– Хочется думать, что так и было.
– Вы меня дурачите.
– Вовсе нет, – настаивал Джейк. – Конечно, Джим не был там одновременно с Дэниелом. Он появился только сто лет спустя.
– Уверены, что не путаете Дэниела Буна с Дэйви Крокеттом? <Герой фронтира и политический деятель. Был убит при обороне миссии Аламо в 1836 году.>.
– Надеюсь, что нет. На школе уже висит дощечка. Мраморная. С надписью.
– Есть какие-то доказательства, что Бун бывал в Боуэне?
– По-моему, никаких, – хмыкнул Джейк, лукаво подмигнув. – но мы верим,о чистая правда. Ну так вот, наши ребятишки ездили на автобусе в шикарную среднюю школу Сент-Клсра. Но там стало слишком тесно. Нам давно пора было построить свою. Мы даже заимели футбольную команду. В прошлом году только об этом и говорили… пока не увидели игру. Господи, что за жалкий сброд! Правда, я был на всех матчах да и в этом году не пропущу ни одного, поскольку теперь, когда моя дочка дома, она будет ходить со мной. Майк согласилась быть врачом команды, а это означает, что она должна сидеть на боковых линиях и лечить травмы игроков. Все мы знаем, что их опять побьют, но все мы как один болеем за своих. Что поделаешь, ребятишки стараются, вот и нужно хотя бы кричать погромче. Пусть знают, что мы с ними. В прошлом году не выиграли ни единого матча. Есть у нас здоровые парни, да только не знают, что делать, когда удается заполучить мяч. Да и бить не умеют. А ты любишь футбол, Тео?
– Еще бы!
– Играл в свое время?
– Играл. В старших классах и колледже, пока не повредил себе коленку.
– А кем был в команде? Ты высокий, да и плечи мускулистые. Скорее всего защитником?
– Верно, – кивнул Тео. – Но уж очень давно это было. Глаза Джейка хищно блеснули.
– Когда-нибудь подумывал о тренерской работе?
– Никогда, – засмеялся Тео.
– Майк наверняка сумела бы починить твое колено.
– Должно быть, вы очень гордитесь дочерью. Еще бы, вернуться в родной город, чтобы открыть клинику!
– Конечно, горжусь. Но ни за что не позволю изводить себя работой. В Сент-Клере есть и другие доктора, которые привыкли подменять друг друга, чтобы у каждого хоть когда был выходной.
– А почему она оперирует в Бретене?
– Хочет немного подзаработать. Была здесь совместителем, но теперь уволится и больше уж не вернется. А ты любишь рыбачить?
– Очень, только последние несколько лет все времени не катает. Зато нет ничего лучше того умиротворения, которое снисходит на человека, когда он…
– Держит в одной руке удочку, а в другой – банку холодного пива?
– Вот именно. До чего же приятно…
Они принялись обсуждать сравнительные качества наживок и блесен, а кончили тем, что стали бахвалиться, кто и какую рыбу поймал. Джейк проникся огромным уважением к собеседнику. Он и не думал, что кто-то понимает и любит.рыбную ловлю не меньше его самого, но, слушая Тео, должен был признать в нем достойного соперника.
– Говорю же, тебе следует приехать в Боуэн. Там-лучшая рыбалка во всем штате, и я надеюсь это тебе доказать. Уж поверь, прекрасно проведем время на моем причале.
– Не боитесь, что я поймаю вас на слове? – пошутил Тео.
– А чем ты зарабатываешь на жизнь? – осведомился Джейк.
– Я прокурор.
– А с чего бы это начальник полиции послал тебе цветы? – выпалил Джейк и, смутившись, добавил:
– Не думай, я не подглядывал. Просто букет стоял на стойке сестринского поста, прежде чем его принесли сюда, и я случайно прочитал карточку.
– Я приехал в Новый Орлеан, чтобы произнести речь на съезде работников правоохранительных органов, – пояснил Тео, игнорируя замечание Джейка и никак не комментируя такую честь со стороны местных властей. – И работаю на министерство юстиции.
– А что делаешь?
– Я был прикреплен к специализированному полицейскому подразделению, – буркнул Тео и, сообразив, что это звучит довольно туманно, добавил:
– По борьбе с организованной преступностью. Мы только что выполнили задание.
– Так ты достал своего преступника?
– Да, – улыбнулся Тео.
– И теперь сидишь без работы?
– Почему? Министр хочет, чтобы я остался. Но я не уверен, что хочу этого.
Джейк продолжал засыпать его вопросами. И Тео подумал, что из него вышел бы превосходный государственный обвинитель. Он обладал острым умом и редкой сообразительностью.
– Ты когда-нибудь подумывал заняться частной практикой? – поинтересовался Джейк.
– Иногда.
– В Боуэне нет хороших адвокатов. Есть парочка в Сент-Клере, но они живо оставят тебя без штанов, только зазевайся. Тамошние жители не слишком хорошо о них думают.
Пока Джейк распространялся о своем городе, Тео напряженно размышлял, каким бы образом поделикатнее вернуть беседу к интересовавшей его теме.
– Ваша дочь замужем? – выпалил он наконец. Вот тебе и деликатность!
– А я все гадал, когда ты заведешь разговор о Майк. Нет, не замужем. Времени не было. Конечно, парни в Боуэне и Сент-Клере ходят за ней хвостом, но она была слишком занята устройством клиники, чтобы обращать на mix внимание. Она еще молода. И умница. Господи, какая она умница, девочка моя! Окончила колледж, когда и двадцати не было, и продолжала заниматься медициной. Ей пришлось уехать из штата, чтобы попасть в ординатуру, но при каждом удобном случае она нас навещала. Майк все отдаст за свою семью. И потом она такая хорошенькая, верно?
– Очень.
– Я так и думал, что ты заметишь. Джейк встал и придвинул стул к стене.
– Приятно было потолковать, но теперь мне пора. Постарайся заснуть, а я пока снесу коробку в машину. Доктор Купер отдал моей дочери старый хирургический инструмент, а когда она просила меня приехать за ним, не поверишь, улыбалась, словно в утро Рождества. Если когда-нибудь окажешься в Боуэне, не поленись заглянуть в "Лебедь". Это мой бар. Выпивка за счет заведения.
Он был уже у двери, когда Тео обрел дар речи:
– Если я не увижу вашу дочь до отъезда, пожалуйста, поблагодарите ее от моего имени и передайте, как мне стыдно за то, что испортил ей платье.
– Обязательно.
– Может, наши дороги еще пересекутся.
– Может быть, – кивнул Джейк.
Глава 6
Друзья Джона так и оставались бы в счастливом неведении, не приди им на помощь случай. Ровно через две недели после похорон Кэтрин Камерон столкнулся со скорбящим вдовцом в "Коммандер пэлес", шикарном ресторане, расположенном в Садовом районе. Камерон сидел в одном из обеденных залов в ожидании поверенного, с которым предстояло обсудить бесконечную и невыносимо тошнотворную тему алиментов. Жена, которой скоро предстояло стать бывшей, вознамерилась разорить его и в довершение к этому публично унизить, и, судя по тому, как шло дело, она своего почти добилась.
Джон с молодой женщиной ужинали в соседнем зале. Блондинка показалась Камерону смутно знакомой. Склонив голову, она прилежно что-то писала в ежедневнике.
Камерон никак не мог вспомнить, где видел эту женщину, но радовался, что друг вышел из добровольного заточения, пусть даже и по делу. После смерти жены настроение Джона ежесекундно менялось: то он пребывал в эйфории, а через минуту уже изнемогал от жалости к себе и впадал в депрессию.
Блондинка подняла голову, и Камерон сумел рассмотреть ее лицо. Довольно хорошенькая. Где же он все-таки ее видел?
Он решил прервать их беседу и поздороваться. Заказал двойной скотч, чтобы подкрепиться перед тяжким испытанием, каким ему представлялась встреча с поверенным, и стал пробираться между столиками в соседний зал. И не урони он нечаянно ручку, так и не узнал бы правды. Камерон наклонился, и в этот момент увидел, как Джон стиснул бедро блондинки под белоснежной полотняной скатертью. Ноги девицы разошлись, а она сама слегка подвинулась, всем телом налегая на его поползшую вверх руку.
Камерон был так шокирован, что потерял равновесие и едва не растянулся на полу. Однако быстро пришел в себя и выпрямился. Ни Джон, ни блондинка его не заметили. Она повернула голову и уставилась в пространство, чуть жмурясь от наслаждения.
Камерон не верил собственным глазам, но растерянность быстро сменилась недоумением. Он неожиданно вспомнил блондинку, хотя ее имя так и затерялось в памяти. Та самая бесцветная вялая особа, называющая себя дизайнером по интерьерам! Камерон встречал ее в офисе Джона. О да, теперь он точно знает! Ни вкуса, ни таланта! Превратила офис его друга в салон борделя, выкрасив прекрасные, отделанные панелями орехового дерева стены в омерзительно кричавший желто-горчичный цвет.
Ее способности, очевидно, крылись в другой области. Судя по тому, как жадно Джон пялился на ее пухлый ротик, в спальне ей не было равных.
Камерон продолжал стоять в дверях, уставясь в спину приятеля, пока не осознал истину в полной мере.
Сукин сын провел их всех!
Возмущенный Камерон, пылая гневом, повернулся и пошел к своему столику. И все пытался убедить себя, что зря наговаривает на Джона. В конце концов, они знают друг друга много лет и вместе прошли нелегкий путь. Да, он безоговорочно доверял Джону.
До этого момента. Черт побери, что же Джон сотворил с ними? Одно дело – экономическое преступление, а вот убийство…
До этого случая члены клуба никогда не решались на что-то подобное да и сейчас убедили себя, что делают доброе дело. Скажи это начальству или присяжным… вот смеху-то будет!
Господи Боже, действительно ли Кэтрин была неизлечимо больной? И умирала медленной мучительной смертью? Или Джон просто лгал, чтобы заставить сделать за себя грязную работу?
Нет, невозможно! Джон не стал бы так ужасно лгать насчет жены. Он любил ее, черт возьми!
К горлу Камерона прихлынула тошнотная волна. Он не знал, что и думать. И все же нехорошо обвинять друга, не владея фактами. А вдруг эта связь началась уже после смерти Кэтрин?
Камерон был в таком отчаянии, что сразу же ухватился за эту мысль. Да, конечно! Джон знал декораторшу до смерти жены. Кэтрин сама наняла блондинку, чтобы заново обставить спальню. Да, Джон был знаком с ней, ну и что? После смерти жены он, тоскующий и одинокий, искал способа немного отвлечься, а тут подвернулась эта женщина. Черт побери, возможно, это она воспользовалась его уязвимостью!
Но назойливые сомнения не давали покоя. Если все так невинно, почему Джон ничего не рассказал о ней приятелям? Почему все скрыл?
Может, потому, что пепел его жены еще не остыл. Да, вероятно, так и есть. Джон понимал, что со стороны его роман кажется кощунством. Люди наверняка посчитали бы это странным и стали бы сплетничать и злословить, а члены клуба, естественно, этого не желали. Джон достаточно умен, чтобы не лезть. в глаза посторонним.
Камерон почти уверил себя, что все им увиденное не имеет особого значения. Но все же считал нужным удостоверься. Он постарался, чтобы Джон его не увидел. Заплатил бармену и смылся из ресторана. Велел парковщику подогнать подержанный "форд-седан", на котором теперь приходилось ездить: будущая экс-женушка наложила лапы на его драгоценный "ягуар", пропади пропадом эта шлюха!
Он доехал до следующего квартала, скорчился на заднем сиденье, обернулся и стал следить за входом в ресторан, не забыв позвонить по мобильнику своему поверенному и отменить ужин.
Парочка вышла на улицу минут двадцать спустя. Постояли на обочине, поодаль друг от друга, отчужденно, словно были едва знакомы. Джон сунул руки в карманы брюк, блондинка сжимала сумочку и ежедневник. Когда парковщик привел ее машину, блондинка сунула сумочку под мышку и пожала руку Джону. Парковщик открыл дверцу ее вишнево-красной "хонды", она уселась за руль и, не оглядываясь, отъехала.
На взгляд постороннего наблюдателя все было крайне пристойно и по-деловому.
Минуту спустя прибыл серый "БМВ-кабриолет". Джон неторопливо снял пиджак и аккуратно сложил, перед тем как бережно поместить его на место пассажира. Горькая зависть объяла Камерона. Полгода назад у него тоже был шкаф, забитый костюмами от Джозефа Аббауда, Калвина Кляйна и Валентино, но потом его жена в приступе пьяной ярости схватила тесак и покрошила всю одежду в клочья. Небольшая истерика стоила ему пятидесяти тысяч долларов.
Господи, как он жаждал взять реванш! По ночам, лежа в постели, придумывал сотни способов разделаться с ней. И важнейшим элементом его грез была боль. Он хотел, чтобы сука умирала в мучениях. С каким наслаждением он воображал, что бьет по оконному стеклу, к которому прижато се лицо, и эта б… медленно истекает кровью. В его фантазиях осколок задевал ее артерию.
О да, он хотел, чтобы она страдала, поплатилась за все его несчастья. За то, что украла его жизнь. Она заморозила все его вклады до согласования всех условий развода, и Камерон уже предвидел, каков будет исход. Она заграбастает все.
Нет, она, разумеется, не знала о "Соуин-клуб" и тщательно скрываемых вкладах. Никто не знал. Ее поверенный тоже не нашел бы денег, даже вздумай он их искать. Миллионы долларов лежали на оффшорном счету, и никто не сумел бы определить истинных владельцев.
Нo сейчас это не имеет значения. Он все равно не коснется этих денег до своего сорокалетия. Таков договор. Остальные не позволят ему позаимствовать немного из фонда. Слишком это рискованно, так что следующие пять лет ему придется класть зубы на полку и влачить нищенское существование.
Счастливчик этот Джон! Теперь, когда Кэтрин мертва, он заполучит весь остаток трастового фонда, который не придется ни с кем делить.
Изнемогая от зависти, Камерон наблюдал, как приятель натягивает свою бейсболку. Он знал, что Джон носит ее только потому, что пытается скрыть наметившуюся лысину. К пятидесяти годам у него на голове не останется ни единого волоса, какими бы средствами он ни пользовался. Но какое это имеет значение? Он по-прежнему нравился и будет нравиться женщинам. Эти твари готовы на все смотреть сквозь пальцы при условии, что у партнера водятся денежки.
Камерой тряхнул головой, чтобы избавиться от приступа жалости к себе. Все равно это ничего не даст. Кроме того, он вполне может продержаться еще несколько лет.
"Думай о будущем!" – твердил он себе. Скоро он станет мультимиллионером, отойдет от дел, переедет на юг Франции, а его женушка пусть локти себе кусает!
Джон скользнул на мягкое кожаное сиденье, ослабил галстук, поправил зеркальце заднего обзора и укатил. Может, последовать за ним?
Камерон раздраженно запустил пальцы в волосы. Нет, он несправедлив к Джону и поэтому выходит из себя по таким пустякам. Все это выглядит совершенно невинным. Джон любил жену и, если бы существовало лекарство от ее болезни, не задумываясь, потратил бы последний цент, чтобы спасти Кэтрин.
И все же он никак не мог успокоиться. В душе словно сидела заноза. Вот если бы они могли посидеть и поговорить, недоразумение наверняка разрешилось бы. Джон объяснил бы, что это подозрение – всего лишь реакция на те угрызения совести, которые испытывал Камерон из-за содеянного ими во имя милосердия.
Камерон уже подумывал развернуться и направиться домой, но так и не решился. Он должен точно знать. Быть уверенным на все сто.
Он поехал короткой дорогой через Садовый район и оказался у особняка Джона раньше самого хозяина. Прелестный дом викторианской эпохи стоял на углу, в живописном соседстве с двумя гигантскими древними дубами и магнолией, бросавшей черные тени на передний двор. Камерон остановился на боковой улочке у ворот с электронным управлением, выключил фары и двигатель и стал ждать под раскидистыми ветвями, загородившими уличное освещение. В доме было темно.
Вскоре машина Джона подкатила к воротам. Камерон уже потянулся было к ручке дверцы, но замер.
– Дерьмо! – прошипел он.
Она тоже оказалась тут! Ждала. Пока открывались железные ворота, Камерон заметил блондинку, стоявшую на дорожке, сбоку от дома. Двери гаража поднялись, и Камерон увидел припаркованную внутри красную "хонду".
Едва Джон успел поставить машину и выйти, она метнулась к нему. Большие круглые груди подпрыгивали под облегающим лифом платья, как накачанные силиконом мячики. Убитый горем вдовец не смог дотерпеть до дома. Они набросились друг на друга, как бродячие псы в течке. Черное платье в мгновение ока было расстегнуто до талии, мужская ладонь жадно шарила по ее груди. Они поспешно ввалились в дверь. Его стоны удовольствия перемежались ее пронзительным смехом.
– Сукин сын, – пробормотал Камерон. – Глупый сукин сын. Он достаточно увидел!
Осталось только вернуться домой, вернее, в снятую однокомнатную квартиру в убогом квартале района складских помещений, и метаться по комнате, сходя с ума от злости, тревожась, кипя гневом. Бутылка шотландского виски только подогрела бешенство.
Часа в два утра двое пьяниц затеяли драку под его окном. Камерон с брезгливым любопытством наблюдал за сценой. У одного из них оказался нож, и Камерон от души надеялся, что он ударит соперника хотя бы для того, чтобы тот заткнулся. Но кто-то, должно быть, вызвал полицию. Несколько минут спустя раздался вой сирен, и рядом: остановилась патрульная машина. В ней сидели двое полицейских. Они быстро обезоружили придурка с ножом и влепили обоих в каменную стену. Из раны на голове пьяницы брызнула кровь, казавшаяся переливчатой в ослепительном свете фонарей, и несчастный, потеряв сознание, сполз на землю.
Полисмен, ни за что ни про что избивший его, выкрикнул грубое ругательство и, перевернув бесчувственного человека на живот, придавил коленями его спину, надел наручники и потащил к машине. Второй покорно ждал своей очереди, и вскоре оба уже были заперты в задней части машины, свернувшей к городской тюрьме.
Камерон сделал большой глоток виски и тыльной стороной ладони вытер пот со лба. Сцена просто потрясла его, особенно наручники! Он не вынесет никаких наручников! И тюрьмы тоже! Лучше уж покончить с собой… если бы хватило мужества. Он всегда страдал клаустрофобией, с годами все усиливавшейся, И в последнее время, оказавшись в комнате без окон, чувствовал стеснение в груди, словно его душили. Перестал пользоваться лифтами, предпочитая подниматься на семь пролетов, чем провести тридцать-сорок секунд в металлической коробке, стиснутым, подобно сардине в консервной банке, вместе с другими сотрудниками.
Господи Боже, почему он не подумал о своей клаустрофобии, прежде чем согласиться на это безумие?
Он знал ответ, но был достаточно пьян, чтобы назвать причину вслух. Жадность. Гребаная жадность. Джон был движущей силой, мозговым центром, умел предвидеть развитие событий на два хода вперед и, кроме того, успел завести связи в финансовых кругах. С пылом и страстью бродячего проповедника-евангелиста он клялся, что сделает всех их богатыми. Дьявол, да они уже богаты! Но он также сумел ловко сыграть на их глупой алчности. И когда начал поговаривать о самоубийстве, уже знал, что они запаникуют. Они не могли потерять Джона и сделали бы все, чтобы он был счастлив.
Именно на это и рассчитывал подонок.
Камерон с глазами, налитыми кровью от пьянства, прикончил бутылку и лег спать. Похмелье было таким жестоким, что на следующее утро он мучился едва не до полудня. Было воскресенье, на работу только завтра….