- Деловая жизнь на улицах как будто процветает.
- Совершенно верно, особенно с прибытием большого числа янки, - подтвердила Леони, которая как-то вдруг замялась и нахмурилась. - Между прочим, Вики...
Меня удивил ее тон. Мы хорошо знали друг друга и дружили с первых дней нашего призыва на военную службу.
- Что такое?
- Возможно, я сую нос не в свое дело, - проговорила она неловко, краснея, - но скажи: ты уже сообщила о своем браке? Официально, я имею в виду.
- Нет еще, - отрицательно покачала я головой.
Моя начальница находилась в Рангуне вместе с нашим штабом, который перед этим переехал из Канди в расположение XII армии. Я рассчитывала по прибытии на место встретиться с ней и лично объяснить, почему я не запросила ее письменного согласия на брак.
- Но что случилось? - спросила я напрямик. - Ты что, кому-нибудь рассказала?
- Рейн Ламонт, - призналась Леони. - Я была уверена, что ей все известно, поскольку она заполняет личные формуляры служебного персонала, но она заявила, что для нее это новость и что этот факт не доставляет чрезмерной радости.
- Боже мой!
- Прости, Вики. Мне и в голову не пришло, что ты еще не поставила в известность кадры или, по крайней мере, начальницу. Почему ты этого не сделала? Ведь ты же не собираешься держать свой брак в тайне? А если ты хочешь уволиться...
- Вовсе нет, - отрезала я. - Во всяком случае, не сейчас. Но это не имеет значения. А если Рейну захотелось поважничать, то пусть тешится. Я объясню все подробно начальнице в Рангуне и извинюсь перед ней за то, что вышла замуж, не спросив предварительно ее разрешения. Мне казалось, так будет проще, чем пытаться объяснить ситуацию в письме. В конце концов, у меня есть вполне убедительное оправдание - не было времени ждать официального ответа.
- Верно, - согласилась Леони, но ее голос прозвучал как-то неуверенно. - Ты ведь знаешь, Рейн - странная женщина и имеет против тебя зуб. На твоем месте, Вики, я бы поостереглась.
- Я так и сделаю. Правда, я не вижу, где она может навредить - замужество не преступление.
- Если судить по тому, как она раскипятилась, - поморщилась Леони, - то можно подумать, что ты совершила какое-то злодейство. Мы вместе завтракали. Она меня пригласила, а не я ее. Предложила встретиться в кафе "Фирпо", и я пошла. Было бы немного невежливо отказаться. Не то чтоб я испытывала к ней особую симпатию, вовсе нет, - Леони вздохнула, - но известно ли тебе, что она получила официальное подтверждение о смерти мужа?
- Нет, этого я не знала, - ответила я, сразу же проникаясь сочувствием к Рейн. - Когда пришло извещение?
- Совсем недавно, как я поняла. Между нами говоря, - Леони повернулась и взглянула мне прямо в лицо, - я всегда думала, что ей наплевать на мужа, но теперь у меня возникли сомнения. Она, кажется, по-настоящему горюет о нем, будто... ах, я просто не знаю, что и думать. - Она пожала плечами. - Кто мы такие, чтобы осуждать? У нас ведь не было мужей в японском плену. Подобные вещи на разных женщин действуют по-разному. Метод Рейн забыться для меня неприемлем, но, очевидно, он помогал ей держаться на плаву, и это, по-моему, самое главное. Ей нужно было продержаться.
Мы свернули к гостинице Христианского союза и остановились у главного входа. Грузовик, отставший от нас в плотном транспортном потоке, подъехал через несколько минут. Утомленные и запыленные девушки спрыгнули на дорогу и тут же воспрянули духом, услышав о скором чаепитии. Все вместе мы вошли в вестибюль.
- Ты пойди закажи чай, - предложила мне Леони. - После того ужасного поезда у вас, наверное, пересохло в горле. Я же узнаю, что можно сделать в отношении вашего имущества. Твои вещевые мешки я уже пометила, теперь позабочусь о том, чтобы их разгрузили здесь, а не отправили в Барракпор с другими личными вещами.
Мы обе рассмеялись, припомнив один эпизод из прошлого, и я, поблагодарив ее, направилась вместе с девушками в помещение, где располагалось кафе. Там было довольно многолюдно, но я нигде не увидела Рейн, что меня весьма обрадовало. Для встречи с ней я была еще не готова. Возможно, я буду в лучшей форме, когда выпью чаю, приму душ и переоденусь.
Примерно через час Леони отправилась с австралийскими девушками в Барракпор, а я поднялась к себе в комнату, намереваясь поскорее избавиться от пыли и грязи длительного путешествия по железной дороге. Завтра мне предстояло лететь в Рангун, а перед этим, по всей вероятности, провести длительное время в ожидании на аэродроме в Калькутте - здесь находилась крупная военно-воздушная база, а мы не пользовались особыми привилегиями в смысле очередности отправки. Учитывая эти обстоятельства, я решила пораньше завалиться спать. После ужина, когда я сидела и разговаривала с армейскими медсестрами, собираясь вскоре уйти и лечь в постель, в ресторан неожиданно вошла Рейн в сопровождении американского полковника.
Он был довольно молод, с внушительным набором орденских ленточек на отлично сшитом мундире и довольно приятной улыбкой. Оба были абсолютно трезвые, но в приподнятом веселом настроении; они громко переговаривались и о чем-то шутливо спорили. Я увидела, как у медсестер поползли вверх брови.
Хотя Рейн была в гражданском платье, я поняла, что мои собеседницы узнали ее, а по выражению их лиц догадалась, что с подобным эскортом она появлялась здесь и раньше. Одна из девушек, не скрывая своего презрения, сказала:
- Эта, по-моему, тоже одна из ваших.
- Да, - призналась я холодно, - одна из наших, волею судьбы. - И вместо того чтобы подняться к себе в комнату, я вопреки первоначальным намерениям подошла к Рейн и проговорила: - Привет, Рейн, как поживаешь?
Она повернулась и, увидев меня, внезапно перестала улыбаться.
- Вот те раз, Вики собственной персоной... да еще и в погонах лейтенанта. По правде говоря, тебя-то я и ищу, подожди, не убегай.
Представив меня полковнику, Рейн с такой же непринужденностью, с какой перед этим встретила меня, предложила ему оставить нас одних. Полковник запротестовал, доказывая, что вечер еще только начался и что она обещала танцевать с ним. Но Рейн, не дослушав, остановила его и, проводив до двери, вернулась ко мне.
- Давай выпьем кофе, - предложила она, указывая на свободный столик.
- Послушай, я вовсе не собиралась портить вам обоим вечер. Я...
- Ты ничего не испортила. Кроме того, я очень устала, и мне порядком надоела эта вечная суета.
Выглядела Рейн действительно утомленной, подумала я, разглядывая ее исподтишка, когда она заказывала кофе юноше-официанту с сонными глазами, явившемуся на зов.
В уголках рта и возле глаз появились заметные морщины, и она сильно постарела с тех пор, когда я видела ее в последний раз. Она все еще выглядела красивой, но куда-то подевались прежняя кипучая энергия, живость и почти надменная самоуверенность. Теперь это была всего лишь высокая, привлекательная, очень стройная женщина, каким-то непонятным образом растратившая понапрасну молодость и потерпевшая от жизни сокрушительное поражение; не исключено, конечно, что все это было лишь плодом моей фантазии. Произошедшие с ней перемены так поразили меня, что неприязнь, которую я всегда к ней испытывала в прошлом, уступила место состраданию, и я с большей теплотой в голосе, чем хотела сперва, сказала:
- В самом деле? Мне очень жаль. Приходится в последнее время много работать?
- В отделе кадров? Господи, вовсе нет! У меня масса свободного времени, очень удобная кровать и каждый вечер танцы. Совсем не как у вас, героинь, прошедших с передовыми дивизиями через всю Бирму.
Говорила она насмешливым тоном, с кривой ехидной улыбкой, такой знакомой по прошлым встречам. Тем не менее меня сильно удивили ее нынешние суждения. Ведь до перевода в штаб, где, по ее признанию, у нее была "масса свободного времени", она вместе с Джилл находилась в Импхале и добросовестно выполняла свои нелегкие обязанности.
Нам принесли кофе. Рейн открыла небольшую дамскую сумочку, расплатилась с официантом и, будто только что вспомнив, вынула какое-то письмо и протянула его мне.
- Меня попросил передать это тебе наш... ну, назовем его наш "общий знакомый".
Ее голос звучал спокойно, но я почувствовала затаенную антипатию. Взяв письмо, я с изумлением узнала на конверте почерк Алана.
- Оно же от Алана Роуана!
- Знаю. Это он попросил передать.
- О! . . Ты виделась с ним? Вероятно, вчера?
- Ты очень проницательна, Вики, - кивнула Рейн. - Именно вчера. Я поехала на станцию, чтобы забрать кое-какие вещи, которые следовало отправить в Барракпор, и в это время туда прибыл поезд Алана. Он страшно обрадовался встрече со мной: это избавляло его от длительных хлопот по выяснению твоего местонахождения. Ах, не пугайся. - Она смотрела с нескрываемой насмешкой. - Сегодня утром он уже проследовал дальше, в Бомбей. Мне кажется, он хочет лишь нежно попрощаться или сообщить тебе свой адрес. Почему бы тебе не прочитать и не узнать?
Я развернула сложенные листки и сделала вид, что внимательно читаю. В них между прочим сообщалось название корабля, который должен был доставить Алана на родину, и перечислялись гавани, в которых предполагалось делать по пути остановки. Подняв глаза, я встретилась с пристальным взглядом Рейн, в котором светилась откровенная неприязнь, и лихорадочно старалась угадать, зачем она меня искала.
- Как я поняла, Алан все еще безнадежно влюблен в тебя? - спросила она довольно бесцеремонно. Я ничего не ответила, но Рейн не отступила: - Он сказал, что ты вышла замуж, и Леони подтвердила это сегодня за завтраком. Я едва поверила своим ушам, но, по-видимому, ты действительно замужем. Или они оба ошиблись?
- Нет, не ошиблись, - ответила я как-то вяло. - Я вышла замуж в Австралии.
- Но ты не доложила об этом, не так ли? Я всегда думала, что ты и Алан...
- Ничего подобного, - поспешно перебила я. - И я доложу о состоявшемся бракосочетании, когда увижу завтра начальницу.
- Через два месяца после события? - заметила Рейн с сарказмом. - А ты не очень торопишься.
Я поставила чашку и закурила, предложив предварительно сигарету Рейн.
Она отрицательно покачала головой.
- Спасибо. Предпочитаю свои. Привыкла вот к этой марке.
Она достала из сумочки американские "Честерфилд", привычно постучала пальцем по пачке и вытянула сигарету. Рейн была старше меня на пять лет, и, тем не менее, в ее поступках сквозил какой-то ребяческий вызов, нарочитое бахвальство своим положением. Она курила сигареты полковника, хотя он для нее так мало значил, что она услала его, едва удостоив ласкового слова. А ее муж умер в плену на строительстве Таиландской железной дороги.
Эти мысли, вероятно, отразились на моем лице, потому что я увидела, как Рейн вспыхнула. Она долго молчала, бесцельно вертя в руках кофейную чашку.
Медсестры, с которыми я перед этим разговаривала, поднялись из-за стола и, проходя мимо нас, холодно пожелали нам спокойной ночи. Рейн не ответила; когда же девушки вышли, она - визгливо и сердито - взорвалась:
- Сидишь такая довольная собой и уверенная в своей правоте! Ее посылают в Австралию с определенным заданием, а она там, видите ли, как бы между прочим выходит замуж. Вернувшись, не торопится, как положено, доложить, но через какие-то две недели успевает разбить сердце несчастного Алана Роуана. И у тебя еще однажды хватило нахальства заявить мне, что я не имею права развлекаться с другими мужчинами, так как у меня есть муж Родди. Если ты помнишь, мы тогда вдрызг разругались.
- Да, помню, - сказала я, - но это было давно. Нужно ли нам теперь снова ссориться? В конце концов, нам вместе лететь в Рангун завтра.
- Знаю, - ответила Рейн. - Именно поэтому... - Она замолчала, затягиваясь сигаретой. - Именно поэтому я собираюсь рассказать только тебе, и больше никому, кое о чем. Рассказать правду о Родди, но ты должна пообещать мне, что сохранишь услышанное в тайне.
- Ну, разумеется... - начала я в изумлении, с полуоткрытым ртом таращась на нее. - Все, что ты захочешь мне сообщить, естественно, останется при мне, но с какой стати ты должна со мной откровенничать? Ведь мы никогда... то есть...
Я замолчала, опасаясь сказать лишнее и тем самым вызвать ссору, которой старалась избежать.
- Мы никогда не были подругами, хочешь ты сказать? - заметила Рейн резким тоном. - Да, мы не особенно-то любили друг друга. - Плотно сжав губы, она не совсем твердой рукой налила себе кофе. - Однако у меня есть свои причины, почему я решила поделиться с тобой, и не все они - можешь верить или не верить - такие уж корыстные. Я не забыла твоих слов, которые ты мне бросила в лицо при нашей последней встрече. Они с тех пор постоянно терзали мою душу: я просто не могла примириться с тем, что ты осудила меня, не зная истинного положения вещей. А ты ведь не имела ни малейшего представления.
- Нет, не имела, - призналась я, ощущая некоторую неловкость. - Откуда я могла знать, Рейн; редко, кто знает всю правду. Но тогда я многое наговорила со зла, во время ссоры. Тебе хорошо известно, что в таких случаях часто говорят больше, чем нужно и чем хотелось бы.
- Например, - гнула Рейн свое, не слушая меня, - ты не знала, что в тот момент, когда ты отняла у меня Алана, я горячо любила его. Тебе ведь и в голову не пришло, что такое возможно?
Потрясенная, я подтвердила, что подобная мысль у меня даже не возникала. Правда, оглядываясь назад, я припомнила, как Алан однажды сказал, что встречался с Рейн и ее мужем в 1942 году в Сингапуре, незадолго до вступления в город японцев. Короткий период времени Алан служил там, но, к счастью, за несколько недель до последнего неспокойного Рождества в Сингапуре под владычеством англичан его перевели в другую часть, дислоцированную в Калькутте. Однако он никогда не утверждал, что они с Рейн что-то значили друг для друга или, если уж на то пошло, были просто хорошими друзьями. Выслушав меня, Рейн пожала плечами.
- Хорошо, верю тебе на слово. Не думаю, чтобы ты знала, потому что Алан тоже ни о чем не догадывался. Я от него скрывала. Была, понимаешь, замужем.
- Да, но...
- Взгляды Алана на интимную связь с замужней женщиной, возможно, теперь изменились, - добавила быстро с горечью Рейн. - Быть может, ты помогла ему их изменить. Кто знает. Мне известно только, что, когда ты впервые появилась, представления Алана на этот счет были весьма консервативными. Вот почему тебе удалось отбить его у меня, забрать ту небольшую частицу его сердца, которая принадлежала мне. Это, а также тот факт, что мой муж находился в плену, сделали меня в глазах Алана неприкасаемой. Самое смешное - то, что он познакомился с тобой через меня. Я пригласила его в нашу компанию в тот вечер, когда он встретил тебя, хотя, я думаю, тебе сегодня удобнее тот эпизод забыть.
- Да, - призналась я, - совсем забыла.
- Как это похоже на тебя, Вики. Но все случилось именно так. - Рейн вздохнула. - Алан и я отплыли из Сингапура на одном пароходе, и Родди попросил его позаботиться обо мне. Некоторое время - из доброты и зная, что я совершенно одна, - он возил меня с собой, а потом я вступила в наш отряд. Я не собираюсь делать вид, что между нами было что-то большее, чем дружба, но друзьями мы были очень близкими и поддерживали постоянную связь друг с другом, которая много значила для меня, хотя мы не могли часто встречаться. Алан знал все о Родди и был единственным человеком, с которым я могла откровенно говорить и которому - помимо нашей начальницы - я могла все рассказывать. Потом, - голос Рейн сделался жестким, - мы случайно снова встретились в Шиллонге, и я, как последняя дура, познакомила его с тобой.
- Послушай, - проговорила я в растерянности, - я всего этого не знала. Совершенно не представляла себе...
- А теперь ты знаешь и представляешь! - заметила Рейн насмешливо.
- Да, ты права, - ответила я, стараясь найти способ уйти от дальнейшего разговора, поскольку не желала ничего больше слушать. Но, будто почуяв мое стремление покончить с этой слишком интимной беседой, Рейн поспешно подозвала официанта:
- Принесите нам еще кофе, да побыстрее! Обслуживание здесь никуда не годится.
Лениво шаркая по паркету ногами, официант приблизился к нашему столику; на его сонном лице застыло укоризненное выражение, легкий тюрбан был в беспорядке, словно нахлобучивал он его второпях. Мы были одни в просторном, прохладном кафе, и он явно был недоволен нашим затянувшимся присутствием. Видимо, ему так же страстно, как и мне, хотелось, чтобы Рейн наконец отправилась спать и оставила его в покое.
- Рейн, тебе не кажется, что уже поздно? - сказала я, но она только отмахнулась.
- Ах, глупости, они обязаны обслуживать до полуночи, а до двенадцати еще далеко.
Заказывала она тоном, заранее исключающим всякие возражения. Официант поклонился и отправился выполнять заказ.
Я взглянула на часы. Еще не было и одиннадцати, то есть, по калькуттским меркам, довольно рано. Вероятно, добрая половина жителей гостиницы продолжала веселиться где-то на стороне. Как сказала Рейн, кафе должно оставаться открытым до полуночи, и, следовательно, при желании мы могли и дальше сидеть здесь. Вот только такого желания я не чувствовала.
Потушив сигарету в пепельнице, Рейн тут же закурила следующую. Взглянув на нее, я с удивлением увидела, что ее глаза полны слез, и почувствовала угрызения совести. Все эти годы - пока муж находился в плену - жизнь довольно немилосердно обходилась с ней, а я не понимала и не старалась понять ее чувства к Алану. И что у нее сейчас на душе.
Официант принес кофе и осторожно поставил на стол поднос. Я расплатилась, прибавив чаевые - более щедрые, чем обычно, - и, видя, что Рейн не шевелится, принялась разливать ароматный напиток.
- Леони говорила тебе, - спросила Рейн внезапно, - что я на прошлой неделе получила официальное извещение о смерти Родди? Теперь я вдова и свободна поступать, как мне заблагорассудится.
Холодный, безучастный тон ее поразил меня. Вероятно, в душе я принадлежу к тем старомодным людям, которые предпочитают упоминать мертвых с благопристойной сентиментальной сдержанностью.
- Да, говорила, - ответила я в замешательстве, слегка запинаясь. - Мне очень жаль, Рейн, невозможно высказать словами, как я сожалею. Понимаешь...
- О, ради Бога! - перебила меня Рейн. - Не разбрасывайся попусту своим сочувствием. Хорошо, что все так случилось. Родди не мог вернуться, и я не захотела бы его принять.
Крайнее изумление отчетливо отразилось на моем лице.
- Как ты можешь такое говорить? Он был в плену, на строительстве Таиландской железной дороги. Как бы ты к нему ни относилась, ты, конечно же, не могла желать ему смерти.
В глазах Рейн светилось презрение, но предназначалось она Родди или мне, трудно сказать.
- Я же говорила тебе, - сказала она с горечью, - что тебе неведомо истинное положение вещей. Все вы, даже не подозревая правды, осудили и вынесли мне приговор. Родди никогда не работал на Таиландской железной дороге, никогда не покидал Сингапур. Он оказался предателем, разве ты не понимаешь? Изменником! Всю войну он вещал по радио для японцев.
Со страхом и недоверием я смотрела на Рейн.
- Почему ты так уверена? - спросила я наконец, и она ответила коротким жестом, выражавшим одновременно и безнадежность и бесповоротность ее решения навсегда вырвать это воспоминание из сердца. Этот жест убедил меня сильнее любых слов.