Поток неожиданно нахлынувших на нее воспоминаний иссяк – неожиданно и без всякой видимой причины. Энти Пламм с облегчением перевела дух. Она снова вернулась к действительности, испытывая ощущение, сходное с тем, какое испытывает путник, вернувшийся домой после долгих странствий. Окинув взглядом сидевших за столом гостей Маргарет, Энти с удивлением отметила, что со многими из этих людей она связана особыми, чуть ли не родственными отношениями. С Бухананами, к примеру, с Грейвс-Джонсом, ну и, разумеется, с Оливией, чье незримое присутствие ощущалось в комнате столь же отчетливо, как если бы она находилась здесь во плоти.
Девушки из Сефтона-под-Горой внесли в столовую основное блюдо обеденного меню – отварного лосося с салатом из припущенных огурцов под голландским соусом и со сваренным в кокосовом молоке рисом. Энти встала с места и подняла свой бокал:
– Предлагаю тост за отсутствующих здесь друзей. Надеюсь, там, где они сейчас находятся, они чувствуют себя вполне комфортно, а главное – в безопасности.
Гости Маргарет были смущены и озадачены: делать провокационные заявления было вовсе не в характере мисс Пламм. Между тем никто из них не сомневался: она подняла тост за Оливию с той целью, чтобы сидевшие за столом детективы раз и навсегда уяснили себе, что друзья Оливии и впредь останутся ей верны, как бы ни сложились обстоятельства.
Джо и Дженни были поражены: казалось, самоуверенность мисс Пламм и прочих друзей Оливии не знала границ. Если бы это дело доверили Джо, он бы не стал с ними миндальничать, а попытался бы привлечь к ответственности за соучастие в укрывательстве преступника и вытрясти из них сведения об убежище леди Оливии. А что же Дженни? Дженни откровенно всех их презирала: она терпеть не могла богачей и снобов, считавших, что законы писаны не для них. Молодые детективы устремили сверкающие взоры на Хэрри в ожидании, что тот немедленно подаст им команду покинуть это сборище.
– Полегче, полегче, – пробормотал Хэрри, обращаясь к своим помощникам, после чего с невозмутимым видом отпил из своего бокала.
Его примеру последовали все гости Маргарет, даже Джо и Дженни, хотя и не очень охотно.
Общая беседа возобновилась, но атмосфера вечера претерпела неожиданные изменения. Хэрри первым ответил на тост Энти Пламм и тем самым дал понять, что ни в грош не ставит вызывающее поведение сторонников леди Оливии. Другими словами, щелкнув их по носу, он внедрил в их сознание мысль, что дело об исчезновении Оливии отнюдь не закончено и следствие продолжается.
Джо тоже заметил изменения в общем настрое за столом и вновь поразился умению старшего следователя обращать себе во благо все – даже неприязнь людей, которых он подозревал в причастности к преступлению.
Пудинг "Павлова" был разложен по тарелочкам, распробован и провозглашен королем всех пудингов. Когда на тарелках не осталось даже крохотного кусочка, все присутствующие перебрались в гостиную, где их ожидали коньяк и кофе.
Собравшихся в гостиной леди и джентльменов окутывала аура избранности, элитарности. Женщины здесь все как на подбор обладали прекрасным вкусом, были красивы и чувственны, а мужчины – умны и интеллигентны. Это действительно были привилегированные люди, которые, впрочем, немало потрудились ради того, чтобы своего привилегированного положения достичь.
Мисс Пламм, прохаживаясь по комнате с чашкой кофе в руке и поглядывая на своих друзей, испытывала законное чувство гордости. Ей нравилось, как эти люди обустроили свое существование. Этим они во многом были обязаны общению с Оливией – так же примерно, как она в прошлом обязана была обустройством собственной жизни влиянию дедушки Оливии и общению с Рэймондом Грейвс-Джонсом. В основе объединявшей их всех своеобразной идеологии лежали принципы свободы духа и свободы выбора, а еще – щедрость. Все они старались как можно больше давать и ничего не отнимать у кого бы то ни было. Эти люди были яркими индивидуальностями, личностями, которые не желали подчиняться воле большинства или следовать установленным в обществе правилам, если они шли вразрез с их убеждениями.
Энти смотрела на Хэрри и ясно видела, что он унаследовал многие качества дядюшки Рэймонда. Его дядя был в своем роде феноменом, уникальным человеком, который ухитрялся носить в себе две сущности и существовать на двух уровнях одновременно. Официальном – в качестве судьи Верховного суда и джентльмена и частном – в образе жадного до чувственных удовольствий мужчины, который познал мир секса и эротических грез, когда встретился с Энти. Энти же окунулась в этот мир значительно раньше, когда жила с дедушкой Оливии, привившим ей такие понятия, как сексуальная свобода, сексуальная вседозволенность.
И снова прошлое встало перед ее мысленным взором, напомнив о том времени, когда она была молода и отважна. Их с Рэймондом познакомил турецкий принц, проживавший в Александрии, во дворце на берегу моря. Принц был человеком, который жил для того и ради того, чтобы заниматься сексом и получать чувственные удовольствия. В этом отношении он ни в чем себе не отказывал: не пренебрегал даже самыми причудливыми формами половых извращений. Подобная сексуальная практика была сродни наркомании, и с ее помощью принц мог забыться. Под его влиянием сдержанный и во многом консервативный английский джентльмен судья Рэймонд Грейвс-Джонс совершенно преобразился и, когда они с Энти закрывали за собой двери, превращался в настоящего сексуального террориста.
Опустившись в кресло и прикрыв глаза, Энти стала вспоминать ночь на Ниле, когда они втроем – она, принц и Рэймонд – плыли на яхте по черной воде и занимались при свете луны сексом. Раскинувшись на застилавших палубу коврах, она снова и снова отдавалась двум мужчинам, помогая им воплощать в реальность их прихотливые сексуальные фантазии. И принц, и Рэймонд были уже не молоды, но их желания отличались свежестью и оригинальностью. В частности, они всыпали в ее глубины пригоршню крупного речного жемчуга, который, перекатываясь внутри, до такой степени усиливал возбуждение, что, когда ее стали сотрясать спазмы следовавших один за другим оргазмов, она едва не задохнулась. Любовники посоветовали Энти не вынимать жемчуг хотя бы несколько дней: с его помощью она могла достигать экстаза в любое время дня и ночи. Для этого ей нужно было лишь особым образом напрягать кое-какие мышцы.
Энти громко засмеялась, и смех отогнал воспоминания. Когда же она невзначай коснулась висевшей у нее на шее нитки жемчуга, ее смех сделался еще громче, а воспоминания отступили окончательно.
– Может, вы, Энти, расскажете нам, что вас так развеселило? – спросила Септембер, подходя к ее креслу и присаживаясь на подлокотник.
– И рада бы, деточка, да не могу. Это глубоко личное. Но я скажу нечто другое: мы сами выстраивали наши судьбы и обогатили собственное существование тем, что всегда следовали своим желаниям, никогда не бежали от приключений, если таковые выпадали на нашу долю, короче, старались жить моментом и принимали все последствия такого решения – и хорошие, и дурные. Мы все любили Оливию и в большом перед ней долгу. Прежде всего потому, что она наиболее последовательно воплощала в реальность наши общие теоретические построения о жизни и о том, что надо беззаветно – и душой, и телом – отдаваться тому, кого любишь. Нам следует признать: мы, в общем, такие же, как она, а стало быть, можем совершить аналогичную ошибку, то есть нечаянно, не желая того, лишить кого-нибудь жизни. Но это не значит, что мы не должны себя любить. Бедняжка Оливия! Если бы она любила себя чуть больше, возможно, ей не пришла бы в голову мысль совершить подобный акт насилия.
Маргарет поднялась со стула, прошла по комнате и встала рядом с Анжеликой и Невиллом. На душе у нее пели птицы. Похоже, в ее жизни наметился крутой поворот: она обрела наконец мужчину, которого полюбила. А ведь она мечтала об этом всегда, просто до сих пор мужчины ей попадались не те.
Невилл был покорен и очарован Маргарет. Хотя он вовсе не стремился к тому, чтобы об этом знали все окружающие, по его взгляду было нетрудно догадаться, какие чувства он испытывал к этой женщине.
Анжелика не сомневалась, что будет любить Невилла до конца своих дней, но одновременно испытывала несказанное облегчение при мысли о том, что у нее хватило мужества уступить этого человека женщине, которую он любил. Она знала, что они оба могут обрести счастье только рядом друг с другом. Вообще-то это не было жертвой с ее стороны: она собиралась всерьез заняться своей карьерой, и ее больше устраивали необременительные связи, ублажавшие тело, но не затрагивавшие душу.
– Скажи, что с нами происходит? – прошептала она на ухо Маргарет. – Все, абсолютно все стало с ног на голову. На нас обрушиваются одно за другим события, к которым мы не готовы. Ну да ладно… Я не против, если ты объявишь о своем намерении создать с Невиллом семью.
– Ты всегда была удивительно великодушна, Анжелика. – Маргарет с чувством поцеловала ее в щеку и повернулась к старшему следователю: – Хэрри, с тех пор как Оливия исчезла, а в Сефтон-под-Горой прикатили следователи и начали задавать всем каверзные вопросы, наша жизнь стала претерпевать необратимые, я бы даже сказала, фундаментальные изменения. Отдавая себе в этом отчет, я пригласила вас и вашу команду с тем, чтобы попытаться расставить в этом деле все точки над i – словом, я хочу, чтобы мы с вами сыграли в открытую. Оставим всевозможные догадки и домыслы, бросим блефовать и будем говорить друг другу правду и только правду. Увертки не помогут ни нам, ни вам, ни тем более Оливии, чей милый образ ложь способна лишь замарать и исказить. Поэтому давайте вместе с вами рассмотрим и исследуем каждую деталь этого трагического происшествия, а потом забудем о нем навсегда.
Хэрри почувствовал, что Маргарет пытается взять инициативу в свои руки, и разозлился. "Что, черт возьми, эта мисс Чен о себе возомнила?" – подумал он, неприятно пораженный ее предложением, в котором отзывалась отчаянная смелость, если не сказать – наглость. Потом ему пришло в голову, что такая умная, образованная и экзальтированная женщина, как Маргарет, которая одним своим видом воскрешала в памяти образы непреклонных героинь античных трагедий, не могла не иметь отношения к многочисленным секретам и тайнам, связанным с делом леди Оливии Синдерс. Старший следователь решил, что, беседуя с Маргарет, следует постоянно иметь это в виду. Впрочем, надо отдать Хэрри должное – все это он продумал и прочувствовал, внешне оставаясь абсолютно спокойным и невозмутимым.
Дженни Салливан подобной выдержкой похвастаться не могла. Вскочив, она воскликнула:
– Все в игры играете, мисс Чен?! Неужели жестокое убийство и последующее бегство преступницы для вас тоже всего только игра? Или вы таким образом пытаетесь скрыть неприглядную сущность того, что произошло? До чего же вы умны, хороши и величественны, когда пытаетесь убедить нас в своей правоте, даже если при этом и блефуете! Но это не игра, это трагедия. Более того, это подлое, жестокое, с особым цинизмом совершенное убийство. И рекомендую вам впредь так это преступление и рассматривать. Да вы что, в самом деле газет не читаете, что ли?
Хэрри подошел к Салливан и коснулся ее руки:
– Успокойтесь, Дженни. Пойдемте вон в тот уголок и там усядемся. И вы, Джо, тоже идите с нами. Давайте не будем давать волю эмоциям, примем предложение нашей любезной хозяйки и сыграем с ней в то, что она именует честной игрой.
– Детектив Салливан, если я, сама того не желая, вас оскорбила, прошу меня простить. Но я убеждена, что наша жизнь, по сути, есть постоянная игра со смертью, и человеку, чтобы выжить, надо каждый день в нее играть и выигрывать. Разумеется, и я играю с жизнью, то есть делаю все, чтобы выиграть у судьбы и у небытия очередную партию. Вы, детектив Салливан, еще очень молоды и все принимаете слишком близко к сердцу. Между тем можно превратить жизнь в игру и при этом добиться очень и очень многого. Разве ваш шеф вам об этом не говорил? Стыдно, Хэрри, держать своих сотрудников в неведении!
Стычка между Дженни и Маргарет произвела на Джо сильное впечатление. Прежде всего у него появилось ощущение, что они, детективы, первую партию проиграли. То, что говорила мисс Чен, было ему близко и понятно, а ее аргументация казалась безупречной. В самом деле примириться с жизнью или, к примеру, с работой куда легче, когда рассматриваешь их как игру, в которую надо играть, чтобы обязательно выиграть. Джо испытал немалое удивление, когда вдруг осознал то, чего не понимал прежде: любимый шеф, которым он всегда восхищался, тоже не чурался игр. Антикварная машина старшего следователя, его костюмы от "Хэрриса", даже нестандартный подход к делу – это были элементы игры, в которую тот постоянно играл и, надо сказать, почти всегда выигрывал. Грейвс-Джонс, кроме того, не важничал, никогда не напускал на себя излишней серьезности и не пытался тешить собственное эго, изображая богиню возмездия Немезиду, только в мужском обличье. Эта его кажущаяся беспечность тоже являлась одним из условий игры. Зато когда Грейвс-Джонс размышлял, то был собран, методичен и творчески относился к делу. Он всегда тщательно обдумывал свои ходы, чтобы наверняка одержать победу.
Джеймс скользил взглядом по комнате, задерживая внимание на лицах тех, кого любил. Они все собрались здесь, за исключением Оливии. Сегодня его больше всех восхищала Маргарет. Когда они находились в постели, он в шутку называл ее "распутной феминисткой" и "своим поводырем в царстве секса". Секс с ней и впрямь был захватывающим и многообразным, но не более того, особенно в сравнении с близостью Оливии. Еще лучше бывало, когда Джеймс оказывался в постели с Септембер и Анжеликой. Джеймс на протяжении многих лет занимался со своими сестрами любовью. Это была, если так можно выразиться, страсть высшего порядка. Они, обнаженные, ложились в постель, ласкали и целовали друг друга. Допускалось все, за исключением собственно полового акта. Это они рассматривали как нечто неестественное, запретное, а вот всякого рода ласки и поцелуи – нет.
Взгляд Джеймса остановился на Маргарет. Никогда еще она не была столь оживленной и привлекательной. Ее глаза сияли, как звезды, а в движениях появилась не свойственная ей прежде мягкость. Она любила Невилла, как никогда не любила его. У Джеймса и Маргарет любовь давно кончилась, хотя интимные отношения после этого продолжались еще долго. Но вот и они завершились, исчерпав себя. Глядя на Маргарет, Джеймс понимал, что неоплодотворенная любовью чувственность рано или поздно угасает.
Потом он переключил внимание на Хэрри. Ему нравился Грейвс-Джонс, но то, что расследование вел именно этот человек, спокойствия Джеймсу не прибавляло. Пожалуй, только Хэрри Грейвс-Джонс был в силах отыскать и схватить Оливию. Джеймс задал себе вопрос, который перед тем задавал уже тысячу раз: жива ли она? Ее смерть стала бы для Джеймса худшим из всех несчастий, воплощением ночных кошмаров. За последние несколько дней Джеймс уже свыкся с мыслью, что никогда ее больше не увидит. Он и это готов был принять при условии, что Оливия жива и сможет нормально обустроить свою жизнь там, где сейчас находится.
Джеймс поднялся, взял со стола бутылку с коньяком и стал обходить гостей, отмеряя им в бокалы щедрые порции золотисто-коричневой жидкости. Маргарет отслеживала взглядом каждое его движение. Этот человек всегда был добр к ней. На протяжении нескольких месяцев они любили друг друга и думали, что это будет длиться вечно. Хотя любовь и прошла, Маргарет не сомневалась, что они с Джеймсом останутся друзьями до конца своих дней. Ее связывали с Бухананами и Оливией прочные устоявшиеся отношения, которые были нерасторжимы. Она отвела взгляд от Джеймса, посмотрела на Невилла и положила руку ему на плечо. Невилл отлично понимал, какое сильное сексуальное притяжение существовало между людьми, составлявшими здешнее общество. И не только понимал, но и принимал эти отношения. Более того, он с радостью участвовал в сексуальных играх обитателей Сефтон-Парка. Эти люди были страстно привязаны друг к другу и жили, руководствуясь собственными принципами, не ставя ни в грош правила, выработанные обществом. Вероятность того, что они могли изменить свои судьбы, разумеется, существовала, но Невилл знал: искоренить свои привычки полностью они уже не в состоянии. Слишком долго они жили вместе, чтобы позволить себе расстаться навсегда. Вот почему исчезновение Оливии было для них таким тяжким ударом.
Маргарет повернулась к Хэрри и сказала:
– В честной игре, которую я затеяла, можно задавать любые вопросы, но ответы на них должны быть правдивыми. Вот единственное правило, которому я предлагаю следовать. Итак, Хэрри, вы готовы?
– Должен ли я участвовать в этом балагане? – поинтересовался Джо.
Хэрри не ответил, поскольку в эту минуту встретился глазами с умоляющим взглядом Дженни.
– Вы позволите поговорить с вами наедине, сэр? – спросила она.
Когда они вышли на кухню, Дженни перешла прямо к сути:
– Я смущена, сэр. Все это так… хм… необычно. Не представляю себе, какова моя роль в этом спектакле. Ведь все эти люди – и это совершенно очевидно – пытаются помешать осуществлению правосудия.
– Похоже, они вам не нравятся, Дженни?
– Не нравятся, сэр, и даже очень.
– В таком случае прекратите стенать и идите, ловите их на неверном слове, взгляде, жесте, на логической ошибке – да на чем угодно. Между прочим, я собираюсь сейчас заняться именно этим. Правда, в отличие от вас мне эти люди нравятся, – признался Хэрри.
– Извините, сэр. Мне не следовало демонстрировать вам свою беспомощность. Решение, на которое вы меня натолкнули, я должна была принять самостоятельно.
Хэрри направился в гостиную, на ходу бросив:
– Точно, должна была.
Глава 14
С тех пор как в бульварных газетах появились первые сообщения о том, что Оливия убила принца, а сама бесследно исчезла, словно растворившись в воздухе, Маргарет так и эдак складывала в уме элементы этой головоломки. Даже когда в Сефтон-под-Горой приехали детективы, она не прекратила собственного расследования. Вырезав материалы об этом деле из газет, Маргарет завела специальную папку для свидетельских показаний, которые ей удалось раздобыть. Еще она вела дневник, изо всех сил пытаясь отыскать решение загадки хотя бы для того, чтобы попытаться внести какую-то ясность в ситуацию и по возможности ободрить совсем было упавших духом друзей. Все они испытывали сильнейшее чувство вины из-за того, что ничем не смогли помочь Оливии, и считали время после ее исчезновения, особенно первые несколько дней, худшим в своей жизни.
Теперь, когда друзья Оливии собрались вместе в гостиной, Маргарет окончательно утвердилась в мысли, что, устроив этот вечер, поступила правильно.
Детективы вернулись в комнату и уселись на свои места. Маргарет решила, что пора начинать.
– Детектив Сиксмит, у вас есть вопросы? – обратилась она к Джо.
– У меня много вопросов, мисс Чен. Но позвольте мне начать с главного: вы принимали участие в организации побега леди Оливии?
– Нет, не принимала, – ответила мисс Чен.
Джо обошел комнату, задавая тот же самый вопрос всем гостям, за исключением Дженни и Хэрри. И все они ответили то же, что и хозяйка дома.