– Так оно и есть. Она из семьи текстильных фабрикантов, владевших заводами и фабриками на берегах озера Комо. Незадолго до своей… незадолго до несчастного случая Грег был в Италии – проворачивал какую-то аферу. Вполне возможно, что ее семья тоже была в ней замешана. И так он встретил Марию. Я не удивился бы, если бы она увлеклась им. – Его губы искривила горькая улыбка. – Он очень нравился женщинам, этот Грег.
Гарриет не обратила внимания на скрытый смысл сказанного.
– Но, папа, прошло двадцать лет! Если он и вправду жив, то где же он был все это время? И почему, черт возьми, ему понадобилось притворяться мертвым, если он был жив?
– Думаю, так ему было удобнее. – Хьюго оттянул пальцами ворот своей водолазки, которая вдруг показалась ему тесной и жаркой, хотя была из чистого хлопка. – Все его дела оказались страшно запущены, Гарриет.
– Ты имеешь в виду денежные трудности?
– Еще какие! Да, он явно вышел за рамки своих возможностей. Поговаривали даже о мошенничестве. Потребовались месяцы и помощь лучших финансовых умов Нью-Йорка, чтобы распутать его хитроумные аферы. В результате обнаружились громадные долги и кое-что похуже. Страшное то было время! – При воспоминании об этом глаза Хьюго потемнели. – Одно время мне казалось, что нам уже не встать на ноги. Если бы не Курт, я бы погиб. Только он спас меня, и я благодарю Господа за это. Что же касается Грега, то можешь считать меня последним дураком за то, что я ему доверился, но я же модельер, а не бухгалтер. На его удочку попался не только я, но и многие другие. Он обманул множество людей, обладающих значительно большим, чем я, опытом в подобных делах. Будь Грег в живых, когда грянул гром, он потерпел бы полное фиаско. Да вдобавок мог бы в тюрьму угодить. Ему повезло – он вовремя исчез со сцены.
Гарриет молчала, кусая ноготь большого пальца. Итак… Грег в делах был ничуть не лучше обычного мошенника. Он чуть было не потянул за собой в омут ее талантливого, но непрактичного отца. Она подозревала нечто подобное, хотя ей никогда не приходило в голову, что гибель Грега наступила не просто из-за несчастного случая. Когда-то все это, возможно, имело значение, однако теперь это ее не касалось. С помощью и поддержкой Курта Хьюго удалось тогда выстоять. Если его в чем-то и обвиняли, то только в доверчивости. Теперь же он был одним из самых преуспевающих модельеров Нью-Йорка. К тому же деловые операции не очень-то интересовали Гарриет. Но в данном случае речь шла о куда более важных сторонах жизни и смерти.
– Но все-таки с Грегом связана лишь половина этой истории, не так ли, папа? – тихо спросила она.
Хьюго прищурился и мелкие морщинки вокруг его глаз стали еще резче.
– Что ты имеешь в виду?
– Папа, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, – заявила она. – Я говорю о маме.
Он отвел глаза.
– О маме?
– Папа, не прячься, как улитка в раковину. Ты это делаешь всякий раз, когда пытаешься убежать от проблем, которые ставит перед тобой жизнь. Но проблемы возникли и не исчезнут сами по себе.
– Твоя мать погибла, – сказал он безжизненным голосом.
– Так ли это? – Гарриет медленно покачала головой. – Теперь мы не можем с уверенностью ответить на этот вопрос. Нас все время заставляли думать, что после взрыва на "Лорелее" не осталось никого в живых. А теперь оказывается, что это не совсем так. Если верить этой Марии Винсенти, Грег жив. Поэтому я опять спрашиваю у тебя: что с мамой?
– Гарриет… – он устало облокотился на стол, не глядя на нее. – Все это было так давно.
– Какая разница? Двадцать недель, двадцать месяцев, двадцать лет… Но вопросы все те же и все так же требуют ответа. Если не мы, то кто-нибудь другой задаст их. Люди из страховой компании уже что-то пронюхали. Один из них приходил ко мне вчера вечером, когда я прилетела из Парижа. Интересовался, когда я в последний раз видела маму.
Хьюго побледнел.
– Подонки! Я боялся именно этого. Так они думают… Ну конечно, а как же иначе? Что ты ему ответила?
– Разумеется, я сказала, что с того дня никогда больше ее не видела. Но теперь этого, видимо, недостаточно? Ради Бога, скажи, что произошло, когда взорвалась "Лорелея"? Что было потом? Неужели тебе не хочется знать? Папа… перестань же вертеть в руках эту чертову игрушку, выслушай меня!
Он вдруг выпрямился, круто повернулся к ней и стал очень похож на прежнего Хьюго, который много Лет назад одержал победу в схватке с Виктором Никлсоном: куда-то подевалась его нерешительность и сдержанность. Глаза были полны любви и боли.
– Нет, Гарриет, это ты послушай. Есть вещи, которых лучше не касаться и о которых лучше не знать.
– Но тот взрыв, возможно, был не случаен, – настаивала она на своем. – Ты об этом подумал? Это, может быть, объясняет, почему Грегу удалось уцелеть, когда от "Лорелеи" осталась куча обломков. А если то, что ты рассказывал о его финансовом положении, правда, то у него были веские основания инсценировать собственную гибель, чтобы избежать банкротства. Но это не дает ответа на мой вопрос. Что произошло с мамой?
– Твоя мать погибла.
– Ты твердишь одно и то же, словно хочешь уверить в этом себя самого.
– Может быть, и так, – сказал он устало. – Может быть, лучше это, чем думать, что она просто решила исчезнуть, чтобы мы считали ее умершей.
– Но, папа…
– Как бы ты чувствовала себя, если бы оказалось, что дело обстояло именно так? Что она решилась бросить тебя, четырехлетнюю кроху, решилась никогда в жизни не увидеть тебя снова? Ты это хочешь услышать?
– Нет, конечно, нет!
– Я надеялся, что о некоторых вещах ты никогда не узнаешь, Гарриет, – сказал он. – Но теперь уже ни к чему скрывать их. Теперь ты взрослая, правда может выйти наружу независимо от того, скажу я тебе об этом или нет. У твоей матери была любовная связь с Грегом Мартином. Он вскружил ей голову. Думаю, что она последовала за ним в Италию, уже решив бросить нас и уйти к нему навсегда. Вот почему то, что случилось на яхте, в сущности ничего для меня не меняло. Погибла она или нет – не имело значения. Для меня она умерла тогда, когда за ней хлопнула дверь нашего дома.
Гарриет подошла к окну. Башни Манхаттана, казалось, вонзались в холодное серое небо. Далеко внизу, на противоположной стороне улицы виднелась высокая статуя Портного, пропорции которой были странно искажены при взгляде с такой высоты. Вокруг статуи, на постаменте, сидели, невзирая на холод, похожие сверху на муравьев фигурки бродяг и бездельников. Гарриет долго смотрела вниз невидящими глазами.
Ее удивило не то, что отец рассказал ей о любовной связи матери. Хотя для посторонних Грег был просто близким другом семьи, даже ребенку было ясно, что так говорилось для отвода глаз, а она уже очень давно была не ребенком, возможно, с той самой далекой ночи, когда она, четырехлетняя, стояла, никем не замеченная, у двери, ведущей в спальню… Слова отца потрясли ее. "Для меня она умерла", – сказал он, и она поняла, что так оно и есть. Она привыкла к его манере вести себя, как страус, к его способности зарывать голову в песок и отгораживаться от всего, что ему не нравилось или было неприятно. Но как же так… Гарриет тряхнула головой, не в состоянии поверить, что отец так хладнокровно отказывался узнать правду.
– Хочется чего-нибудь выпить, – попросила она.
– Кофе? Я сейчас позвоню Нэнси.
– Нет, только не кофе. А спиртное у тебя есть? – Усмехнувшись, она замолчала. – Не смотри на меня так, папа. Возможно, для тебя сейчас только полдень, а для меня уже вечер… и конец очень долгого дня.
– Виски? Бурбон? – спросил он, отпирая элегантный, отделанный черным лаком бар.
– Если можно, виски. Шотландское, если у тебя такое водится… или ты размахиваешь зеленым ирландским флагом, чтобы ублажить какого-нибудь подающего надежды ирландского политика?
– У меня есть и то, и другое. – Он налил немного в стакан и протянул ей. – Не скрою, мне неприятно видеть, как ты пьешь, Гарриет. Да, да, ты взрослая, но взрослыми были и те другие, которые скатились вниз по отнюдь не усыпанной розами дорожке в клинику Бетти Форд.
– Папа! – Она подняла вверх руки, пытаясь заставить его замолчать.
– Знаю, знаю, что я ворчун. Но я знавал многих, которые не удержались на наклонной плоскости, – среди них были светские дамы, звезды, вдовы вашингтонских политиков.
– Дурачье!
– Ты слишком уверена в себе. Алкоголь завладевает человеком, Гарриет.
– Хорошо, хорошо, папа, ты высказался. Я уже жалею, что попросила выпить. Но я ведь сказала, что мой организм еще не приспособился к разнице во времени. Обещаю тебе, что до ужина не возьму в рот ни капли спиртного. Впрочем… – Она замолчала, допивая остатки виски, и поставила стаканчик на стол Хьюго, – впрочем, я не предполагаю пробыть здесь так долго, чтобы успеть приспособиться.
Он не смог скрыть огорчения.
– Возвращаешься в Лондон?
– Нет. Собираюсь в Австралию.
– В Австралию?! Она кивнула.
– Да. Поеду туда, чтобы попытаться разыскать Грега Мартина. Извини, папа, но я не могу оставаться равнодушной. Не могу сидеть сложа руки и делать вид, что ничего не случилось. Для меня это очень важно… и, как мне кажется, для тебя тоже. Ведь речь идет о маме, а не о какой-то незнакомке, которую удостоили двух строчек в криминальной хронике. Слишком много неясного и запутанного в истории ее исчезновения или гибели, на многие вопросы до сих пор нет ответа. Если жив Грег Мартин, то он, возможно, является единственным человеком в мире, который мог бы что-то прояснить.
– Но, Гарриет, похоже, он снова бесследно исчез. Его не может разыскать полиция, а ты уверена, что тебе это удастся? Как только его разыщут, то арестуют, и тебе не разрешат с ним увидеться.
Губы девушки сжались в такую знакомую отцу упрямую линию.
– Возможно, ты прав. Но я должна попытаться. Может быть, ты просто не хочешь узнать правду – по крайней мере, мне так кажется. Но я хочу ее узнать.
Хочу выяснить, что же случилось. И я, черт возьми, сумею до всего докопаться. Он покачал головой.
– К чему это может привести, Гарриет? Ты подумала об этом? Если мама жива, и ты найдешь ее, неужели ты думаешь, что это будет та, прежняя мама? Конечно же, нет. Поверь, я действительно убежден, что ее нет в живых. Я уже давно смирился с этим.
– Если это так, то тем более важно узнать правду, – сказала она спокойно.
– Зачем? Что это даст?
– Похоже, что Грег все подстроил для того, чтобы инсценировать собственную гибель. Об этом заявила та женщина, а твой рассказ подтверждает, что это вполне вероятно. Но на борту яхты с ним была мама, это не вызывает сомнения, не так ли? Значит, если он жив, а мама погибла – неужели непонятно? – значит, он убил ее.
– Гарриет… ради Бога!
– Извини, папа, но это так. Признайся, что это не исключено. Именно поэтому я должна увидеться с Грегом Мартином, чего бы это мне ни стоило.
Взгляд Хьюго стал отрешенным. Он вдруг показался дочери стариком, и она поняла, как сдал отец со времени их последней встречи. А может быть, постарел со вчерашнего дня? Он никогда не был полным, но за последние сутки его тело стало каким-то болезненно хрупким, а круглый ворот водолазки не скрывал ставшую вдруг жилистой шею. Она обняла отца.
– Не хотелось расстраивать тебя, папа, но я должна тебе сказать… Ты должен понять, что… – Ее речь прервал сигнал зуммера. Высвободившись из рук дочери, Хьюго нажал кнопку.
– Да?
– Извините за беспокойство, господин Варна, но пришел некий господин О'Нил. Говорит, что он из страховой компании "Бритиш энд космополитн". Настаивает на встрече с вами.
– Это тот самый человек, который вчера вечером чуть ли не силой ворвался в мою квартиру, – мрачно сказала Гарриет. – Что он делает в Нью-Йорке?
– Очевидно, он приехал, чтобы встретиться со мной, – сухо ответил Хьюго и улыбнулся так напряженно, что Гарриет встревожилась: отец показался ей вдруг очень измученным и постаревшим.
– Позволь мне с ним поговорить, папа. Я от него отделаюсь.
Том О'Нил стоял в приемной, разглядывая одну из висевших на стенах фотографий: Рина, любимая манекенщица Хьюго, стояла в свободном плаще, накинутом поверх блузки мужского покроя и замшевых брюк.
– Господин О'Нил, прошу вас, постарайтесь не слишком беспокоить моего отца. Он ничего не сможет добавить к моему рассказу: мы убеждены, что моя мать погибла более двадцати лет назад.
– Возможно.
При смешанном освещении – наполовину естественном, наполовину неоновом – его глаза казались еще более синими, напоминая ледяную воду залитого солнцем залива.
– Тем не менее я вынужден настаивать на встрече с ним, мисс Варна.
– Послушайте, он не совсем здоров… – возразила Гарриет. – Почему бы вам не поехать в Австралию и не поговорить сначала с этой Винсенти, а уж потом беспокоить нас?
– Сидней – следующий порт моего захода, – охотно ответил он. – Но сейчас я здесь. Поэтому не будете ли вы любезны сказать своему отцу…
– Господин О'Нил, прошу вас…
– Перестань защищать меня, Гарриет, – сказал Хьюго, появляясь в дверях своего кабинета. – Понимаю, ты пытаешься помочь мне, но чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше. Я готов к разговору с господином О'Нилом. Мне нечего скрывать.
– Папа!
– Отправляйся домой, Гарриет. Увидимся за ужином. Будь добра, предупреди Салли, что я могу немного задержаться!
– Папа!
– Прошу вас, господин О'Нил.
Дверь за ними закрылась. Гарриет беспомощно смотрела им вслед. Черт бы побрал этого О'Нила! Он дождется, что на него пожалуются в какую-нибудь вышестоящую инстанцию, курирующую детективов по делам страхования. Если он расстроит отца, то она позаботится о том, чтобы насолить ему.
Не переставая возмущаться этим бесчувственным и самонадеянным типом, Гарриет повернулась и вышла из офиса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В своей комнате в обширных апартаментах Хьюго на Сентрал Парк Гарриет переоделась к ужину. У себя дома в Лондоне она редко беспокоилась о таких пустяках, но здесь, она знала, без этого не обойтись. Поэтому девушка приняла душ, засунула свои утратившие в дороге вид джинсы в корзину для грязного белья. Горничная извлечет их оттуда, и они, чистые и отглаженные, возвратятся к ней завтра. Гарриет надела брючный костюм из трикотажа со свободным жакетом, достаточно простой и удобный для того, чтобы и ей самой было приятно и чтобы своим преображением доставить удовольствие отцу и Салли.
Гарриет чувствовала себя усталой. От недосыпания и перелета побаливали глаза. Она с вожделением взглянула на огромную кровать, на отороченные кружевом шелковые простыни персикового цвета. Хорошо бы завалиться спать и обо всем забыть! Но ей придется потерпеть еще несколько часов.
"Вернулся ли отец", – подумала Гарриет. Ей не терпелось поскорее увидеть его, чтобы убедиться, что он в порядке, хотя разговор с детективом не мог не расстроить его. Но, взглянув вниз с лестничной площадки, она увидела, что дверь отцовского кабинета распахнута, в доме тихо. Гарриет вернулась к себе в комнату. Отец же предупреждал, что может задержаться. Она решила воспользоваться несколькими свободными минутами, чтобы перезарядить фотоаппарат. Как славно, что в этом роскошном доме есть местечко, где она может расслабиться и побыть сама с собой.
Порой Гарриет спрашивала себя, почему эта роскошь вызывала у нее чувство дискомфорта? Множество людей были бы счастливы жить в такой обстановке. Когда Хьюго два года назад купил эту громадную, состоящую из обычных трех, квартиру, первоклассному декоратору была предоставлена полная свобода действий. С расходами здесь не считались: на стенах висели картины старых мастеров из коллекции Хьюго, красиво выделявшиеся на стенах, обтянутых шелковым муаром, на полках выстроились редкие старинные книги в кожаных переплетах, которые ни Хьюго, ни Салли никогда даже не листали, не говоря уже о том, чтобы прочесть. Каждый подходящий уголок украшали бесценные произведения искусства, выставленные на всеобщее обозрение на изящных постаментах. Диваны и кресла были такими мягкими и глубокими, что в них клонило ко сну. Изящную каминную доску Хьюго привез из Англии. Повсюду были свежесрезанные цветы – оранжерейные розы на длинных стеблях, орхидеи, доставленные прямым самолетом из Сингапура, желтые и белые нарциссы и сладко пахнущие гиацинты.
Однако все это великолепие и изысканный комфорт казались Гарриет нарочитыми: атмосфера в доме напоминала ей, скорее, роскошный отель. Возможно, думала она, это объяснялось тем, что она никогда не жила в этом доме. Ничто здесь не вызывало у нее воспоминаний детства.
Только в комнате, которую Салли отвела специально для нее, Гарриет оказывалась среди привычных с детства вещей. В этой комнате она всегда испытывала прилив благодарности к тетке. Салли постаралась сохранить и собрать здесь немало вещей, дорогих для Гарриет с детских и юношеских лет: розочки, которые она выигрывала на соревнованиях на своем пони, ее выпускное платье, старые пластинки, первые, сделанные самостоятельно фотографии, с гордостью заключенные в рамки, засушенный цветок, напоминавший о ее первом настоящем свидании.
Разумеется, все это были мелочи, но мелочи важные. И то, что Салли сохранила все эти мелочи, заставляло Гарриет относиться к ней со снисхождением и любовью даже тогда, когда она ворчала или делала замечания, или попросту раздражалась, как, например, сегодня, когда Гарриет без предупреждения свалилась как снег на голову.
– Почему ты не предупредила нас о своем приезде? – упрекнула ее Салли, когда Гарриет, выскочив из такси, бесцеремонно вторглась в дом. – Тебе следовало бы позвонить, дорогая, и предупредить нас. Меня могло не оказаться дома или еще что-нибудь.
– Времени не было, – сказала Гарриет, целуя ее. – И ты ведь дома.
– Сегодня да, но завтра меня не будет. Я должна присутствовать на благотворительном ленче и…
– Меня тоже завтра наверняка здесь не будет, я прилетела ненадолго.
– Если бы я только знала! Я пригласила бы Марка на ужин. Ты ведь знаешь, он сейчас в Нью-Йорке, но настоял на своем и остановился у какого-то приятеля в его ужасной квартире на Уэстсайд. Он с радостью встретился бы с тобой.
– И я была бы рада его видеть. Но меня привело сюда совсем другое, Салли.
– Ради бога, ни слова об этом. – Салли подняла вверх руку с наманикюренными ноготками. – Я ничего не хочу знать. Вчера вечером мы с твоим отцом только об этом и говорили. Извини, Гарриет, но я не в состоянии снова обсуждать это… по крайней мере, сейчас. Думаю, что все же следует попробовать связаться с Марком. Может быть, еще не поздно пригласить его на ужин, если у него не намечено ничего другого. Я предупрежу Джейн, чтобы поставили еще один, нет, два прибора…
– Салли, помолчи минутку. – Гарриет наконец удалось прервать этот словесный поток. – Мне понятно твое нежелание говорить о случившемся, но нельзя же делать вид, что ничего не произошло. Это папина черта, а не твоя.
– Я всего лишь не люблю растрачивать попусту силы и беспокоиться о вещах, которые от меня не зависят, – заявила Салли безапелляционным тоном. – Прошу тебя, Гарриет. Я уже сыта всем этим по горло. – Она провела пальцем по шее воображаемую линию, задев при этом двойную нитку жемчуга. – Неужели нельзя не касаться больше этой темы?