– А у нас уже все по-другому было, – подхватил чисто мужскую тему Александр. – Тогда ведь "братки" пошли, разборки с перестрелками. Вот мы давай подражать "крутым" парням. Кто с железом качается, кто из кино не вылазит, где Шварц или Слай морды всем подряд бьют. А потом по вечерам перед девками у Дома культуры выпендриваемся. Прикид специальный на рынке покупали: кожанки с заклепками, штаны с дырками… Умора! А драки страшные пошли. Куда там вашим с кучей малой! Поножовщина или с арматуринами наперевес, и айда махаться! У меня дружка покалечили, Мишку Кармашева, с Зеленой улицы. Сейчас уж спился совсем. Куда ему, инвалиду, деваться, когда здоровым-то работу трудно найти. Хорошо еще, в последнее время сельское хозяйство начало подыматься, а так бы…
Калитка открылась, и вошел Андрей.
– О-о! Как говорится, не много ли вас, не надо ли нас? Здравствуйте! – улыбался Андрей.
– Папа! А мы тебе блинов оставили. Еще много. Тебе хватит, – подбежала к отцу повеселевшая Даша.
– Добрый вечер! Мы тут навес поправили немного да вот разговорились за чаем, – как будто оправдывался Павел Федорович.
– Я не помешаю вам. Пойду в баню. А вы сидите.
– Да уж пора. Поздно уже. – Павел Федорович встал, подошел к новому столбу, потрогал рукой. – Ничего. Постоит еще, никуда не денется. Ну, хозяюшки дорогие, прощайте! Спасибо за хлеб-соль, а нам пора восвояси. Пойдем, Виталий!
Виталий искоса взглянул на Андрея, пробормотал: "До свидания" – и пошел за отцом на улицу.
– И мы пойдем, Оксана? – спросил Александр жену.
Но Оксана неподвижно сидела за столом и не ответила мужу. Ее взгляд застыл на чайнике, стоящем на столе. Татьяна тоже сидела на своем месте. Внутри у нее клокотала буря. С трудом сдерживаясь, она обратилась к девочке:
– Даша, подай папе чистую футболку. Она висит в комнате на стуле. Там же и все остальное. Сложи в пакет. Так удобнее.
Андрей ждал Дашу у входа в огород, где на задах примостилась баня, и молчал. Впрочем, молчали все. Единственным, кто не понимал причины этого напряженного молчания, был Александр.
– Так пошли? – повторил он вопрос, держась одной рукой за скобу калитки.
– Сейчас, – выдавила из себя Оксана. – Ты иди, я догоню.
Александр пожал мощными плечами и вышел за ворота, не закрыв за собой калитку.
Выбежала Даша с пластиковым пакетом в руке.
– Бери, папа, и иди скорей мойся, а то чай остынет. Я тебе потом кое-что расскажу. Ну что ты стоишь? Тетя Таня, можно я еще в саду поиграю?
– Поиграй, только в траву не заходи, уже роса выпала.
Они остались одни, две соперницы: молодая и перешедшая рубикон под названием "бабий век", одна брошенная, другая – поневоле ставшая разлучницей.
Единственное, что их роднило: они обе любили одного-единственного. И не было из этой ситуации выхода, кроме как брошенной уйти в тень, смириться со своей участью. Но только не для Оксаны. Природа в избытке наделила ее собственническим инстинктом и боевой хваткой. Но к сожалению, обошла при раздаче женского чутья и женской чести, без которых, как известно, настоящей женщины не получится.
– Мне надо поговорить с вами, – не глядя на Татьяну, жестко сказала Оксана.
– Говори, – глухо произнесла Татьяна, которую била нервная дрожь, а горло сжимали судороги.
– Оставьте в покое Андрея! – крикнула Оксана. – Он для вас очередное приключение, не больше.
– А для тебя?
– Любовь всей жизни!
– Почему ты говоришь обо мне с таким презрением? Ведь ты не знаешь меня.
– Достаточно того, что мне рассказала моя мать. Знаете, как называется то, чем вы занимались с моим отчимом? Кровосмешение!
– Потише! Ребенок услышит.
– Ах, о ребенке вспомнили? Да вы сюсюкаете с ней, чтобы втереться в доверие. Противно смотреть!
– Это все?
– Нет, не все! Я написала о вашем поведении в областную Думу. Ведь вы, кажется, депутат? Так вот. Пусть почитают, чем занимается на досуге народная депутатка!
– Убирайся к черту!
– Надо же! Куда девалась ваша интеллигентность?
– Пошла отсюда, маленькая сучка, или я не отвечаю за себя!
Татьяна вскочила, подбежала к метле, что стояла под навесом, и кинулась к Оксане. Но ту будто ветром сдуло. Татьяна увидела лишь косу, мелькнувшую в калитке. Без сил, опустошенная, медленно опустилась она на крыльцо и заплакала. Она рыдала, почти не сдерживая эмоций. Но не только обида была причиной. Она оплакивала свою несчастную жизнь, которая отказала ей в самом главном, ради чего появляется на свет женщина. У нее не было чистой и счастливой молодой любви, не было семьи, не было ребенка. Это ли не Божье наказание? Но за что? За какие грехи?
Прибежала испуганная Даша, начала теребить ее за плечо, жалеть, уговаривать. И Татьяна успокоилась. Она крепко обняла худенькое тельце девочки, вдохнула в себя молочный запах детства, прошептала:
– Дашенька, как я сильно полюбила тебя! Мне не хочется с тобой расставаться. Ты будешь звонить мне?
– Буду.
– Только маме не рассказывай обо мне, ладно? Ей будет неприятно.
– Угу. Дяде Славе тоже неприятно, когда я говорю о папе.
– Но это ничего. Это нормально. Ведь каждый из нас немножко эгоист. Мы не хотим ни с кем делить своих любимых. Поняла?
– Да.
– Пойдем умываться. Пора спать. Ты своих Настю с Эндрю уже уложила?
– Ой, нет! Я сейчас!
Даша убежала в дом, а Татьяна пошла в огород. Ноги сами повели ее к Андрею. Когда нам плохо, мы невольно ищем поддержки у самых близких людей.
На следующее утро они с Дашей встали по обыкновению в девять утра, когда Андрея давно и след простыл. Позавтракали и стали собираться на берег Огневки. Там их должен ждать Андрей, чтобы продолжить этюд с Даши. Они завернули в фольгу вчерашние блины, сделали несколько бутербродов с домашней бужениной и малосольными огурцами, заварили в термосе чай. Пошли не по улице, а берегом реки. Всю дорогу Даша бегала по лугу, рвала цветы. Так, с пышным букетом, и явились перед Андреем, который лежал прямо на траве, закинув руки за голову и покусывая травинку.
– Папа! Посмотри, какой букет! Это тебе.
– Спасибо. Не ожидал такого подарка. Вот с ним я тебя и напишу. Садись сюда. Вот так. Букет слишком тяжел для тебя. Давай-ка половину уберем.
– Дайте мне эту половину, я попробую венок сплести. Когда-то у меня неплохо получалось, – сказала Татьяна, устраиваясь в тени ивы на покрывало.
Они молчали, занятые каждый своим делом. Андрей быстро и энергично писал, Татьяна плела венок, бросая время от времени взгляды то на Дашу, то на Андрея, а Даша сидела на складном стульчике и наблюдала за шмелем, устроившимся на ее букет в поисках сладкого нектара. В сумке у Татьяны зазвучала мелодия шопеновского вальса. Она отложила венок, вынула трубку телефона, нажала кнопку:
– Алло! Слушаю.
– Таня! – раздался возбужденный голос Виталия. – Я узнал, чьи это машины. Поняла?
– Да, да! И чьи же?
– Один "зилок" Плужникова, другой – муниципального коммунального хозяйства.
– Кто там главный?
– Фильчиков.
– Хорошо. Что еще собираешься предпринять?
– Еще подежурим с ребятами, половим "рыбку". Документы кое-какие уже есть, но, как говорится, все шито-крыто. Бумажками они свою задницу, извиняюсь, прикрыть успели.
– Ладно. Спасибо за информацию. Увидимся.
Татьяна отключила телефон, задумчиво посмотрела на речную гладь, искрящуюся многочисленными бликами под июльским солнцем, затем решительно встала.
– Андрей, мне надо сходить кое-куда.
– А? Сходить? Так здесь можно, в кустики, – не понял Андрей, слишком увлеченный своим этюдом.
– Нет, мне в администрацию надо, к Симакову. Вернусь не раньше чем через час. Вы тут без меня чаю попейте. Ладно? Продукты на солнце не оставляйте. Даша, слышишь?
– Угу.
– Ну, я пошла! Не скучайте!
– Анатолий Григорьевич! Наша комиссия по экологии уже кое-что сделала, – начала Татьяна, усаживаясь напротив Симакова.
Тот всячески избегал ее взгляда, перебирая без надобности какие-то бумаги на своем столе, вынимая из пластмассового стакана то ручку, то карандаш.
– Машины с мусором продолжают ездить за Огневку. Как будто и не было у нас острых дебатов на эту тему.
– Установили, чьи это машины? – сухо спросил Симаков, по-прежнему не глядя на Татьяну.
– Да. Плужникова и Фильчикова.
– Кхм! – закашлялся Симаков и привычно полез за платком.
– Анатолий Григорьевич, я пришла не просто сообщить об установленных фактах. Мне нужно добиться от вас вразумительного ответа на один вопрос. Какова ваша личная позиция в этом деле?
– В каком?
– Хм. Вы прикидываетесь простаком. Это очевидно. Вот только по какой причине? Пока еще не понятно. Но я постараюсь это выяснить в самое ближайшее время. И думаю, в этот раз у прокуратуры будет достаточно оснований, чтобы не прекращать уголовное дело. Прощайте!
Войдя в здание узла связи, Татьяна попросила телефонистку соединить ее с городом. Она назвала номер своей университетской подруги, работающей главным редактором одной из крупных газет.
– Инна? Здравствуй, дорогая! Не узнала? – начала разговор Татьяна, уединившись в одной из двух имеющихся в зале кабинок.
– Танюха?! – зазвенел все такой же молодой и задорный голос подруги. – Куда ты пропала? Мы тут собирались на юбилей факультета. Были почти все, кроме тебя и Ольги Строковой. Она сейчас в Египте, работает пресс-секретарем в нашем представительстве. А Сонька Гуркина, представляешь, проректор нашего универа. Я…
– Погоди, Инка! Не тарахти. Я тебя знаю. Пока все новости не выложишь, не успокоишься. Я по междугородке звоню, причем по важному делу.
– О! Узнаю Кармашеву. Деловая, спасу нет! Ладно, выкладывай. Потом потрепемся, если время останется.
– Инна, мне срочно нужна твоя помощь. Не могла бы ты прислать своего корреспондента в Кармаши? Здесь есть горячий материал для громкого фельетона.
– А почему бы тебе самой…
– Я не могу.
– Понятно, положение не позволяет…
– Да не в этом дело! Потом все объясню, не по телефону. Кстати, продиктуй твой сотовый. Ага. Записываю. Так. Ладно. Вечером перезвоню и объясню все толком. Но ты уже сейчас подумай, кого командировать в Кармаши. Хорошо? Ну пока. Целую прямо в твой курносый пятачок! Пока!
Татьяна нашла своих возле флигеля отца Алексея.
– Тетя Таня, смотрите, они плавают! Даша стояла возле табурета с эмалированным тазом, в котором плавали живые караси.
– Вот решили не губить живые души, – улыбнулся батюшка. – Остальные-то не выжили, пришлось их зажарить, а эти два плавают себе.
– Мы их обратно в речку отнесем, правда же, папа?
– Правда. Ну как сходила? – спросил Андрей, с легким прищуром глядя на Татьяну.
– Нормально. Симакова пора за жабры брать.
– Давно пора. Но боюсь, снова выскользнет.
– Ничего. Рано или поздно он начнет суетиться, чтобы спасти свою шкуру, а значит, начнет делать всякого рода промахи и ошибки. На них мы его и поймаем. Конечно, за взятки его будет трудно привлечь, но хватит и косвенных улик.
– Да, Татьяна Михайловна, крепко вы взялись за наших чиновников. Чую, не отвертеться им в этот раз, – серьезно сказал отец Алексей.
– Это во мне журналист проснулся, – пояснила Татьяна свое рвение в расследовании запутанного дела со свалкой. – Когда-то я преуспела в написании злых фельетонов. Все они, так или иначе, были связаны с уголовными делами. На меня, говорят, покушение готовили, да я вовремя ушла в другую сферу.
– Мне думается все же, вы скромничаете, Татьяна Михайловна, – слегка улыбнулся отец Алексей. – Не только ваше журналистское прошлое причина столь похвального рвения, это душа ваша, честная и чистая, печется о благе родного села, дорогой вашему сердцу земли. А это всегда благословенное дело, угодное Господу нашему.
– Спасибо, батюшка, за доброе слово, – сердечно поблагодарила Татьяна.
– Тетя Таня, пойдемте на речку отпускать карасей! – не выдержала длинных взрослых разговоров Даша.
– Пойдем, – сказал Андрей и поднялся со скамейки.
Они попрощались с батюшкой и пошли в сторону реки. Даша вприпрыжку бежала впереди, а Татьяна с Андреем, который нес в руках таз с карасями, чуть отстали. Когда взрослые спустились к реке, то увидели такую картину: Даша, испуганно прижав к груди руки, смотрела на двух парней, стоявших напротив нее. Эти двое выглядели как настоящее отребье. Грязные, обросшие, в вонючих джинсах и таких же футболках с длинными рукавами, они что-то говорили стоящей перед ними девочке и гоготали хриплыми, дикими голосами. Андрей быстро опустил таз на землю и бегом поспешил к дочери. Парни, завидев Андрея, галопом припустили вдоль берега и вскоре скрылись за прибрежными ивами.
– Дашенька, – испуганно произнесла Татьяна, подбежав к девочке и взяв ее за руку, – откуда они взялись?
– Не… не знаю, – заикаясь, ответила Даша и прижалась к отцу.
– Твари! Ничего, в следующий раз я поймаю их. Они ничего тебе не сделали? – с тревогой спросил Андрей, встав перед дочерью на одно колено и заглядывая ей в глаза.
Девочка молча помотала головой и опустила глаза. Татьяна переглянулась с Андреем. У того в глазах метнулась боль, а у Татьяны защемило сердце. Она тоже встала на колени перед девочкой и твердо произнесла:
– То, что они болтали, все неправда, поняла? Забудь это. Они нарочно говорили всякую гадость, потому что это уголовная шпана, преступники. Надо о них сообщить в милицию. Я сейчас же пойду и сообщу.
– Вместе пойдем, – поддержал ее Андрей. – А милиция не поможет, так я сам с ними разделаюсь.
Они выпустили карасей в речку и пошли обратно. Вскоре они были возле здания администрации, левое крыло которого занимало отделение милиции.
– Здравствуйте, – поздоровался Андрей со старшим сержантом, сидящим за столом и заполняющим какой-то формуляр.
– Здравствуйте, – отложил ручку представитель власти.
– Мы хотим сделать заявление, – с ходу начал Андрей и без приглашения сел напротив сержанта.
– Слушаю вас, – ответил тот и взглянул на Татьяну, державшую за руку Дашу. – Присаживайтесь.
Татьяна и Даша сели на стулья, стоящие вдоль стены.
– На мою дочь было совершено покушение. Только что. На берегу, недалеко от церкви.
– Кем?
– Двумя парнями примерно семнадцати лет. Одеты как бомжи. Грязные. На людей практически не похожи.
– Вы их видели?
– Да. Но всего несколько секунд. Увидев меня, они убежали в сторону леса.
– Так. – Сержант снова взял ручку, достал из папки чистый лист бумаги, что-то записал. – Ваша фамилия, имя, место работы. Короче, все паспортные данные.
– Но…
– Так положено. Иначе я не приму ваше заявление.
– Хорошо. Минут десять длилась эта протокольная процедура.
Наконец заговорили по существу.
– Девочка, то есть Даша, может сама говорить? – спросил старший сержант.
– Конечно.
– Даша, они трогали тебя, ну, в общем, задевали как-то руками?
– Нет.
– А что они делали?
– Они говорили всякие… – Даша взглянула на Татьяну и продолжила: – всякие гадости. А еще они громко смеялись.
– Так. А больше ничего?
– Нет.
– Но, товарищи! И это вы квалифицируете как покушение?
– Разве этого мало? – возмутился Андрей. – А если вашей дочери в семь лет всякая шваль будет говорить так называемые гадости?
– Почему "так называемые"? – не понял милиционер.
– Да потому, товарищ старший сержант, что мы с вами знаем, какие слова говорят уголовники, чтобы унизить и оскорбить женщину. Или вам это объяснить в более доступной для вас форме?
– Нет, не надо. Я понял, – кашлянул милиционер и снова что-то записал в протокол. – Так. Я все записал. Прочтите и распишитесь: "С моих слов записано верно", – и подпись с датой.
Андрей прочитал, расписался, встал.
– И что теперь?
– А "что теперь"? Мы примем соответствующие меры и сообщим вам.
– А можно узнать, что представляют собой ваши меры?
– Кхм! Будем их искать, поймаем, допросим, ну и так далее.
– "Так далее" – это, надо полагать, означает, что вы их отпустите за отсутствием серьезных улик, так?
– Вы тут не очень-то, товарищ Ермилов! Вы все-таки в государственном учреждении находитесь, а я…
– Да, да, знаю. Вы – представитель государственной власти. Вот поэтому я к вам и пришел, а не к директору ресторана. Вы поняли? Именно к вам! И требую должного исполнения ваших функций. До свидания!
Ночью Татьяна опять не спала. Стресс, пережитый на берегу, выбил ее из колеи. Но и Андрей тоже не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, пока вовсе не плюнул на бесплодные попытки. Резко поднявшись с кровати, громким шепотом предложил:
– Все бока отлежал, а толку ноль. Пойдем покурим? Они вышли на крыльцо. Душную июльскую ночь не спасала даже близость реки.
– Видишь, ветер дует не с речки, а наоборот, – показал Андрей на сигаретный дым, уплывающий в сторону ворот. – Духота!
– Андрюша, мне очень жалко Дашутку, но тебя жалею еще сильней.
– Перестань, – сдержанно попросил он. – Не рви душу.
– Но я тоже переживаю, как ты не поймешь?
– Хорошо, я верю. Но лучше не говорить сейчас об этом.
– Почему? Когда выскажешь то, что болит, легче становится.
– А тебе непременно хочется облегчить душу? Ха! "И жить торопимся, и чувствовать спешим"? Как все же человек устроен! Во всем бы нам потакали да гладили по головке, а если обидели, то тут же пожалели бы, леденец в рот сунули, игрушку по-быстрому купили. Только бы не страдать и не видеть чужих страданий. Сироп, сплошной сироп! Вот наш жизненный идеал!
– Андрей! Зачем тебе надо обижать меня? Или ты таким образом облегчаешь свою душу?
Он коротко взглянул на нее, но не ответил. Молчание становилось тягостным. Татьяна поднялась первой и ушла в дом. Андрей так и остался во дворе. Она уснула, когда солнце высветлило верхушки деревьев и пропели третьи петухи. Ухода Андрея она не слышала.
– Тетя Таня! Нам уже пора к папе идти. Ну, тетя Таня!
Татьяна открыла глаза и увидела Дашу, стоящую рядом. Девочка уже оделась и даже причесала волосы.
– Дашутка ты моя! – улыбнулась Татьяна и взяла в свои руки ее прохладные ладошки, прижала их к своим щекам. – Как хорошо! Как будто в ручье умылась.
– Кто, я?
– Нет, я. У тебя ладошки мягкие и холодные, как вода в лесном ручье.
– Я только что умылась, – рассмеялась Даша. – Вот они и холодные.
– Ладно. Я сейчас быстренько умоюсь, и будем завтракать.
– А я чайник на плитку поставила.
– Умница! Я сейчас!
Они сидели за столом и пили чай с булочками, купленными накануне в столовой. Татьяна всматривалась в Дашино лицо, боясь найти в нем новые, незнакомые черточки, но ничего такого не обнаружила. Она незаметно вздохнула и перекрестилась.
– Мы с мамой вчера разговаривали, и я ей не сказала про этих уродов, чтобы не расстраивалась, – вдруг сообщила Даша.