Это было очень слабое слово, но от неожиданности он не смог придумать что-нибудь покрепче. "Возмутительно" было бы намного точнее.
- Послушайте, - рассудительно произнес гость. - Меня на улице ждет такси. Мои друзья сидят в баре в отеле "Аделфи". Почему бы вам не поехать со мной? Мы бы могли вместе выпить.
- Ваши друзья - гомосексуалисты?
Глаза Франца Джегера сузились, и он, похоже, задумался.
- Вообще-то да. Так же, как и я. Так же, как вы. Только вы отказываетесь это признать. Именно поэтому вас так огорчило мое появление, не правда ли?
- У меня есть жена и ребенок, - резко ответил Барни. - И я совсем не такой, как вы и ваши друзья.
- Можно любить мужчин и женщин одновременно. У полковника Хофакера была жена. - Гость поднялся с кушетки. На его лице было написано сожаление. - Простите, ради Бога. Я бы не пришел, если бы знал о ваших чувствах. Я искренне сожалею и надеюсь, что вы и ваша семья будете счастливы. - Он взял шляпу. - Aufwiedersehen, лейтенант. Я оставлю свою визитку, на тот случай, если вам когда-нибудь захочется со мной связаться. - Он замахал на Барни руками, когда тот предпринял попытку подняться. - Не беспокойтесь. Я сам найду выход.
Джегер вышел из комнаты, а через несколько секунд за ним захлопнулась входная дверь. Барни дотянулся до маленького белого кусочка картона, лежавшего на каминной полке, и разорвал его на мелкие клочки, которые затем швырнул в камин, где были аккуратно сложены дрова. Это делала миссис МакКей, которая приходила убирать у них в доме. Оставалось лишь поднести зажженную спичку.
Затем Барни вернулся к Эми и Маргарите.
Молчание было предпочтительнее, мрачное молчание, которое могло тянуться несколько дней или даже недель. Эми говорила слишком много, пытаясь заполнить затянувшиеся периоды тишины, во время которых она отчетливо слышала тиканье часов, свое дыхание и попискивание, доносившееся снаружи и означавшее, что на улице темнеет и птицы устраиваются на ночлег.
Приступы ярости тоже могли длиться неделями. Все, что говорила или делала Эми, было невпопад. Еда была слишком горячей или слишком холодной, пережаренной или полусырой. Пытаясь успокоить мужа, она использовала неправильные слова. Она вздыхала с облегчением, когда Барни иногда уезжал вечером в город и обедал в одиночестве. Эми всегда старалась лечь в постель до его возвращения и делала вид, что спит, когда он присоединялся к ней. Они почти не занимались любовью, а когда это все же случалось, держались скованно, как будто были едва знакомы.
Потом бывали периоды, когда Барни очень жалел о том, что позволил себе так распуститься, что он сказал то или это. Он не знал, что на него нашло. Он просил прощения и обещал больше никогда-никогда себя так не вести. Она простит его?
Эми всегда прощала, но это не мешало Барни проходить весь этот круг снова и снова: молчание, ярость, мольбы о прощении. Еще он начал очень много курить. Как минимум шестьдесят сигарет в день.
Он наотрез отказывался обращаться к врачу. Лео проконсультировался со своим другом, доктором Шиардом, а тот, в свою очередь, посоветовался с психиатром. Психиатр заявил, что он не может ничего сказать наверняка; не побеседовав с Барни. Он может только выдвинуть предположение, что годы, проведенные в заключении, как-то повлияли на его рассудок, привели к какому-то сдвигу в психике.
- Он выразил мнение, что у Барни более уязвимая нервная система, чем мы предполагали, - сообщил доктор Шиард.
- Ни за что бы не подумал, - Лео ошеломленно покачал головой.
Эми никогда не задумывалась над психологическим состоянием Барни. Да и вообще кого бы то ни было, если уж на то пошло. Ей он всегда казался очень сильным во всех отношениях. Она вспомнила, как он, крадучись, покинул дом глубокой ночью, чтобы не говорить ей "до свидания". Было ли это признаком уязвимости его нервной системы?
Барни вынырнул из очередного периода молчания и обвинил Эми в том, что она спит с другими мужчинами. Такое заявление прозвучало впервые.
- Барни! - воскликнула она. - Как ты можешь такое говорить?
- Но ведь это правда, не так ли? - Он впился горящим взглядом в ее глаза. - Ты шлюха.
- Как ты смеешь? - Именно этим словом назвала ее его мать, когда они впервые встретились. - Я никогда не изменяла тебе и никогда не буду изменять.
Барни с полминуты раздумывал над ее ответом. Она знала, что он пытается придумать основание для выдвинутого обвинения.
- Я не могу поверить, что ты не спала с другими мужчинами все то время, пока меня здесь не было, - угрюмо пробормотал он.
- Ты можешь не верить, Барни, но я знаю, что я этого не делала. - Обычно Эми мирилась с его дурным настроением, но на этот раз по-настоящему разозлилась. - Если ты еще когда-нибудь скажешь что-либо подобное, я заберу Маргариту и уйду жить к маме.
Он мгновенно принялся извиняться.
- Но я не могу без тебя жить, - простонал Барни. - Я умру, если тебя здесь не будет. Ты мне нужна, любимая. Ты мне нужна больше, чем когда-либо.
- Конечно же, я тебя не брошу, - заверила его Эми. Она обняла мужа и почувствовала, что он весь дрожит. Он был болен, очень болен, а она поклялась быть с ним в болезни и здравии. Она никогда не сможет покинуть своего возлюбленного Барни.
Кэти Бернс закончила обучение в колледже в Киркби и стала учительницей. Она купила машину и сняла квартирку на Аппер-Парлимент-стрит. Ее первым местом работы стала школа в Токстете, и теперь она часто заезжала к Эми после работы.
Никогда прежде Эми не радовалась так появлению подруги. Чаще всего ей удавалось вырваться из дому хоть на несколько часов, но иногда простужалась Маргарита, или она сама не очень хорошо себя чувствовала, или шел дождь. Это было таким счастьем, - видеть Кэти после многочасового заточения в доме наедине с маленьким ребенком. Разумеется, подрастая, Маргарита становилась все интереснее, но Эми не могла обсуждать с ней обвинения, которые ее отец швырнул в лицо ее матери накануне вечером, как и поделиться подозрениями, что у него появилась другая женщина.
- О Господи! - ахнула Кэти, когда Эми высказала ей свои опасения. - С чего это вдруг тебе такое пришло в голову? - Она выглядела очень элегантно в черном костюме поверх кремового джемпера и с короткой стильной стрижкой.
Эми рассказывала ей все до последней мелочи о том, что Барни сказал или сделал. Ей становилось легче оттого, что она может поговорить с кем-то, кто ее понимает. Вторым человеком, которому она доверяла, был Лео, но мужчине всего не скажешь. Он звонил невестке почти каждый день, чтобы узнать, как она поживает, и внушал ей, что в случае необходимости мгновенно примчится на помощь, но виделась она теперь с ним намного реже, чем во время войны.
- На этой неделе Барни три раза пришел с работы в полдевятого или в девять, - сообщила Эми подруге, - но Лео говорит, что он всегда уходит в полшестого. Когда он все же являлся домой, от него пахло дешевыми духами.
- А как он это объясняет? Где он был?
- Выпивал в пабе, и это от него пахнет виски или бренди, - Эми устало пожала плечами. Честно говоря, она и сама не верила в то, что Барни с кем-то встречается. Запах дешевых духов, скорее всего, объясняется тем, что в пабе рядом с ним сидела какая-нибудь женщина. Эми не знала, что ей сделать или сказать, чтобы вернуть прежнего Барни.