В эти минуты он был настоящим, нежным и совсем не грозным, не жестким, а мягким и пушистым, как норка на моей шубке. Я любовалась им и все пыталась подбодрить улыбкой, но, похоже, сотворила ее хуже некуда, потому что Сергей окончательно перепугался, позеленел, затрясся. Начал одной рукой стаскивать с меня шарф, другой набирать номер на мобильном. Я уже почти не видела брата - противная сизая дымка плыла перед глазами и лишала не только зрения, но и сил. Мне было слишком хорошо знакомо это ощущение, и ненавистно.
- Да, да!! Леха! Да, мы на трассе, твою!!.. Ане плохо!! Что?!! Да что за связь? Порву, блин! Ну!! Не знаю!.. Плохо!! Совсем!! Кого? Понял!
Шорох, стук, хруст снега, щелчок, еще шорох.
- Какие?! С желтой полосой? А дальше? Достал - есть. Дальше что, спрашиваю?! Вода? Фанта! Ага. Ага. Всегда с собой. Ладно, не учи. Ага, давай.
Руки не слушались. Сергей помог - сунул в рот кусочек шоколада, потом накрыл пластырем место укола с ватным шариком на локтевом сгибе. Снял куртку и, прикрыв ею мне грудь, вынырнул из салона. Затоптался около дверцы, закурил и злобным шепотом бросил в разрумяненный морозом солнечный диск, уходящий за горизонт:
- Убью недоумка!
Я поняла о ком речь и огорченно вздохнула, потому что поверила - он может. Легко.
Я начала встречаться с другом Ярослава, Славой Рысевым от безысходности. Мы шатались по улицам, пиная пивные банки, и болтали ни о чем. Отношения были вялыми и бесполыми - пару раз сходили на дискотеку, пару раз в кино. Где-то между этими событиями я стала замечать на себе косые взгляды одноклассников. И словно лыжи с горы, поехали события одно хуже другого. Косые взгляды сменились откровенно похотливыми, грязные намеки и сальные шуточки стали сыпаться на меня со всех сторон. Парни из параллельного класса и те, что старше на год, караулили меня и то гнали, как бешеную собаку, то пытались зажать и облапать.
Я ревела день и ночь, боялась идти в школу. Но и не идти не могла - там был Ярослав. Пусть он усиленно избегал меня, откровенно пренебрегал и старался оградить Олю от общения со мной - я все равно не хотела лишаться возможности видеть его.
Конечно, я пыталась понять суть происходящего, жаловалась Славе, просила помощи. Тот странно смотрел на меня и все пытался обнять при всем классе, в то время как наедине не делал и малейшего движения в мою сторону, говорил, заикаясь и краснея, а руки в карманы прятал.
В конце февраля ситуация настолько ухудшилась, что я стала скатываться все ниже по всем предметам - в голову ничего не шло, ее гнуло до пола непонятным стыдом и обидой на все человечество разом. Я стала прогуливать, а когда шла в школу, брала с собой кухонный нож. Встречаться со Славой мы перестали. По вечерам я лежала на кровати и тупо разглядывала стену. Зачастили "скорые", в начале марта я оказалась в больнице и вышла только в конце четверти, чтобы в первый же день попасть в медпункт. Спустилась в раздевалку и была зажата тремя одноклассниками со Славкой во главе. Я испугалась настолько, что не смогла даже закричать и мгновенно рухнула на пол. Они разбежались от испуга, а меня нашел физрук, провожающий первоклашек.
Домой меня забирал Алеша. Шел, крепко придерживая за плечи, и хмуро обозревал школьный двор с его обитателями. Вечером братья что-то бурно обсуждали и то и дело заглядывали ко мне в комнату, пытаясь выпытать суть происходящего. Я не могла говорить. Хотела, но не могла. Плакать тоже не могла. Не хотела ни есть, ни спать. Словно потерялась, и, казалось, уже не найдусь.
Ночью я ушла в ванную, включила воду и начала методично вытаскивать бритвенные лезвия из первого попавшегося станка. Мне казалось, это просто и правильно. И совсем не больно.
Ничего подобного - это оказалось больно, страшно и абсолютно бесполезно. Лезвия не резали, а пилили, и лишь украшали запястья некрасивыми мелкими полосками крови, которая текла нехотя, да и не текла - сочилась.
Я слышала стук в дверь, но не открыла, надеясь, что желающие принять душ подождут до утра. Это был Сергей, а он не умел ждать. Один раз пнул в дверь, и та впустила его, выплюнув шпингалет на пол.
- Ты что делаешь-то, дура? - просипел он, разглядывая меня. Впервые я слышала от него оскорбление и впервые видела таким испуганным. Мне всегда казалось, что он в принципе лишен подобного чувства.
Не знаю, сколько мы смотрели друг на друга и молчали, а потом он ударил меня по щеке. Не больно, но хлестко и обидно. И меня словно прорвало - я набросилась на него с кулаками, забилась в истерике, выплескивая душевную боль, грязь и обиду, а он укачивал меня на своих руках и слушал. Вероятно, никто бы не узнал о ночном инциденте, если бы кровь, сочащаяся из поверхностных ранок, свернулась у меня, как у любого нормального человека…
Все обошлось, если не считать трехдневного общения с капельницами в больнице и пожизненного учета у гематолога.
Точку в той истории поставил Сергей. Он сложил все, что услышал от меня, с собственным опытом и, прихватив трех своих отвязных друзей с приблатненными замашками, подкараулил Рысева у школы и в присутствии других одноклассников выведал остальное. Выяснилось, что Славка виртуозно развешал лапшу на уши неискушенных пацанов, зарабатывая авторитет в их глазах похабными пересказами папиных порнокассет, не скупясь на пикантные подробности. Получалось интересно и весьма правдоподобно - человек всегда верит в то, во что хочет верить. И вот по школе поползли слухи, а у меня, как у главной героини Славкиных сказок, появились ревностные "поклонники".
Закончилась та история полным унижением Рысева. Его славно попинали и заставили ползать у меня в ногах на глазах всего класса и половины школы. Сергей, наплевав на взрослый контингент образовательного заведения, устроил шоу прямо во дворе школы.
Вечером со стороны униженного прибыла грозная и весьма решительно настроенная делегация, но буквально через полчаса ее глава, рыжий мужчина внушительной комплекции усиленно кланялся, прятал глаза и мялся в попытке "загладить, извиниться, компенсировать". Братья выстроились в ряд и ответили грубо, но доходчиво. Гостей смыло из квартиры, а Рысева из нашей школы. С тех пор ко мне стали относиться, как к великой святой, с трепетом и вниманием. Это, кстати нервировало больше, чем холод и третирование.
В сентябре Сергей ушел в армию, а я перевелась в другую школу.
Сергей сел в машину и зябко передернул плечами - легкий джемперок не грел.
Я скинула куртку и протянула ему:
- Все хорошо, Сережа, одевайся.
Он не верил, и правильно, но я за эти годы научилась обманывать. Жалость - очень неприятное чувство, когда испытываешь ее на себе.
- Честное слово, мне лучше, вот только холодно очень. Может, закроем двери и включим обогреватель? Замерзну! - предупредила я, улыбнувшись.
Он послушался.
Мы ехали медленно. Я ела шоколадку, Сергей, как обычно, жевал жвачку. Внезапно он выплюнул ее в открытое окно и бросил в темноту:
- Все равно убью этого…
- Не ругайся, - осекла его я, и повторила во второй раз за сутки: У этого есть прекрасное имя - Олег.
- Да, хоть Гиперболоид, мне по косинусу! - бросил брат зло и чуть прибавил скорость.
Я насторожилась: доела в раздумьях шоколадку, допила "фанту" и спросила:
- Почему вы так ненавидите его?
- Почему? Почему… - дернулся он и усмехнулся, а руки, сжимающие руль, побелели.
- Да, почему? Откуда столько злости? Вы всегда относились к нему с прохладой, но в последний месяц словно произошло спонтанное обострение ненависти и подкосило разом весь клан Шабуриных. Вернее, ее мужскую половину. Не понимаю - что он вам сделал? Что вообще происходит?
- "Что? Почему?" - передразнил Сергей недовольно и внезапно закричал в лобовое стекло: - Потому что он никто и зовут его - никак!
Внезапно он тормознул, развернулся ко мне, схватил за шубу и выдохнул в лицо:
- Да пойми ты, он же убивает тебя!! Тебя…
И выпустил, отвернулся, задумчиво разглядывая зимний пейзаж в приоткрытое окно.
- Это неправда, Сережа, - ответила я тихо. - Он не виноват в том, что я не очень здоровый человек. Тысяча, миллионы людей болеют, и если винить всех, кто рядом с ними…
- А мне плевать на всех! - брат опять качнулся ко мне и взмахнул ладонью, словно хотел дать пощечину. Но я даже не вздрогнула, потому что знала, видела по глазам - он прикоснуться хочет, убедиться, что я жива, и под его пальцами теплая кожа. Моя.
- Ты… Ты, понимаешь, только ты мне важна! Остальное… - и уткнулся лбом мне в грудь, потерся и отпрянул.
- По косинусу, - закончила я за него, чтобы сгладить неловкость.
- И по гипотенузе, - хмыкнул он, хмуро зыркнув в мою сторону.
- Ладно, но Олега трогать не смей.
- Ладно, - кивнул и завел мотор. - Я только дыхну.
Я представила и фыркнула - сдует. И опечалилась.
- Да шучу я, Анюта. Настроение ни к черту, праздники еще эти некстати. Дел по самую макушку - когда отдыхать-то?
- Хорошо, что напомнил, я документы у Яны забрала, - и вытащила из сумочки стопку бумаг. - В бардачок суну, не забудь.
- Спасибо, котенок, удружила. Мне их завтра с утра на объект вести, прикинь, как неловко получилась бы? Это какой круг давать!
- Во сколько, ты на даче появишься?
- Да в пять, думаю, уже приземлюсь. Кстати, тебе "Абсент" привезти или "Перно"?
- Купи "Рофано".
- А разница? Что то, что другое - "Сызрань корпорейшен".
- Вот и не мучайся в поисках.
- Чем душу веселить будешь?
- Вашими лицами.
- Ага, и выпьешь всю Лехину "Манзаниллу".
- Жалко, да?
- Да нет, если Андрюхиным "Шхедамом" запивать не станешь. А то ведь опять всех зайцев распугаешь. Помнишь, как в прошлом году орала во весь лес: "С Новым Годом! Счастья вам, звери лесные, духи ночные!"? Они счастливы были…
- Тогда убирайте "Шхедам" подальше, а то он так заманчив. И Олежке нравится.
- Твой пробкой из-под "Клинского" обойдется, - бросил Сергей, потеряв игривый тон вместе с улыбкой. - Пусть подбирает на дороге и нюхает все праздники.
- Сережа! - мне было неприятно слышать его слова.
- Он и с того пьяный будет, Анюта! Ты вспомни, как после свадьбы его на встречу с Андрюхиными друзьями потащила. Что? Весело было? Ладно, мужики нормальные оказались - мои бы точно пластику лица на месте сделали и рот наглухо зашили. А у Алеши? Нет, ну ты тоже молодец - знаешь ведь, что он вести себя совершенно не умеет - кураж, сопли и бурчание об ущемлении прав. А эти его пьяные излияния в любви и преданности? Да меня так и тянет их в точку отсчета отправить.
Я ткнулась лбом ему в плечо, и он смолк.
- Знаю я, почему ты плохо относишься к Олегу.
- Почему? - а голос глухой, тихий.
- Жениться тебе надо.
- А-а-а, вот оно! Точно! А я все гадаю…
- Я серьезно, Сережа.
- Пусть сначала Лешка с Андрюшкой женятся, - бросил через минуту. - Или у них таких проблем нет?
- Обиделся? Знаешь, я, пожалуй, возьму с собой на дачу Олю, она давно тебя видеть хочет.
- Вот только не надо. Ничего хорошего из этого все равно не получится.
- Почему?
- Потому, великая почемучка!.. Лилю вспомни…
Я вспомнила и зажмурилась, тяжко вздохнув - ох вы, годы молодые, глупые! Что ж меня толкало на подобные поступки? И что было бы, если не вмешайся я в их отношения? Сергей бы женился, у меня появились племянники. Наверное.
Я уже думала на эту тему два года назад…
Мы лежали на пляже - июль, жара и своевременная забота брата об уютном немноголюдном пляже с максимально приятным ландшафтом. Он был в двадцати километрах от города, которые мы с легкостью преодолели под Криса Ри. А потом грелись на песке, наслаждаясь покоем.
Сергей лежал рядом и, щурясь от солнца, пристально изучал мое лицо. Я натянула ему на нос солнцезащитные очки. Он тут же снял их, отложил и уткнулся лбом мне в шею:
- Почему мы с тобой брат и сестра? - спросил тихо и вновь посмотрел мне в глаза. - А, Анюта?
- Потому что родители так решили, - безмятежно пожала я плечами.
- Тогда почему ты не похожа на нас? Такая худенькая…
- Миниатюрная…
- Волосы редкого цвета - пепельные, и вьются. Смотри - на палец накручивать не надо, сами обвивают. И глаза…
- Голубые, как у Алеши и папы. И вообще, я точная копия прабабушки. Фотографию у мамы возьми и сравни.
- Да-а, - брат огорчился и отвернулся, чтобы скрыть это. - Чуть раскосые глаза с приветом от татаро-монгольского ига. А острый подбородок и белую кожу не иначе еще викинги в гены заложили.
И сел, задумчиво обозревая пространство, - стайку резвящихся у воды малышей, песчаную косу, островки леса на том берегу. А я смотрела на мощную, бронзовую от загара спину, к которой прилипли золотые песчинки. Мне хотелось дотронуться и почувствовать под пальцами тепло прогретой солнцем кожи. Я села и прильнула к его руке, нарочно медленно начала отряхивать песчинки со спины.
- Жениться тебе надо, - протянула задумчиво, представляя его отцом вот таких же сильных сыновей.
- На ком? Ты же всех кандидаток распугала, - заявил Сергей шутливо, покосившись на меня.
Как же он был красив - совершенен…
- Может, мне на тебе жениться, Анюта? - и хоть улыбался, голос был серьезен и взгляд под прикрытием ресниц ничуть не шутил. Я потерлась щекой о его руку.
Я бы тоже вышла за него замуж, но глупое слово из арсенала милосердного человечества упало, как шлагбаум перед машиной, и остановило признание. Я лишь прищурилась, как сомлевшая кошка, вдыхая терпкий аромат, исходящий от его кожи.
- Молчишь, почемучка?
- Боюсь отобрать эту роль. Сегодня, похоже, она твоя.
- Да, - согласился Сергей легко и отвернулся, бросив словно невзначай: - Лилю вчера встретил. В кафе посидели, старое вспомнили.
Я насторожилась и отодвинулась.
- Что, проказница? - Он засмеялся и прижал меня к себе. Зачем он это сделал? Его лицо оказалось в сантиметре от моего, голая грудь была прижата к моей, слегка прикрытой чашечками купальника. Какая Лиля? Какой Олег? Какой пляж? И что такое инцест, когда голова кружится от одного только взгляда на родное, желанное до боли лицо. До физической боли, невыносимой, как ломка наркомана и бесконечной, как мучения раковых больных.
А мы и так были больны. Все. С детства. Больны любовью друг к другу. Она разъедала наши тела и умы, как разъела нашу жизнь. И если б она не была столь запретной и невысказанной…
Я помню каждую из женщин, что переступала порог нашей квартиры. Но почему-то именно Лилю я невзлюбила особенно. Большеглазая девушка с толстой черной косой и мягкими застенчивыми манерами одним своим видом возбудила во мне жуткую ревность, которую я по детской неопытности приняла за естественное желание оградить своего брата от боли разбитого сердца. А в том, что это случится, я не сомневалась - ведь именно такие женщины способны нанести значительный вред доверчивым юношам.
Я как раз закончила читать "Анжелику", книга все еще пряталась от родительских глаз под кипой нижнего белья. И пусть Лиля не была светловолосой томной француженкой, все равно она казалась мне слишком красивой, чтобы быть верной и любить по-настоящему сильно.
И я планомерно начала изживать это "порочное" создание из жизни брата и нашей квартиры. Нет, я была тиха и приветлива, мило улыбаясь, приносила им в комнату чай - Сергею с двумя ложками сахара, как он привык, а ей - с двумя соли. Стучалась в дверь с периодичностью таймера, как только она закрывалась, и получала в итоге по носу. Шла в подъезд собирать бычки Алешиным пинцетом, чтобы засыпать их в сумочку Лили, оставленную в коридоре. Бежала к Оле, чтобы расчесать ее вальяжного перса и сунуть полную кошачьих волос расческу в карман пальто. Лила уксус в сапоги, сыпала в туфли соль и кошачьи экскременты…
Что я только не вытворяла. И не стыдилась, уверенная, что права. Стыд появился много позже. Вместе с первым робким осознанием многогранности человеческих чувств и недоумением по поводу терпимости брата и девушки к моим взбалмошным выходкам.
Сергей ни разу не дал мне понять, что находится в курсе моих военных действий. Он лишь криво усмехался, закрывая за Лилей дверь, и смотрел на меня с насмешливым прищуром, в котором, словно в зеркале, отражались малейшие движения моей души, гениальные задумки и глупые фантазии.
Я повзрослела, вышла замуж, но до сих пор стыжусь тех поступков и искренне жалею невинно пострадавшую Лилю. Никто и никогда не сможет любить его, как я, понять и принять таким, какой он есть. Прощать, видеть истинные мысли, спрятанные на дне его глаз, а не кривую усмешку и каменное равнодушие. Слышать то, что звучит даже не в голосе и интонации, а где-то значительно глубже.
У меня защемило сердце и захотелось обнять Сергея настолько крепко, чтобы слиться с ним в одно целое, забыв о законах человеческой анатомии, делящей людей на мужчин и женщин, братьев и сестер.
- Знаешь, что мне сказала Лиля? - спросил он тихо, вглядываясь в мое лицо. Я мотнула головой.
- Она сказала, что ты ревновала меня тогда и таким образом пыталась избавиться от соперницы. А еще сказала, что ты очень сильно любишь меня. Слишком сильно для сестры… Это правда?
Я лишь крепче обняла его - зачем спрашивать, ведь ответ очевиден. Но Сергей хотел слышать и видеть. Отодвинул меня, придерживая за плечи, и повторил вопрос.
- Да, - ответила я и увидела, как расширились его зрачки, глаза увлажнились, а по лицу прошла судорога - ему было больно и сладко. На свой важный вопрос он получил не менее важный ответ. А я изумилась - неужели он мог сомневаться?
Сергей выпустил меня, повернулся к озеру, чтобы скрыть волнение и радость, и спросил с иронией:
- Сильней, чем Лешу и Андрея? - но голос подвел, выдал с головой.
Я смутилась и грустно посмотрела в высвеченную солнцем даль. Ведь я любила своих братьев и вместе, и отдельно, каждого по-особенному сильно и неповторимо, потому что и они были неповторимы по своей сути.
И честно ответила:
- Не знаю, Сережа.
Глава 2 АЛЕКСЕЙ
Мы ехали по городу молча, именно потому, что нам слишком много нужно было сказать друг другу. Но тема, которую мы неизбежно начали бы развивать, не имела перспектив и усугубила бы печаль по поводу отсутствия счастливого финала в затронутом сюжете.
Уже на углу моего дома сработали мобильники, синхронно заурчав одной и той же мелодией. Мы переглянулись и так же синхронно приложили трубки к уху.
Сергею звонил Андрей, мне - Алексей.
- Как дела, родная, как самочувствие?
- Все хорошо Алеша, спасибо.
- Анечка, вы где сейчас?
- Уже у подъезда, а что?
- Может, подъедешь ко мне, я еще в клинике.
- Алешенька, только не сейчас. Я устала, хочу принять душ и лечь спать. Завтра уже Новый год и хочется выглядеть так, чтобы не стыдно было в зеркало на себя смотреть. Извини, пожалуйста.
Я знала, зачем он зовет меня к себе, и только поэтому отказывалась. А вот увидеть его хотелось. Мы не виделись пять дней. Это очень, очень долго. Я скучаю, если не вижу его хоть день…
- Хорошо, - вздохнула трубка, - но я все равно положу тебя на обследование.
- После праздников, Алеша. Или ты желаешь мне их испортить?