Заходящее солнце золотило оконные стёкла в домах. Мирный воскресный вечер. Во дворе гуляли соседи, резались в домино за дощатым столиком поддатые мужики. Детвора каталась на велосипедах, пинала мячи, радостно вопила и поплакивала. Тёплый ветерок обдувал лицо, сгоняя краску, вызванную неприличным поведением доброго дядюшки Логинова. И на душе вдруг установилась непривычная тишина, подобная мёртвому штилю перед бурей. Чинно здороваясь с соседями, погладив двух хорошо знакомых бродячих собак, я решила непременно вырваться сегодня из дома к ребятам. Когда ещё такой чудный вечер случится?
Дверь открыла своим ключом, постаралась проскользнуть мимо большой комнаты с чаёвничающими гостями незаметно. Неторопливо переоделась. Логинову понравилась блузка? Замечательно. Долой блузку. Я натянула бесформенный свитер, потёртые джинсы. Обула старенькие, удобные кроссовки, похожие на индейские мокасины. Подхватила волосы заколками. Если Серёжке ещё раз захочется потереться своим классным носом о моё ухо, пусть оно будет свободным. Чтобы окружающие могли заметить, чем на досуге занимается неподражаемый Логинов. И гитару надо самой настроить, не давать ему повода для очередной дозы насмешек. И так оба без них, как наркоши без иглы, существовать не можем.
На слабые звуки вибрирующих струн в комнату заглянула мама.
- Явилась?
Я кивнула, продолжая настройку инструмента.
- Куда-то собираешься?
Снова кивнула.
- Гулять? Не пойдёшь. Хватит уже собак гонять. Выпускной класс не шутка.
- Сегодня воскресенье. Все уроки я сделала, - враньё родителям всегда давалось мне легче лёгкого.
- Когда успела? - не поверила мама.
- А ночью. Не веришь? Посмотри тетрадки.
Мама подумала, подумала, проверять не стала, разглядывала меня с непонятным выражением лица.
- Ты скоро ночевать на улице будешь, Тоня, - грустно заметила она. - Тебе так плохо дома, с родителями?
С чего вдруг мама спохватилась, непонятно. Я который год, что называется, расту на улице. Там мне интересней. Дома из меня, - когда находятся силы, время и желание, - пытаются сделать стерильную пай-девочку. Сядь прямо, не ковыряй в носу, не грызи ручку, почисть зубы, не пой так громко, не забудь поздороваться с соседкой, какое нехорошее слово ты употребила, прибери на столе. На оглашение полного списка уйдёт дня три. Как родители могут так жить? Весь интерес - с благопристойными лицами телик по вечерам смотреть. Набор тем для обсуждения куц, словно заячий хвост: зарплата, знакомые, дефицит и Горбачёв с его перестройкой. Да, забыла про плевки в адрес кооперативщиков. Ну, да, им удобней по талонам покупать сахар, мыло и даже обувь. Мы с мамой по весне ездили в центр покупать сливочное масло. Отстояли километровую очередь. Там в давке, среди озверелых сограждан, мне порвали новое пальто. И это жизнь, скажите? Нет, ясное дело, родители устают на работе, вечером им хочется отдохнуть. Но почему я должна существовать в их режиме? Я ведь не прошу со мной заниматься, не претендую на их внимание. У меня самообслуживание.
- Нет, никуда не пойдёшь. Надо ещё с гостями побыть, а то очень неприлично получается, - наконец определилась мама.
Дались им всем эти приличия. Лицемерие сплошное.
- А если я влюбилась? - с отчаянием выдохнула я, ошарашивая маму, интерпретировала совет Серёжки по-своему. - Может человек влюбиться? Я ненадолго пойду.
- С гитарой?
- Угу.
- Значит, до ночи. А ты что, действительно, наконец влюбилась? - не поверила мама. Конечно, не верчусь перед зеркалом. Что я там нового увижу? Не наряжаюсь под куклу. Так проблемно. Хорошие шмотки в дефиците. Не крашусь. Опять же, не удобно. Глаза потереть нельзя, если зачешутся. Маме кажется, влюблённая девица непременно должна постоянно охорашиваться, выклянчивать у родителей модные тряпки. Ха, всё в этом мире индивидуально.
- Что я у тебя, хуже других? - улыбнулась маме так, что она мне не поверила. - У твоего драгоценного Пушкина про Татьяну, помнишь? Пришла пора, она влюбилась.
Как-то так, наверное. Я точно не помню. Классика моей душе пока не доступна, несмотря на все усилия дяди Коли Пономарёва.
- В кого? - мама упорствовала в заблуждении: её дочь и влюблённость - две вещи несовместные. Я сделала честные-пречестные глаза и торжественно провозгласила:
- Ты не поверишь! В добровольного помощника милиции, того самого. Ну, который меня с анашой застукал.
Хотелось бы знать, почему, когда я говорю правду, мне никто не верит?
- В Серёжу?
- Ага, в Сергея Александровича Логинова, вечно наставляющего меня на путь истинный. Наставляться у меня не получается, зато я влюбилась.
Она мне снова не поверила, факт. Приняла за очередную дурацкую шутку, глянула весело:
- А расчёску зачем берёшь, если волосы заколола?
- Мам, ты такая странная-я-я... Вдруг растреплюсь? Перед любимым неудобно, придётся перечёсываться.
Я вымелась из квартиры, не удосужившись попрощаться с гостями. Перетопчутся. Вообще-то, нехорошо, некрасиво, сама знаю. Ничего поделать с собственной натурой не могу.
Лет до десяти я была нормальным ребёнком, обыкновенной домашней девочкой. Играла в куклы с одноклассницами, хорошо дружила с Ворониным. А потом в меня словно бес вселился. Мир показался таким интересным, таким захватывающим. Он расстилался передо мной мириадами увлекательных сокровищ. Неудержимо потянуло его исследовать. Но не с Ворониным же, не с девчонками. Там одни страхи и запреты царили: нельзя, неприлично, а вдруг... Взрослые тоже давили запретами. Вот пацаны во дворе... Никаких страхов, никаких запретов, удовлетворяй своё любопытство на полную катушку. За генерацию идей тебе ещё и спасибо скажут. Я втянулась в дворовую компанию быстро и незаметно. Ничего не собиралась менять, только отбивалась, если окружающие придирались не по делу. А они всегда не по делу докапывались.
- Не прошло и года, - недовольно встретил меня Логинов. - Тебя только за смертью посылать.
- Скажи спасибо, что вообще выпустили, - я с четверть оборота начала заводиться. - Я смотрю, ты извёлся весь. Соскучился без меня?
- Глазоньки проплакал, дожидаючись: где моя ненаглядная?
- Вот терпеть не могу, когда ты меня так называешь! В следующий раз в глаз дам, честное слово, - мне сразу захотелось вернуться домой. Стоило из-за шута горохового на улицу рваться? Лучше бы уроки села делать.
- Брэк, петухи бойцовые, - рассмеялся Родионов. - Гитары друг о друга не поломайте.
Я взглядом прикинула диаметр головы Логинова, соотнеся с размерами гитары. Не дождутся. А вообще, интересно, проскочит у Серёги голова между струнами? "Да лютней как мне даст по голове, так что башка сквозь струны проскочила". У Шекспира где-то встречалось и случайно запомнилось. Да дядя Коля Пономарёв пару раз цитировал.
* * *
Почему я так подробно помню тот день? Похожие дни случались и раньше. Правда, Логинов не делал поползновений втихомолку обнять, потереться, озадачивших меня по принципу "ну и что теперь с этим делать, как это понимать?" и слегка напугавших. Померещилась тогда новая форма издевательств от фирмы "Логинов и ко". Но не из-за первой же его попытки перейти, казалось, раз и навсегда установленные границы? Может, именно в тот день всё переменилось, встало с ног на голову? Ведь после того воскресенья события полетели галопом.
* * *
В дверях меня остановила Райка Сибгатуллина. Родители нарекли её Рушанной, но класс предпочитал звать Райкой. Так проще.
- А у нас новенькая.
- Знаю, - ответила ей в тон. Раскрутила за ремень сумку с учебниками, метнула в класс. Взглядом проводила её полёт. Это я не выпендривалась, элементарно экономила силы. Частенько ленилась тащить набитый книгами и тетрадями баул до своей парты. Вместе со мной за "полётом шмеля" с интересом наблюдала Райка. Сумка приземлилась в точно определённое место.
- Ну и глаз, - покрутила головой Райка. - Сколько смотрю, столько удивляюсь. Пришибёшь когда-нибудь кого...
- Кого?
- Кто идти будет, - Райка любила изъясняться коряво и недомолвками. Но, в принципе, в данном конкретном случае она права. Я как-то не думала о трагических последствиях своей лени для других. От того, что правота Райки казалась очевидной, я разозлилась. Не на неё, на себя.
- А нефиг по классу болтаться, когда моя сумка летит, - отшутилась мрачно. Заметила в кабинете давешнюю "Пизанскую башню". Вот гадство. Сделала вид, будто не заметила. Пошла по классу, громко спрашивая:
- Люди, кто физику сделал? Дайте списать Христа ради!
В ответ собирала одни смущенные ухмылки. Похоже, никто вчера физикой не занимался. Только начался сентябрь - каникулярное послевкусие. По традиции у нашего класса на раскачку почти вся первая четверть уйдёт. Поползла к кондовой отличнице Лерочке Полосухиной. Та успела приготовиться, пропищала бессовестно:
- Стенгазету за меня сделаешь. С учётом гласности.
- Легко, - согласилась я. - Тетрадку давай.
Получила вожделенную тетрадку и отправилась на своё место, списывать. Прошли те времена, когда списывали у меня. Лерочка, кстати, могла бы и бесплатно помогать. Не так давно я целый год защищала её от террора компании девчонок из соседней школы, которые были на дурном счету даже у дворового пацанья - и компания, и школа. Иногда и драться из-за Полосухиной приходилось. Но кто в наше время помнит добро? Сейчас Лерочка от меня усиленно дистанцировалась. То есть, пока я её защищала, Полосухину не беспокоили ни манеры мои, ни дворовая слава. Отпала необходимость в защите, и ей сразу стало неудобно появляться в моём обществе.
Отворачиваясь от Полосухиной, наткнулась на изучающий взгляд новенькой. Таня. Лаврова. Кажется, так Шурик вчера информировал. Уф, до чего неприятно, когда тебя излишне внимательно рассматривают.
- Привет. Новенькая? Я про тебя уже слышала. Тебя ведь Таней зовут? А меня Тоней.
Новенькая кивнула, холодно и манерно. Дополнительно осмотрела меня. Вчерашнего всестороннего осмотра ей оказалось явно недостаточно. Я отплатила равноценной монетой. Сегодня с утра "Пизанская башня" выглядела менее претенциозно, чем накануне. Светлые волосы, гладкие и блестящие, схвачены у висков заколками-сердечками откровенно иностранного происхождения. Косметики на лице значительно меньше. Каблуки у туфель - ниже.
- Будем считать, что познакомились, - у меня от её взгляда начисто пропало желание продолжать процедуру знакомства. Пошла к своему месту, переваривая впечатление от прекрасно пошитого, ладно облегающего худую фигуру тёмно-синего костюма Лавровой. Почти физически ощущала затрапезность своего поношенного школьного костюмчика - юбки с жилеткой, старенькой ковбойки и дешёвых спортивных тапочек.
Собственно, благодаря Горбачёву с его Раисой, перестройкой и новыми веяниями, на форму в школах махнули рукой. Особенно в отношении выпускников. Ученики сейчас одевались, кто во что горазд. Утверждался новый стиль - унисекс, то есть джинсы, футболка или неопределённого рода свитер, вместо портфелей и сумок рюкзачки, - стиль, одинаково подходящий и девчонкам, и парням. Но в нашей школе многие просто донашивали старую школьную форму. Я в том числе. Одеваться стильно никто пока не догадался. Не умели. Разве джинсами-варёнками щеголять?
Я быстренько списывала домашнюю работу по физике, не забывая держать в поле зрения "Пизанскую башню". У нас с ней, совершенно очевидно, с первого взгляда возникла обоюдная неприязнь.
Интересно, отчего так происходит? Вот столкнулись два человека, обменялись взглядами и невзлюбили друг друга, ничего ещё друг о друге не зная. Может, имеются у человека те самые разнозаряженные флюиды, о которых Воронин в прошлом году рассказывал? Сравнить, к примеру, с тем же Логиновым. Я его всегда терпеть не могла, мы общались подобно кошке с собакой, но внутреннего отторжения не было изначально. А эту Лаврову моя натура сразу не принимает.
Лаврова сидела смирно, листала какой-то журнальчик из привозных. Кабинет постепенно заполнялся одноклассниками. Меня о чём-то спрашивали, я что-то отвечала. Смех, обмен впечатлениями и новостями, детские шутки парней, списывание на скорую руку. Обычное утро обычного класса обычной школы. Необычной была новенькая. Она смотрелась пальмой среди карликовых сосен. Её осторожно обтекали, исподтишка рассматривали и мысленно присвистывали - экзотическая птичка.
Списать физику до звонка я успела. Уже легче дышалось, как любил выражаться Логинов. Со звонком в кабинет бодро вошла физичка, она же наш классный руководитель, она же Елена Георгиевна Алонкина, которую мы в хорошем настроении называли бабой Леной, в плохом - бабой Ягой. Прозвище произошло от первых букв полного имени. Аббревиатура быстро упростилось до Яги. Мне порой казалось, что исчезнувшие в невозвратном прошлом классные дамы были точно такими. Старая дева, живущая одна, она всё своё время тратила на нас, свинюшек неблагодарных. Её усилий по достоинству никто не ценил. Иногда я жалела бабу Лену. А иногда её тупость доводила меня до белого каления.
- Нуте-с, - вместо приветствия выдала баба Лена, - я вижу, у нас новенькая. Расскажи нам немного о себе, девочка.
"Девочка" прозвучало не как обращение старшего к младшему. Логинов иногда говорил мне издевательским тоном "девочка моя", и то не столь обидно звучало. "Девочка" Алонкиной была примитивной констатацией факта - за партой сидит подросток. Баба Лена, верно, вовсе из ума выжила, если не видит перед собой взрослую девушку.
- А что рассказывать? - вызывающе откликнулась Лаврова.
Нормальная реакция на неосознанное хамство старшего по званию и возрасту. Лично я "Пизанскую башню" не осудила. Полагаю, весь класс молча встал на её сторону.
- Во-первых, встань, когда разговариваешь с учителем, во-вторых, разговаривать должно более вежливо, - терпеливо и занудливо пояснила баба Лена. Где она устаревшие словечки выкапывает? Должно - с ударением на первое "о", а не как принято - на второе. Вот старомодина.
- Я не знаю, что нужно рассказать, - Лаврова пошла в атаку, использовав особые интонации. - Зовут меня Таня. Фамилия - Лаврова. Остальное - личная информация, имею право её не озвучивать.
У бабы Лены аж очки дыбом встали, с такой уверенностью ученика она до сих пор не сталкивалась. Она внимательно посмотрела на "Пизанскую башню" и передумала с ней ругаться. Времена наступали непонятные. Свяжешься с наглой девицей и сама потом виноватой останешься. Сейчас всё общество гуртом на учителей набросилось. В газетах, по телику - сплошная критика школьных порядков, вопли о необходимости срочных реформ. Баба Лена предпочла выкрутиться.
- Да-а-а, немного ты о себе можешь рассказать. Ну, садись. Начнём урок. Запишите тему: "Роль маятника в часах. Автоколебания". Пишите, чего вы ждёте?
Я воспользовалась моментом и незаметно раскрыла под партой чудесную книгу, которую дядя Коля Пономарёв одолжил всего на три дня, - "Поющие в терновнике". Как раз ночью добралась до грехопадения отца Ральфа и заснула на самом интересном месте. Мне не терпелось продолжить чтение.
Воронин, все школьные годы просидевший со мной за одной партой, сначала пытался косить взглядом в книгу, которую я держала на коленях. Потом заскучал, стал прислушиваться к тем, кто отвечал у доски, прикольно комментировал ответы бедолаг. Потом опять заскучал. Толкнул локтем в бок.
- Слав, отстань!
- Эгоистка! Сама развлекаешься, а о ближнем своём не думаешь.
- Отстань, бездельник, - я с головой ушла в книжную любовь, видя в главных героях себя и Логинова.
- Если ты меня не развлечёшь, - пригрозил Славка шёпотом, - я сам развлекаться начну. Например, гладить тебе коленки. Они у тебя стали неприлично красивыми.
И он плюхнул растопыренную пятерню через книгу прямо на моё колено.
- Псих озабоченный, - шёпотом же взвыла я. Имела веские причины так его обозвать. Не коленки у меня стали неприлично красивыми, а друг неприлично озабоченным. За летние каникулы, во время которых мы не виделись, - Воронин отдыхал в Болгарии почти три месяца, - Славка сильно изменился. Вырос, обогнав меня на полголовы, раздался в плечах и сексуально озаботился. Протягивал шаловливые ручонки к любой девушке вне зависимости от её внешних данных. Подцепил у кого-то дурное присловье, что нет некрасивых женщин, есть "мало водки". Пижон и позёр. В конце августа у нас случилась безобразная сцена. Я смотрела у него дома видак, ему, то бишь Славке, отчего-то померещилось, что старая дружба обязательно должна перерасти в приятный секс. Схлопотал, мало не показалось. С трудом выклянчил прощение, но периодически, вроде бы в шутку, домогался. Я отсылала его к этим... как их теперь называли? К путанам.
- "Морской бой" подойдёт?
- Годится, - согласился Воронин. Выдрал из своей тетрадки два листочка. Пришлось захлопнуть книгу. Раскатаю его по-быстрому, он проигрывать не любит, отстанет.
Славка выдержал проигрыш целых трёх партий, после чего я благополучно вернулась к "Поющим". А ему заняться было нечем, он полез в свой крутой забугорный рюкзачок, достал детскую игрушку-шарманку и начал потихоньку крутить ручку, рассчитывая на ровный гул в классе. Вряд ли баба Лена за этим гулом услышит звучание шарманки.
Класс, - это вам не баба Лена, - краем чьего-то уха уловил слабые звуки, начал прислушиваться, затихать. В наступающей тишине негромкое треньканье звучало отчётливо и долетело таки до слуха Алонкиной.
- Рудакова, прекрати петь!
- Я не пою, Елена Георгиевна.
- Ну, я же слышала!
- Я не пою! - возмутилась я с чистой совестью. У меня старые счёты с бабой Леной. Она ко мне три года придирается, стремится вернуть на путь истинный без особого моего на то желания.
- Садись!
Села, конечно. Толкнула Славку в бок, дескать, завязывай, не подставляй, и опять носом в книгу уткнулась. Славка, вредина, нашёл относительно приемлемое для себя решение. С моей точки зрения, весьма сомнительное. Ха! Сунул голову в парту, - они у нас старые, с довольно широкими внутренними отделениями для учебников, - сунул туда же руки, немыслимо изогнувшись, и снова затренькал. Думал, прокатит.
- Рудакова! Ты опять?!
- Да не пою же я!
- А где Воронин? В начале урока я его видела.
Все с интересом повернулись к нашей парте, последней в ряду у окна, захихикали. Я щипнула Воронина за бок, мол, шухер, опасность. Мои щипки Славка воспринимал правильно, но распрямиться не мог. У него голова в парте застряла.
И ничего удивительного. Славка от природы зверски лопоухий. Сейчас разрешили с длинными волосами в школу ходить. Не вовсе патлатыми, а так, чтобы уши прикрывало. Славка, разумеется, воспользовался, отрастил шевелюру, прикрыл свои локаторы. И стал выглядеть намного привлекательней. Но материальный мир визуальными эффектами не обмануть. Влезть в парту головой уши Славке позволили, а вот вылезти... растопырились между верхней крышкой и полкой - ни туда, ни сюда.
Пока я помогала Воронину вызволять его непутёвую башку, класс радостно гоготал. Баба Лена с каменным лицом наблюдала. А куда ей деваться? Кричать, топать ногами, ломать об нас указку? Бесполезно. Писать гневные замечания в дневники? Дневники почти всем классом, за исключением отдельно взятых ботаников, второй год приносились в школу эпизодически.
- Рудакова! Воронин! Стоит вас вместе посадить, как вы попросту срываете урок!