С этими словами он поспешил к ней, и они горячо обнялись. Потом молча обменялись полными любви и участия взглядами, желая облегчить боль друг друга.
Казалось, даже воздух был пропитан беспредельной печалью. И в глубине души Рози поняла, что несмотря на все ее горячие молитвы о своей дорогой подруге жизнь Колли близится к концу.
Анри смотрел на Рози покрасневшими припухшими глазами, и в них отражалась с трудом выносимая боль. По его изможденному лицу и мешкам под глазами можно было понять, что он много ночей провел без сна.
– Как... как Колли? – спросила Рози сдавленным голосом, страшась услышать ответ, но уже зная его.
– Боюсь, что плохо,– покачал головой Анри.
– Я знала, что она себя неважно чувствовала уже на Рождество,– сказала Рози, стараясь унять дрожь в голосе.– Но все равно это так неожиданно, правда?
– Не совсем. У Колли начались ужасные боли в спине перед самым Рождеством, но она молчала. Не призналась в этом никому из нас.– Он грустно наклонил голову. – В первые же дни нового года, сразу после твоего отъезда, приступы стали невыносимыми, и она поехала в Тур к доктору Жано. Он рекомендовал ей поехать в Париж к тем специалистам, у которых она лечилась прошлым летом. Он убежден, что рак распространился дальше. Колли дала согласие на поездку и уже готовилась к ней, когда ее состояние резко ухудшилось.– Голос Анри прервался, и он отвернулся, ища в кармане платок. Вытерев нос и успокоившись, он повернулся к Рози и тихо проговорил: – Но Колли хочет видеть тебя, Рози. Давай не будем понапрасну тратить время.
– Я ждала, тебя, Рози. Ждала, что ты приедешь,– произнесла слабым голосом Колли, остановив взгляд на Рози.
– Колли, дорогая, я здесь.
– Я ухожу далеко-далеко.
Рози, присевшая на табуретку рядом с кроватью, смогла только кивнуть. Она взяла маленькую холодную ладонь Колли, сжала ее в своих руках, погладила, стремясь принести ей хоть какое-то облегчение.
– Между нами будет огромное расстояние. Но я всегда буду с тобой, Рози. В твоем сердце. И пока ты жива, я буду жить тоже, потому что ты будешь хранить память обо мне до конца жизни.
– Ах, Колли, я не могу это выдержать! Ты не должна уходить! Тебе нужно бороться, чтобы выздороветь.– Слезы ручьями покатились по щекам Рози, и она вытерла их ладонью.– Пожалуйста, не покидай нас!
– Я стану свободной, Рози. Свободной от боли, свободной от горя. И буду рядом с Клодом. Он ждет меня.– Голубой цвет ее глаз вдруг стал еще насыщеннее, еще ярче. Она посмотрела на Рози в упор, и в ее глазах появилось какое-то странное сияние.
– Я верю, что загробная жизнь есть. А ты в это веришь, Рози?
– Да.
– Душа не умирает, ведь правда?
– О да, дорогая.
Улыбка появилась на нежных губах Колли.
– Однажды, много лет назад, моя мама сказала мне то, что я с тех пор всегда помню. Она сказала, что добро не умирает, оно живет вечно. Моя любовь к Лизетт, к отцу, к тебе – это ведь добро, да, Рози?
– Да-да, конечно,– с трудом смогла выговорить Рози, охваченная горем.
– Значит, моя любовь не умрет, да?
– Да.
– Ты можешь мне что-то пообещать?
– Все что хочешь, Колли.
– Ты не позволишь Лизетт забыть меня?
– Никогда.
– Я хочу, чтобы она всегда помнила меня. И Клода. Она не должна забывать своего отца. Пожалуйста, Рози. Сохрани в ней память о нас обоих.
– Я обещаю, она никогда вас не забудет,– сказала Рози, и лицо ее исказилось от плача. Она вытерла слезы, стараясь сдержаться ради Колли, так смело глядящей в лицо надвигающейся смерти.
– Отец и Кира позаботятся о моей малышке, но ты присмотри за ней вместо меня, хорошо?
– Ты знаешь, что я все сделаю. Я очень люблю ее. И всегда буду заботиться о ней.
– Спасибо, Рози, за все, что ты сделала и делаешь для нас.
– Не говори, так пожалуйста... Я ничего особенного не сделала.
– Сделала, и очень много. Я рада, что ты скоро освободишься от Ги. Ты должна начать новую жизнь, Рози. Ты когда-нибудь еще встретишь хорошего человека. И будешь с ним так же счастлива, как я была счастлива с Клодом. Это единственное, ради чего стоит жить... глубокая и сильная любовь.
Рози кивнула.
Неожиданно Колли улыбнулась ей и посмотрела немного округлившимися глазами.
– Я так рада, что мы познакомились тогда в Париже, много лет назад. Когда еще были совсем молодыми... и что ты вошла в нашу семью.– Колли закрыла глаза, и ее дыхание внезапно изменилось, участилось, стало поверхностным.
Рози наклонилась к ней, не сводя глаз с ее лица. И Колли, как бы чувствуя на себе полный сострадания взгляд Рози, открыла глаза.
– Это ничего,– прошептала она.– Пусть все войдут сюда – отец, Лизетт, Ивонн и Кира. И отец Лонгевиль. Он уже давно ждет.
И опять Рози смогла лишь кивнуть.
Колли сильнее сжала руку Рози и слабо потянула ее к себе. Рози наклонилась, приблизив к ней свое лицо.
Едва слышно Колли проговорила:
– Поцелуй меня, Рози. Поцелуй на прощанье. Слезы опять брызнули из глаз Рози и потоками потекли по щекам, не подчиняясь ее воле. Она несколько раз поцеловала Колли в щеку, потом нежно, успокаивающе обнимая ее, прошептала на ухо:
–Я всегда любила тебя, Колли, и никогда не перестану любить. И никогда тебя не забуду. Никогда. Ты всегда будешь в моем сердце, дорогая. Всегда.
–Рози, милая, не плачь. Мне там будет хорошо. Я буду рядом с Клодом. И мамой,– сказала Колли и улыбнулась самой светлой улыбкой в мире.
Рози встала и пошла к двери спальни. Все остальные ждали снаружи в коридоре, чтобы проститься с Колли в последний раз.
Рози жестом пригласила их войти.
Они медленно вошли в комнату. Лизетт, вцепившаяся в руку дедушки, выглядела испуганной и встревоженной.
Последним вошел молодой священник, еще недавно венчавший Анри и Киру. Он остановился у двери в некотором отдалении от семьи. После того как Колли простится с любимыми людьми, он произведет последний ритуал – соборование.
"И Колли уйдет в лучший мир,– подумала Рози.– А мы всегда будем оплакивать ее. Но она еще слишком молода, чтобы умирать. Всего тридцать два года! Только на год старше меня".
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
29
– Что ж, Кевин, ты делаешь успехи,– сказал Нил.– Продолжай в том же духе. Но, упаси тебя бог, никаких резких движений – только спокойствие.
– Не волнуйся,– кивнул Кевин.– Я просто верх осторожности. И всегда слежу, что у меня за спиной. Вот кто меня действительно беспокоит – так это Тони. Черт побери, он здорово рискует. Работать, как он, под чужим именем в самом пекле, иметь дело с верхушкой банды – это кого хочешь вымотает. Хорошо, что не мне досталось прокладывать эту дорожку. Я хотя бы смотрю на все это дерьмо как бы снаружи.
– Ты хочешь сказать, изнутри?
– Только частично изнутри, compadre,– усмехнулся Кевин.
– Все верно, Кев. Но можешь мне поверить, Тони в полном порядке. Если ты в третьем поколении американец итальянского происхождения, то ты умеешь играть в их игры, не нарушая правил. Во-первых, он говорит на их дурацком жаргоне. Потом, не забывай, в Восточном Нью-Йорке ему частенько доводилось общаться с этими деловыми ребятами. Он ведь вырос в этом проклятом месте. Черт знает, что за район, штаб-квартира фирмы "Убийцы и компания" во времена Альберто Анастасиа, опаснейшее место во всей вселенной! И Тони провел все свое детство в этом гангстерском гнезде.
Как бы в подтверждение своим мыслям Нил кивнул и добавил очень спокойным тоном:
– У этого парня огромное самообладание. Как и у тебя. Ему без этого не выжить, и тебе тоже. Стоит вам сделать одно неверное движение, даже не так пошевелить пальцем ноги, и вы окажетесь задницей на сковородке.– Нил сделал долгий глоток пива.– Знаешь, что я тебе скажу? Не может такого быть, чтобы мой старый дружок Энтони Риганте прокололся. Он работал тайным агентом с тех пор, как поступил в полицию шесть лет назад. Это для него теперь как вторая натура, приятель.
– Ну да, ты, конечно, прав. Но все равно, постоянно болтаться среди гангстеров, играть с ними в "ладушки" – это работка не для каждого.
Нил многозначительно посмотрел на Кевина, но ничего не сказал.
Детективы сидели за столиком в углу маленького бара где-то в районе тридцатых улиц, недалеко от Первой авеню. Хотя было еще только пять вечера, бар был полон, и какофония звуков – от пронзительных возгласов и скрипучего смеха до звона стаканов и ревущего музыкального автомата в глубине зала – создавала нужную обстановку для конфиденциальной беседы. Никто бы не смог уловить и слова из их разговора.
Тем не менее Кевин еще ближе придвинулся к Нилу и понизил голос:
– Хоть на это ушло почти месяц, все-таки дела сдвинулись с мертвой точки. Тони наконец сумел протолкнуть меня в младшие члены банды Рудольфо. У меня теперь приятельские отношения с парой солдат и одним капореджиме. И я тебе скажу, Нил, ты был насчет них прав. Рудольфо со своей бандой по уши увяз в наркотиках. Они каждую неделю наводняют улицы этим дерьмом на миллионы долларов, торгуют чем угодно, тут и крэк и смэк. Все, как ты говорил.
– А ростовщичество, банковские махинации, азартные игры, проституция – чем только ни занимаются, лишь бы грести деньги. Слишком долго они всем этим промышляют, сволочи! Мы должны засадить их за решетку как следует. Приговор должен быть таким, чтобы больше не вышли, Кев.
Неожиданно на лице Нила появилась довольная ухмылка, и он удовлетворенно произнес:
– Как феды засадили Готти.
– Конечно, Нил, так и будет. Пока все идет нормально, не волнуйся. Но нам нужно время. Мы не можем ударить сейчас: пока еще не та стадия игры. О'кей, я дам вам время, но не тяните слишком долго. Чем дольше будете тянуть, тем больше для вас риска.
–Надеюсь, все будет в порядке и у меня, и у Тони. Я ведь тоже, как и он, работаю тайным агентом не первый год, чтобы ошибаться.
–Знаю, знаю. Только береги спину, о'кей?
Кевин кивнул. Он допил пиво, отодвинулся от стола вместе со стулом и встал.
–Может, еще по одной? На дорожку? Или чего-нибудь покрепче?
– Спасибо, дружище. Еще по одной пива будет в самый раз.
Нил погасил сигарету, но немедленно сунул в рот другую. Ему хотелось бы бросить курить, но он не мог. Если он не умрет когда-нибудь от пули, то наверняка это случится от рака легких или от сердечного приступа. Но, черт с ним, жизнь в любом случае– риск, чем бы ни заниматься. Он чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете. Вот гак и он сам сгорит когда-нибудь синим пламенем. Нил саркастически хмыкнул про себя.
Кевин вернулся к столику с двумя кружками пива, поставил их и сел.
–Будь здоров,– сказал он и сделал большой глоток, оставив над верхней губой тонкую линию пены. Кевин вытер ее и подмигнул Нилу.
–Так, значит, Готти увяз по уши... Отлично! -Будь я проклят, если нет, Кев! – не смог удержаться от смеха Нил.– Ты видел на днях в "Дейли ньюс"? Они называют его Аль Капоне девяностых годов. Вполне подходит для его умной головушки.
–Да, я видел. Забавно, что процесс будет идти в Бруклине, в бывшей вотчине Аль Капоне.
–Не забывай, что не только его, но и Готти тоже,– заметил Нил, потянувшись к нему через стол.– Я слышал, большинство преступных воротил считают, что на этот раз ему не выкрутиться, власти наконец упекут его. Да, похоже, что Тефлоновому Дону пришел конец. А у тебя там, на улице, что слышно?
–Конечно, то же самое. Наш отдел для этого кое-что сделал, черт возьми. Мы передали на него все материалы, которые у нас были. Не думаю, что Готти будет молчать, как рыба, после того как он столько выболтал.
– По-моему, этот парень сумасшедший. Хотя, с другой стороны, откуда ему было знать, что "Рейвнайт-Клаб" нашпигован нашей аппаратурой. И он даже и предположить не мог, что его адвокат будет отстранен от дела. Ведь Брус Катлер был для него чем-то вроде счастливого талисмана. Но многие говорят, что он должен винить прежде всего себя. Слишком много говорил о таких делах, о каких босс должен помалкивать: убийства, Коза Ностра. И уж, конечно, дураку ясно, что нельзя было разговаривать в клубе. Устроил себе штаб-квартиру, черт побери! Надо было разговаривать во время прогулок. На улице.
– Я слышал, он даже признал, что сам прикончил одного парня, это есть на пленке.
Нил кивнул.
– Я совершенно уверен, что ему не выпутаться. Его упекут надолго, он получит пожизненное. И обвинения в рэкете тоже не пустят. Это значит, что Готти и Гравано сдохли. И смотри, что получается: в семье Коломбо тоже дерьмо намоталось на винт. Одного из их парней только что убрали. Теперь у них там разразится настоящая гражданская война, одна часть клана на другую.
– Одни принимают сторону Персино, а другие поддерживают временного босса, Крошку Вика Орена. До меня дошло, что Орена пытается полностью захватить власть, пока Персино за решеткой.
– Вот сволочи, подонки! Опять на улицах будут реки крови, вот увидишь.
– Да, в Маленькой Италии и еще нескольких важнейших местах города,– сказал Кевин и толкнул Нила кулаком в плечо.– Не делай такое несчастное лицо. Закон и порядок побеждают. На прошлой неделе я слышал, что братьям Гамбино будет предъявлено обвинение по еще одному делу о рэкете. Видно, этот певец Гравано решил спеть еще одну популярную песенку для окружного прокурора Манхэттена. На этот раз про Гамбино. Предполагается, что они наложили лапу на автомобильные грузовые перевозки в швейной промышленности.
– Да, я слышал,– сказал Нил и посмотрел на часы. – Надо идти, приятель. Я рад нашей встрече. В это же время на следующей неделе, идет?
– Тебе решать, Нил. Скажи только – где. Они взяли свои плащи и вместе вышли из бара. Уже на улице Кевин сказал: – Ну, мне сюда,– и кивнул головой в сторону 40-й улицы.
– Что, сегодня не идешь к своей "девушке из приличного квартала", взял выходной? – хохотнул Нил, насмешливо прищуриваясь.
– Нет, она в отъезде. Но приехал один мой старинный приятель. Посидим с ним, поговорим.
– Ладно. Будь осторожен, Кев, и помни, что я тебе сказал: следи, что за спиной. Постоянно!
– Приходится. И ты тоже, Нил. Береги себя. – Конечно, приятель.
Кевин поймал такси, поспешно сел в машину и попросил шофера довести его до перекрестка Лексингтон-авеню и 45-й улицы.
Там он расплатился, вышел и взял другое такси, в котором пересек Манхэттен в обратном направлении до угла Шестой авеню и 58-й улицы, где опять вышел, быстрым шагом прошел по улице до отеля "Уиндэм", вошел внутрь, пересек вестибюль, заглянул в ресторан "Джонатан", огляделся, вернулся опять в вестибюль и прошел в комнату для мужчин.
Через пять минут он, поймав уже третье такси, отъезжал от популярного в среде шоу-бизнеса отеля в направлении Парк-авеню и 52-й улицы. Через несколько минут он был уже на месте. На этот раз он прошел пешком по 52-й улице до Пятой авеню, а потом повернул к 56-й улице. По дороге он несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что за ним нет "хвоста".
Добравшись до 56-й улицы, он немедленно направился ко входу в небоскреб "Трамп Тауэр", толкнул дверь и поспешил к стойке службы охраны здания.
– Мистер Гэвин Амброз, пожалуйста.
– Ваше имя, сэр.
– Кевин Мадиган.
Дежурный охранник набрал номер, сказал несколько фраз и положил трубку.
– Можете пройти, сэр. Шестидесятый этаж.
– Благодарю.– Кевин быстро повернулся и направился к лифтам.
– Черт побери, какой вид! – воскликнул Кевин, переходя от окна к окну просторной гостиной в квартире, где остановился Гэвин.– Бог мой! Нью-Йорк выглядит просто потрясающе! Весь - море огней, высокое небо и громады зданий. В жизни так высоко не забирался.
– Нет, забирался. Вспомни, однажды мы вместе побывали на самом верху "Эмпайр Стейт",– улыбнулся Гэвин, протягивая ему бокал вина.– Хватит, оторвись от этих окон. Давай лучше сядем, поговорим.
– Спасибо,– сказал Кевин, принимая от него бокал. Он прошел вслед за Гэвином в глубину комнаты к ансамблю из больших белых диванов и кресел. Они стояли вокруг огромного старинного китайского стола на низких ножках, сделанного из черного лакированного дерева с перламутровой инкрустацией в виде цветов.
Кевин опустился на один из диванов.
– И какого дьявола ты делаешь в таком месте? Оно выглядит, как обиталище дорогих шлюх.
– О боже, еще что скажешь! – воскликнул Гэвин.– И как, по-твоему, выглядит обиталище дорогих шлюх?
– Сплошная роскошь, плюш, бархат. И смердит деньгами. Большими деньгами. Слушай, Гэв, а кому принадлежит эта квартира?
– По правде говоря, не знаю. Я нашел ее через агента по сдаче в наем недвижимости. Кажется, ее владелец – какой-то европейский миллиардер, финансовый магнат, предпочитающий, очевидно, оставаться в Европе. Я снял ее на несколько месяцев.
– А-а.– Удивленно подняв брови, Кевин внимательно посмотрел ему в глаза.– Дела на старом ранчо опять идут неважно?
– Важно – не важно,– усмехнулся Гэвин.– Никак. Вот так сейчас обстоят дела между мной и Луизой. В общем на этом фронте ничего нового. Просто последнее время меня что-то потянуло на Восточное побережье. В конце концов раз уж меня называют этническим актером с Восточного побережья, я решил, почему бы мне не вернуться сюда на некоторое время.
– Отлично, Гэв. Я рад, что ты здесь. Как в старые времена. Ну а как там в Париже? Рози мне сказала, что ты начинаешь подготовительные работы к "Наполеону и Жозефине". И что она будет делать костюмы.
– Да, все верно. Как только совсем закончу с "Делателем королей". Нам еще нужно провести озвучивание небольшого куска с несколькими актерами, поэтому я вызвал сюда, в Нью-Йорк, часть своей съемочной группы. Они помогут мне разделаться с этим – там еще работы не две-три недели. Потом я их отошлю через Атлантику обратноно и безвыездно обоснуюсь в Париже, по крайней мере на полгода. А может, и больше.
– А эта квартира?
– Она твоя, Кев. Если хочешь.
– Ты шутишь?
– Нет.
– Но что мне с ней делать?
– Я полагаю, жить в ней.– Губы Гэвина задрожали от едва сдерживаемого смеха.– Вероятно, это все-таки лучше, чем твоя квартирка на 91-й улице, не так ли?
– Надо полагать,– ответил Кевин,– но я сейчас не живу у себя. Приходится ютиться в комнатушке на 10-й улице в Восточной части. Под чужим именем, конечно. Я ведь сейчас работаю тайным агентом.
– А когда ты им не работал?
Кевин уловил внезапное и почти неразличимое изменение в голосе Гэвина – какие-то едва заметные нотки неодобрения. И спокойные серые глаза Гэвина выражали сожаление. Да, это были самые честные глаза, какие Кевин когда-либо видел. Он ничего не ответил, лишь отхлебнул вина и откинулся на спинку сверхмягкого дивана, скрестив свои длинные ноги.
– Это не проходит бесследно, Кев,– сказал Гэвин, посмотрев долгим взглядом на своего самого старого и близкого друга.– Все это уже начинает сказываться, приятель.
Кевин, обычно рьяно защищавший свою работу, уже собрался было возразить, что он не понимает, о чем это говорит Гэвин, но потом передумал. Зачем ему разыгрывать дурака с этим парнем, которого он любит, как брата, который всегда был готов помочь ему, что бы ни случилось. И всегда помогал. Кевин медленно кивнул.