Ей показалось, что она услышала хриплое дыхание матери, которой весь этот спор причинял боль. Однако остановиться была уже не в силах.
- Ну что же, - сердито ответил отец. - Если ты не поедешь в Венгрию, я лишу тебя содержания!
- Наконец-то я пойду работать! - тут же парировала она, зная, что это сильнее всего может задеть отца. Ей показалось, что Дэвид, сидевший напротив, мечтает очутиться за много-много миль от этой бури.
- Поступай как хочешь, Арабелла, - грозно ответил Рольф Торнелоу. - Но ни я, ни твоя мать, - коварно добавил он, - своего согласия не дадим.
И тогда, переводя взгляд с брата на мать и видя тревогу и печаль в их глазах, Элла осознала, что должна отступить. Она могла противостоять отцу, но только не в ущерб матери.
Конечно, будет неприятно, если отец лишит меня содержания, кроме того, принципиальность тогда хороша, когда мы можем это себе позволить. Надо трезво оценить ситуацию: либо я еду в Венгрию, либо мама может попрощаться со своим путешествием.
- А нельзя ли… - спокойно начала она, чувствуя, как тяжело уступать, - послать мистеру Фазекашу мою фотографию? - Это была последняя попытка поставить на своем и не позировать для портрета. - Вероятно, он умеет работать и без…
- Я уже послал ему твою фотографию! - прервал отец. - Ты едешь в Будапешт, и точка, - угрюмо заключил он.
Этой ночью Элла лежала в своей кровати, мучаясь бессильной злобой. Я должна была догадаться еще месяц назад, когда отец вдруг перестал упоминать об этом несчастном портрете! Его молчание еще не означало, что он отступился от своей затеи, наоборот! А как он обвел меня вокруг пальца с этой фотографией! Словно невзначай сказал как-то о своем желании, чтобы на его письменном столе были фотографии жены и дочери. И мы с мамой безропотно отправились к фотографу…
Элла долго не могла заснуть. Теперь уже не только отец вызывал у нее раздражение. С какой это радости Золтан Фазекаш согласился меня рисовать? - думала она. В деньгах он, конечно, не нуждается, и у него наверняка есть чем заняться!
Когда на следующее утро Элла провожала свою мать в аэропорт, она и виду не подала, что раздражена. Тщательно скрывая свое настроение за ослепительными улыбками, она сердечно наставляла Констанс:
- Забудь о нас и думай только о себе. И не посылай нам никаких открыток, если тебе не захочется.
- Нет, я обязательно пошлю вам открытку, - ответила мать.
Элла засмеялась и крепко обняла ее, прощаясь на целых шесть недель.
По дороге домой девушка чувствовала грусть из-за расставания с матерью и одновременно облегчение оттого, что та наконец-то уехала отдыхать.
В воскресенье Элла старалась встречаться с отцом как можно реже. Она не хотела с ним ссориться, но теперь это желание не было продиктовано любовью к нему.
Она надеялась, что если будет держаться от него подальше, то, возможно, он забудет их жаркие споры в пятницу.
Однако в понедельник после обеда отец сказал, что хотел бы поговорить. Поняв, что разговор пойдет о портрете, Элла последовала за ним в кабинет.
- Это адрес и номер телефона Золтана Фазекаша, - объяснил отец, протянув ей записку. - Я кое-что перевел на твой счет и…
- Мне не нужны деньги, - запротестовала она.
- А я говорю - нужны. Закажи себе билет на самолет как можно быстрее, - приказал он.
Элле не понравился его тон.
- Но ведь одна из нас - или мама, или я - должна остаться с вами, - нашлась она.
- Сами справимся, - оборвал отец. Элла покинула кабинет, размышляя о том, что сегодня уже поздно заказывать билет.
Один раз ослушавшись отца, на следующий день она сделала это уже с большей легкостью: преисполнясь мятежным духом, решила, что ехать в Венгрию вообще абсурдно.
Но в среду вечером произошло такое, что она переменила свое мнение. Спускаясь по лестнице, она увидела внизу брата, он поджидал ее у дверей столовой.
- Как дела? - спросила Элла, но ей не суждено было услышать ответ, потому что в этот момент дверь кабинета распахнулась и появился мрачный отец.
- Что-нибудь не так? - поинтересовался Дэвид у отца.
- Все в порядке, - ответил Рольф Торнелоу. - Но, похоже, я не смогу пообедать вместе с вами. - (Элла и Дэвид выжидающе смотрели на него.) - Сейчас позвонил Патрик Эдмондс. Он сказал, что ему необходимо срочно поговорить со мной об очень серьезном деле. Он скоро подъедет.
Внезапно Дэвид как-то странно всхлипнул.
- Что случилось, Дэвид? - быстро спросила Элла, глядя на мертвенно-бледное лицо брата.
- Я… - Он в ужасе закашлялся, но изо всех сил попытался взять себя в руки. - Виола, дочь мистера Эдмондса, - пояснил он, так как его отец мог забыть это, - она… э-э… - и опять нервно кашлянул, - она беременна.
Какой ужас! - думала Элла, уставившись в искаженное гневом отцовское лицо.
- Что? - взревел Рольф, вспоминая, что сын говорил лишь о нескольких свиданиях с дочерью Патрика Эдмондса. - От тебя?
Элла заметила, что Дэвид испугался: их отец в гневе был страшен. Однако, еще сильнее побледнев, он храбро произнес:
- Да.
- Ей придется сделать аборт, - быстро решил проблему отец.
Однако Дэвид не стушевался, он, казалось, даже рассердился.
- Виола не пойдет на это, - решительно ответил он.
Отец очень удивился уверенному тону Дэвида, но и на это тут же дал ответ:
- В таком случае ты должен отрицать свое отцовство.
- Ничего подобного я не сделаю! - взорвался Дэвид. - Виола - порядочная девушка.
- Но ты же не собираешься на ней жениться?
- Я сделал бы это, если бы она согласилась, - ответил Дэвид, и голос его с каждой фразой звучал все громче и громче. - Но она не хочет.
- Ты сошел с ума! - задохнулся Рольф Торнелоу, но как раз в этот момент появилась Гвенни. Одного взгляда на происходящее было для нее достаточно, чтобы повернуться и уйти туда, откуда она пришла. Отец приказал: - В мой кабинет! - и вместе с сыном двинулся прочь, продолжая ругаться.
Элла последовала за ними, однако дверь захлопнулась у нее перед носом, из чего она заключила, что ее присутствие нежелательно.
Если Дэвид по-прежнему такой же безответный, каким всегда был, тогда я должна во что бы то ни стало прийти ему на помощь! - волновалась она.
Но адский шум, доносившийся из-за двери, был признаком того, что брат кричит так же громко, как и отец, и Элла поняла: ее поддержка не понадобится, Дэвид продемонстрировал, что в состоянии позаботиться о себе сам.
Девушка направилась было в столовую, но есть совсем не хотелось, и она начала подниматься по лестнице, как обычно не замечая портретов своих родственниц, внимательно ее разглядывавших.
Патрик Эдмондс, должно быть, очень зол на свою дочь, размышляла она, остановившись на просторной лестничной площадке. Но, вслушиваясь в грозное рычание, долетавшее сюда из кабинета, подумала, что в данном случае отец парня разъярен наверняка сильнее, чем отец девушки.
Она вспомнила, что иногда плохое настроение Рольфа Торнелоу длится неделями, и решила, что теперь жизнь в замке, судя по всему, превратится в сущий ад. Отсутствующим взглядом блуждая по портретам, она думала о том, что хорошо бы уехать отсюда на время.
И вдруг внимательно посмотрела на картины, которых только что не замечала. Пожалуй, это неплохая идея.
На ходу составляя план действий, Элла отправилась в комнату матери и забрала из письменного стола все бумаги, относящиеся к путешествию в Южную Америку. Ее отец считал, что все в доме подчинено его воле, и в большинстве случаев так и было. Но в кризисные моменты Констанс Торнелоу с ее тихой внутренней силой становилась просто необходима всем, включая мужа. С тех пор как Элла отправила свою мать в отпуск, отец мечтал вернуть ее домой. Он, конечно, сочтет, что сейчас подходящий повод. Не бывать же этому!
Потом Элла пошла в библиотеку и нашла справочник по Восточной Европе, где перечислялись не только все авиакомпании, но и отели. Вернувшись наверх, она сделала несколько неудачных попыток связаться с венгерской авиакомпанией "Малев" и вынуждена была отложить это до утра. Однако все же позвонила в Будапешт и забронировала номер в отеле с этой ночи. Теперь надо было собрать багаж. Упаковав вещи в чемодан, она вдруг с неприязнью вспомнила, что надо достать еще один - специально для бального платья, в котором, согласно традиции, она должна позировать.
Утром осталось лишь сделать пару телефонных звонков и прийти на завтрак. В каком настроении будут отец с братом? - прикидывала Элла. Удастся ли мне сообщить им, что я улетаю!
Завтрак прошел в ледяной атмосфере, мужчины не проронили ни слова, и Элла не смогла заставить себя заговорить.
Когда Дэвид вышел из дому, она увязалась за ним, но у него голова была забита собственными проблемами, и он ничего не воспринимал. Элла не стала его тормошить и угрюмо побрела назад. Позвонив в авиакомпанию, она заказала место в самолете, который должен был вылететь в середине дня. Все, что ей осталось, - это сообщить Хэтти и Мими, что она воспользуется их любезным согласием поработать в магазине, и выкупить свой билет.
Со смешанными чувствами Элла села в самолет, а немного спустя вошла в свой номер в отеле. Оказавшись в Венгрии, она смогла наконец критически оценить ситуацию и опять задала себе вопрос: что я, в конце концов, собираюсь тут делать? Станет ли Будапешт меньшим из двух зол? В той атмосфере, что царила сегодня утром дома, жить невозможно. Но я и позировать не хочу!
Чувствуя, что умирает от голода, Элла отправилась на поиски гостиничного ресторана. Затем перевела свои часы на местное время. Вспомнив, что отец ждет ее к обеду в "Торнелоу Холле", она решила, что пора уже позвонить ему.
- Где? - удивленно переспросил он, услыхав, что она находится в Будапеште.
- Я в Венгрии. Ты же сам хотел, чтобы я уехала побыстрее, - добавила она, решив, что он уже забыл о своем приказе.
- Надеюсь, что ты хотя бы мистера Фазекаша уведомила заранее! - сказал отец раздраженно и, так как она не ответила, резко спросил: - Ты в доме мистера Фазекаша?
Узнав, что она находится в отеле, отец отругал ее и закончил приказным тоном:
- Немедленно позвони ему, скажи, что уже приехала. И не забудь извиниться!
Извиниться? За что?
- Да, папа, - пробормотала она и собралась уже попрощаться, но тут он вспомнил, о чем хотел спросить.
- В какой дыре сейчас торчит твоя мать? Ты наверняка знаешь. Я никак не могу отыскать ее бумаги.
- Очень плохо слышно, - ответила Элла и положила трубку, испытывая угрызения совести из-за "пропавшего" договора с турагентством.
Ее мучили разноречивые чувства: то ей казалось, что она поступила правильно, то захлестывало ощущение вины. Несмотря на всю жестокость отца, она все-таки любила его, и ей захотелось больше ничем его не огорчать. Преодолевая внутреннее сопротивление, а может, и просто упрямство, она нашла клочок бумаги с телефоном художника и набрала номер.
Трубку поднял какой-то мужчина.
- Здравствуйте. Я хотела бы поговорить с мистером Золтаном Фазекашем, - отчетливо и очень медленно произнесла она, надеясь, что собеседник имеет хотя бы отдаленное представление об английском.
- Это я, - ответил он с легким акцентом, и Элла обрадовалась, что может говорить на родном языке.
- Очень хорошо, - продолжила она и, помня о том, что отец никогда не сокращал ее имени, хотя оно такое труднопроизносимое, сообщила: - Меня зовут Арабелла Торнелоу. Я в Будапеште. Вы ведь меня ожидаете?
Ответом ей было молчание, и она подумала, что, возможно, он знает английский не так уж хорошо, как ей показалось сначала. Поскольку он не говорил ничего ни на венгерском, ни на английском, она попыталась объясниться еще раз, назвав гостиницу, в которой остановилась. Но когда и это сообщение не вызвало никакого ответа, Элла решила задать последний вопрос:
- Я должна приехать к вам?
На сей раз он ответил:
- Ничего не случится, если вы этого не сделаете. - И, пока она переваривала его слова, бросил трубку.
Глава ВТОРАЯ
На следующее утро, принимая ванну, Элла удрученно размышляла над грубостью Золтана Фазекаша.
Если он на своем родном языке разговаривает так же, как на английском, стало быть, он само очарование! Вчера я думала, что поездка в Венгрию - меньшее из двух зол, но оказалось, что придется провести неизвестно сколько времени в обществе сварливого старого холостяка. Правда, по его голосу не скажешь, что он такой уж старик. Скорее, средних лет. А голос такой жесткий и настороженный!
Элла оделась, спустилась в гостиничный ресторан и позавтракала рогаликами и сыром. Нет, лучше не торопиться с возвращением в Англию, пока дома все не уладится, решила она. А то внезапно уехала, тут же вернулась, не выполнив поручения, - все это переполнит чашу терпения отца, и бедному Дэвиду придется еще хуже.
Она с содроганием вспомнила убийственную атмосферу в "Торнелоу Холле. Да, самое правильное - пожить пока в этом отеле, погулять по городу… Правда, Золтан Фазекаш может поинтересоваться, куда я делась. Но я скорее повешусь, чем снова позвоню ему!
Однако, разложив все по полочкам, Элла поняла, что, как бы это ни было ей противно, придется, наверное, остаться в Венгрии и позировать для портрета.
Элла вернулась в номер. Чем заняться? Ей вовсе не улыбалось сидеть на месте в ожидании звонка художника, но, с другой стороны, не хотелось и мерзнуть, осматривая венгерскую столицу в холодный пасмурный день. Ладно, раз уж я приехала, то осмотрю местные достопримечательности: Будайские горы на высоком берегу Дуная и Пешт на низком берегу, а также начинающуюся здесь Великую равнину.
Она уже надела пальто и взяла сумочку, как вдруг зазвонил телефон. Элла подняла трубку.
- Надеюсь, вы обойдетесь без посторонней помощи? - резко спросил мужской голос, который она сразу же узнала, хотя до этого слышала только однажды.
Поведение художника начинало ее раздражать.
- Что? - спросила она.
- Вы должны переехать ко мне, - потребовал он, и Элла разозлилась еще сильнее.
Какого черта он здесь командует? Вырвавшись из-под власти одного деспота, она совершенно не собиралась тут же попасть в лапы другого!
- У вас есть мой адрес? - резко спросил он, не дождавшись ее ответа.
- Есть, но… - Она собиралась сказать, что хотела бы сначала осмотреть город, но он снова бесцеремонно ее прервал:
- Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим! - и снова бросил трубку.
Ничего себе! - подумала она, не зная, что задело ее больше: деспотичный характер художника или то, что он ждет не дождется, когда отделается от нее, хотя еще ни разу ее не видел.
Я не собираюсь расшибаться в лепешку, выполняя его приказы, решила Элла, покинула свой номер и, поменяв стерлинги на форинты, выбрала около дюжины открыток с видами Венгрии. Она расположилась в холле и, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин, стала подписывать открытки для всех родственников, для Гвенни и для прислуги в "Торнелоу Холле". Не забыла она и своих друзей, и Дэвида, и этого тирана - отца. Хотя уже другой тиран, с которым ей недавно пришлось познакомиться, не выходил у нее из головы.
Когда все открытки были посланы, Элла отправилась в буфет выпить кофе. Она была слишком взвинчена, чтобы попробовать хотя бы одно из аппетитных пирожных, красовавшихся на витрине. Золтан Фазекаш не оставлял ее мысли. Как она позволила незнакомому человеку так обращаться с нею - было вне ее понимания.
Выпив кофе, Элла по-прежнему была не готова выполнить требование художника. Но тут, к счастью, вспомнила о старом мистере Вэдкомбе, который уже выписался из больницы и чувствовал себя неплохо, правда, был еще очень слаб, когда она навестила его на прошлой неделе. Его, конечно, обрадует весточка из Венгрии.
Выбрав еще одну открытку, подписав ее и отослав, Элла вернулась в номер. Расчесала свои прекрасные густые рыжие волосы, слегка подкрасилась, надела строгий костюм темно-янтарного цвета из тонкой шерсти и аккуратно сложила все вещи. Затем она позвонила и попросила портье прислать в ее номер коридорного за багажом, а сама спустилась вниз, чтобы оплатить счет.
В поддень Элла надела пальто и села в такси, чтобы добраться до дома Золтана Фа-зекаша. Она никогда не была трусихой, но, глядя, как шофер быстро лавирует среди множества машин (неужели в Венгрии нет законов об ограничении скорости?), чувствовала легкую тошноту. Ну и лихач попался!
Оказалось, что дом Золтана Фазекаша находится в Буде - районе дорогих вилл. Наконец шофер остановился, достал ее чемоданы и отнес к фешенебельному парадному входу.
- Кёсёнём, - поблагодарила она, произнеся единственное известное ей венгерское слово, и расплатилась, вызвав поток непонятных фраз - шофер явно обрадовался щедрым чаевым.
Не имея ни малейшего представления о том, что он сказал, Элла ответила улыбкой, понятной человеку любой национальности. Подходя к двери, оба сияли. На звонок вышла маленькая плотная женщина в аккуратном темно-синем платье.
- Jo napot, - строго приветствовала она девушку.
Надеясь, что это означает "добрый день", Элла поздоровалась. Тогда женщина взглянула на чемоданы, пробормотала универсальное "ага", открыла дверь шире и позвала:
- Oszvald!
Взяв свой багаж, Элла переступила порог, но женщина жестом показала, чтобы девушка поставила чемоданы на место, и добавила:
- Nem! Oszvald.
Как только Элла ступила на мягкий ковер в холле, появился невысокий коренастый человек, которому, как и женщине, было явно под шестьдесят. Он занес чемоданы, и Элла поняла, что это и есть тот самый Освальд. Поравнявшись с Эллой, он вежливо произнес:
- Jo napot, - и стал подниматься по широкой лестнице.
- Ё налог, - ответила Элла. - Может, вы хотя бы чуть-чуть говорите по-английски? - добавила она, но тотчас поняла всю нелепость этого вопроса, заметив на лицах обоих смущение.
Элла решила, что встретившая ее женщина - экономка, но спросить было не у кого, и ей оставалось только надеяться, что она не ошиблась адресом. Женщина тоже стала подниматься по лестнице, и, предполагая, что она хочет показать ей комнату, Элла отправилась следом.
В доме было несколько этажей, а комната, в которую Эллу проводили, находилась на втором. Обставлена она была безупречно. На полу мягкий кремовый ковер, розоватые обои на стенах, пушистое розовое покрывало на широкой кровати и мебель красного дерева. В комнате оказалась еще одна дверь, ведшая в ванную. Закончив показ, провожатая сказала что-то совершенно непонятное.
- Прошу прощения… - начала девушка, понимая, что надо срочно найти какой-нибудь способ преодоления языкового барьера. Однако первой нашлась экономка: переставила свои часы на два и показала их Элле.
- Ebed! - сказала она, постучала по стеклу и вернула стрелки часов назад.
- Кёсёнём, - вежливо ответила Элла и, довольная, что женщина тут же ушла, задумалась над тем, что же произойдет в два часа.