- Так и не спросишь, на ком он женился? - Лоу не выдерживает затянувшегося молчания первым.
Чуть качаю головой:
- Разве это так важно?
- Мне важно.
- А мне важно, что облака в твоем небе меня не слушают…
- Он женился на моей сестре! - Лоу почти выкрикивает это, почти выплевывает.
Я, наверно, должна была быть к этому готова. Давным-давно сделать выводы на основании всех разговоров, рассказов, намеков. Но я не сделала, не подготовилась, и даже сейчас не готова была это понять, потому как…
- Она же его дочь! - я даже сажусь, настолько я ошарашена.
- Она дочь моего отца, - возражает мне Лоурэл. - Анхен всего лишь приютил сиротку.
- Но… он же растил ее, воспитывал… Ты сам говорил, он относился к ней, как к дочери, любимой, обожаемой дочери…
- Любимой дочери, - кивает Лоу. - Очень правильное словосочетание. Все эти годы, что она росла в его доме, ключевым для него было именно слово "дочь". Обожаемая и любимая - но именно дочка, маленькая девочка, он иначе ее и не видел. А она давным-давно выросла, и любила его отнюдь не так, как любят отцов. Он не понимал и не замечал, она злилась… И не прогадала, порвав с ним на долгие годы. Встретив ее теперь, после столь долгой разлуки, он осознал, наконец, что главное в том словосочетании отнюдь не "дочь", ключевое слово - "любимая"…
- Ты, наверное, рад, - вновь бессильно откидываюсь в траву. Любимая… Любовь всей жизни… За столетия до моего рождения… И я - пять минут от его вечности, возомнившая себя центром его вселенной… Принцесса его души, почетно… Ну вот, нашлась и королева сердца…
- Рад? - горько переспрашивает Лоу. - Я был бы рад, если б они не вздумали женихаться, когда пепел еще не остыл и прах не развеян. Зачать ребенка в тени смерти… Ну вот чем надо было думать, чем?! И ведь говорил, увещевал, убеждал… Но это ведь я - зло, а отнюдь не то, что они творят!.. Как безумные ж оба, честное слово! Хочу-хочу-хочу… "Если это Любовь…", "если это Судьба…"… Ну любовь, ну судьба, а дальше что, кто-то думал? А дальше пепел, прах и смерть, но это ж я безумен безумием коэров!..
- Здорово, - он переживал о чем-то, мне уже не доступном. - А меня ты зачем позвал, рассказал мне все это? Ведь я могла бы быть еще счастлива, еще ждать, еще верить… много-много дней…
- Зачем? - усилием воли оттолкнув от себя свои переживания, он оборачивается ко мне. - Анхена больше нет, Лара. Для тебя - больше нет. Просто оставайся со мной…
- Во сне?
- Во сне. Раз уж я не могу достичь тебя наяву, значит, во сне, - он наклоняется и нежно касается моих губ своими. Его губы теплые, мягкие… на этом все.
Мглистый туман застилает глаза, я отстраняюсь, истончаюсь, развеиваюсь… Или это сон мой развеивается, повинуясь единственной мысли: не хочу. Чувствовать его губы, его навязчивое внимание, его серый пепельный взгляд без единой искорки страсти. Не хочу быть здесь, с ним. Хочу проснуться.
И я просыпаюсь. Почти.
Потому что я вновь в доме коэра. В уютном кресле посреди маленькой гостиной. В платье, которого я у себя не помнила, с волосами, свободно струящимися по плечам. В камине потрескивает огонь, а Лоурэл неподвижно сидит напротив.
Его снежно-белые волосы кажутся кричащим пятном на фоне темной обивки кресла, на фоне серой его сорочки, на фоне чуть посеревшего, словно воскового лица.
- А ты, похоже, голодный, - замечаю отстраненно.
- Просто давно не евший, - он тоже не слишком эмоционален.
- Почему я не могу проснуться? - есть вопросы, которые волнуют меня сейчас больше его питания. Я хочу уйти. Я хочу отсюда уйти. Не видеть, не слышать, не помнить…
- Зачем? - он чуть выгибает красивую бровь. - Ты будешь там одна, я здесь один… Не сбегай от меня, Лар. Тебе ж раньше нравилось мое общество.
- Я бы хотела сейчас побыть одна. Я устала, Лоу.
- Устала? Ты сейчас спишь, твое тело в полном покое. Это ли не отдых?
- Ты не даешь мне проснуться?
- Еще рано просыпаться, Лара. До утра далеко.
Закрываю глаза. Открываю глаза. Я здесь, он здесь, ничего не меняется.
- Ну тогда хоть беседой развлеки, - обреченно вздыхаю я. Мне ли тягаться с коэром? - Но, если можно, не о том, какой ты счастливый вампирский дядюшка. Или братец. Каково это, быть братом одновременно и матери, и ребенку?
- Так "не о том" или "каково это"? - вновь лишь легкое движенье брови на неподвижном, как маска, лице.
- Неважно. Только не молчи. Не смотри так, - я уже не жду от него искренности, объяснений его поведению, его настроению. Я хочу лишь избавиться от его молчания и немигающего взгляда пепельных глаз.
Но его все-таки прорывает.
- Я не знаю, что делать, Лар, - произносит он с отчаяньем, наклоняясь вперед, опираясь локтями о колени и упирая пальцы в виски. - Я не знаю. Мой мир - рухнул.
- Из-за этой женитьбы? - недоумеваю я. - Этого ребенка? Но не думал же ты, что твоя сестричка будет вечно одна? Сам же мечтал новый мир ей открыть, чтоб твой племянничек там коэрствовал. Племянничек, считай, уже есть, дело за миром. Или не знаешь, как открывать?
- Я мечтал, да, - соглашается он. - Я стремился. И про Анхена - я, в общем, знал, что он ее судьба, и ребенок будет от него…
- Ну, тебя послушать, так ты знал и что Анхен - моя судьба. Или это не ты убеждал меня в этом чуть ли не с пеной у рта?
- Я, Лар, я. Я не забыл. И, самое паскудное, я не ошибся. Но судьба… Понимаешь, когда мы произносим "он ее судьба", мы домысливаем себе невольно, будто это означает их счастливую совместную жизнь. Но судьбе нет дела до таких мелочей, судьбе неважно, будут ли эти двое вместе долго или счастливо, судьбе просто надо, чтоб эти двое были вместе в некий ключевой момент истории, ибо это даст ниточку к следующей цепочке событий. Боги творят судьбу не ради индивидуумов, но ради народов. Не ради частного, но ради глобального. Ради спасения мира, спасения народа, вывода его на какую-то новую ступень бытия… И частная жизнь конкретной пары, как и конкретной личности, для них - ничто, я тебе вроде уже говорил…
- Говорил? Может быть, абстрактно. Вот только убеждая меня быть с Анхеном, вновь и вновь, раз за разом толкая в его объятья, ты забывал уточнить, что "моя судьба" - это просто быть для него "суррогатом", напоминающим, что где-то есть "настоящая" - твоя несравненная сестричка… - от горечи сводит скулы.
- Да нет, дракос тебя раздери! Ты все цепляешься к тем словам, ты мне так их и не простила, но эти слова - ложь, весь смысл их был в том, чтоб развести вас с Ясминой по времени! Ну я же живой, Лара, - смотрит он на меня с тоской и болью. - Я слишком живой для коэра, - чуть качает недовольно головой, вздыхает, берет себя в руки. И пытается объяснить спокойней. - Ты - для него, и она - для него, и отменить это я не в силах. Но его жизнь длинна, твоя нет, вы с Ясминой могли бы просто никогда не пересечься. И быть счастливы - каждая… Я ведь тоже сбиваюсь, Ларис. Мне тоже хочется трактовать эти "ты для него" в самом бытовом и приятном смысле. Мне казалось, будто это значит: ты та, ради которой он перевернет этот мир, перемешает небо и землю, изменит законы и порядки, политику, мировоззрение - да что угодно, и это послужит тому, что портал в новый мир не просто откроется, он будет нужен и желанен всем… Но это мечты, Лара. Все прозаичнее, проще, жестче. Ты для него, да. Но не спутница, не возлюбленная, не его половинка. Ты для него всего лишь ключ, катализатор целого ряда событий, которые свершаться, если ты будешь рядом…
- Не суррогат, - горько киваю я. - Ключ и катализатор. Это ж так все меняет! - пытаюсь вложить весь сарказм, на который еще способна. - А половинка, спутница и возлюбленная - это, конечно, прекрасная Она чистейших эльвийских кровей?
Молчит, едва заметно качнув головой.
- Я бы хотел, - наконец, произносит. - Да, я хотел бы. Я видел их парой еще в те дни, когда она была ребенком, я знал, что дитя, которого не сможет подарить Арчара, моя сестра ему однажды родит… Вот только богам нет дела до чьих-то фантазий и чьего-то счастья… - болезненно сжимает губы и молчит, глядя невидящим взглядом куда-то мимо. Затем, словно решившись, чуть трясет головой, будто прогоняя раздумья, и продолжает, уверенно глядя мне прямо в глаза. - Ну а раз так - мне нет дела до подобных богов… Не надо мне такого солнца. Ни третьего, ни четвертого…
Молчу, потонув в водовороте его объяснений. Я, все же, отвыкла от него за эти полгода. От его предвидений и предчувствий, поиска указующих знаков за каждым событием, его манеры видеть окружающих лишь фигурами на божественной доске, все движения которых - лишь замысловатый рисунок ради высоких божественных целей. Каждый день проживая "здесь и сейчас", выстраивая по кирпичику наше совместное с Анхеном счастье, гоня от себя неправильные мысли и неправильные ощущения, стремясь стать той, с кем любимому хорошо и уютно, я не задумывалась о том, что такое наш с ним союз в рамках вселенной. Я просто жила. Просто проживала каждый свой день с ним. Им… Если бы я не заболела, не сломалась, если бы я согласилась бы зачать этого ребенка…зачала бы… то сейчас… он бы не стал проводить обряд зачатия с Ясминой, или это не изменило бы ни-че-го?..
- Понимаешь, Лар, боги, конечно, оставляют нам знаки, и их много, целая россыпь… - А Лоу продолжал меж тем о своем, о коэрском. - Но когда ты позволяешь своим чувствам взять верх, когда начинаешь жить идеей, мечтой, когда фанатично служишь этой мечте… В один прекрасный миг ты забываешь, что это - всего лишь твои желания, а не предначертанное свыше. Ты перестаешь беспристрастно внимать знакам, ты трактуешь их так, чтоб итог сходился: предаешь больше значения одним, не замечаешь других, веришь, что сможешь чуть скорректировать третьи… И я видел, да, я чувствовал, что не все так гладко, но я трусливо закрывал глаза, мне казалось, что я смогу… исправлю, сглажу… И все будет - и третье солнце, и счастье моей сестры…
- Погоди, я не понимаю уже ничего! - прерываю его бессмысленные бормотания. - При чем тут все это? Со счастьем у твоей сестры все, вроде, хорошо, куда уж больше? И любимый мужчина, и ребенок, зачатый чуть ли не с первой попытки, а не через двести лет мучительных неудач. Учитывая, что портал к третьему солнцу ты собирался открывать исключительно ради сестры с ее дитятей, дабы все их почитали и любили, - так все тебе только на руку. Да и титул авенэи куда уж более почтению способствует.
- Помнишь… - невесело, обреченно даже тянет Лоу. И продолжает - хрипло так, горько, - да, я жил только ради этих двух целей: третье солнце - и ее счастье. Ее счастье - и третье солнце. И две цели слились для меня в одну… Так давно, что я уж и не помню… А теперь - я не могу больше прятать глаза, не замечать, я вижу это ясно, словно это уже случилось: для того, чтобы моему народу был открыт вход в третий мир - не сейчас, не сиюминутно, но однажды потом - моя сестра должна умереть. Именно ее смерть спровоцирует те события, что приведут однажды… - его голос срывается, он замолкает, закрыв лицо руками. - И вопрос встал иначе, - продолжает он минуту спустя ровным безжизненным голосом, выпрямляясь в кресле и не мигая глядя перед собой глазами, полными пепла. - Третье солнце - или ее счастье. Спасение моего народа - или ее жизнь. А при таком раскладе я выберу жизнь сестры, Ларис. Прости, но я выберу жизнь сестры.
- У меня ты прощения за что просишь? Я, знаешь ли, не принадлежу к тому народу, который ты сегодня передумал спасать. И который, в массе своей, никогда спасаться и не жаждал. Им, как и тебе, и вампирами быть неплохо.
- Да, я знаю, но… боги все же ведут мой народ к спасению… Долгой, мучительно долгой дорогой… по которой никто не рвется идти… И все знаки указывают на то, что именно ты станешь той формальной причиной, которая погубит мою Ясмину. Принесет ей смерть, - он смотрит мне в глаза, будто пытаясь прочесть там… Что? Подтверждение своих слов? Мое понимание изложенной им позиции?
А я… впервые начинаю сомневаться в его здравом рассудке. Все же детские травмы, вечная жизнь между сном и явью, бесконечные попытки услышать божественный шепот и прозреть будущее… Скорректировать будущее, помочь богам, помешать богам… Может, все эти плетения судьбы существуют только в его голове?
- И как же я погублю ее, Лоу? Она вампирша, коэрэна, авенэя… Любимая жена, в конце концов. А я? Человечка, не сумевшая стать для вампира кем-то большим, чем девочка для досуга… Да, досуг затянулся, но… Уж не думаешь ли ты, что, снедаемая дикой ревностью, я всажу нож в ее сердце? Даже будь в моей душе столько ненависти, нож я всадила бы ему - не ей. Она передо мной ни в чем не виновата, она и не знает, что я существую, а он… обещал… Он мне обещал увести туда, где я смогу жить, смогу вылечиться…
- Так, может, и увезет. Решит выполнить свое обещание, отдать долги… А Яся останется здесь одна, без поддержки, без защиты… И она вовсе не коэрэна, не унаследовала… А уж за то, что она теперь авенэя, Владыка первый готов ее растерзать… Я не знаю, Лара, я не сказал, что ты ее убьешь, это абсурд, но косвенно… Чувство вины, Ларис. Оно просочилось из будущего в прошлое и витало над девочкой студенткой, приходя к ней во снах… сумбурных снах, ведь вы еще не знакомы… Будь ты не причем, оно не травило бы твое подсознание…
- Каких еще снах?
- Уже не помнишь… А мне рассказала однажды, и я с тех пор забыть не могу… Неважно, Ларис. Но если ты - причина ее гибели, мне остается только одно, - он вздыхает, но продолжает твердо, - предотвратить вашу встречу. И способ у меня для этого тоже остался только один.
- Нет… - шепчу я, отчаянно дергаясь, не веря, не желая верить, что он безумен настолько, что он действительно решил сделать это… Я проснусь, я непременно проснусь, это только сон! Это только мой воспаленный бред, нет ни Лоу, ни свадьбы Анхена и Ясмины. Я проснусь!
Явь сбивается, идет волнами, сереет туманом, я ухожу, улетаю, просыпаюсь… Почти.
В этой степи не растет ни одного цветка. Лишь ковыль, седой и безумный. Даже дерева, взращенного для того, чтобы прятать нас от солнца, здесь больше нет. Впрочем, нет здесь и солнца. Все небо затянуто облаками. Белесыми, словно стебли вечного ковыля.
- Ты сильная, Лар. Даже удивительно, насколько сильная. Но ты не сбежишь.
Мой коэр сидит на траве напротив меня. И даже не скрывает уже, что он - мой тюремщик.
- Знаешь, мне казалось всегда, что есть что-то еще, - я смотрю на него, и вроде все уже понимаю, но не могу ненавидеть. - В твоем отношении ко мне, в твоей заботе, в твоем участии… Не ради Анхена, не ради воли богов, не во имя воплощения каких-то там хитрых комбинаций… Мне казалось, есть еще и симпатия между нами, и приязнь… Такая простая личностная привязанность. И хоть самую капельку, но я все же тебе дорога. Сама по себе, вне знаков и предначертаний.
- Ты мне дорога, - кивает он. - Я же сказал, мой дом без тебя опустел. Будь это не так, я бы выбрал тебе иное место. А так - останешься здесь, со мной. Будешь духом-хранителем моей самой любимой долины, незримой хранительницей моего очага… Никогда не состаришься, никогда не умрешь, никогда не будешь страдать от обескровливания, сколь бы я в запале не выпил. Ты ведь помнишь, как нам хорошо было вместе? Все это вернется, но уже без всяких ограничений. Болезни тела оставят тебя вместе с телом. Да и зачем оно тебе - тяжелое, уязвимое, подверженное разложению? Ты будешь духом - свободным, прекрасным…
- Как много слов, Лоу. Таких красивых, ничего не значащих слов… И ты правда думаешь, что став духом, я прощу тебе тот маленький, не стоящий внимания факт, что ты убил меня? Лишил жизни, отделив душу от тела и не пуская обратно?
- Да, не сразу, - он спокоен и даже уверен. - Но со временем ты поймешь, это выход. Это самый приемлемый выход. Для всех. Для тебя тоже. Ну зачем тебе возвращаться, что ждет тебя там? Анхен, который счастлив с другой, а твое присутствие лишь болезненно давит ему на совесть, и потому он вечно будет стремится уйти, скрыться, заняться делами. Ясмина, которой тебя искренне жаль, и которая хотела бы тебе помочь, да не в силах, в то время как тебя все ее попытки лишь раздражают, потому как ревность… Да, ее тебе не хватит, чтоб воткнуть ей нож в сердце, но чтобы просто ее ненавидеть - вполне. А потом ты погубишь ее, и вина за это сожжет тебе душу… Тебе это правда надо?
- Да прекрати! Ты сам себя разве не слышишь? Это же бред, Лоу! Как я могу погубить вампиршу?! Как?! И, главное, откуда такая уверенность? Какие-то сны, которых никто не помнит, обрывки твоих ощущений, которые вчера ты трактовал так, а сегодня иначе… Что будет, если ты опять ошибся, а, Лоу? Что будет, если твоей сестре от меня ничего не грозило, а, напротив, я могла бы ее спасти, будь я рядом, но меня не было, ты помешал? Может быть, в тех снах, про которые лишь ты и помнишь, гуляло не чувство моей вины, а пережитый страх, что самое страшное едва не случилось? Ты разве знаешь доподлинно? Или опять додумываешь "чтобы итог сошелся"?.. И, кстати, сестрица твоя мне как раз на днях снилась. Довольная, словно с пережору, качалась себе на качельках и ржала на весь парк. И ничего там про смерть, знаешь ли. И "чувства вины" ни малейшего.
- А подробнее? - напрягается Лоу. - Что именно тебе снилось?
- Для тебя только сны и имеют значение, верно? - чуть разворачиваюсь, чтобы смотреть мимо него. Вдаль, на степь, к которой он меня приговорил. - Да ничего судьбоносного мне не снилось. Так… Яська твоя была девочкой, совсем маленькой, и качалась на тех качелях, что ты для меня в саду у Анхена сделал. Ну, вернее, она на своих качалась, тех, что вы ей когда-то делали. Но, поскольку как выглядели те, я не знаю, видела эти.
- Те были сплетены из цветущих лиан, - чуть прикрыв глаза, просвещает меня Лоу.
- Ну, видишь, как хорошо. Чего не знаю, то и не снится. Выглядела она, кстати, точь в точь, как ты, если б вдруг стал ребенком. И лицо, и волосы…
- Седые?
- Нет, белые. Как здесь. И дли-инные. Так и летали за ней, будто крылья.
- Так может, - он взволнованно сглатывает, - это был мальчик?
- В юбке?
- Почему… в юбке?
- Потому что это лишь сон, не надо искать в нем то, чего нет. Я Ясмину в жизни не видела. Поэтому перенесла на нее твой облик. И, поскольку для меня естественно, что маленькие девочки носят юбки и длинные волосы, я перенесла эти знания на вампиршу…
- Да, конечно. Вот только мы с Ясей действительно очень похожи. Глаза, разве что…
- Синие!
- Что? - недоумевает он.