Мари невольно отпрянула. Так вот откуда эта отрешенность, эта окаменелость черт! В какой-то миг она остро ощутила: какое счастье видеть отталкивающие и одновременно привлекающие своей мрачностью и суровостью скалы, яркое солнце и ослепительный блеск воды!
Он чутко уловил ее движение и мягко произнес:
- Не нужно пугаться. Я просто слеп, вот и все.
- Я не испугалась, - выдавила Мари, втайне испытывая облегчение оттого, что он не может видеть смешанного выражения жалости, удивления и, пожалуй, в самом деле страха, невольно появившегося на ее лице.
- Почему вы уехали из Парижа сюда, в нашу глушь, на край света? - прошептала она.
Он долго молчал, потом задумчиво промолвил:
- Вас это удивляет?
- Конечно. Как можно отказаться от такого мира?
- Вы о нем ничего не знаете, - заметил Кристиан.
- Да, но я слышала, что он прекрасен и очень велик.
- Свой собственный мир мы всегда несем с собою, в себе, куда бы ни приехали, - промолвил молодой человек, пристально глядя странными незрячими глазами на что-то видимое лишь ему одному.
- Тогда какая разница, где жить?
Он тонко улыбнулся:
- Все-таки я немного не такой, как остальные люди. Скажем, меня сильно раздражали звуки и запахи Парижа. Здесь - иное дело. Все, что я ощущаю и слышу, странным образом очищает и возвышает чувства. Эта мощная сила, сила океана, не имеет ничего общего с силой человеческой толпы, если не сказать - стада.
- Вы не любите людей? Не понимаете их? - спросила Мари.
- Понимаю. И потому с некоторых пор стараюсь их избегать.
- Но вы же говорите со мной!
- Да, - произнес он ровным тоном, - потому что вы пришли сюда, хотя я вас не приглашал.
"Я тоже вас не приглашала", - хотела сказать Мари, но промолчала. Она немного постояла, размышляя, уйти ей или остаться, а потом снисходительно решила пропустить мимо ушей его последнюю, не слишком вежливую фразу: конечно, он чувствует себя беспомощным, и это его раздражает, к тому же он так одинок… Однако он не так уж беспомощен, если нашел дорогу сюда, а что касается одиночества, Кристиан сам признался, что отнюдь не стремится к общению.
- Конечно, вы богаты и можете жить, где хотите, - сказала девушка.
Кристиан усмехнулся:
- Кто богат? Я? Да, у моей матери были кое-какие сбережения, но переезд обошелся нам недешево… Честно говоря, я не слишком хорошо представляю, что мы станем делать через несколько месяцев.
- Это вы играете на пианино, которое вчера привезли на остров?
- Нет, моя мама. Но она играет для меня. И еще читает вслух книги - мы захватили с материка два больших ящика.
- Вы пытаетесь излечиться от чего-то? - тихо произнесла Мари и тут же ахнула, осознав, как бестактен ее вопрос.
Но Кристиан хранил невозмутимость.
- Да, - ответил он, причем в его голосе звучало безразличие, - хотя вряд ли можно излечиться от… жизни.
Девушка поняла: больше он ничего не скажет. Хотя на первый взгляд этот человек беседовал с располагающей откровенностью, на самом деле он был не из тех, кто с готовностью выставляет напоказ душевные раны. Над тем, что он говорил, витал покров тайны, и это возбуждало Мари.
И тут она вспомнила, что ей пора домой.
- Я пойду, - с сожалением произнесла она.
Кристиан кивнул:
- Приходите еще, Мари.
- Приходить? Но я подумала, что вам лучше быть одному! - с некоторым вызовом сказала девушка.
- Нет, мне понравилось разговаривать с вами. Вы дитя этого мира - сразу заметно, что с рождения живете на острове. В вас есть что-то таинственное и в то же время простое. Хотите, я опишу, как вы выглядите?
Забыв, что он незряч, Мари безмолвно кивнула. А потом поспешно произнесла:
- Да, хочу.
- Вы, должно быть, похожи на это море и эти скалы, - медленно проговорил он, словно изучая нечто невидимое другим людям, - потому я думаю, у вас светлые глаза, возможно, серые или синие, и темные волосы, которые растрепал ветер. У вас нежное лицо и серьезный взгляд, с налетом твердости и упрямства: вы упорны и едва ли отступите от того, что задумали. Шаги у вас быстрые и легкие, вашу душу еще не отяжелило бремя жизненных невзгод. Вам уже не шестнадцать, но едва ли больше двадцати: у вас мало жизненного опыта, но есть свое мнение, во многом отличное от мнения окружающих. Женственность еще не до конца пробудилась в вас, хотя детство уже позади, и вы испытываете некоторую растерянность и смутное волнение оттого, что ощущаете себя по-иному, не как прежде.
Мари замерла от изумления:
- Откуда вы все это знаете?!
Кристиан рассмеялся:
- Будем считать, что я вижу сквозь оболочку плоти, сквозь маску, надетую Богом на душу человека, - и, помолчав, прибавил: - На самом деле все мы слепы. Не видим ни сущности, ни сути людей, вещей… Не понимаем самих себя.
- И все же некоторые прозревают, - сказала Мари и тут же испуганно прикрыла рот рукой.
- Да, к счастью, такое случается, - спокойно промолвил Кристиан, после чего спросил: - А вы, Мари, с кем вы живете?
- С отцом, матерью и старшей сестрой. Но сестра скоро выйдет замуж и уедет от нас.
- Далеко?
- Нет, на соседний остров.
Кристиан помолчал, потом спросил:
- Вы недовольны своей жизнью, Мари?
- Недовольна.
- Но ведь здесь так спокойно и хорошо.
- Это для вас, - возразила она с гримасой упрямства и тревоги на лице.
- Вы не любите этот мир?
- Трудно по-настоящему любить то, что постоянно окружает тебя, что всецело завладело твоей жизнью.
- Да, возможно, вы правы, - задумчиво произнес Кристиан, - наверное, потому и существуют мечты.
- А вы о чем-нибудь мечтаете? - спросила Мари.
- Сейчас - ни о чем. Прошлые мечты умерли, а новые еще не родились. Пока мне хорошо и так. Мечты, как и опасность, случается, меняют свой облик. Иногда они становятся очень страшными.
- Я такого еще не испытывала.
- Будем надеяться, что и не испытаете, - сказал молодой человек и замолчал.
- Вы пришли сюда один? - спросила Мари, заметив лежавшую рядом с ним палку.
- Конечно нет. Меня привела мать. В полдень она придет за мной.
- Сколько вам лет? - осмелилась поинтересоваться девушка.
- Мне двадцать три года.
- Я приду завтра, - сказала Мари, и он молча кивнул.
Она шла домой и всю дорогу думала о Кристиане.
Да, наверное, он знал Париж, а она знала остров куда лучше его. Сейчас лето, и шаги мягко шуршат по высокой траве, и ласково греет солнце, и легкий ветер играет в ветвях деревьев, и шум прибоя кажется музыкой. Но наступит унылая осень, а после - хоть и короткая, но жестокая зима, и остров предстанет нагим и беспомощным перед стихией, и ненастная погода будет внушать глубокую подавленность, даже скорбь. В середине зимы только и остается, что сидеть дома, глядя в окно на сумрачно-серое полотнище небес, и слушать заунывный стон ветра, перемежающийся шорохом дождя и жутким грохотом волн. На сердце безнадежно и мрачно, и ты не можешь понять, кто в этом повинен - окружающий мир или ты сам.
За ужином отец сказал домочадцам:
- Нынче я кое-что слышал про дамочку и ее сына, которые приехали на остров пару недель назад. Оказывается, сын слеп как крот. Не представляю, о чем она думала, когда везла его сюда!
Корали промолчала, мать тоже. Мари посмотрела в блеклое, осунувшееся лицо матери, с которого время, казалось, стерло всякое выражение, и неожиданно произнесла:
- Этот юноша сам захотел приехать на остров.
Обратив к ней свой колючий взгляд, отец нахмурил брови, отчего у глаз резче обозначились морщинки.
- Откуда ты знаешь?
- Я встретила его на дороге и немного поговорила с ним, - уклончиво ответила Мари.
Отец неодобрительно покачал головой.
- Не очень-то умно заговаривать с незнакомцами. С чего бы тебе останавливаться с этим парнем?
Мари промолчала, и тогда отец продолжил:
- Представляю, как он чувствует себя на острове! Как одинокий странник, внезапно попавший в неведомую страну и потерявший карту. К тому же им придется решать множество насущных проблем. Что-то не верится, будто эта дамочка сама станет готовить, стирать и убирать в доме.
Мари задумалась. Кристиан был безразличен к миру за пределами своего непосредственного восприятия: это могло спасти его, но могло и погубить. Возможно, он и правда не представлял, что ждет его здесь.
Но его мать, несмотря на внешнюю хрупкость, похоже, не из тех, кто бесцельно и растерянно плутает в тумане жизни. Она очень хорошо понимала, что делает, потому и привезла сына на остров.
Глава 2
Через месяц состоялась свадьба Корали, и почти сразу после возвращения Мари Кристиан, с которым она уже не раз встречалась, пригласил девушку в гости. Он хотел познакомить ее с матерью.
Свадьба старшей сестры произвела на Мари удручающее впечатление. Теплый воздух отдавал сыростью, и, когда свадебная процессия высадилась на берег, все вокруг растворялось в легком тумане. Жених облачился в праздничную пару, которая выглядела почти такой же грубой и нелепой, как и будничная, а на Корали надели подвенечное материнское платье из поблекших, а местами пожелтевших кружев и напоминавшую спущенный флаг фату. У сестры был отрешенный вид; казалось, все происходящее представляется ей неким странным видением.
Венчание происходило в тесной бедной церквушке, за ним последовал свадебный пир, на котором было много дешевого вина и скверно приготовленной пищи.
В церкви Корали стояла, согнув плечи, будто на нее давила какая-то тяжесть. Приблизившись к сестре, чтобы поздравить ее со вступлением в брак, Мари увидела, что серые глаза Корали полны разочарования и у нее бледный, почти болезненный вид. Щека сестры, к которой Мари прикоснулась, обнимая ее, была странно холодна. Девушка невольно содрогнулась. Неужели случится так, что и она, Мари, утратит мечты о том, к чему некогда стремилась всем сердцем, перестанет бороться с неизбежностью?
Девушка была все в том же синем платье - родным не пришло в голову сшить ей что-нибудь к свадьбе сестры. Хорошо, что Кристиан видит только ее душу, иначе он поразился бы тому, как убого она выглядит!
Утром Корали, теперь уже замужняя женщина, с поклоном вышла к гостям, а потом сразу занялась хозяйством. И хотя на ее щеках рдел чуть заметный румянец, взгляд казался остановившимся, безжизненным.
Мари не нашлась, что сказать сестре. В тот же день они с родителями вернулись домой.
Проснувшись наутро в комнатке, которая отныне принадлежала ей одной, Мари почувствовала странное беспокойство. Ее охватило ощущение бессмысленности существования. На комоде валялись две забытые шпильки - все, что осталось от недавнего пребывания Корали. А что останется от нее, Мари Мелен, через несколько лет?
Весь день ее терзало одиночество, потому девушка очень обрадовалась приглашению Кристиана.
- Приходи завтра, - сказал он. - Познакомишься с моей матерью. Я говорил ей о тебе. Ее зовут Шанталь.
"Какое красивое имя!" - подумала Мари.
Она сразу согласилась: ей хотелось посмотреть, как он живет. Только вот что скажет его мать? Когда они стали гулять вместе, молодой человек сам выходил из дома, а Мари ждала его неподалеку, возле дороги. Конечно, мать Кристиана знала об их встречах, но ни разу не появилась.
Девушка догадывалась, что родители не одобрят ее знакомства с этой семьей, потому не стала рассказывать о своих свиданиях.
Мари тщательно выстирала и отгладила платье и заплела волосы в две тугие косы. Когда девушка посмотрелась в зеркало, ее лицо выражало смесь решимости, радости и испуга.
Женщина по имени Шанталь встретила гостью на пороге. Она улыбалась со сдержанной вежливостью и при этом смотрела изучающе и слегка тревожно. На сгибах ее локтей лежала расцвеченная радужными узорами шаль с густой золотистой бахромой, а бледно-зеленое платье, как и то, другое, что Мари видела на ней в первый раз, было очень открытым - лиф спадал с плеч складками. Юбка была отделана декоративными застежками из золотого шнура, и стан обхватывала широкая медово-желтая шелковая лента, завязанная сзади широким бантом с длинными концами. Из-под подола выглядывали туфельки из ластика с острыми лакированными носами. Мари невольно покраснела при мысли о своих грубых башмаках, в каких обычно бродила по острову.
Коротко поприветствовав гостью, Шанталь провела ее в дом. Здесь было очень чисто, обстановка, по местным меркам, близка к изысканности. Стены выбелены известкой, на окнах - кружевные занавески, стол покрыт белоснежной скатертью с бахромой (у родителей Мари тоже была скатерть, только из небеленого льна - ее доставали из сундука по праздникам), на великолепном коричневом с золотыми прожилками пианино - сияющая округлыми боками синяя с желтым рисунком ваза, а в ней - полевые цветы. На стене пейзаж: древний замок с теряющимися в голубом тумане башнями, а за ним - исчезающие за горизонтом бескрайние зеленые луга.
На столе стоял кофейник, три чашки изумительно тонкого фарфора, словно сделанные из папиросной бумаги, с серебряными ложечками и вазочка с печеньем, какого Мари не только не пробовала, но даже ни разу не видела. В стороне она заметила большую жестяную коробку розового цвета, на которой было выведено затейливыми алыми буквами: "Марципановое печенье, кондитерская г-на Прудона".
"Наверное, из Парижа", - подумала Мари.
Кристиан сидел на обитом синим бархатом маленьком диване с гнутой спинкой и подлокотниками. Интересно, в какой обстановке он воспитывался? И кто его отец? Возможно, их семья разорилась, потому они и были вынуждены уехать из Парижа? Но почему именно сюда?
Когда Мари вошла в комнату, молодой человек встал и направился к ней. И хотя его глаза по-прежнему скрывала мрачная тень, он улыбался радостно и светло.
После нескольких незначительных фраз хозяева и гостья сели за стол. Шанталь разлила кофе, от запаха которого у Мари закружилась голова. Что ели у них дома? В основном рыбу, редко мясо, грубый хлеб, кашу, овощи. Пили воду и молоко.
Мать Кристиана держалась со сдержанной благожелательностью; внешняя хрупкость и нежность, как с первого раза подметила Мари, сочетались в ней с внутренней твердостью.
- Чем занимаются ваши родители, Мари? - спросила она.
- Отец рыбачит, мать ведет домашнее хозяйство.
- А вы?
- Я помогаю матери.
- Вы учились в школе?
Корали какое-то время училась на материке, она даже жила там под присмотром дальних родственников отца. Но Мари повезло меньше.
Девушка замялась:
- Это было… домашнее образование.
- Словом, вы знаете грамоту, и этого достаточно.
- Кристиан говорил, у вас есть книги, - сказала Мари, словно стремясь оправдаться. - Если бы вы дали мне несколько, я бы с удовольствием почитала.
- Да, конечно. А какие у вас планы на будущее?
Девушка пожала плечами:
- Здесь никто не строит планов, просто живут, и все. Вообще я собираюсь уехать отсюда.
Кристиан, до сего момента слушавший вдумчиво и серьезно, помрачнел. Это не укрылось от Шанталь, и ее безупречно гладкий лоб прорезала тревожная горькая складка.
- Вам здесь не нравится?
- Мне кажется, будто я в тюрьме, - вздохнула Мари.
- Но тут так красиво…
- Я боюсь стать не пленницей острова, а заложницей того образа жизни, какой ведут мои родные и я сама, - сказала девушка.
Все-таки эти люди пока плохо понимали, что значит ощущать оторванность от мира, большого мира, когда жизнь, с одной стороны, напоминает спокойный сон, а с другой - полна той ужасающей реальности, какая способна пробудить отчаяние в самом отважном сердце.
- Да, нелегко ощущать себя обманутой жизнью, - задумчиво промолвила Шанталь.
Наступила пауза, и тут Мари решила, что тоже может о чем-нибудь спросить.
- А кто ваш отец, Кристиан? - наивно поинтересовалась она.
Шанталь продолжала сидеть не меняя позы, лишь ее тонкие пепельные брови слегка приподнялись, а Кристиан произнес, сияя широкой улыбкой, в которой более опытный и искушенный жизнью человек легко уловил бы иронию:
- Когда я впервые спросил об этом у мамы, она ответила, что меня принесли ангелы.
Мари замерла. Как это понимать? Что он незаконнорожденный? Что ж, он вполне мог быть сыном какого-нибудь аристократа (почему она решила, что именно аристократа, девушка и сама не знала), который соблазнился красотой Шанталь. Тогда кем была сама Шанталь?
- Должно быть, вам трудно управляться по хозяйству? - спросила она, пытаясь сгладить неловкость.
- Я подумываю о том, чтобы нанять служанку, - ответила женщина.
- Я могла бы вам помочь, - сказала Мари. - Нашей семье не помешают лишние деньги.
- Этому никогда не бывать! - резко произнес Кристиан и прикоснулся к руке девушки.
Вскоре Мари встала из-за стола.
- Спасибо за угощение. Мне пора, а то родители будут меня искать.
- Вы не сказали им, что идете к нам? - спросила Шанталь.
- Нет.
- Давайте я вас провожу, - предложила женщина и взяла с дивана соломенную шляпку, украшенную воланами из лент.
Они вышли из дома и пошли мимо ветхих домов, застывших в своей странной архаичной красоте. В разгар лета каменные стены были увиты плющом, а пышная растительность окутывала дворы прохладной тенью. Ветер трепал опаленную солнцем траву и тихо звенел в верхушках высоких деревьев.
Мари шла медленно; она закрыла глаза, подставив лицо солнцу. Она понимала: это последняя минута безмятежности перед серьезным разговором.
- Простите, Мари, - вдруг резко спросила Шанталь, - какие у вас отношения с моим сыном?
Девушка растерялась. Она заметила, как Шанталь нервно сплела свои гибкие, как тростник, пальцы.
- Мы просто знакомые. Встречаемся, разговариваем… - Потом прибавила: - Не беспокойтесь, мне известно, что я не пара вашему сыну.
- Да, - Шанталь взяла ее под руку, - но совсем не в том смысле, как ты думаешь. Ты здоровая девушка, а Кристиан… сама понимаешь. В свои двадцать три года он достаточно настрадался, и я не хочу, чтобы его настигла новая боль. Скажу прямо: едва ли он всерьез заинтересовался бы тобою в Париже, да и ты вряд ли увлеклась бы Кристианом, если б жила в большом городе, а не на этом острове. Здесь ни у кого из нас нет особого выбора.
- Да, - промолвила Мари, освобождая руку, - и все-таки вы выбираете… за меня.
- Просто я уверена, будет лучше, если вы перестанете видеться, - сказала женщина, глядя на девушку ясными голубыми глазами.
- Хорошо. Я все поняла. Я пойду, мадам.
Шанталь усмехнулась:
- Я не мадам. А для мадемуазель, пожалуй, старовата. Называй меня просто по имени.
Внезапно в ее голосе проскользнули странные нотки - будто эту фразу произнесла совсем другая женщина, а в коротком смешке прозвучало что-то жесткое, даже циничное. Но Мари была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на такие мелочи.