Нет, об этом даже думать не хочется. Потому что новый повод для страха появляется. Теперь Стефани боялась будущего. Придется ей заполнять ту пустоту, что образовалась в их жизни после ухода Дэвида. И каким же образом этого достичь? Спортом Стефани никогда не увлекалась, из-за этого над ней постоянно подсмеивались. Так как же заменить Дэвида?
Что ж, для начала надо походить на футбол, посмотреть, как мальчики играют. Пусть ничего она в этом не смыслит, но хоть интерес выкажет. В отличие от Дэвида она не могла часами говорить о "Тиграх" и "Пантерах", но можно слушать, вопросы задавать, разве не так?
Ну и своими делами, конечно, придется заняться. Раньше Стефани то тут, то там подрабатывала, чтобы пополнить семейный бюджет. Теперь нужна постоянная работа. А для этого следует стильно выглядеть: прическа, маникюр и так далее.
Стефани не могла не заметить, как следят за собой Шанель и Дженис. А какие у нее самой ногти? Ну разумеется, не то чтобы она вовсе не обращает на них внимания, но видно, что у профессиональной маникюрши никогда не была.
Да, если заняться собой как следует, это должно помочь с работой. Положим, профессии у нее как нет, так и не будет.
Теперь-то ясно, что в колледже наряду с историей живописи и музыки следовало заняться чем-нибудь более практичным, но тогда это и в голову не приходило, Стефани занималась только тем, что нравилось.
На этой неделе у нее было собеседование с одним кадровиком, симпатичным пожилым мужчиной, и он предложил ей для начала пройти курсы в местном центре по найму.
– Они, собственно, и созданы специально для женщин, которые хотят вернуться на работу, – пояснил он. – И делают свое дело отлично, помогая выявить ваши истинные интересы и способности.
Ну, на всякие там курсы да университетские программы у нее времени нет. К счастью, о деньгах пока вопрос не стоит.
На прошлой неделе Дэвид положил на ее счет еще пару тысяч, так что можно сделать все платежи на месяц вперед. С другой стороны, любую покупку, в которой нет острой необходимости, приходится откладывать, тем более что на еде, коммунальных услугах, бензине и банковском кредите, выданном на строительство дома, не сэкономишь.
Алиментами займется мистер Уотерфорд. Хоть Дэвид и избегал говорить на эти темы, Стефани знала, что зарабатывает он вполне прилично, даже для адвоката. Удивительно вообще-то, как мало ей было известно о собственном финансовом положении. Свекровь, вроде Дэвида, лишь только речь зайдет о деньгах – рот на замок, а со свекровью что поделаешь?
Миссис Корнуолл была без ума от близнецов, что не мешало ей давать массу непрошеных советов матери о том, как их воспитывать. Сейчас она, наверное, на стороне сына, настаивает, чтобы он вытребовал себе право встречаться с сыновьями либо даже, чтобы их оставили с ним. Миссис Корнуолл – Стефани так и не смогла заставить себя называть мать Дэвида по имени, Стеллой, – была настоящей, стопроцентной сукой, а Дэвид – единственный сын, впитывающий наподобие губки все ее ламентации и обвинительные тирады.
Может, этим и объясняются его сексуальные склонности?
А какие еще тайны скрываются за его непроницаемым, как броня, видом? И почему это она никогда не обеспокоилась этой скрытностью? Большинство женщин всегда сетуют, если мужья мало общаются с ними. Может, все дело в том, что она и сама ходит закованной в броню и в броне этой ей совсем неплохо? Может, втайне она и не хотела чрезмерно вникать в дела Дэвида – лучше пусть каждый будет сам по себе?
Как скверно, что не с кем потолковать обо всем этом, близкого друга нет. А может, лучше беспристрастный незнакомец или, точнее, незнакомка – наподобие тех дам, с которыми она обедала на прошлой неделе? Правда, Стефани не склонна была слишком доверять советам незнакомых людей.
Пусть даже эти дамы тоже разводятся, у нее ситуация особая.
Стоит ей кому-нибудь, ну, скажем, Шанель, открыться, сказать, что стоит за ее разводом, и в ответ получишь холодный взгляд и какое-нибудь колкое, хоть и внешне вполне невинное замечание.
Единственная, с кем было хоть в какой-то степени просто, – это Дженис. Глори… ну, эта слишком вульгарна, и язык кошмарный, что же касается Ариэль, то она, кажется, полностью поглощена собой. Но с Дженис у них есть кое-что общее, начать хоть с того, что они члены одного женского клуба. И Дженис хорошая слушательница. О себе она сказала немного, а вот других заставила разговориться. Как это Шанель заметила – синдром случайного попутчика?
Так что, если подумать, может, стоит поучаствовать в этом обеде? Если выйдет, можно залучить на секунду Дженис и пригласить ее встретиться вдвоем. В каком-нибудь симпатичном местечке, скажем, в английском ресторанчике на Пост-стрит, где подают такое прекрасное мясо на ребрышках. А там, за обедом, можно постараться как-нибудь вывести разговор на "голубых". При этом вовсе не обязательно говорить, что эта проблема задевает ее лично. Всегда можно придумать подругу, которая совсем недавно обнаружила, что муж ее гомосексуалист, и теперь не знает, как уберечь от него детей…
Глава 12
Глори сидела на матрасе, разложенном прямо на полу. Вокруг в беспорядке валялись газеты, рассыпалась стопка фантастических романов в мягких переплетах, в изножье – стоптанные шлепанцы, у изголовья – остатки обеда. Ничего, кроме грязновато-розовой комбинации, на Глори не было. Будучи дома, большую часть времени она проводила именно тут по той простой причине, что, помимо матраса, сидеть можно было только на ржавом складном стуле, который она раскопала на чердаке у хозяйки.
Кровати Глори купить еще не успела, но подушки были пуховые, а простыни и наволочки – высшего качества. Чтобы приобрести все это, надо, как любила говорить Глори, как следует руками да ногами поработать.
Или скорее грудями потрясти, ибо именно по этой части у нее было все в порядке, что и приносило щедрые чаевые в "Горячих булочках". Матрас можно было найти и подешевле, тогда и на какую-нибудь кровать хватило бы, но постель – это ядро дома, который со временем Глори рассчитывала заиметь, и тут скупиться не надо. Все должно быть – первый класс.
И новеньким, с иголочки.
Уходя от Бадди, Глори приняла твердое решение: никакой дешевки. Именно это и означает новую жизнь, о компромиссах и речи быть не может. Она уже приступила к занятиям, чтобы сдать экзамены по программе "Всеобщее образование", – первый шаг к получению диплома, а там можно и в колледж поступить. Впрочем, факультет Глори еще не выбрала, ибо неясно пока, на что жить.
Разумеется, главное – это деньги. Случись что – болезнь, или обчистят тебя, или работу потеряешь – и все, ты на улице. Нынешняя ее работа, мягко говоря, бесперспективна. Да, чаевые хорошие, однако со временем фигура расплывается, тогда и чаевые идут вниз, и в конце концов оказываешься на нуле.
А ко всему прочему она ненавидела саму работу официантки, ненавидела неудачников-завсегдатаев "Горячих булочек", Ненавидела сальные замечания и заигрывания, за которыми стояло только одно: коль уж ты прислуживаешь в ночном клубе, стало быть, все твои прелести – на продажу. Идиоты!
Если бы выбрала она эту стезю, то сделалась бы девочкой по вызову в каком-нибудь, будьте покойны, роскошном отеле, а не набивала бы себе на ногах мозоли, отправляясь каждый вечер в эту дыру в северной части города. Нет, ночной клуб – дело временное, краткая передышка. Как только она решит, чем заняться, – прощай "Горячие булочки".
Но сначала надо заняться внешностью.
Глори скосила взгляд на блокнот, лежавший подле нее. Ей пришлось потрудиться, чтобы набросать силуэты своих сотрапезниц там, в ресторане. К счастью, в чем она преуспевала в школе, так это в рисовании.
– У тебя природный талант, – говорила ей в восьмом классе учительница рисования. И тут же начинала жаловаться, как трудно прожить художнику своим ремеслом. Так что мысль о карьере живописца Глори отбросила почти сразу.
И все же рисовальные способности втуне не пропадали.
К тому же у нее была хорошая зрительная память. Едва ли ни все, что попадалось Глори на глаза, она могла после запечатлеть на бумаге.
Может, в полицию податься, словесные портреты рисовать? Старушка до неба взовьется. Мать всю жизнь ненавидела закон в любом его обличье, и стоит ей узнать, что одна из дочерей работает на фараонов, так она описается тут же.
Между тем мать и глазом не моргнула, когда Вайолет нанялась в этот салон, где якобы делают массаж. Даже хвасталась ее заработками.
Глори задумчиво перебирала детали своего последнего разговора с матерью. Она и сама не могла понять, почему дала слабину и пошла к ней. Порой словно моча в голову ударяла, и Глори отправлялась в Розовый дворец – так называл местный люд этот квартал, где бесплатно давали жилье безработным, – и всегда все кончалось одним и тем же.
Как обычно, мать накинулась на Глори, едва та успела на порог ступить:
– О деньгах и не заикайся! Я сама на нуле, а пособие еще когда будет!
– Я не ради денег пришла, – сказала Глори.
Выражение лица матери не переменилось, но она хотя бы дверь пошире приоткрыла, так что Глори удалось проскользнуть внутрь. Мать была коротышкой со смуглой жирной кожей, слоноподобными ногами и огромным животом, который колыхался при ходьбе. Впрочем, ходить она старалась как можно меньше.
– Ладно, заходи, только ненадолго. Скоро вернется Джо, а ты ведь знаешь, как он тебя любит. Говорит, больно уж ты разважничалась. – Мать хитровато посмотрела на Глори. – Не пойму, чего это ты нагородила у себя на голове. Можно было бы и поприличнее прическу сделать. А так все торчит во все стороны.
– Я всего на пару минут, так что насчет Джо не беспокойся, – сказала Глори, пропуская мимо ушей все остальное.
Джо – очередной сожитель матери. Это был здоровенный дядя, любитель покричать, и юбки ни одной не пропустит, но мать от него без ума. Да она постоянно, на мужчин молится, то на одного, то на другого, и все они неудачники.
– Ну и где же ты устроилась после того, как Бадди выкинул тебя из дома? – с деланной небрежностью спросила мать.
Глори поняла, что ее подначивают, и ощутила одновременно обиду и злость. Как это понять – не знает, что ли, мать, почему она бросила Бадди? Или, может, он просто наврал ей?
– Как раз переезжаю, – сказала она. – Потому и пришла. Попрощаться хотела перед отъездом.
– Ты уезжаешь из Сан-Франциско? И куда же?
– В Сиэтл. Работа там уже есть. Где остановлюсь, пока не знаю, но, как только устроюсь, сразу же вышлю адрес.
Дыши ровно, маманя, иначе задохнешься.
– Что за работа? Какой-нибудь малый нанял тебя зарабатывать деньги задницей?
Глори помолчала. Особенно обидно то, что мать вовсе не хочет ее уязвить. Она и в самом деле считает, что так уж ей на роду написано – быть проституткой.
– Я буду работать в банке, – проговорила наконец Глори.
– Ах, вот как? – презрительно хрюкнула мать. – И кем же именно? Врешь ты все. Только меня не обманешь. Вся беда твоя в том, что ты думаешь, будто лучше нас всех. Точь-в-точь как твой отец, если, конечно, я не путаю, кто именно твой отец.
Он считал себя умнее всех, потому его постоянно выкидывали с работы. А когда выяснилось, что я беременна, тут же смылся.
Позволь мне кое-что тебе сказать…
Кончилось все, как обычно, криком и взаимными упреками. Впрочем, одно отличие было. В какой-то момент, когда мать посылала на голову дочери всяческие проклятия, словно какой-то щелчок внутри раздался, и Глори со всей отчетливостью поняла: это ее последняя встреча с матерью. Отныне она сирота. А это означает, что и с сестрами покончено.
С болью далось ей такое решение, но облегчение тоже чувствовалось. Теперь она будет во всем действовать по собственному усмотрению, ни с кем ни о чем не советуясь и ни перед кем не оправдываясь. Главное – стать личностью. Значить что-то в этой жизни. Главное – чтобы с тобой считались.
Трудность, однако, заключается в том, как это сделать.
Как стать личностью, как заставить с собой считаться? С чего начать – с внешнего облика?
Глори вырвала из блокнота листки с набросками и разложила их перед собой на тюфяке. Черты женщин, встреченных ею в приемной мистера Уотерфорда, переданы довольно точно, хотя некоторые вольности в изображении лиц Глори себе позволила. Удлинила подбородок Шанель, сделав ее похожей на ведьму, волосы Ариэль на рисунке вьются в художественном беспорядке, презирая законы тяготения, – в натуре далеко не так. Отличающаяся полнотой Стефани сделалась совсем уж толстухой, а квадратная челюсть Дженис воинственно выпячена, что придает ей сходство с охотником, идущим по следу.
Но узнать можно, а уж костюмы и вовсе воспроизведены один к одному.
Глори долго разглядывала наброски. Больше всего ей, конечно, хотелось походить на Шанель. Дженис выглядит как молоденькая студентка, и ей это идет, но совсем не к лицу рыжей с жесткими волосами. Ариэль же вообще не рассматривается. Глори смутно догадывалась, что и в этой женщине есть какой-то неуловимый шарм, но опять-таки все это не для нее. А Стефани? Что ж, для домашней хозяйки из пригорода одевается она вполне сносно, но ей, Глори, такие костюмы на все случаи жизни совершенно не подходят. А вот Шанель – это да! Глори так и видела себя в таком же, как у нее, элегантном, отороченном мехом костюме.
Да, но как такой раздобыть? Ясно, что шить на заказ. Да и сумки, туфли из оленьей кожи покупать она не может. Разве что переделать как-нибудь из уже имеющегося, чтобы хоть отдаленно напоминало одеяние Шанель? В конце концов не зря же два года она занималась экономикой домашнего хозяйства в школе.
Глори встала и пошла к гардеробу. Он ломился от платьев, в основном старых, ибо Глори никогда ничего не выбрасывала.
"Все в норку", – насмешливо бросил как-то Бадди, когда они с ним еще ладили.
Внезапно у Глори пересохло в горле, но, не уступая собственной слабости, она яростно тряхнула головой. Никогда и никакой мужчина ее больше на мякине не проведет, а о Бадди вообще говорить не приходится, и зачем ему, интересно, понадобилось выяснять у матери, где она теперь живет? Что ему от нее нужно? Еще одну взбучку задать хочет? Глори поморщилась, вспомнив, какой яростью загорелись у Бадди глаза, когда она хлестнула его по паху ремнем.
Что ж, если он снова заглянет к матери, может, и поверит, что Глори и впрямь уехала. Конечно, когда будут готовы бракоразводные документы, все станет на свои места, но это когда еще произойдет. Если повезет, случайно они никогда не столкнутся, а даже если столкнутся, что из того? Это свободная страна. Стоит ему хоть взглянуть на нее как-нибудь не так, она сразу же позовет полицейского.
Глори решительно отогнала эти неприятные мысли и принялась копаться в шкафу. Разглядывая свои платья глазами Шанель, она видела, что все это дешевка, о чем, в частности, свидетельствует обилие оборок и всяческих иных украшений.
И отчего это чем меньше платишь, тем больше лишнего на платьях? У Шанель жакет сверху донизу совершенно прямой и лишь слегка подчеркивает формы именно там, где это нужно. И нигде ни морщинки, хоть и просидела она на стуле не менее двух часов. Из чего следует, что качество – это качество. Беда лишь в том, что качество стоит таких денег, каких у нее нет.
Положим, есть у нее это шерстяное платье, купленное относительно недавно на распродаже. Бадди тогда раскричался из-за цены, и Глори пообещала вернуть его в магазин, но обещания так и не выполнила. Никогда она не могла заставить себя отказаться от того, что ей принадлежит. Как-то увереннее себя чувствуешь, когда у тебя много вещей, пусть даже большая часть из них давно вышла из моды. То же касается еды.
Едва она сняла эту квартиру, как накупила кучу консервов.
Так, на всякий пожарный.
Итак, шерстяное платье при ней, хотя, живя с Бадди, она ни разу не рискнула надеть его. Платье простенькое и не совсем, скажем так, подходит к ее фигуре. Слишком тесно облегает грудь и обтягивает бедра. Тем не менее это шаг в правила ном направлении. Решено, на следующий совместный обед она наденет его. Ну и с волосами надо что-то придумать. Понятно, к модному парикмахеру не пойдешь. Можно сделать локоны и пышно взбить волосы, уложив их волнами. И поменьше косметики, хотя Глори поклясться была готова, что грима Шанель кладет столько же, сколько и она, только не видно этого.
А может, отложив на время другие надобности, купить несколько новых платьев? Положим, если не изменить жизнь во всех смыслах, то никакие наряды не помогут. Новая работа – это тоже одна из главных проблем. Но разве проживешь на зарплату, допустим, продавщицы или секретарши? Да, ничего не дается просто так. Во всяком случае, ничего из того, к чему стоит стремиться.
А ведь так хочется выглядеть респектабельной дамой, так хочется стать, как бы выразиться, стильной женщиной. Именно поэтому и решила Глори пойти на этот обед, хоть и чужая она в их компании. К чему это ее в конце концов обязывает?
Ни к чему. В любой момент можно соскочить, особенно если подвернется что-нибудь более интересное…
Глава 13
Дженис не случайно пришла в университетский клуб первой. Ей надо было поговорить с директором клуба Морисом в качестве одной из своих общественных нагрузок, обязательных для жены преуспевающего стэнфордского профессора, она взвалила на себя неблагодарную должность сопредседателя инициативной группы по сбору средств на реставрацию старого здания клуба, так чтобы оно соответствовало вновь принятому сейсмическому кодексу штата Калифорния. Без этих весьма дорогостоящих работ клуб обречен. Поскольку строительного фонда нет в природе, клуб, за которым восьмидесятипятилетняя история, просто прекратит свое существование, и не так-то легко будет шестидесяти-, а иногда и семидесятилетним официантам, поварам, служащим клуба найти новую работу.
Так что, когда Дженис попросила Мориса об одолжении, он охотно откликнулся. А поскольку с просьбами она к нему обращалась не часто, то и неловкости не чувствовала. Да и речь-то идет о пустяке – раз в месяц бесплатно нужна одна из гостевых столовых клуба, обед по ценам для сотрудников да пара бутылок вина за счет клуба.
Морис пообещал зарезервировать за Дженис и ее гостями так называемый солярий. В ожидании гостей она с удовлетворением оглядывала удлиненную комнату: плетеная мебель, стены увиты хмелем, на подоконниках расставлены горшки с геранью и настурциями. Высокие окна с витыми карнизами выходят на оживленную Саттер-стрит, но шум улицы заглушается толстыми стенами. Сквозь матовые стекла в потолке льется жемчужно-голубой свет октябрьского солнца. "Хорошее предзнаменование для нашего начинания", – подумала Дженис.
Она придирчиво осмотрела стол с разложенными на нем приборами из старого благородного серебра, не новой, но, несомненно, из чистого льна скатертью и хрустальными бокалами, которые из-за почтенного своего возраста скорее светились, нежели сверкали. Стесненный в средствах клуб не мог позволить себе обновить свое убранство, но, бесспорно, здесь по-прежнему знали, как следует вести дело.
Тогда почему же, коль скоро все приметы так хороши, Дженис ощущает некоторую неловкость? Откуда это беспокойное, едва ли не виноватое чувство? Может, это совесть ее бунтует, о чем говорил Джейк? И почему, собственно, он так против всей этой затеи? Положим, Джейк любит выступать в роли адвоката дьявола…