– Есть, есть… Тебе сколько? – кивнула на Стива понятливая Лизавета Ефимовна. – На него выдать?
– По-моему, он не курит…
– Ладно, бери две, лучше вернешь потом.
Люда повела Стива по лестнице: лифт, старинный, в узорчатой старинной клетке, конечно же не работал. Потом они шли по нескончаемым глухим коридорам, поднимались и спускались по узким лестницам. Лабиринт привел к высокой дубовой двери.
– Я здесь кое-что сделаю, а ты посидишь, подождешь меня немножко… – предупредила она, перед тем как войти.
За дверью была довольно большая комната, уставленная кульманами. За каждой доской стояла женщина и сосредоточенно чертила. На них никто не обратил внимания. Люда подошла к столу, за которым сидел костлявый человек с жидкими, довольно длинными белесыми волосами. Он обернулся, и волосы на его голове затрепетали. Казалось, если на них хорошенько подуть, они разлетятся, и останется голый череп.
– Привет, Никола!
– Люсенька! Как я рад! Это с тобой? – кивнул он на Стива. В голосе прозвучали еле различимые ревнивые нотки.
– Да, он посидит тут.
– Да-да, конечно, раздевайтесь! – Никола вскочил со стула, но Люда его опередила.
– Он не будет раздеваться, а я скину куртку. Давай показывай, что у тебя? – Здесь Люда чувствовала себя хозяйкой положения. Тем более что Никола позвал ее на помощь. Он развернул чертеж.
– Смотри, вот здесь… – Они склонились над листом "синьки".
Все время, пока вглядывалась в линии и цифры, она чувствовала, что Никола косится в сторону Стива.
Возникли какие-то вопросы, и Никола ушел согласовывать и выяснять, а Люда со Стивом пошли покурить.
– Я тебя отведу в курилку, там… – она никак не могла подобрать нужное слово, – неформальное общение.
– О'кей!
– Ты курить-то будешь? То есть умеешь? У вас же "здоровый образ жизни". Или так постоишь?
– Да-да! Курить буду.
Курилка представляла собой лестничную площадку последнего этажа. Был еще один пролет наверх, заканчивавшийся глухой железной дверью. На площадке было людно и шумно. Здесь сидели на двух ломаных стульях, положенных набок, стояли и ходили как женщины, так и мужчины вокруг трех банок из-под кофе "Гранд", доверху наполненных окурками, пол был усыпан пеплом.
– Ой, Люда, давно не видно тебя! – завидел ее, когда они только поднимались, Егоров из конструкторского.
– Здрасте, здрасте!
Люда поставила Стива около перил, вытащила для него сигарету, а он галантно щелкнул зажигалкой, у него, оказывается, была своя. Они закурили.
– Я здесь приобрел, – объяснил Стив, кивнув на зажигалку. – Необходимо при неформальном, – он повторил ее слово, – общении.
Их тут же прервали.
– Ты видела это? – позвал ее Егоров.
– Что? Я ничего не знаю…
– Дайте ей картинку, – попросил Егоров у Мити Смирнова из электротехнического. – Посмотрим, что она скажет…
Худенький Алеша сунул ей в руки ксерокс какого-то сооружения.
– Проект Мариинки! Представляешь? – возмущенно прокомментировал Митя.
– Не понимаю… – Люда рассматривала бледное изображение, с трудом угадывая очертания чего-то бесформенного на фоне угадываемого знакомого пейзажа.
– Проект реконструкции Кировского театра Мосса, ну Эрик Мосс, американец. Ты ничего не знаешь, что ли? Мосс с проектом и с американскими деньгами хочет построить Гергиеву новый театр.
– Да не американскими, там чьи-то другие деньги… – вставила строгая тетя-архитектор.
И вдруг все загалдели. Видно, бурное обсуждение было прервано вторжением Люды с незнакомцем.
– Да не важно – чьи. Главное – не наши деньги.
– Да нет, главное – сам проект. Представляешь, в центре Петербурга – мусорные мешки. Они совсем сбрендили.
– Да не сбрендили – они специально, чтобы свою безвкусицу наляпать. Кто деньги платит, тот и музыку заказывает…
– Да бросьте вы! Что музей-то из города делать! Наши, что, смогут такое построить? Кто на это деньги даст? Нашлись спонсоры-дураки, деньги дают – возьмите, постройте что-нибудь по-настоящему современное. Мосс – гениальный архитектор. Будет здание мирового уровня!
– Ну ты даешь, чтоб в Петербурге, в историческом центре – такое уродство!
– Да не уродство, а гениальная конструкция. Ты только посмотри, что он придумал.
– Да я и смотреть не буду. Пусть на Гражданке строят свою гениальную архитектуру, а в центр…
Стив тихо стоял, облокотившись на перила, и вдруг подал голос:
– Дайте картинку!
Он говорил с явным акцентом, и все немедленно замолчали и обернулись на иностранный голос.
– Пожалуйста… – кто-то угодливо подал ему ксерокс.
Он взглянул и тут же возмущенно проговорил:
– Это не правильный! – Он сделал ударение на последнем слове. – Где, откуда? Это не проект Мосса…
Наступила гробовая тишина. Все обернулись к Алеше.
– Это из газеты "Петербургские ведомости", – оправдывался Алеша, тыча пальцем в уголок рисунка.
– Это не есть правда! – Стив торопливо открыл дипломат, порылся там и достал ламинированную цветную картинку. – Вот проект Эрика Мосса.
Все сгрудились вокруг него. Потом листок пошел по рукам. Все притихли. Тишину нарушил Егоров.
– Это не театр – это облако в штанах. Гениальная конструкция! – восхищенно выдохнул он.
– Да что ты понимаешь! – закричал вдруг Алеша. – Я не допущу, чтобы в центре моего города стояла эта громила. – А это, вообще, кто такой? – показал он на Стива. – Кто ты такой? – Он подошел вплотную к Стиву и смотрел снизу вверх.
– Я? – удивился Стив. – Я архитектор…
– Эрик Мосс?! – злорадно спросил Алеша.
– Нет! Конечно, нет! Я представляю этот проект в России.
– Ах, эти американцы уже в Петербург добрались! – Митя вдруг пошел на Стива. – Мало вам Югославии, мало вам Афганистана…
– Алеша! Уймись! – крикнула Люда.
– А ты стала американской подпевалой! Уж от кого, а от тебя я этого не ожидал…
– Алеша!
Но Алеша, не обращая внимания на крики, вдруг выставил свой маленький кулачок вперед. Стив отпрянул назад, но поскользнулся на пепле, устилающем пол, и полетел на перила. Люда схватила его за руку, чтобы удержать. Сзади мужички схватили Алешу. Все произошло в один миг. И вот уже Алешу, кричащего во все горло: "Мало вам двух небоскребов! Мы вам еще взорвем!.." – и отбивающегося изо всех сил, тащили по лестнице вниз, а Люда и тетенька-архитектор из другой мастерской сидели около Стива.
– Стив, ты жив? – причитала над ним Люда.
– Держите ему голову! – командовала тетенька.
– Я в порядке, я в порядке! – бормотал Стив, пытаясь встать. – Я скользил.
Стиву наконец удалось справиться с женщинами, он встал, но весь был в табачном пепле и совершенно разъярен.
– Стив, ты не ударился? – Люда поцеловала его в затылок, и он тут же размяк. – Боже, на кого ты похож?! – Она стала отряхивать его куртку, брюки. И странно, все моментально слетало с него как с гуся вода, оставался только густой табачный дух.
Но ощутили они это, когда уже выходили на улицу.
– Минутку… – Люда вытащила флакончик туалетной воды, посмотрела на свет, там оставалось на донышке. – Тебе хватит. – И стала пшикать на Стива.
– Ты что делаешь? – попытался он остановить ее. Но ей удавалось увернуться, и она всякий раз оказывалась у него за спиной. – Я запахну как, как… голубоватый… – вдруг захохотал он, и ему удалось поймать ее. – А я другой ориентации, – случился длительный поцелуй. – Люда, – начал он еще с закрытыми глазами, – я тебя приглашаю на балет.
– Как это здорово! Я так давно не была в Мариинском театре. Надеюсь, мы пойдем на "Щелкунчика"? – мечтательно воскликнула Люда.
– На кого?
– "Щелкунчик", балет Шемякина…
– Музыка Шемякина?
– Нет, музыка Чайковского! А Шемякин – это художник. Неужели ты не знаешь? Он же, кажется, в Америке теперь живет…
– Он русский?
– Бывший…
– Мы идем на балет "Сильфида".
– Тогда я должна переодеться…
Люда ехала в маршрутке в состоянии блаженного покоя. Вдруг все происходившее с нею за два последних дня стало совершенно ясно. Она еще чувствовала на своих губах мягкие теплые губы Стива. Вот что ей нужно от него: его присутствие, его тепло. В этом пустом без мамы, холодном мире Стив стал самым нужным, самым любимым. И то, что из этого выйдет и может ли вообще что-то из этого выйти, совершенно не имело никакого значения. Имело значение, что она его сегодня увидит. И пусть он увидит ее красивой. В конце концов, она не самая последняя уродина. По крайней мере, была до сих пор, хотя ей уже тридцать четыре. Боже, неужели это про нее… Хотя ей лет… много, выглядит она как подросток. Итак, она решила, что сегодня будет красивой. Времени, правда, совсем немного! В кошельке у нее две сотни баксов – аванс нового клиента. Не густо, конечно. Но что-нибудь можно купить.
Она выскочила у Гостиного Двора. Где же женские наряды? Сунуться на Невскую линию? Она здесь вообще ни разу не была: пустынные залы, строгие скучающие продавцы… Под их взглядами она не могла заставить себя подойти к вешалкам с одеждой. "Но ведь кто-то же покупает здесь что-то…" – уговаривала она себя, но так и не уговорила. С равнодушным видом лениво прошла сквозь VIP-отделы и повернула на демократичную Садовую линию.
"Твое платье тебя ждет… – повторяла она про себя. – Нечего волноваться. Просто иди и смотри". И она действительно увидела его. Длинное, темно-синее, из мягкого шерстяного трикотажа. Только бы денег хватило!..
И денег тоже хватало: четыре девятьсот. Когда она увидела себя в зеркале… Темное и длинное, платье делало ее стройней. А трикотаж какой! Мягко и свободно стекая вниз, он подчеркивал все достоинства фигуры. И она уже не сняла его. Запаковали ее брюки со свитером, получился пакетик, влезший в ее сумку. Сапоги она просто обтерла в туалете. В результате: все – супер, кроме головы.
"Увижу парикмахерскую – пойду! – храбро решила она, не бывавшая в парикмахерской, кажется, никогда в жизни. – Только бы очереди не было… И потом всегда буду ходить. Буду жить, как настоящая женщина", – принимала она судьбоносные решения.
По случаю понедельника в парикмахерской народу почти не было. "Почему, – думала Люда, садясь в кресло, – парикмахерши всегда такие лохматые? Сапожник без сапог – это обязательное профессиональное условие? Я архитектор – у меня нет квартиры…"
– Сделайте меня красивой, – неожиданно для себя произнесла она Татьянины слова.
И парикмахерша сделала. Не так уж долго она и возилась. А вышла Люда совсем новенькая, с шелковыми прядями тяжелых прямых и отчего-то потемневших волос, струящихся вдоль удлинившегося лица. Она еще никогда не чувствовала себя такой стильной и элегантной.
– Люда! – окликнул он ее, когда она вышла из маршрутки. – Быстрей! Опоздаем!
Они бегом побежали к служебному входу. Там свой гардероб. Когда он снял с нее куртку, у Люды замерло сердце: "Что он скажет о ее новом облике?" Ничего. Ничего не сказал, Еще какие-то иностранно-подданные идут вместе с ними. Говорят по-английски, и он тоже. А она как мебель. Господи, неужели он ничего не заметил? Билетерша ввела их в ложу. Ничего себе, ложа-то директорская, прямо на сцене. Люда только один раз в далеком детстве сидела здесь, когда мама достала контрамарку. Что же они тогда смотрели? Да, "Бахчисарайский фонтан". И тут он наклонился к самому ее уху.
– Люда, на тебя все оборачиваются, ты неотразима! – зашептал он. – Ты что-то с собой сделала?
Она так ждала его реакции, а теперь это почему-то показалось ей обидным.
– На меня всегда оборачиваются, – совершенно неожиданно для себя спокойно и даже как-то лениво ответила она. (Боже мой, откуда что берется?) – А ты разве этого еще не заметил? – повернула она голову в его сторону и загадочно улыбнулась.
Ни музыки, ни балета она не видела и не слышала, только ощущала присутствие Стива. Ей казалось, что он чувствует то же самое.
В антракте он знакомил ее со своими компаньонами. Они с ней говорили… по-английски. Стив переводил, что они восхищаются ее красотой и завидуют ему. Она улыбалась, но ей было не по себе. Она совершенно не знала английского, и ей все казалось, что они говорят о ней что-то дурное. И успокоилась только тогда, когда они оказались в машине. Они практически молча домчались до ее линии. Напряженная связь, возникшая между ними в театре, казалось, все усиливалась.
– Я зайду? – тихо произнес он у порога ее дома.
– Вообще-то это не очень удобно… – Люда не то чтобы кокетничала, хотя сама ждала этого весь вечер, но как-то совсем упустила из виду, как может быть расценен ночной визит мужчины ее соседями по коммуналке, в основном Марипалной. А теперь вдруг представила…
– Но время, – он показал на часы, которые показывали начало одиннадцатого, – как говорят у вас, детское.
– Пошли.
На пороге их конечно же встретила Марипална. Караулила она у дверей, что ли? Ну, при посторонних она, конечно, скандалить не будет. Но Марипална, против ожиданий, вообще сменила гнев на милость.
– Добрый вечер, Милочка! – ласково встретила она их, а Стива и вовсе одарила сияющей улыбкой. – Очень рада! Мария Павловна! – представилась она, протянув ему руку.
– Стив! – вежливо ответил он, поднеся ее руку к губам.
– Вы не русский?
– Из Штатов.
– Американец! – Казалось, она сейчас упадет в обморок, но ничего, устояла. – Очень рада, – проговорила она сдавленным голосом. – Раздевайтесь, сейчас будем чай пить.
– Это кто? – недоуменно шепнул Стив Люде, когда они вошли в комнату.
– Это моя соседка. Но она не просто соседка, она мамина подруга, – упавшим голосом объяснила Люда. – Ты извини, я ничего не могу сделать. Придется пить чай с ней.
– О'кей, – бодро ответил Стив. – Мария Павловна? – уточнил он. – А почему она тебя называет… Ми…
– Мила! – помогла ему Люда.
– Милли! – произнес он, любуясь звучанием и демонстрируя его Люде.
– Я – Людмила, а сокращенно – Люда, Мила, некоторые еще называют Люсей… В общем, кому как нравится, так и сокращают меня.
– Милли, значит, не нравится. А тебе как нравится?
– Я привыкла к Люде.
– Значит, будешь Людой… – И он поцеловал ее. А Марипална уже несла чайник. Она выставила целый поднос пирожков с рыбой. Ее муж, дядя Костя, видимо, успел перед отъездом на очередную рыбалку напечь этих самых пирожков, и жена, благодаря этому, почувствовала себя хозяйкой положения. Пришлось чинно усесться за круглым столом и демонстрировать светское чаепитие.
– А вы, Стив, здесь в командировке? – пошла в атаку старушка.
– Да.
– Марипална, а дядя Костя вернулся с рыбалки, погода меняется, говорят? – попыталась Люда перевести разговор.
Но тут зазвонил телефон. Люда вскочила.
– Да сиди! Пусть эти новенькие подойдут, – остановила ее Марипална, а сама продолжала допрос: – И когда же вы обратно, в Америку?
В дверь постучали, на пороге появилась новая соседка, торговка с рынка. Она, видимо, только пришла с работы, потому что была в пушистых рейтузах, облегающих мощные бедра, и в свитере.
– Люда, тебя! – громогласно возвестила она, цепким взглядом ощупывая присутствующих, задержавшись на Стиве, пока Люда шла к двери.
А Марипална повторила свой вопрос.
– Да, командировка всего на несколько дней, – послушно отвечал Стив.
– А в Америке у вас кто остался? – Марипалне казалось, что она очень хитро расставляет ему сети.
– Фирма.
– Ну да… А семья? У вас есть семья? – Она решила говорить в открытую, пока Люда не слышит.
И Стив действительно замялся. Он уж не знал, что и сказать лучше, но потом решился говорить как есть.
– Я развожусь с женой. Хочу, чтоб дети остались со мной.
– Вот как… – Это поставило Марипалну в тупик.
Скажи он, что семьи нет, – она бы стала его уличать в неправде, скажи, что есть, – она бы могла его выставить с позором. А так уж не знаешь, как себя и вести.
– Да… – Стив понял, что поступил правильно. Тогда она выбрала другую тактику:
– Знаете, а Милочка недавно маму потеряла, – решила она бить на жалость.
– Где? – испугался Стив.
– Вы не поняли, у нас так говорят, когда человек умирает. Понимаете?
– О'кей… – закивал Стив, потом спохватился, смутился и стал поправляться: – То есть я понял.
Люда оставила дверь открытой, чтобы контролировать Марипалну, но телефонный разговор оказался долгим и требующим внимания. Пришлось пропустить большую часть разговора. Наконец она договорилась с заказчиком завтра ехать делать обмеры участка. Когда она вернулась, светская беседа достигла кульминационного момента. Марипална рассказывала о Людиных школьных годах с демонстрацией семейного альбома. Люда молча стала допивать свой чай. Но Марипална неожиданно проявила деликатность, посидела еще с минуту и ушла.
– Видишь, как я живу. – Люда протянула руку Стиву. – Понимаешь, она действительно беспокоится обо мне. Я ничего не могу поделать. – Она грустно, виновато улыбнулась.
– Да, я понимаю, она хорошая… – Стив поднес ее руку к губам.
В дверь снова постучали. Марипална остановилась на пороге:
– Ох, извините, я думала, вы уже ушли. Я попозже зайду.
– Она не даст нам покоя. Ты уж лучше иди.
– Поедем в отель!
Люда замотала головой. Ну уж нет, чтобы эти его компаньоны опять пялились и говорили по-английски.
– А что страшного? – Стив говорил, обнимая ее. Люда решительно замотала головой. – Тогда я тебе позвоню ночью.
– Позвонишь… – Люда усмехнулась.
– Да! Я тебе оставлю мой мобильник. И будешь говорить из комнаты. А завтра вернешь. Здорово я придумал?
– Ну давай.
– Надо тебе завести свой, – заметил он, показывая, как обращаться с телефоном.
– Да, надо, я все время об этом думаю, но руки не доходят. – Люда чуть не плакала, провожая его.
– Ведь завтра увидимся? – Он погладил ее по щеке.
Люда поспешно собирала посуду. Недопитая чашка Стива выскользнула и запрыгала сначала по столу, потом по стулу и упала на пол целехонькая. Люда так и села. Чего бы она сейчас не отдала, чтобы эта чашка разбилась вдребезги! Ан нет! Она наклонилась, взяла ее за ручку – и ручка аккуратно отделилась от чашки. Но сама чашка осталась целехонька. Люда горько усмехнулась: "И поди знай, что это значит?"
В этот момент на пороге показалась Марипална. Увидев ее с чашкой в руке и как-то сразу все поняв, она решительно, как будто объясняла урок, заговорила:
– Надо тебе, девочка моя, сходить к одной женщине. Она не то чтобы гадалка, но тебе скажет все, как есть на самом деле, чтобы ты успокоилась. Давай, я договорюсь. Ты когда сможешь?
– Марипална!..
– Что "Марипална"? – гордо вскинула она голову. – Мы с твоей мамой к ней ходили, когда нам было столько, сколько тебе сейчас. Женщина эта не какая-нибудь там цыганка. Она вообще по образованию медицинский работник.
– Марипална, я пойду! Договаривайтесь на выходные! – вдруг решительно согласилась Люда. – Только, может, не на эти, а на следующие. И, знаете, не буду я посуду мыть. Так устала! Пойду в ванную и спать!