- Поначалу я не собиралась этого делать, - ответила Катарин и отпила глоток "Перрье". - Тот фильм, в котором я снялась в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году на "Монархе", оказался удачным и делал большие сборы. Впрочем, ты и сам это знаешь. Майкл всеми способами обхаживал меня, упрашивая сделать еще одну картину с ними, постоянно приставал ко мне с этим. Время от времени мы с ним встречались - ведь в конце концов мы с ним были старыми приятелями, и он не отставал от меня с этим предложением. В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году он снова стал надоедать мне с этой идеей, и как-то раз в шутку, а также - в надежде, что он наконец от меня отвяжется, я сказала ему, что согласна сниматься только при одном условии - что этим фильмом будет "Флорабелль". К моему изумлению, он сразу согласился. - Катарин грустно улыбнулась. - Господи, Никки, ты всегда считал, что я люблю манипулировать людьми. Так вот кто мастер этого дела, это - Майкл. Я не успела глазом моргнуть, как он приобрел экземпляр твоего романа, прочитал его и сделал предложение моему агенту продать ему все права на книгу, принадлежавшие "Корту", а также - мое участие в картине по ней в главной роли. Совершенно неожиданно вся машина пришла в движение - рассылались контракты, был заказан сценарий Чарли Робертсу, был нанят режиссер, одним словом, все колесики завертелись. Можно сказать, что я сама была затянута в этот водоворот.
- Втянута - ты? Ну, ну, рассказывай! - Ник недоверчиво посмотрел на нее.
- Понимаю, что в подобное трудно поверить, но тем не менее я говорю чистую правду, - вздохнув, ответила ему Катарин. - Естественно, меня все это беспокоило, но я всячески старалась убедить себя в том, что в конечном счете ты будешь приятно удивлен и останешься доволен. Ты всегда мечтал увидеть экранизацию своего романа, но также знал, что ни один продюсер не проявил пока к нему интереса. Внезапно мне показалось, что я смогу сделать тебе грандиозный подарок. Возможно, это было добросовестным заблуждением с моей стороны, но я решила хранить все в тайне от тебя до тех пор, пока не смогу показать тебе сценарий, написанный Чарли. Я была уверена, что он получится замечательным, ведь Чарли - один из лучших мастеров своего дела. Мне казалось, что я смогу сделать из сценария чудесный сюрприз для тебя. Но все сорвалось. Ты узнал обо всем раньше, чем я успела тебе рассказать.
Неудовлетворенный ее объяснениями, Ник нахмурился. Неужели Катарин осталась неисправимой лгуньей?
- Но ты просто пересказала мне ту же историю, что и в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом, - поспешил заявить он.
- Но я не собираюсь искажать факты тебе в угоду, только ради того, чтобы подтвердить твои подозрения на мой счет. Я рассказываю все так, как было. Допускаю, что в те дни я повела себя нелепо. Теперь я хорошо понимаю, что могла тогда спокойно оправдаться во всем, объяснить тебе, что действовала из самых лучших побуждений.
- Приятно это слышать, - иронически буркнул Ник, падая в кресло. - Ты тогда вообще имела обыкновение давать самые нелепые объяснения своим внезапным исчезновениям. Куда все-таки ты ходила тогда?
- Я просто болталась, как потерянная, по улицам, страдая от головной боли, переполняемая самыми странными ощущениями и чувствами. У меня тогда бывали не настоящие мигрени, а какая-то невероятная тяжесть в голове, которая никак не желала оставлять меня.
Она встретилась глазами с Ником и подумала: "Они у него будто синие озера".
- Может показаться неправдоподобным, но я сама была в те дни немного не в себе. Часто я действительно заходила в церковь или в кино, смотрела там один и тот же фильм по три-четыре раза подряд. Несколько раз по вечерам я заезжала к Майклу и вела с ним бесконечные разговоры о кино и живописи, слушала рассказы о его бизнесе. Повторяю, мы с ним были старыми друзьями, Никки. Не забывай, что я знакома с ним еще с тысяча девятьсот пятьдесят шестого года.
- Итак, у тебя была с ним связь! - убежденно заявил Ник.
- Да нет, не было у нас с ним никакой связи! - вскричала, повысив голос, Катарин. - Конечно, Майкл многие годы ухаживал за мной, преследовал меня как безумный еще в то время, как я была замужем за Бью, - более спокойным тоном добавила она. - Не хочу скрывать, он привлекал меня, полагаю, своим могуществом, силой своей личности, своим огромным состоянием всем тем, что он называл своей вотчиной. Всего этого у него не отнять. Майкл боготворил меня с самой первой нашей встречи, даже еще раньше. Он признался, что как-то видел меня с Виктором в "Амбассадоре" и, по его словам, был сразу покорен мною. Он возносил меня на пьедестал, как бесценное произведение искусства, поклонялся моей красоте, и я становилась для него тем более желанной, чем менее доступна я была для него. Неужели ты этого не понимаешь?
Ник молча кивнул.
- Чего стоила одна библиотека в его апартаментах! Он превратил ее буквально в музей Катарин Темпест, увешал и уставил ее всю дюжинами моих фотографий в золотых рамках. - Она выразительно подняла свои темные брови. - Безумие, несомненно. Бью часто говорил, что Майкл помешался на мне. Естественно, увидав это, я была смущена, выведена из равновесия, ну и, не стану скрывать, невероятно польщена. Еще бы, видеть, как один из самых богатых и могущественных людей на свете, образно говоря, ползает у твоих ног! Это невольно кружит голову, действует как наркотик на любую женщину, а тем более - на такую неуравновешенную, какой я была тогда.
- Все-таки когда у вас с ним начались интимные отношения? Еще в те дни, когда ты жила со мной?
- Да, - тихо ответила Катарин. - Я всегда флиртовала с ним, заигрывала, если хочешь, но я никогда с ним не спала. Клянусь, никогда прежде, вплоть до тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Это произошло сразу после того, как я купила дом в Коннектикуте.
Ник изо всех сил старался сохранять спокойствие. Он напрягся всем телом, но продолжал крепко держать себя в руках.
- Почему? Зачем? Ты же любила меня!
- Но я действительно была больше не в состоянии удерживать тебя, Ник. Видишь ли…
- Что?! - перебил он ее, широко раскрыв глаза от возмущения.
- Видишь ли, Ник, ты слишком хорошо знал меня, слишком многое тебе было известно обо мне, о моих проблемах и недостатках, о моем сумасшествии. Мне казалось, что я теряю тебя. Вот - единственное объяснение. Не знаю, насколько убедительно оно звучит.
Ник грустно покачал головой.
- Если любишь по-настоящему, то не боишься видеть недостатки и проблемы любимого тобой человека. Любовь не становится от этого меньше, Катарин.
- Теперь я сама это понимаю. А еще теперь я поняла, что в тот период моей жизни для меня была непереносима сама мысль о возможности новой потери. Я и так уже потеряла мать, которая умерла, потеряла отца и Райана, которых сама отстранила от себя. Я не могла смириться с возможной, нет, с казавшейся мне тогда вероятной потерей еще и тебя, Никки.
Ник, неотрывно смотревший на нее, не в силах отвести взгляд, решил копнуть еще глубже.
- Почему ты вышла замуж за Лазаруса?
- Я была беременна от него.
Лицо Катарин заметно напряглось, ее громадные глаза еще более расширились от непереносимой боли, которую она сейчас испытывала. Неожиданная догадка сверкнула в голове Ника, и он чуть слышно спросил:
- Ты забеременела от него еще тогда, когда жила со мной?
- Да. Прости меня, Никки.
- Почему ты была уверена, что это был его ребенок?
- У меня были на то основания. Если помнишь, то мы тогда не спали с тобой почти два месяца. А когда я выходила замуж за Майкла, у меня был меньший срок беременности.
- Ты могла бы тогда сделать аборт, - начал было Ник и тут же закрыл рот, проклиная себя за то, что он мог такое сказать, вспомнив о собственном сыне.
- Только не второй раз! - прошептала она.
- Нет, прости меня, - угрюмо сказал Ник, - я не думаю, что тебе следовало это делать.
- Мне очень жаль, Никки, что мне снова пришлось оскорбить тебя, но я твердо решила говорить вам обоим только правду сегодня. Я знаю, что в прошлом причинила вам много горя, но, поверьте мне, я сполна уже расплатилась за это и продолжаю ежедневно расплачиваться.
Франческа подняла голову и посмотрела Катарин прямо в лицо. "Сама не знаю почему, но я все же верю в то, что она страдала", - промелькнуло у нее в голове.
- Да, я убеждена, что тебе пришлось испить свою чашу страданий, Катарин, - сказала она. Потом Франческа взглянула на Ника, увидела его бледное, напряженное лицо, на котором ясно читались испытываемые им переживания. Она подошла к нему и обняла его за плечи.
- Катарин права, мой дорогой Никки, по крайней мере в одном. Гораздо лучше знать правду, как бы горька она ни была. Теперь, может быть, мы наконец сумеем разрешить все свои сомнения.
- Да, - пробормотал он.
Катарин переводила беспокойный взгляд с одного из них на другого. Она глубоко вздохнула, откинулась в кресле и расслабила затекшие от напряжения мышцы. После продолжительной паузы она сказала:
- От всей души прошу вас, Никки, Франческа, простить меня. Я умоляю вас об этом.
Франческа первой нарушила тишину, установившуюся после слов Катарин.
- Я уже давно простила тебя, Катарин. Просто я помню обо всем, вот и все.
- Пожалуйста, скажи это по-настоящему, - тихо попросила Катарин.
- Я прощаю тебя, - в тон ей отозвалась Франческа.
- Спасибо, Франки, это так много для меня значит. Намного больше, чем ты можешь себе представить.
Катарин ожидающе взглянула на Ника, и их глаза встретились.
- В отличие от Франчески я никогда прежде не прощал тебя, Катарин, но сейчас я тебя прощаю. Как может быть иначе? Ты сегодня проявила невероятное мужество, рассказав нам все.
- Спасибо, Никки, большое-пребольшое.
Катарин отошла к окну и немного постояла там, отвернувшись, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Наконец она взяла себя в руки и обернулась.
- Могу я надеяться на то, что мы опять сможем стать друзьями? - спросила она, но что-то в их лицах подсказало ей, что не стоит форсировать события. - Ладно, возможно, что еще слишком рано. Нельзя ожидать слишком многого немедленно, - пробормотала она.
50
Катарин вышла из отеля "Карлайл" через подъезд на Семьдесят шестой улице, кивнула швейцару и быстрым шагом двинулась в сторону Мэдисон-авеню, пересекла ее и пошла дальше к Пятой авеню. Она направлялась в картинную галерею Фрика, располагавшуюся в нескольких кварталах от отеля. За ленчем она приглашала Эстел Морган пойти с нею посмотреть ее любимую коллекцию живописи, но у той сегодня был последний срок сдачи материалов в редакцию, и Эстел пришлось возвращаться к себе в офис.
Был ясный день, прохладный, но бодрящий и солнечный. Безоблачное небо сияло незамутненной синевой, воздух был будто пропитан электричеством. "Энергия Манхэттена! - подумала Катарин. - Нет, наверное, во всем мире не найти города, равного этому. Какое счастье, что я вернулась сюда. Нью-Йорк вдохнул в меня новую жизнь". На ее взгляд, в Лондоне преобладало мужское начало, ассоциирующееся у нее с комфортом, запахом хорошей кожи, твида и горящих в камине дров, а Париж представлялся ей немного женственным, обманчивым, шелестящим шелками и атласом, благоухающим тонкими духами и сияющим свечами в канделябрах. Но Манхэттен соединял в себе оба эти начала, мужское и женское. Катарин взглянула вверх, потом оглянулась по сторонам. Глубокие каньоны со стенами из стекла и стали, по которым текут реки "кадиллаков" и желтых такси. Нью-Йорк ассоциировался у Катарин с блеском бриллиантов, кипением шампанского, пузырящегося в бокалах, с мягкостью соболей и норок. Этот город - уникален, он волнует, бросает вызов, у него свой особый пульс, свой неповторимый ритм. "Мой самый любимый из всех городов, где мне приходилось бывать", - добавила про себя Катарин.
Она шла, озираясь по сторонам, поражаясь тому, какими живым и волнующим кажется ей все вокруг, но потом ей пришло в голову, что весь мир переменился для нее в последние дни, она смотрит на все более ясными, лучше видящими глазами. Катарин подумала о Нике и Франческе. Интересно, дадут ли они снова знать о себе? Она очень на это надеялась. Но если - нет, то будет весьма печально, хотя возобновление их дружбы теперь от нее не зависело. Поэтому не стоит задумываться об этом и строить планы. С недавних пор Катарин приучила себя жить только сегодняшним днем, сосредоточиваться только на текущих делах и не заглядывать в будущее. Будущее для нее теперь - нечто невесомое, неосязаемое. Она улыбнулась сама себе и вошла в дом, где располагалась коллекция Фрика.
О ее будущем заботится Бью. В понедельник вечером он звонил ей, торопясь узнать, как идут ее дела в Нью-Йорке, расспрашивал о ее ближайших планах. Катарин рассказала ему о своей встрече за ленчем с Ником и Франческой, поведала о возможном примирении с ними, и Бью, кажется, остался этим доволен. Но, как она поняла, его особенно волнует предстоящая ей сегодня в пять часов встреча с Майклом Лазарусом, о которой Катарин вскользь упомянула в разговоре. Но ее саму эта встреча не беспокоила. Она чувствовала себя спокойной, целеустремленной, хорошо владеющей собой. И сейчас она вовсе не собирается задумываться о Майкле Лазарусе. Перед ее отъездом из Лондона доктор Мосс посоветовал ей не пытаться начинать решать проблемы до их возникновения и, как он выразился, "не впадать в отчаяние преждевременно". По мнению знаменитого психиатра, именно это служило причиной того подрывающего здоровье Катарин постоянного возбуждения, в котором она прожила большую часть своей жизни. Как замечательно относился к ней Эдвард Мосс все эти годы. Ему одному она обязана своим возвращением к жизни, своим здоровым теперь рассудком.
"Ладно, довольно, я пришла сюда смотреть картины, наслаждаться красотой, а не рассуждать о болезнях", - твердо приказала себе Катарин и прошла в зал, где были выставлены картины Фрагонара. В течение следующего получаса она неторопливо двигалась по кругу от одной картины к другой, восхищаясь ошеломительными портретами и пейзажами, непревзойденными в своей жизненности. "Неудивительно, что Фрагонара считают одним из величайших художников восемнадцатого века", - подумала Катарин, стоя, склонив голову набок перед одной из картин.
- Фрагонар предназначал в свое время это панно для салона мадам Дюбарри, ты знала об этом?
- Ник!
Пораженная тем, что вдруг слышит его голос, Катарин резко обернулась. Он стоял всего в нескольких шагах позади нее и улыбался. Катарин сразу заметила, что его глаза смотрят на нее ласково и дружелюбно. Горевшая в них прежде враждебность куда-то пропала, будто ее и не было. Катарин улыбнулась ему в ответ, а Ник, подойдя к ней, взял ее за руку, наклонился и самым непринужденным образом поцеловал ее в щеку.
- Что ты здесь делаешь? - спросила Катарин.
- То же, что и ты - смотрю картины. Они превосходны, не находишь?
Катарин снова обернулась к панно.
- Да, подобный талант внушает мне благоговение.
Ник встал рядом.
- Наши представления о собственных способностях в искусстве сильно проигрывают в сравнении.
- Расскажи мне про мадам Дюбарри, - попросила Катарин, внимательно глядя на Ника.
- Ах да, Фрагонар предназначал ей это панно в то время, когда она была фавориткой короля Людовика Пятнадцатого. Но старый король умер, на трон вступил Людовик Шестнадцатый, а мадам Дюбарри сослали в ее поместье. Потом разразилась революция, сломавшая жизнь Фрагонара, бывшего преимущественно придворным живописцем. Он перебрался жить в Грасс, где украсил этим панно дом своих друзей. Это панно называется "Союз любви и юности", и оно превосходно отображает представления того времени о любви и галантности. Я могу часами любоваться им, восхищаясь мельчайшими деталями.
- И я тоже. А что сталось с мадам Дюбарри? Я плохо помню французскую историю.
- В конце концов ее по приказу Революционного Трибунала арестовали, обвинив, конечно, ложно, в государственной измене. Она кончила свои дни на гильотине в возрасте пятидесяти лет. Малоподходящая смерть для такой красавицы, ужасная, отвратительная.
- Да.
Чуть заметная тень грусти пробежала по лицу Катарин. Потом она рассмеялась:
- Ты так много знаешь из истории!
- Если ты помнишь, я все-таки учился в Оксфорде. А потом Бог наградил меня фотографической памятью. Пошли походим, - сказал Ник, беря ее под руку. Он многое еще порассказал ей о Фрагонаре, мадам Дюбарри и Людовике XV, отвечая на ее вопросы тепло и сердечно. Катарин поразило полное отсутствие неловкости между ними. Неожиданно Ник перешел от беседы на общие темы к вопросам, касавшимся их лично.
- Наша встреча здесь - не случайность. Немного раньше я говорил о тебе с Эстел. Я позвонил ей потому, что разыскивал тебя, и она мне сказала, что ты направилась сюда.
- Ох!
- Сегодня тебе также пыталась дозвониться Франческа, но твой телефон был занят, а ей надо было бежать из дома, чтобы успеть приобрести картину Лауренсин, а потом лететь в Виргинию. Она думает созвониться с тобой в начале следующей недели, когда вернется.
- Рада это слышать. - Слегка поколебавшись, Катарин промолвила: - Все эти годы меня угнетало чудовищное чувство вины перед Франки. Она бросила мне тогда тяжелое обвинение, сказав, что я сломала ее жизнь. Теперь у нее все хорошо, не так ли? Она счастлива?
Ник криво усмехнулся.
- Не люблю этого слова. Оно - совершенно бессмысленно. Что такое счастье? - Он пожал плечами. - Но я убежден, что она живет счастливее большинства людей на этом свете. У нее прекрасная семья, Гаррисон - отличный малый. Но порой она сожалеет о прошлом. Франки считает, что у нее осталось с тобой незаконченное дело.
- Боюсь, что я не совсем тебя понимаю…
- Она убеждена, что несправедливо обвинила тебя под влиянием минутного порыва, заставив тебя много страдать, франки сказала мне сегодня, что, по ее мнению, никто не способен сломать чужую жизнь, что каждый человек сам, и только он один, отвечает за собственную судьбу. Она еще сказала, что только она сама виновата в том, что не доверяла человеку, которого любила, оттолкнула его от себя, не выслушав. Франческа принимает на себя ответственность за то, как сложилась ее жизнь, и мне кажется, она хочет, чтобы ты это знала, Катарин. Как я понял, ее тревожит, что она не сумела все это тебе высказать, объяснить. Она просила меня постараться убедить тебя в этом, если мы встретимся, передать, что она не таит зла на тебя. Теперь ты поняла, не так ли?
- Да. - Снова немного поколебавшись, Катарин спросила: - А ты сам? Я хотела спросить, держишь на меня зло?
- Возможно, что нет. - Глубокая морщина, перерезавшая лоб Ника между бровями, стала еще глубже. - Прошлой ночью я понял, что больше не ненавижу тебя. - Он тяжело вздохнул. - Ненависть - отвратительное чувство, такое же, как жажда мести. Она разъедает душу и мысли. Любые человеческие отношения всегда основываются на некой негласном договоре, на соглашении между людьми. Никогда не бывает виновной только одна сторона. Как это ни печально признавать, ни один из нас не без изъяна, у каждого свои недостатки, которые он, как клеймо, несет на себе всю свою жизнь.
- Да, у всех свои слабости. Но именно несовершенство делает нас человечнее. Всю прошлую ночь я думала о тебе, гадала, действительно ли ты простил меня. Простил искренне, от всего сердца, а не сказал просто так…
Ее голос оборвался.
- Разве у тебя есть примеры того, чтобы я говорил одно, а думал другое?