Девица наглядеться на сию красоту никак не могла, истосковалась она по красотам здешним, поскучала по запахам и звукам лесным, посему как ступила на землю особенную, так шаг поубавила. Хотелось ей пропитаться здешним настроеньем, подышать полной грудью, все ж в доме Судимира ей жилось тяжко, жена старейшины с детями глядели на невестку косо, покуда она сыночка ихнего обидела, сам Судимир, как встречал деву, так все пальцем грозил, напоминал о данном ею слове. Отай тоже не лучше, проходу не давал, каженный день бегал прощенье вымаливать, а не получив оного – бесился аки зверь подстреленный, кажись уж все косяки в избе кулаками обстучал. Да и бабы в деревне докучали расспросами, сплетни собирали. А Весна к такому обращенью не привыкла, в отчем доме она была сама себе хозяюшкой - выходить из избы позволенья не спрашивала, от родимых токмо ласковые слова слышала.
Но когда краса добралась до речки, так остановилась, присела на пенек и пригорюнилась. Воспоминанья на нее нахлынули, ведь тут она с ним последний раз стояла, в глаза глядела, к груди могучей прижималась и слезы лила. И где Лан теперь? Что с ним? Эх, все бы дева отдала за то, чтобы еще хоть раз повидаться с сердешным.
И уж было хотела дальше идти, как где-то за спиной ветки затрещали. Вздрогнула девица, но не растерялась, стрелу из колчана выхватила, в лук вложила, а на развороте тетиву натянула, а как увидала на кого нацелилась, так выдохнула с облегченьем. Медведь пред ней стоял, большущий, на морду свирепый, токмо глаза выдавали, уж слишком мудрый взгляд был.
- Все никак не угомонишься? – крикнула Весна и лук опустила.
Тогда и медведь на задние лапы встал, а через мгновенье человеком обратился. То Велес пожаловал.
- Запомнила, выходит? – заулыбался он.
- Шкура уж больно лощеная, по весне медведям такой шкуры вовек не иметь. Ты-то поди в берлоге лапу не сосешь. На кой явился?
- За благодарностью, - глаза у Велеса блестели от радости, али от ехидства.
- И за что мне тебя благодарить? – искренне удивилась краса.
- А за лук, за стрелы, за дело охотничье. Думаешь, Отай пустил бы тебя ежели б не я.
- Вон оно как…
Велес подошел к древу поваленному, сел и уставился на красу. Во взгляде его было что-то теплое, ласковое:
- Коварная ты девка. Добротно мужа своего вокруг пальца-то обвела. Застращала, он теперича даже дышать в твою сторону боится.
Но тут улыбка с лица девицы сошла, посмотрела она на Велеса строго:
- Лан где?
- Далече. Отправил я его в места далекие, дикие, страшные. Пущай с нечистью повоюет, душу отведет. Уж больно страдал слуга мой верный.
- Неужто не жалко тебе его? Вы ж потехи ради мучаете нас.
- Зря так думаешь, я Ланом дорожу. Он мне как сын родной. Да и ты пришлась по нраву, характерная, упертая, под стать Лану. А вот Перуну на дела сердешные ровно. Ни о ком не думает, все мечтает мне кровь попортить, вбил в бородатую голову, что я люд стращаю, вред наношу. Я б и рад зарыть топор-то, дак ему мира не нать. Посему он не остановится, пока не решатся судьбы ваши, а значится, и моя.
- А ты, подумать можно, зла за пазухой не держишь? Люд не стращаешь?
- Дело мое, не род человечий стращать, а равновесие поддерживать. Чтобы Явь и Навь существовали в гармонии, чтобы день сменялся ночью, чтобы круговорот жизни сохранялся. А уж мелкое баловство, так это от скуки. Негоже все время о великом-то думать, так и умишком тронуться можно.
- Нам о тебе иное говаривали.
- И правильно, - захихикал Велес. – А то людишки совсем распоясаются, одного черта бояться – мало.
- Так на кой ты встречи со мной искал? Неспроста же в деревню пожаловал, в дом старейшины пришел.
- Неспроста… - протянул бог. – Долго я думал и надумал. Хочу помочь тебе к Лану возвратиться, ежели все еще любишь его.
- Люблю, пуще прежнего люблю, - резко подняла глаза Весна, спину выпрямила. – Житья мне нет в доме Судимира. Все чуждо, на Отая глаза не глядят. Душа рвется к слуге твоему.
- Любишь, это хорошо. Токмо осталось еще дело нерешенное. Перун сдаться не пожелает. Скорее вверх дном землю перевернет, нежели от затеи своей отступится. Будет он чинить вам препятствия, посему гляди в оба. А я уж придумаю, как тебя из дома старейшины выручить.
На том они и распрощались. Велес в медведя обратился и ушел в чащу темную, а Весна решила домой воротиться, про охоту она и думать забыла после всех слов, сказанных богом. Пока шла, все представляла, как они с Ланом заживут где-нибудь далеко, там, куда люди и сунуться не подумают.
В дом Судимира пришла с пустой сумой. Старейшина, когда увидал горе-охотницу, так рассмеялся и давай невестку подначивать перед всей семьей:
- Явилась, не запылилась… И где ж дичь обещанная? По дороге поди растеряла!
- Тоже мне дочь охотничья, - вторила жена Старейшины. – Лучше б по дому хлопотала, мужу угождала, а не таскалась по чаще, репейники собирала. Толку от тебя никакого.
- Будет вам дичь! – бросила Весна, не глядя в их сторону. – В другой день принесу.
- Гляди, лук со стрелами в другой раз не растеряй. А сейчас ступай к мужу, - прошипела свекровь. – Приголубь мужика, побудь бабой хоть раз.
Но Весне до сих слов и дела не было.
Когда зашла краса в светелку, так не успела и слова сказать, Отай тут же подхватил ее, на кровать бросил:
- Попалась, егоза. Не уйдешь боле от меня.
Хотел уж поцеловать жену, но Весна вырвалась:
- Куда торопишься? – игриво заговорила она. – Один раз из избы выпустил и думаешь, забуду грубости твои? Не тут-то было! Вот ежели сговоримся с тобой, тогда я подумаю.
- Проси, что хочешь.
- Коль будешь отпускать меня на охоту раз в осемь дней, тогда прощу тебя, лаской одарю такой, что аж голову вскружит. Даю тебе месяц на искупленье, устоишь – выполню любое твое желание.
- Согласен.
Отай верил ей, да и как такой красоте не поверить? Ланиты рдеют, очи звездами горят, статное тело с осиной талией, будто тетива натянутая, а уста до чего нежные, так и манят к себе.
И потекли дни. Весна дождаться не могла, когда снова в чаще окажется. Видят Боги, она желала оставить чувства к зверю, смириться с судьбою затворницы в доме нелюбимого мужа, но сердце по-прежнему тянулось к Лану, посему не удержалась дева от соблазна, от обещаний Велеса. В каждом сне видела зверя, ласкала его, пламенем горела в руках его богатырских. Да и днями все мысли о Лане были, ежели полы натирала, так вспоминала дубраву волшебную, ежели одежу стирала - в воде лик его мерещился, когда в баню шла, так и вовсе томилась от желанья скорей сердешному отдаться.
От сих ежедённых мыслей просветлел лик девичий, ланиты запылали пуще прежнего, тело младое жизнью наполнилось, а то исхудала было, а уж лицо какое бледное стало.
Одним днем отправилась Весна в гости к матушке с отцом. Те как увидали дочь, так чуть от радости не заплясали, родимая аж светилась от счастья.
- Кровинушка ты моя, - бросилась к дочери Искра. – Пришла, голубушка. Глянь-ка, отец, вона как девка твоя от счастья вся сияет. Никак наладила жизнь с мужем? Покорилась, упрямица наша.
- Ох, матушка. Я такой счастливой давно не была, - хоть и желалось Весне рассказать всю правду матери, но то были мысли запретные. – Обрела я мир и покой в душе.
- О дитятках ужо думали небось? – вкрадчиво начал отец.
- Тут спешка ни к чему, - отмахнулась краса. – Еще успеется.
- Как знать, а то давеча повстречался я с Судимиром, идет, в глаза не глядит, лоб морщит. Думал уж, не случилось ли чего. А он мне в ответ, мол дочка твоя от мужа бегает, народ за спинами ужо смеется над ним. Ух, и злой был.
- Отай сам виноват, неча было бражку лакать в супружескую ночь. Я вот о чем поспрошать пришла, - припала Весна головой к плечу Благомира. – Помнишь шалаш наш лесной неподалеку от Дивного озера? Стоит ли еще?
- Стоит! Как не стоять? Всех нас еще переживет, я ж его из добротной сосны выложил. А покой тебе шалаш-то?
- Мне не нужон, Светех узнать просил, а то с ночевой пошел на дичь, а в чаще его непогода настигла, до нитки промок, вот и поспрошал, нет ли местечка какого теплого.
- А-а-а-а, ну вот и поведай ему о шалаше, нехорошо в его-то лета под дождем бродить, так и застудиться можно.
- Благодарствую, тятенька.
Просидела Весна у родимых до позднего вечера, уж сумерки спустились, а ей все уходить не хотелось. И токмо поднялась краса из-за стола дубового, как стук раздался. Отай пожаловал. Тогда фыркнула дева от недовольства, но тут же словила взгляд материнский, отчего мигом сменила гнев на милость.
А пока Благомир встречал дорого зятя, Искра к дочери поспешила, отвела ее в сторонку да зашептала:
- Вижу я, замыслила ты что-то недоброе и Отай не мил тебе по сей день, меня не проведешь. Рассказуй, что надумала?
- Выдумки. У нас с Отаем все складно да ладно.
Все бы хорошо, токмо у Весны щеки загорелись, а коль так, то знала мать – врёт голубушка, врёт.
- Ты гляди, впросак не попади. Не всю правду тебе отец поведал о встрече с Судимиром. Старейшина искры метал, грозился погнать тебя из дому поганой метлой, ежели не остепенишься. Вона до чего дошло. Благомир думал со стыда сгорит, пока тот бранился на тебя. Что ж ты вытворяешь, Весна? Опомнись, доченька.
- Коль так матушка, то и меня ты послушай. Я свободу свою никому не отдам, пущай хоть метлой меня гонят, хоть кочергой, хоть ухватом. Так-то.
- Ах, ты ж - дереза окаянная, - покачала головой мать. – Себя не жалеешь, так меня с отцом пожалей.
- Эх, родимая, - с грустью вздохнула Весна. – Пожалемши вас, я и пошла в жены к Отаю, не требуйте с меня еще и ниц пред ним пасть.
Поняла тогда Искра, какой камень на душе сердешной возлежит. Посему обняла Весну и молча улыбкой одарила да ласковым взглядом, а в улыбке той и во взгляде поселилась нестерпимая тоска. Чуяло материнское сердце, случится большое горе.
Часть 19
Всю ночь Весна провела в сновиденьях особенных. Обнимала краса Лана, а на самом деле прижимала к сердцу подушку пуховую. И проснулась с его образом пред очами, но глянула на все еще спящего рядом Отая, так скривилась в лице, и уж было замахнулась той самой подушкой, чтоб вдарить как следует, но одумалась и не стала.
Хотела девица по-тихому с кровати встать, да уйти на охоту, чтоб не будить никого, да токмо одну ногу на пол поставила, как заворочался разнелюбый, глазюки раскрыл:
- Далече собралась? – спросил он сквозь дремоту.
- В лес.
- Отец вчерась говаривал, что желает баньку истопить, посему, как воротишься из лесу, вместе пойдем. Похлещу тебя веничком.
- А чего ухмыляешься, аки кот над сметаной? – Весну рассердил довольный Отай, так и хотелось ей швырнуть в него чем потяжелее.
- Да ты ступай, ступай, - с прехитрой улыбкой ответил тот и перевернулся на другой бок.
Дева как представила, что он будет лезть к ней с нежностями да ласками, так аж передернулась, натянула на себя поскорей одежу, схватила лук, колчан и поторопилась на улицу. Несли ее ноги на встречу с сердешным.
А Велес сдержал слово, призвал слугу верного воротиться в родные места да поведал о встрече с Весной. Посему нынче два сердца ожидали встречи, оба с ночи томились. Лан про сон и думать забыл, слонялся по лесу, к звукам сторонним прислушивался, к запахам принюхивался, в каждом чуде лесном возлюбленную видел, совсем зверь истосковался.
Весна торопилась к реке, что было сил, токмо на пути ее диво дивное остановило. Откуда ни возьмись, возникла пред очами златая колесница, из которой сам Перун вылез. Краса тогда насупилась, а Перун вышел вперед, вытянул руку и указал деве на то, чтоб та склонилась перед ним, Весна уж гневить Бога не решилась, посему послушно опустилась на одно колено.
- Так-то! – громко произнес Перун. – Распоясались вы тут, как я погляжу. Демон как хаживал по лесам, так и хаживает, как глумился Велес над несчастными заблудшими, так и глумится, а ты и думать забыла про то, что я тебе повелел! Негоже это!
- Не трону я Лана! – выпалила Весна и тут же с колена поднялась.
- Отчего же? – изобразил Перун удивленье. – Решила Богу перечить? Отцу своему? Учти, я и наказать могу, да так, что мало не покажется. Выходит зря я в тебя душу вдохнул, зря к людям отправил! Ничему путному ты не обучилась, токмо вон, носишься по лесам как угорелая, у демонов защиты ищешь! Ты не только супротив моей воли пошла, ты род человечий предала, окаянная!
Тут перепугалась не на шутку Весна, ибо Перун рассерчал, да так, что земля под ее ногами задрожала, деревья закачались, небо тотчас тучами черными заволокло, все живое враз смолкло. И показалось деве, что не утро – не день сейчас, а темная ночь. Но скоро все снова стало, как было – небо просветлело, птицы защебетали, ветер стих. А Перун довольно улыбнулся в пушистые усы:
- Даю тебе последнюю возможность выслужиться предо мной. Коль исполнишь волю мою, отпущу тебя и даже боле – помогу свободу обресть от мужа разнелюбого.
- Я так отвечу, - собралась с духом Весна. – Лана не трону, хоть что со мной делай! Хошь, прямо здесь пореши.
- Вот значит как, - нахмурился тогда Перун, но природными явленьями стращать не стал. – Тогда жди наказанья моего, обреку тебя на мученья, будешь прощенья еще вымаливать, да останусь я к оным глух и слеп!
Вернулся Перун в колесницу, в одно мгновенье обратился огненным шаром, да улетел ввысь, а Весна так и осталась стоять как в воду опущенная. Душа будто перевернулась, до того надоели ей и божьи, и не божьи перипетии. Да когда ж они все ее в покое-то оставят? Когда дадут жить спокойно?
Добрела Весна до речки, села на корягу, что вросла кореньями в песчаный берег, и заплакала.
- А может утопиться? – прошептала она с горя. – И Лан живой останется, и матери с отцом из-за меня не страдать, а Перун пусть возрадуется над душой моей.
- Эх, голубушка, - послышалось совсем рядом.
Весна тогда чуть с коряги-то и не свалилась, рядом с ней Леший появился. Старец присел на корягу, трубку закурил.
- Ты мысли-то греховные из головы выкинь, - продолжил он. – На кой топиться? Надобно за жизнь свою бороться, за счастье свое. Утопиться-то, оно всегда успеется.
- Попала я в такую круговерть, дедушка, - склонила краса голову, да руками обхватила. – Не выбраться из этого омута, не выбраться. Пред всеми в должницах. Лану сердце свое задолжала, родимым – дом, а Перуну – душу свою. Хоть и божье я создание, но разорваться на части-то не в силах.
- Всем мил не будешь. И всем счастья не сделаешь, надобно выбирать.
- Так выбор, он-то самый и тяжелый.
- Но и студеная речка тебе не спасенье. Утопиться не получится, обратишься в русалку, али еще какое чудо лесное и будешь по лесу скитаться веками. А оно тебе надобно? Созданьям высшим не дано погибнуть самим, их может токмо создатель погубить, а коль решишь принять людскую смерть, то лишь душу свою проклянешь. Таких у нас в чаще пруд пруди, скитаются несчастные, места себе найти не могут.
- Тогда что мне выбрать, дедушка? Кого предать? Лана али мать с отцом?
- А ты подумай, как следует. Но с решеньем не тяни, Боги ждать не будут.
- Да лучше б Перун забрал мою душу.
- Не нужна она ему, душа-то… Ему твоей покорности надобно, а коль не покоришься, то будет он мучить тебя. А покуда ты заплутала в распрях людских, то и чинить преграды тебе в разы проще. Сама подумай, сейчас ты для всех его ударов открытая. Там муж нелюбимый, там родители стареющие, там молва людская, вот ты и скачешь как вошь на гребешке. Но стоит выйти из этого круга, так задышишь по-новому. А люди, что они, с них все как с гуся вода, побеснуются и скоро уж успокоятся.
- Но как же я мать с отцом предам? Их прочь из деревни погонят, позорить будут.
- Боги на то и создали род людской, чтобы существовал он вопреки всем преградам, чтоб волю свою в кузне горестей и боли ковал. И ты для своих родичей очередное испытанье, коль выдержат они его, то заслужат уваженья пред духами, в мир иной пойдут с почестями.
Когда Леший докурил, то встал с коряги, отряхнул штаны с рубахой, и собрался было покинуть Весну, но остановился и добавил на прощанье:
- А лучше, правду матери с отцом поведай. Они достаточно прожили на белом свете, мудростью обзавестись успели, глядишь, и подсобят советом.
Слова старичка приободрили деву. А вдруг Леший прав и надобно-то всего-навсего правду родимым поведать? Не вороги же они дитю своему? Поймут, пожалеют… Но, вдруг не поймут? Осудят? А хуже-то всего не это, а наказ Старейшины выгнать их из родного дома, тогда что будет? И снова заболела голова у красы, не могла она проявить характера и выбор сделать, никак не могла.
И только Весна хотела дальше в путь отправиться, как возник пред ней запыхавшийся Лан. Тогда слезы заблестели в очах девицы, кинулась она в объятья к любимому, прижалась к его груди, а Лан обхватил ее в ответ и замерли оба. Так и стояли они неведомо сколько времени. Надышаться друг другом не могли, все ж почти год не виделись.
- Знаешь, вот прижалась к тебе, - прошептала Весна, - и все страхи отступили. Так бы и стояла, не отпускала…
- Будто и не было расставанья, будто не отпускал тебя, - произнес в ответ Лан.
Ушли двое подальше в лес, чтоб авось не увидал кто. Пока бродили по чаще, все за руки держались, целовались, а промежду прочим беседы вели.
- Не могу я без тебя, никак не могу. Нам суждено было повстречаться, токмо Боги ошиблись, не воевать нам наказано, а любить друг друга, – говорила дева.
- Теперь надобно сию мысль как-то до них донести. Велес-то за нас будет, а вот Перун… С Богами не повоюешь, пред ними мы аки котята слепые, ежели захотят растоптать - растопчут и не поморщатся.
- Знаю… Оттого-то и печально.
- Но без тебя я боле служить Велесу не стану.
Тут до ушей обоих донеслись чарующие звуки, то были русалочьи песни. И доносились они с берега озера, что скрылось в дебрях лесной чащи. Лан с Весной подошли поближе, а потом и вовсе вышли к воде. Русалки их сразу заметили, но прятаться не стали, все ж то не злыдни какие пожаловали, а парочка влюбленная, да еще и особенная, посему продолжили девы свое волшебное пение. Затянули грустную старинную песню о любви о разлуке, будто почувствовали настроенье гостей непрошенных.
И покамест Весна с Ланом чувствами наслаждались, Перун решил не медлить с расправой. Придумал он, как наказать дитя свое нерадивое. Обратился громовержец охотником, да отправился в деревню, задумал повстречаться с Отаем. Искать того долго не пришлось, у колодца встретились, Отай стоял с ребятней местной, помогал им воду таскать.
- Здравица желаю! – громко произнес Перун.
Охотником он смотрелся бравым: сажень в плечах, росту богатырского, борода лощеная, взгляд суровый, но не лишенный доброты, одежа расшитая древними символами, медвежья шкура на плечах, значится, поборол могучего зверя, посему достоин уваженья. Отай склонил голову пред ним:
- И тебе доброго здравия, охотник! Издалека пожаловал?
- Издалека. Пошел на оленя, да заплутал малость. С самого утра брожу по здешним лесам, а потом божьей волей повстречал местных, они путь к деревне и указали.
- Поди притомился? На вот, водицы испей, - Отай протянул чарку с водой охотнику.
- Благодарствую! Как тебя звать-то?
- Отаем.