На следующее утро Эми проснулась в "Бабочках", когда только начало светать. Она приняла душ, наслаждаясь мягкими белыми полотенцами и сладким запахом мыла. Эми понятия не имела, какая ее ждет программа, и натянула свободные белые хлопчатобумажные брюки (она прочитала в тюрьме достаточно модных журналов, чтобы знать, что их уже не называют слаксами) и такую же свободную футболку. Затем она подошла к зеркалу. Женщина, взглянувшая на нее оттуда, была измученной и бледной, но все же выглядела несколько лучше, чем вчера. Щеки Эми немного порозовели, наверное, благодаря тому, что она так хорошо отдохнула этой ночью. Через три недели, покидая "Бабочки", она обязана выглядеть не хуже, чем когда попала в тюрьму, с поправкой на то, что она стала на двадцать лет старше.
Эми вышла из комнаты и спустилась вниз. Это был чудесный старый особняк, светлый и просторный, с выкрашенными в пастельные тона стенами и натертыми до блеска полами. Из кухни доносился звон посуды, но нигде не было видно ни души.
Женщина открыла стеклянную дверь и вышла на асфальтированную площадку, уставленную столами и скамьями, на одной из которых она расположилась, не обращая внимания на то, что воздух был сырой и прохладный. На востоке забрезжил свет, и серое небо начало светлеть. Время от времени раздавалось щебетание птиц, и роса, как слезы, блестела на лужайке, спускавшейся к небольшой рощице, напомнившей Эми Понд-Вуд.
Слева виднелась небольшая деревушка, единственным признаком жизни в которой был дымок, поднимающийся из трубы крытого соломой домика. Возможно, именно в этой деревне находится паб, в который предлагала вчера пойти Нелли. Эми отказалась, сказав, что она не готова.
- Мне нужно время, чтобы адаптироваться, Нелл, - пояснила она.
Нелли извинилась за свою тупоголовую бесчувственность и пообещала в будущем делать только то, что предложит Эми.
Все это навалилось так внезапно, размышляла Эми. Вокруг было слишком много людей, горизонт был слишком бескрайним, а санаторий слишком роскошным. Кровать, в которой она спала этой ночью, была застелена кремовым атласным бельем и стояла в комнате с кремовым ковром и кружевными занавесками на окнах. Контраст с обстановкой тюремной камеры оказался так велик, что Эми с трудом справлялась со своими эмоциями.
Появилась какая-то женщина в цветастом махровом костюмчике. Это о такой пижамке говорила Нелли? Она села рядом с Эми и принялась зондировать ее вопросами. Эми пришлось изобрести для себя прошлое. Вскоре появились и другие гости, среди них Нелли. Она выглядела впечатляюще в фиолетовом трико и черных колготках. Ее тут же узнали, и всеобщее внимание к немалому облегчению Эми переключилось на ее подругу.
Позже Нелли вручила ей кипу газет.
- О тебе пишут во всех газетах, - сказала она. - Говорят, что ты ушла в подполье. Ты будешь это читать?
- Нет, спасибо. - Эми никогда не читала о себе в прессе. С нее хватало и того, что говорят люди, чтобы еще и читать об этом.
В течение последующих недель ее тело массировали, сдавливали, тузили и щипали. С ее ног горячим воском удаляли волосы, ей делали маникюр и педикюр, а ногти покрывали ярко-розовым лаком. Ее познакомили с сауной, но Эми выскочила оттуда, как ошпаренная. Ей показалось, что ее там закроют и она не сможет выйти из этой маленькой жаркой комнаты. Она каждый день плавала в сверкающем закрытом бассейне - Эми научилась плавать в банях Бутла. Перед войной они часто ходили туда с Кэти. Затянувшись в трико, Эми перед завтраком занималась гимнастикой, осваивала йогу, подолгу гуляла с Нелли под беспрерывно сеющим дождем. Обычно эти прогулки оканчивались в деревенском пабе "Петух и бык", где они запихивались бифштексами, пирогами с почками и картошкой фри. В "Бабочках" их кормили в основном салатами и вареной рыбой.
В пятницу, когда большинство женщин должны были уехать, а новые отдыхающие приехать, Эми села перед зеркалом в парикмахерской и взволнованно отметила, как она похорошела. С каждым днем она все больше чувствовала, как ее тело откликается на заботу и уход. Ее кожа уже не была землистой, а веки обвисшими. Эми вновь начинала ощущать свою принадлежность к человеческой расе. В эту самую минуту мастер расчесывала ее волосы, перед этим накрученные на гигантские бигуди. Эми сохранила в тюрьме длинные волосы, сама подстригала их и не обращала внимания на то, что они начинают седеть.
Но сейчас ее волосы подстригли, подкрасили, уложили, и ее прическа стала похожа на ту, какая была у Эми в молодости. Вернулись золотисто-белокурые локоны и завитушки, пусть и не совсем натурального происхождения.
- Я постепенно опять становлюсь собой, - сказала себе Эми. - Если не внутренне, то хотя бы внешне.
Следующие две недели после отъезда Нелли Эми провела лениво и неторопливо. Она завтракала в постели, поздно вставала, много читала, медленно прогуливалась или каталась на велосипеде по окрестностям, почти всегда в одиночестве. Погода улучшилась. Эми посещала косметолога и массажиста, продолжала занятия йогой. Она лежала на полу, раскинув в стороны руки, слушая ласковый голос, увещевающий ее расслабить каждую частичку тела, и вдыхая аромат двух десятков мерцающих свечей.
Утром в день отъезда Эми еще раз посетила парикмахерскую. Днем за ней должен был приехать Лео. В пятницу она получала паспорт, а в понедельник они вылетали в Париж.
Лео Паттерсон всегда был обаятельным и необычайно красивым мужчиной, Эми осознавала это со дня их первой встречи, как и тот факт, что его влечет к ней, жене собственного сына. Ей никогда не приходило в голову поощрять его, и если бы Лео начал за ней ухаживать, она пришла бы в ужас и больше никогда не имела бы с ним дела.
Теперь все было по-другому. Барни был мертв, как и Элизабет, которая умерла в одиночестве в своем доме в Калдерстоунсе, построенном из старых кирпичей и старых балок.
Лео навсегда ушел от нее после того, как ее свидетельство против Эми едва не привело к смертному приговору.
Но чувства Эми к Лео не изменились. Он по-прежнему был отцом Барни, и любые отношения между ними, кроме дружеских, показались бы ей кровосмесительными. Тем не менее ей хотелось выглядеть для него как можно лучше, видеть в его глазах восхищение, и она готова была поспорить на что угодно, что таким же образом он влияет почти на всех женщин.
Эми сидела в комнате отдыха и читала роман, одетая в присланную Кэти черную юбку и белую блузку, когда вошел Лео. Этот мужчина с худощавым лицом и седыми волосами по-прежнему был необычайно привлекателен, хотя ему было уже за семьдесят. Очень немногие пожилые мужчины смогли бы себе позволить (или захотели бы носить) такие узкие джинсы с элегантным серебристо-серым джемпером. Лео послал Эми воздушный поцелуй и остановился, чтобы поговорить с администратором.
- Итак, - тихо произнесла сидящая рядом с ней женщина, - это все-таки оказалось правдой.
С виду она была ровесницей Эми. Ее одежда была очень красивой, а макияж изысканным, но ничто не могло скрыть грусть в ее глазах. Она приехала в "Бабочки" только вчера, и ее звали Одри.
- Прошу прощения?
- У вас все-таки был роман с вашим свекром?
Эми почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
- Ничего подобного не было, - запинаясь, выдавила она.
- Мне все равно, было или не было, - покачала головой женщина. - Помню, как сильно я вами тогда восхищалась. Я читала все, что писали о вас в газетах, и смотрела ролик о вас в кинотеатре.
- Восхищались мной?
- У вас хватило смелости избавиться от ублюдка мужа. А я боялась. Прошло столько лет, а я по-прежнему живу с ним. - Эми не нашлась, что на это ответить. Она впервые в жизни потеряла дар речи. Женщина продолжала: - Вы, похоже, удивлены, миссис Паттерсон. Вот видите, я знаю вашу фамилию, а также то, что вас зовут Эми. У вас была маленькая дочь по имени Маргарита. Если вы не хотите, чтобы вас начали узнавать, вам следует сделать что-нибудь с вашими волосами. На это я обратила внимание в первую очередь.
- Спасибо, - сухо ответила Эми.
Женщина сказала что-то еще, но Эми уже не слышала, потому что к ним подошел Лео и сказал, что Эми выглядит на миллион долларов. Она встала, и он обнял ее.
- Вы не очень торопитесь? - спросила она. - Я посмотрю, свободен ли парикмахер. - Она не хотела, чтобы в нее тыкали пальцами в ресторанах и на улице. Хотя Эми не собиралась скрывать, кто она такая, лишнее внимание было ей ни к чему.
- Я хотела бы сегодня купить себе платье, - сказала она, обращаясь к Лео. Они сидели в открытом кафе на Елисейских полях, пили кофе, разглядывали проезжающие мимо автомобили и слушали нетерпеливые гудки клаксонов. Стоял прелестный майский день, ни теплый, ни холодный и ослепительно солнечный. На Лео были смешные маленькие очки, прославленные Джоном Ленноном, и одним глазом Лео поглядывал в открытую перед ним "Таймс". К этому, более или менее, сводилось их пребывание в Париже - кофе и прогулки по тенистым бульварам. Ах да, еще они ходили по магазинам!
- Ты уже знаешь какое? - поинтересовался Лео.
- Я увидела его вчера в магазине на площади Республики.
- Синее или зеленое? - Его очень интересовало все, что она покупала, так же, как когда-то Барни. Хотя они были в Париже, Эми тратила на одежду почти столько же денег, как если бы была дома. Но все вещи были чуточку более шикарными.
- Зеленое… наверное. - Она обнаружила, что с трудом принимает решения. До недавнего времени все решения за нее принимали другие люди, все дни и недели были расписаны на многие месяцы вперед. Все, о чем ей приходилось думать - это какая книга будет следующей или о чем она расскажет в очередном письме. Эми все еще просыпалась по утрам, думая, что находится в тюремной камере. И каждый раз она испытывала неописуемую радость, обнаружив, что на самом деле свободна как ветер.
- Я умираю от желания увидеть Маргариту, - сказала Эми. - Увидеть, как она выглядит на самом деле, а не только на фотографии.
Она просила, чтобы ей приносили по одной фотографии в год, только для того, чтобы эта фотография напоминала ей, что ее дочь уже не пятилетняя малышка, с которой ей пришлось расстаться.
Лео наклонил голову, и очки съехали на кончик носа.
- На фотографии, где ей двадцать один год, она получилась особенно хорошо.
- Она там ужасно симпатичная, - нежно произнесла Эми. У нее были фотографии первого причастия Маргариты, миропомазания, фотография, сделанная в день, когда ее дочь окончила учительский колледж. Когда Маргарита изъявила желание стать учителем, ее карьерой занялась Кэти.
За соседним столиком расположилась юная пара. Парень с девушкой немедленно обвили друг друга руками и начали целоваться. Официант подошел и замер с легкой улыбкой возле их столика, ожидая, пока они закончат. Они сделали заказ, проникновенно посмотрели друг другу в глаза и поцеловались еще раз.
Наблюдая за ними, Эми испытала укол зависти.
- Барни когда-то предложил после окончания войны провести наш медовый месяц в Париже, - вздохнула она. Если бы она была сейчас с Барни - прежним Барни, - они тоже могли бы сидеть на Елисейских Полях и целоваться. - Но вернувшись домой из лагеря для военнопленных, он был уже не в настроении проводить медовый месяц где бы то ни было. - Эта мысль напомнила ей о домике, в котором они когда-то жили, и Эми спросила у Лео, что с ним стало.
- Вы его всего лишь арендовали, и я понятия не имею, кто в него въехал после вас.
Вскоре Эми предстоит подыскивать себе жилье. Впервые в жизни ей придется жить одной. И ей будет уже недостаточно того, что она находится на свободе. Через несколько дней ей исполнится пятьдесят, и необходимо решить, как распорядиться остатком своей жизни.
Эта идея принадлежала Лео. Эми появится на вечеринке, на которой соберутся Паттерсоны, Карраны и Кэти Бернс, преподнеся сюрприз всем сразу.
- Мне это кажется несколько театральным. - Ей эта идея не очень понравилась. - Так ли необходимо удивлять их? Почему нельзя просто сказать им, что я тоже приду?
- Это будет совсем не то. Ну же, Эми, - начал уговаривать он, - я люблю преподносить людям сюрпризы.
Чтобы сделать приятное Лео, который в течение стольких лет был рядом с ней, оказывая ей всяческую поддержку, Эми согласилась. Она купила в "Галлери лафайет" простое черное облегающее платье, заплатив за него в пять раз больше, чем за все свои остальные наряды. У платья был высокий воротник и длинные рукава, а тонкая ткань облегала все изгибы ее стройного тела.
На следующий день они вылетели домой. Париж остался позади, отпуск закончился.
Эми стояла в женском туалете отеля "Карлайл" в Саутпорте. Это был очень волнующий момент. Через минуту она выйдет и станет ждать, пока официант не подойдет и не сообщит ей, что мистер Паттерсон заказал шампанское. Это будет означать, что ей пора направиться к его столику. Эми знала, где находится этот столик, но видела его только издали.
Ее нос блестел. Она припудрила его, заново накрасила губы, поправила короткие каштановые волосы. Действительно ли это так важно - во время первой встречи с дочерью быть похожей на кинозвезду? "Для меня важно, - подумала Эми. - Я всегда следила за своей внешностью, может быть, даже чересчур. Но такая уж я".
Она подошла к двери и подняла руку, чтобы отворить ее, но вдруг испытала желание, от которого у нее перехватило дыхание. Чего она хотела больше всего, хотела каждой клеточкой своего тела, хотела так сильно, что это желание быстро превратилось в боль, так это чтобы когда она во всем своем великолепии откроет эту дверь, за ней ее ожидал Барни, пятидесятидвухлетний и, как всегда, красивый, Барни в своем лучшем костюме.
- А вот и ты, любимая, - скажет он, протягивая ей руку. - Выпьешь чего-нибудь перед обедом?
Но это было неисполнимое желание. Теперь Эми дрожала, и ее сердце колотилось. Она вышла из туалета, и к ней тут же приблизился официант.
- Вы готовы, мадам?
Эми кивнула и проследовала за ним через весь зал, туда, где сидела ее дочь с молодым человеком по имени Роб, которого Лео еще ни разу не видел.
Вот она, Маргарита, так похожая на Барни, с гладкой кожей и темно-каштановыми волосами. У нее было тихое лицо. Может ли лицо быть тихим? Затем Маргарита подняла голову и поймала ее взгляд.
- Привет, малышка, - сказала Эми; дочь бросилась в ее объятия и разрыдалась, а Эми приговаривала: - Будет тебе, будет. Не плачь, малышка, я уже дома.
Через несколько дней Эми отправилась в "Аделфи" обедать с Хэрри, а Чарльз повез ее вещи к Кэти, у которой она намеревалась некоторое время пожить. Брат Барни и в былые времена одевался безупречно. Сегодня на нем был светло-серый костюм, белая рубашка и серебристый галстук. Более всего он походил на дружелюбно настроенного банковского служащего или адвоката. Трудно было поверить, что когда-то Хэрри был солдатом, который мужественно сражался всю войну. Они впервые остались наедине.
Он сказал, что она выглядит сногсшибательно.
- Я думал, у тебя будут ввалившиеся глаза, как у Сюзан Хейворд в фильме "Я хочу жить". Ты его видела?
- Если ты о фильме, в котором героиня попадает в тюрьму, то нет, Хэрри, я его не смотрела, потому что сама была в тюрьме. Кажется, в конце ее отправляют в газовую камеру?
- Да, - уныло ответил он. - А я, кажется, только что попал впросак.
- Да, но это ничего. - Эми одарила его всепрощающей улыбкой.
- Как ты находишь свою дочь? - спросил он.
- Она прелесть. Думаю, в конце концов Маргарита решила, что я ей скорее нравлюсь. Я ожидала холодности, безразличия, может быть, даже грубости, но она была очень мила, разве что несколько застенчива.
- Учитывая обстоятельства, было бы жестокой иронией, если бы она повела себя иначе, - фыркнул Хэрри.
- Хэрри, милый, Маргарита думает, что я убила ее отца, - терпеливо напомнила ему Эми.
- Да знаю, знаю. Но ей также известно, что у тебя были смягчающие обстоятельства.
- Независимо от обстоятельств, убийство - это из ряда вон выходящий поступок, особенно если речь идет о твоем муже. - К ним подошел официант и забрал их тарелки. Эми надеялась, что он не услышал ее последней реплики.
- Как ты думаешь, Маргарита может когда-нибудь вспомнить о том, что это сделала она?
Эми содрогнулась.
- Я молю Бога, чтобы она никогда об этом не вспомнила. Но если это все же произойдет, надеюсь, к этому времени она уже выйдет замуж за своего замечательного бойфренда с прелестным маленьким сынишкой. - Почему-то Гари с его невинными глазами и простодушным характером тронул Эми больше всего остального со времени ее возвращения.
Остаток обеда Хэрри посвятил разговорам о Кэти.
- Жаль, что я так редко с ней виделся, - сказал он и опять приуныл.
- Почему бы тебе не пригласить ее на свидание? Ты можешь сделать это, когда вы увидитесь в следующий раз. - Он уже много лет вздыхал о Кэти, с тех самых пор, как они познакомились в Саутпорте.
Хэрри с несчастным видом шмыгнул носом.
- Она не захочет иметь ничего общего с таким чудаковатым старикашкой, как я.
- О господи, Хэрри! Тебе всего пятьдесят пять. Ты не такой уж и древний.
- Вообще-то мне пятьдесят четыре, - быстро возразил он.
- Значит, ты еще менее древний. - Эми подавила желание стукнуть его ложкой. - Из ресторана мы возвращаемся к Кэти, и ты мог бы этим воспользоваться и пригласить ее.
- Посмотрим.
Она проснулась посреди сна, который не могла вспомнить. Помнила только, что это был один из тех тяжелых и грустных снов, после которых все кажется безрадостным и безнадежным. Было всего без четверти шесть. Эми лежала в постели и тихонько плакала, не желая беспокоить Кэти, которая вскоре встала, приняла душ, постучала в дверь ее комнаты и окликнула подругу.
Эми не ответила. Она слышала, как Кэти готовит чай, и боялась, что ей придет в голову принести чашечку наверх и угостить ее. Но Кэти, видимо, решила не беспокоить подругу. Внизу включилось радио, и Эми заплакала по-настоящему, безудержно всхлипывая в подушку. Она считала, что держится просто отлично, более того, даже гордилась собой. Эми осталась довольна вчерашней беседой с Хэрри. Ее вежливые высказывания звучали к месту и были не лишены юмора. Но то было вчера, а это сегодня, и Эми чувствовала себя настолько подавленной, как будто дальнейшее существование лишено смысла.
Это было очень глупо, но ей захотелось, чтобы возле нее оказался Гари, чтобы он сидел в ногах кровати, смотрел на нее своими зелеными глазами и рассказывал о своих "трубочках" с красками и о коте, который жил у него в Уганде. Ему столько же лет, сколько было Маргарите, когда Эми упрятали в тюрьму, и мальчик заставил ее почувствовать, как много она пропустила.
У нее еще есть время, чтобы стать учителем?
Это была такая возмутительно идиотская идея, что Эми перестала плакать и истерически засмеялась. О да, она будет нарасхват. Из человека, отбывшего срок за убийство, получится прекрасный учитель.