- Они хотят забрать Глорию в Англию, - бесцветным голосом произнесла Гвинейра, наконец отложив письмо. - Они… - Гвин искала нужное место в письме Уильяма, - они ценят наш труд, вложенный в воспитание их дочери, но очень переживают по поводу того, достаточно ли развиваются здесь "художественно-творческие" способности Глории! Джеймс, у Глории нет "художественно-творческих" способностей!
- И слава богу, - заметил Джеймс. - И как эти двое собираются ее развивать? Девочке предстоит отправиться в турне вместе с ними? Играть на флейте?
Виртуозная игра на флейте путорино была одним из кульминационных моментов их программы, и, конечно же, у Глории тоже имелся такой инструмент. Однако, к досаде бабушки Марамы, девушке ни разу не удалось извлечь без ошибок хотя бы один из "нормальных голосов", не говоря уже о знаменитом "вайруа", голосе духов.
- Нет, она поедет в интернат. Ты только послушай: "Мы выбрали маленькую, расположенную в очень живописном месте школу в окрестностях Кембриджа, где дают всестороннее женское образование, особенно в художественной и творческой областях…" Женское образование! Что они под этим подразумевают? - раздраженно пробормотала Гвинейра.
Джеймс рассмеялся.
- Готовить, печь, вышивать? - предположил он. - Французский язык? Игра на фортепьяно?
Судя по лицу Гвин, подобная идея не вызывала у нее энтузиазма. Поскольку она была дочерью мелкопоместного дворянина, ей довелось испытать все это на себе, но, к счастью, у Силкхэмов никогда не хватало денег на обучение дочери в интернате. Поэтому самого страшного безобразия Гвин сумела избежать, зато научилась таким полезным вещам, как верховая езда и тренировка пастушьих собак.
Джеймс тяжело поднялся и обнял ее.
- Брось, Гвин, все не может быть настолько плохо. Благодаря пароходам совершить путешествие в Англию стало проще простого. Люди отправляют детей в интернаты. Глории не повредит немного посмотреть мир. И природа вокруг Кембриджа очень живописная, как и здесь. Глория будет общаться с одногодками, играть в хоккей или во что там еще играют… Ну ладно, ей придется смириться с тем, что в Англии ездят в дамском седле. Нет ничего плохого в том, чтобы навести немного лоску, ведь бароны становятся все более и более важными…
Крупные фермы на Кентерберийской равнине, стоявшие здесь вот уже более полувека, приносили хороший доход, причем по большей части без особых усилий. Поэтому некоторые "овечьи бароны" во втором или третьем поколении вели легкую жизнь зажиточных помещиков. Однако были и такие фермы, которые пришлось продать за долги, и теперь они служили прибежищем английским ветеранам войны, имевшим кучу наград.
Гвин глубоко вздохнула.
- Ну, - с грустью произнесла она, - вот, наверное, и все. - Нельзя было разрешать Глории фотографироваться с лошадью. Но ей так хотелось. Глория так радовалась тому, что ей подарили пони…
Джеймс понял, что имела в виду Гвин: раз в год устраивался большой переполох по поводу того, чтобы сфотографировать Глорию и отправить фото родителям. Обычно в тот день девочку одевали в как можно более чопорное и скучное летнее платье; однако в последний раз Глория настояла на том, чтобы ее сфотографировали в седле на новом пони.
- Ведь это папа с мамой подарили мне Принцессу! - заявила она. - Они наверняка обрадуются, увидев ее на снимке.
Гвинейра нервно дергала недавно завязанный пучок волос, пока из него не выбились первые пряди.
- Нужно было хотя бы настоять на дамском седле и платье для верховой езды.
Джеймс мягко взял ее за руку и поцеловал.
- Ты ведь знаешь Куру и Уильяма. Может быть, все дело действительно в пони. Но ты с равным успехом могла послать фотографию Глории в праздничном наряде - тогда они написали бы, что ей не хватает фортепьяно. Наверное, просто пришло время. Они ведь должны были в какой-то момент вспомнить, что у них есть дочь.
- Довольно поздно! - возмутилась Гвин. - И почему они не дают нам права голоса? Они ведь совсем не знают Глори. И сразу в интернат?! Она слишком юна…
Джеймс прижал жену к себе. Признаться, он предпочитал видеть ее в гневе, нежели такой отчаявшейся и неуверенной, как сейчас.
- Многие английские дети отправляются в интернат уже в четыре года, - напомнил он ей. - А Глори двенадцать. Она справится. Может быть, ей даже понравится.
- Она будет совсем одна… - негромко произнесла Гвин. - Она будет тосковать по дому.
Джеймс кивнул.
- Наверняка поначалу все девочки тоскуют. А потом все как-то устраивается.
Гвинейра возмутилась.
- Если поместье родителей находится в двадцати милях, то конечно. Но в случае с Глори это восемнадцать тысяч километров! Мы посылаем ее на другой конец света, к людям, которые ее не знают и не любят!
Гвинейра закусила губу. До сих пор она никогда не признавала этого, напротив, всегда защищала Куру. Но, в принципе, это было правдой. Куре-маро-тини не было дела до своей дочери. И Уильяму Мартину тоже.
- А мы не можем сделать вид, что не получили письма? - Она прижалась к Джеймсу. И тот вдруг вспомнил совсем молоденькую Гвинейру, которая сбегала в стойла к погонщикам скота, когда не справлялась с претензиями своей новой новозеландской семьи. Но это серьезнее, чем рецепт ирландского рагу…
- Гвин, милая, они пришлют новое! Похоже, эта идея принадлежит не Куре. По всей вероятности, она как-то высказалась на этот счет, а потом, готовясь к следующему концерту, забыла. Письмо от Уильяма. Значит, это его затея. Возможно, он носится с идеей выдать Глорию за какого-нибудь графа при первом же подвернувшемся случае…
- Но раньше он ненавидел англичан, - напомнила Гвинейра. В недалеком прошлом Уильям Мартин был борцом за независимость Ирландии.
Джеймс пожал плечами.
- Уильям - парень гибкий, ты ведь знаешь.
- Если бы Глория была не одна, - вздохнула Гвин. - Долгое путешествие на корабле, все эти чужие люди…
Джеймс кивнул. Несмотря на его усилия успокоить жену, он прекрасно понимал Гвин. Глория любила работу на ферме, но ей не хватало тяги к приключениям, отличавшую Гвин и ее дочь Флёретту. В этом отношении девушка была совсем другой - и Гвин, и прадед девочки Джеральд Уорден никогда не боялись идти на риск, не говоря уже о Куре и Уильяме Мартине. Но здесь, видимо, сработало наследие маори. Марама, бабушка Глории, была мягкой женщиной, привязанной к земле. Конечно, она кочевала вместе со своим племенем, но если приходилось покинуть землю нгаи таху одной, она чувствовала неуверенность в себе.
- А если мы пошлем с ней другую девочку? - размышлял Джеймс. - У нее нет подруг среди маори?
Гвинейра покачала головой.
- Ты ведь не думаешь, что Тонга пошлет девочку из своего племени в Англию! - заметила она. - Не считая того, что я не припоминаю ни одну из них, которая дружила бы с Глорией. Впрочем… - Лицо Гвин просветлело. - Да, это было бы неплохо!
Джеймс терпеливо ждал, когда жена озвучит свою мысль.
- Конечно, она еще очень юна…
- Кто? - не выдержав, спросил он.
- Лилиан, - ответила Гвин. - С Лилиан они отлично поладили, когда Илейн приезжала в прошлом году. В целом это вообще единственная девочка, с которой когда-либо играла Глория. К тому же Тим и сам учился в Англии. Возможно, такая идея придется ему по душе.
При упоминании Лилиан Джеймс невольно улыбнулся. Еще одна правнучка, но на этот раз совершенно плоть от плоти его. Илейн, дочь Флёретты, вышла замуж и жила в Греймуте. Ее дочь Лилиан была старшей из четверых детей. Единственная девочка, новая копия Гвинейры, Флёретты и Илейн: рыжеволосая, живая, всегда в хорошем настроении. Сначала Глория слегка робела, когда в прошлом году познакомилась с Лилиан. Но та быстро растопила лед. Она болтала без умолку, рассказывая о школе, подружках, лошадях и собаках, ездила с Глорией верхом наперегонки, просила, чтобы та научила ее языку маори и съездила с ней в гости к племени, живущему в Киворд-Стейшн. Гвинейра впервые в жизни видела, чтобы ее правнучка Глория хихикала и секретничала с другой девочкой. Эти новоиспеченные подружки пытались подслушать, как Ронго Ронго, повитуха и тохунга маори, творит заклинание, а потом Лилиан показала Глории кусок нефрита, который подарила ей Ронго Ронго и который девочка берегла как настоящее сокровище. Малышка не уставала выдумывать собственные истории.
- Я спрошу отца, сделает ли он для камня оправу, - важно заявила она. - Тогда я повешу его на золотую цепочку и буду носить на шее. А когда познакомлюсь с мужчиной, за которого выйду замуж, он… он… - Лилиан не могла определиться между "будет жечь, как раскаленный уголь" или "будет биться, как сердце".
Глория не могла поддержать игру. Для нее "сокровище" Лилиан было куском нефрита, не более. Что уж тут говорить о том, чтобы с его помощью очаровать кого бы то ни было. Однако слушать фантазии Лилиан ей нравилось.
- Лилиан еще младше Глории, - заметил Джеймс. - Я не представляю, чтобы Илейн согласилась с ней расстаться. Что бы ни думал по этому поводу Тим…
- За спрос денег не берут, - решительно заявила Гвин. - Я сейчас же напишу им. Как думаешь, сказать Глории?
Джеймс вздохнул, еще раз провел рукой по когда-то каштановым, а теперь седым, но по-прежнему непослушным волосам. Совершенно типичный для него жест, который всегда любила Гвинейра.
- Не сегодня и не завтра, - наконец произнес он. - Но если я правильно понял Уильяма, новый учебный год начинается после Пасхи. К этому времени она должна быть в Кембридже. В случае опоздания никто не будет делать ей поблажек. Если в середине года она будет единственной новенькой, тем хуже для нее.
Гвин устало кивнула.
- Но мы должны сказать мисс Бличем, - грустно произнесла она. - Ведь ей придется искать новое место. Проклятье, наконец-то у нас есть домашняя учительница, которая чего-то стоит, и тут такое!
Сара Бличем учила Глорию с самого начала, и девочка очень любила ее.
- Что ж, по крайней мере Глори точно не будет отставать от своих одноклассниц-англичанок, - попыталась утешить себя Гвин.
Мисс Бличем училась в педагогической академии в Веллингтоне и закончила ее с отличием. Больше всего она любила естественные науки, и ей удалось пробудить интерес к ним у Глории. Обе с радостью зарывались в книги, в которых речь шла о флоре и фауне Новой Зеландии, и восхищению мисс Бличем не было границ, когда Гвинейра раскопала рисунки своего первого мужа, Лукаса Уордена. Лукас в первую очередь исследовал и каталогизировал популяции насекомых своей родины. Мисс Бличем пришла в восторг от его точных рисунков различных видов веты. Гвинейра же смотрела на этих существ со смешанным чувством. Огромные насекомые никогда не вызывали у нее особых симпатий.
- Это сделал мой прадед, верно? - гордо поинтересовалась Глория.
Гвинейра кивнула. На самом деле Лукас был скорее ее двоюродным прадедом, но об этом ребенку знать не нужно. Лукас был бы рад такой умной правнучке, единственной из всех, кто наконец-то разделил его интерес.
Хотелось бы знать, сумеют ли оценить восхищение Глории насекомыми и прочими животными в английском пансионе для девочек?
2
- Оставь это, я могу выйти сам!
Тимоти Ламберт почти с грубостью отказался от помощи своего слуги Роли, хотя сегодня ему было особенно тяжело перенести ноги с сиденья кабриолета на подножку, надеть шины, а затем встать с помощью костылей. Это был один из плохих дней. Он чувствовал себя окостеневшим и раздраженным - как почти всякий раз, когда приближалась годовщина катастрофы, которой он был обязан своим увечьем. Обрушение рудника Ламберта отмечали уже в одиннадцатый раз, и, как и каждый год, руководство устраивало в этот день небольшое поминальное торжество. Члены семей погибших ценили этот жест, равно как и принятые меры безопасности на руднике. Однако Тиму снова придется оказаться в центре внимания, на него будут смотреть. И конечно же, Роли О’Брайен в тысячный раз расскажет, как его спас сын владельца рудника. Тим ненавидел эти взгляды, в которых было все: от почитания героя до ужаса и жалости.
Вот и сейчас обиженный его отказом Роли отошел в сторону, но при этом неотрывно следил за тем, как его господин мучается, выбираясь из кареты. Если Тим упадет, он будет рядом - как всегда, на протяжении последних двенадцати лет. Роли О’Брайен оказывал неоценимую помощь, но иногда он действовал Тиму на нервы, особенно в подобные дни, когда терпение и без того готово было вот-вот лопнуть.
Роли отвел лошадь в стойло, в то время как Тим захромал к дому. Как и всякий раз, вид белого одноэтажного деревянного строения подействовал на него успокаивающе. После свадьбы с Илейн он заказал построить простой дом в кратчайшие сроки - вопреки протестам родителей, которые советовали ему более представительную резиденцию. Их собственная вилла, находившаяся на расстоянии двух миль от города, гораздо больше соответствовала местным представлениям о доме хозяина рудника. Но Илейн не захотела жить в поместье Ламбертов вместе с родителями Тима, к тому же в их двухэтажном особняке практически не было условий, удовлетворявших потребности Тимоти. Кроме того, Тим не был владельцем рудника; большая часть акций предприятия давным-давно принадлежала инвестору Джорджу Гринвуду. У родителей Тима осталась лишь небольшая доля, а сам он работал управляющим.
- Папочка! - Лилиан, дочь Тима и Илейн, уже распахнула дверь, прежде чем Тим успел перенести свой вес так, чтобы опираться только на один костыль, а правую руку освободить и воспользоваться дверной ручкой.
Вслед за Лилиан показался Руб, старший сын Тима, разочарованный тем, что Лилиан снова, как и каждый день, опередила его, чтобы открыть отцу дверь.
- Папочка! Ты только послушай, что я сегодня разучивала! - Лилиан любила играть на фортепьяно, к тому же еще и пела, хотя и не всегда верно. - "Аннабель Ли". Ты знаешь эту историю? Такая грустная. Она така-а-а-я красивая, и принц ее ужасно любит, но потом…
- Девчачьи глупости! - возмутился Руб. Ему было семь лет, но он уже прекрасно знал, что следует считать глупым. - Лучше посмотри на железную дорогу, папочка! Я сам собрал новый локомотив…
- А вот и неправда! Мама тебе помогала! - разоблачила его Лилиан.
Тим закатил глаза.
- Милые мои, мне очень жаль, но я сегодня уже слышать не могу слова "железная дорога"… - В утешение он растрепал темно-рыжие волосы сына. Все четверо детей были рыжими - Илейн старательно передавала в наследство цвет своих волос. Но в остальном мальчики больше походили на Тима. Илейн каждый день радовалась шаловливому выражению их лиц и веселым зелено-карим глазам.
Лицо Тима окончательно прояснилось, когда он увидел жену, вышедшую из комнат в маленький коридор. Она была прекрасна: ярко-зеленые глаза, почти прозрачная светлая кожа и неукротимые рыжие локоны. Старая собачка Келли брела за ней.
Илейн нежно поцеловала Тима в щеку.
- Что она опять натворила? - вместо приветствия спросила Илейн.
Тим наморщил лоб.
- Ты умеешь читать мысли? - озадаченно поинтересовался он.
Илейн рассмеялась.
- Не совсем, но это выражение появляется на твоем лице только тогда, когда ты в очередной раз продумываешь особенно интересный способ укокошить Флоренс Биллер. А поскольку обычно ты ничего не имеешь против железной дороги, это, судя по всему, будет связано с прокладыванием новых путей.
Тим кивнул.
- Ты угадала. Но дай хотя бы войти. Как малыши?
Илейн прижалась к мужу, давая ему таким образом возможность незаметно опереться на нее. Она помогла ему дойти до уютной гостиной, обставленной мебелью из древесины матаи, сняла с него пиджак, а затем он рухнул в одно из стоявших у камина кресел.
- Джереми нарисовал овцу и написал под ней "корабль", - рассказывала Илейн. - И непонятно, то ли это описка, то ли он так задумал… - Джереми было шесть, и он как раз учил буквы. - А Бобби сделал четыре шага подряд.
И, словно в доказательство ее слов, малыш побрел к Тиму. Тот подхватил его, посадил к себе на колени и принялся щекотать. Ему вдруг показалось, что неприятности с Флоренс Биллер остались где-то совсем далеко.
- Еще семь шагов, и ему можно будет жениться! - рассмеялся Тим, подмигнув Илейн. Когда после трагедии он снова учился ходить, одиннадцать шагов - от входа в церковь до алтаря - были его первой целью. Илейн обручилась с ним после трагедии на шахте.
- Не слушай, Лили! - сказала своей дочери Илейн, которая как раз собралась что-то спросить. Лилиан мечтала о сказочном принце, и игра в свадьбу была у нее любимой. - Лучше пойди к фортепьяно и еще раз отправь "Аннабель Ли" к ангелам. А папочка пока расскажет мне, почему он вдруг разлюбил железную дорогу…
Лилиан бросилась к инструменту, а маленькие мальчики снова занялись железной дорогой, выложенной на полу.
Илейн налила Тиму виски и села рядом с ним. Он никогда не пил много и обычно никогда - перед едой, чтобы не потерять контроль над движениями. Но сегодня он казался таким усталым и раздраженным, что глоток пошел бы ему на пользу.
- В принципе, об этом и говорить не стоит, - наконец пробормотал Тим. - Просто Флоренс в очередной раз провела переговоры с железнодорожной компанией, не поговорив предварительно с владельцами других рудников. Я случайно узнал об этом от Джорджа Гринвуда. Он ведь и в строительство дороги влез. При этом вместе мы могли бы выторговать более выгодные условия. Но нет, похоже, Флоренс просто надеется, что остальные в Греймуте не заметят новую колею и только Биллеры смогут пользоваться упрощенной системой транспортировки угля. Как бы там ни было, мы с Мэттом потребовали подвести рельсы и к Ламбертам. Завтра придут представители компании, мы будем беседовать на тему разделения средств. Конечно же, к Биллерам они сразу протянут колею - Флоренс получит свой собственный грузовой вокзал самое позднее через шесть недель. - Тим отпил виски.
Илейн пожала плечами.
- Она хороший делец.
- Она чудовище! - выругался Тим, выражаясь при этом гораздо более деликатно, чем большинство других владельцев рудников и поставщиков региона.
Флоренс Биллер была жесткой деловой женщиной, пользовавшейся слабостью своих противников при каждом удобном случае. Она управляла рудником своего мужа железной рукой. Ее штейгеры и секретари дрожали от страха - хотя уже ходили слухи, что молодого начальника канцелярии хозяйка предпочитает остальным. Часто бывало, что один из ее сотрудников некоторое время, довольно короткое, играл роль фаворита. Строго говоря, это случалось уже трижды. Тим и Илейн Ламберт, посвященные в некоторые тайны брака между Калевом и Флоренс Биллер, додумывали остальное. У Флоренс Биллер было трое детей.
- Не представляю, как Калев ее выдерживает. - Тим поставил бокал на стол. Постепенно напряжение сходило на нет. Как же хорошо разговаривать с Илейн, слушать скорее старательную, нежели вдохновленную игру Лилиан и приходить в благожелательное расположение духа.
- Думаю, иногда ее махинации очень неприятны Калеву, - заметила Илейн. - Но в целом, наверное, ему все равно. Она оставляет в покое его, а он - ее: именно так они изначально и договаривались.