Он невидящими глазами смотрел на скребницу, которой водил по взмокшей от пота лошадиной спине. Хватит разводить нюни. Он хорошо играет в поло – не так хорошо, как мог бы, но у него есть еще большой запас. Есть куда расти. И есть решимость полностью раскрыть свои возможности.
Вот с этого-то и начинаются его внутренние противоречия. Роб гордился тем, что он – Кинкейд. Сколько он себя помнит, это делало его "кем-то". Кем-то значительным. И все же он хотел большего, чем просто оставаться чьим-то сыном или внуком. Он рос, окруженный сыновьями и дочерьми людей из богатых и влиятельных семей, вместе с ними ходил в приготовительную школу. Происхождение открывало двери в обществе и в деловом мире. Быть чьим-то сыном – этого вполне достаточно, чтобы стать руководителем в семейной корпорации и занять, как правило, специально изобретенный для такого случая пост с небольшой ответственностью, а то и безо всякой ответственности вообще. И все это знают.
Но на поле для поло все по-другому. Здесь никого не заботит, кто он такой. Значение имеют только его спортивные способности. Роб не получает особых поблажек от товарищей по команде, а уж от противников – тем более. И у него есть только один способ попасть в элитный круг всадников с высоким рейтингом – совершенствовать свою игру. Вход в этот круг не откроют ни деньги, ни семейные связи. Поло – как и все другие виды спорта: здесь человека ценят за его достижения, а не за происхождение.
Роб чувствовал, как пульсирующая боль словно распирает его голову изнутри. Он приложил руки к вискам и сильно сжал их, пытаясь унять стучащие внутри молоточки. Всякий раз возникает одна и та же проблема: чего бы он ни достиг, это заставляет его желать еще большего. Быть Кинкейдом – этого недостаточно. Триша была права, когда говорила, что Кинкейдов – десятки. Он хотел быть особенным. Он хотел получить все.
Но он не мог бы облечь это желание в слова. Высказанное даже мысленно, даже про себя, оно прозвучало бы как чрезмерная жадность. Он посмотрел в направлении, куда ушла сестра, и подумал: чувствовала ли она хоть раз то, что чувствует он? Навряд ли. Триши почти не было видно – ее заслоняли мощные лошадиные крупы, сверкавшие на полуденном солнце. Лошади удалялись неспешно, девушка, не торопясь, вела их к конюшням.
И тут Роб увидел всадника, ехавшего в том же направлении, наперерез сестре. Он сразу же узнал его. Аргентинец Рауль Буканан, номер четвертый из команды черных, который на протяжении всей игры преследовал Роба как злой рок. И юноша ощутил, как рот его заполняет горечь – вкус поражения. Он в гневе отвернулся, отбросил скребницу и, схватив кусок замши, стал протирать насухо спину солового.
Сегодняшняя игра значила для него очень много не только из-за жажды победы. Если бы он победил, он мог бы использовать свою победу для того, чтобы убедить отца разрешить ему хотя бы на год отложить поступление в университет и полностью сосредоточиться на тренировках. Насчет матери он не беспокоился. Лес всегда становится на его сторону, всегда готова выслушать и всегда готова помочь, даже если не понимает его.
Отец – другое дело. Роб знает, что его никогда не удастся переубедить. Хорошее образование, колледж – только об этом он и говорит. Он не желает видеть, что если в их семье и есть человек с головой, то уж никак не Роб, а Триша. Она с легкостью, играючи, одолевала школьную премудрость, в то время как Роб вынужден был бороться за то, чтобы его оценки были достаточно высоки и ему позволили бы играть в поло в школьной команде. Просидеть за партой еще четыре года – от одной только мысли об этом становится тошно. Нет, пусть уж Триша становится юристом.
Несколько зрителей, с комфортом наблюдавших за матчем из своих автомобилей – некоторые из них даже наслаждаясь шампанским и икрой на импровизированных застольях прямо здесь же, на краях игрового поля, – теперь разъезжались. Один из автомобилей преградил Трише путь – водитель ждал просвета в веренице машин на клубной дороге. Девушка остановила лошадей и тоже стала ждать, отсутствующе поглаживая лоб серого мерина, уткнувшегося в нее головой.
Затем повод, который она держала в руке, натянулся – лошадь повернула голову в сторону. Что-то привлекло ее внимание. Триша лениво глянула туда же: не приближается ли еще один автомобиль. Когда ведешь лошадей в таких оживленных местах, надо зорко следить, чтобы никто ненароком не задел животных. Но это был всего лишь какой-то всадник. Девушка уже было отвернулась, но тут узнала этого человека. Игрок в черной рубахе с номером "четыре". Аргентинец.
Его лошадь шла неспешной рысью, и всадник натянул поводья всего в нескольких ярдах от Триши. Рыжая лошадь встала совсем рядом с девушкой, чуть ли не касаясь ее плеча, и седло оказалось на одном уровне с головой Триши. Все, что она видела, – это начищенный коричневый сапог, вставленный в стремя, и бедро всадника в белых бриджах. Чтобы увидеть его целиком, ей пришлось откинуть голову назад. Триша уже забыла, как устрашающе выглядит человек на лошади для того, кто смотрит на него, стоя на земле. Когда рыжая лошадь норовисто затанцевала на месте, жуя удила, девушка испытала пугающее ощущение исходящей от животного безмерной и грубой силы – ведь вес лошади в шесть раз превосходит вес сидящего на ней всадника. Ее блестящие бока поднимались и опускались, натягивая подпругу, при каждом шумном вдохе и выдохе, а кожаная упряжь мерно поскрипывала.
Взгляд девушки скользнул вверх, задержался на белом шлеме для поло, который всадник держал у бедра, затем двинулся выше по мускулистой загорелой руке. Черная спортивная рубаха с короткими рукавами была скроена так, что одновременно и ладно облегала мощный торс аргентинца, и вместе с тем давала полную свободу движениям. Затем Триша глянула в лицо наездника, и праздное любопытство, с каким она начала осматривать нечаянного соседа, сменилось вполне определенным женским интересом.
Широкое угловатое лицо аргентинца, сильное и мужественное, с квадратным подбородком, было покрыто коричневым загаром. Пронзительные голубые глаза обрамлены темными бровями и густыми ресницами. Усталость после игры углубила складки у рта и морщинки в уголках глаз, но даже и теперь от этого лица веяло скрытой жизненной силой. Влажные темно-каштановые волосы взъерошены – видно, что всадник небрежно прошелся по ним пальцами, оставив борозды в примятой шлемом прическе. Голубые глаза удивили Тришу. Она привыкла считать, что аргентинцы бывают испанского или индейского происхождения. Впрочем, вспомнила она, фамилия этого человека – Буканан: может быть, это дает ключ к объяснению необычного цвета его глаз. Всадник словно почувствовал, что его изучают, и посмотрел на девушку.
– Хорошая была игра, – сказала она.
– Спасибо. – Ответ был отстраненно-вежливым, а в голосе слышался какой-то неуловимый акцент.
Всадник тут же отвернулся, надменный, равнодушный и полностью ушедший сам в себя. Но это явное отсутствие интереса не обескуражило Тришу. Девушка перенесла внимание на его лошадь – ту самую, которая так удачно выступала в пятом чуккере.
– У вас прекрасный конь, – заметила она. – Он завоевал звание "Лучшая лошадь для поло", не так ли?
Всадник опять взглянул на нее:
– Да.
– Он это заслужил.
Уголки рта аргентинца приподнялись в усталом подобии улыбки, когда он услышал эту похвалу. В это время водитель застрявшей на выезде машины завел мотор, но тревога оказалась ложной – густой поток идущих по шоссе машин не давал ни малейшей надежды вклиниться в него со стороны. А обойти преграждавший путь автомобиль было невозможно: мешали ограда и стоящий рядом трейлер с лошадьми.
– Похоже, нам придется провести здесь весь день, – сказала Триша. – Никто не собирается пускать его на дорогу.
– Кто-нибудь пустит.
Аргентинец спешился. Конь попятился, но хозяин удержал его на месте, нагнулся и прошелся рукой по груди рыжего, проверяя, нет ли каких-нибудь вздутий или неестественно горячих участков.
Жеребец стоял смирно, пока хозяин не закончил свой осмотр, затем повернул голову и стал внимательно разглядывать кобыл Триши, тихо пофыркивая и раздувая ноздри, чтобы лучше ощутить их запах. По его морде шла узкая белая полоса, резко выделявшаяся на темно-рыжей шерсти. Триша обратила внимание, что у коня умный взгляд.
– У вашего коня добрые глаза, – сказала она.
Триша знала, что это качество наездники очень ценят и специально разыскивают лошадей с таким взглядом. Нервные, взвинченные животные редко становятся хорошими лошадьми для поло. Девушка поднесла ладонь к морде коня, чтобы тот почувствовал ее запах, – для первого знакомства…
– Как его зовут?
Настойчивые попытки Триши завязать разговор заставили Рауля взглянуть на девушку более внимательно. Обычно он предпочитал проводить время после матча в одиночку, заново прокручивая в памяти всю игру и анализируя свои ошибки, но болтовня навязчивой незнакомки не давала ему сосредоточиться. "Почему эти девицы-конюхи так помешаны на лошадях?" – с неудовольствием подумал он.
– Я зову его Криолло.
Рауля не удивляло, что в этой девице чувствовались воспитание и хорошая порода, – среди чудачек, работающих на конюшнях, встречаются особы всех возрастов, видов, размеров и любого происхождения… Однако он никак не ожидал, что она станет разглядывать не лошадь, а его самого.
– По-испански это, кажется, означает "местный уроженец", не так ли? То есть, попросту говоря, Креол, – сказала девушка.
Она протянула руку, чтобы погладить коня, однако не отрывала взгляда от Рауля.
Ему уже приходилось и раньше встречаться с чем-то подобным. За многие годы, что Рауль играл в поло, он не раз сталкивался с женщинами, которые переносили сексуальные чувства, которые испытывали к коню, – на наездника. Хотя на этот раз, кажется, было что-то другое. По-видимому, девушку действительно интересовал не столько рыжий Креол, сколько его хозяин. Была она молода и привлекательна, и Рауль вполне оценил вид ее юных тугих грудей, обтянутых белой майкой так плотно, что можно было различить соски. Некоторые женщины давно уже не носят лифчиков, в особенности – chicas , которым нет нужды беспокоиться об обвисших грудях.
– Вы говорите по-испански?
Рауль посмотрел девушке в лицо. В глаза ему бросилась голубая с золотом налобная повязка на коротко стриженных каштановых волосах, окружавших девичью головку гривой непокорных завитков.
– Знаю всего лишь несколько слов и фраз. Как-то приходилось помогать одной из подруг готовиться к экзамену по языку. А сама я учу французский.
Она не попыталась приукрасить своих знаний или дать понять, что ей довелось попутешествовать по свету, и это показало Раулю, насколько уверена в себе эта девушка.
В это время в потоке автомобилей появился просвет и преграждавшая им дорогу машина выехала наконец-то на основное шоссе. Путь был свободен. Триша и аргентинец двинулись дальше, ведя за собой своих лошадей. Кони шагали по высокой траве, которая с шелестом расступалась под их ногами. Привычные звуки – глухой топот конских копыт и тихие позвякивания удил уздечки – отзывались для Рауля эхом недавней игры, и он опять углубился в свои мысли, перебирая в памяти события матча.
– Что вы думаете об игре? – его думы вновь прервал девичий голос.
Рауль сразу узнал лошадей, которых вела его случайная неугомонная спутница. Их трудно было не узнать – в особенности серого мерина. Лошади Джейка Кинкейда… Рауль много раз играл против Кинкейда, но ни разу не выступал за его команду. В прошлом Джейк неоднократно приглашал Рауля к себе, когда подбирал игроков для каких-нибудь особых турниров, но всякий раз получалось так, что Буканан уже был занят в это время в какой-нибудь другой игре. А жаль… Старик был крутым соперником и в свои шестьдесят играл отлично, а когда не смог больше играть, продолжал оставаться спонсором команды. Лошадей он подобрал превосходных. Сегодня его внук выступал на лучшей из них. Да и сам он играл хорошо… Однако что можно сказать об игре, когда тебя спрашивает о ней кто-то с проигравшей стороны?
– Хорошее вышло состязание, – вежливо проговорил Рауль.
– Оно было бы хорошим, если бы не пятый чуккер, – с добродушной иронией подхватила девушка. – Вы помешали Робу провести Бог знает сколько бросков. Ну конечно, ваши лошади лучше его лошадей.
– У него превосходные пони, особенно этот серый, – сказал Рауль, а про себя подумал: "Самый лучший, какого только можно купить или воспитать за деньги".
– Боюсь, что старина серый уже не тот, что был прежде, – покачала девушка головой. – Ему уже семнадцать лет.
– Вот, значит, почему ваш Роб боялся ездить на нем! – Рауль скорее утверждал, чем спрашивал.
– Роб? Боялся? – Девушка резко остановилась, и в ее темных глазах вспыхнул внезапный гнев. – Что вы хотите этим сказать? Мой брат не боится ездить хоть на самом черте!
Рауль удивленно приподнял бровь. – Ваш брат? Так вы, стало быть…
– Да, из клана Кинкейдов. – В резком и решительном ответе девушки помимо негодования слышалось еще что-то: казалось, ее возмущает самое это имя. – А вы что обо мне подумали?
– Думал, что вы просто конюх. – Рауль сухо усмехнулся над своей ошибкой.
Несколько мгновений девушка хранила ледяное молчание, затем ее недовольство улетучилось так же внезапно, как вспыхнуло. Она посмотрела на свою грязную одежду.
– Думаю, что я и на самом деле выгляжу как рабочий с конюшни. Я пообещала Робу помочь ему сегодня с лошадьми. Во всяком случае, это намного забавнее, чем сидеть в ложе со всем семейством. – Она вновь зашагала вперед. – Кстати, меня зовут Триша. Триша Томас. А вы – Рауль Буканан. – Затем, полуобернувшись, она смерила Рауля взглядом: – Почему вы сказали, что мой брат боится?
На этот раз в вопросе слышалось больше любопытства, чем требовательности.
А раз уж Рауль сделал критическое замечание, он вынужден был его обосновать:
– Я заметил, что в конце каждого чуккера он позволяет лошади разворачиваться по более широкой дуге и не использует ни шпор, ни хлыста. Бережет пони.
– Некоторые из лошадей уже не молоды. Они быстро уставали. – Она стеной встала на защиту брата. – Я не считаю, что Роб поступал неверно.
– Нельзя выиграть игру, оберегая пони. Это соревнования. Всадника не должно заботить, устала ли его лошадь. Как и всякий член команды, лошадь обязана подчиняться общим интересам, а если она протестует, наездник должен заставить ее слушаться. Необходимо, чтобы кони, как и люди, заставляли себя сделать большее, чем то, на что они, как кажется, способны. Напрасно ваш брат думал: мои лошади слишком устали, чтобы подгонять их. Коли лошадь устала, чтобы играть во всю мощь, надо менять ее, не дожидаясь конца чуккера. – Рауль умолк и посмотрел на девушку. – Уверен, что для вас все это звучит слишком грубо и резко.
– Да, – честно созналась она. – Но это совпадает с тем, как играете вы сами. Сегодня днем вы были немилосердны и к себе, и к лошадям.
Рауль почувствовал, что Триша сама точно не знает, одобряет она это или нет. Они приближалась к конюшням, где происходила обычная после всякой игры суета. Одних лошадей прогуливали, чтобы дать им остыть после трудной работы. Других – грузили в трейлеры. Третьи стояли в стороне, и конюхи усердно надраивали их скребницами. И Триша сама сменила тему разговора.
– Что вы делаете сегодня вечером? – спросила она.
У Рауля была назначена на шесть часов встреча с массажистом в оздоровительном центре, но он понимал, что девушка интересуется вовсе не его распорядком дня.
– Сегодня вечером Мартин Чет устраивает прием, чтобы отпраздновать выигрыш кубка, – сказал он.
– Вернее сказать: чтобы позлорадствовать по поводу выигрыша кубка, – поправила Триша, а затем прибавила: – Вам это не понравится. У Мартина всегда бывают ужасные вечеринки. Почему бы вам не улизнуть оттуда пораньше? Мы могли бы где-нибудь встретиться.
– Сколько вам лет?
Сам он точно определить ее возраст не мог. Ему доводилось встречать девушек, которым он давал на вид восемнадцать лет или более того, а потом узнавал, что им всего лишь четырнадцать. Совсем еще дети. А дети его не прельщали.
Триша слегка поколебалась, затем пожала плечами:
– Семнадцать. Думаю, вы не считаете меня слишком старой?
– Нет. Слишком юной.
Рауль был старше ее на двадцать лет. Ему льстило, что девушка находит его привлекательным, но он давно уже решил: самое мудрое и благоразумное – это вообще не связываться с хорошенькими юными девицами из богатых семейств.
Триша замедлила шаги, и лошади почти уткнулись мордами в ее спину.
– Наш трейлер стоит вон там, – показала она, имея в виду, что дорожки их расходятся. – Скажите, а изменилось бы что-нибудь, скажи я вам, что мне восемнадцать? Именно столько мне будет через два месяца. Вы мне нравитесь, и я хотела бы встретиться с вами опять.
Она не просила Рауля передумать, а бросала ему открытый вызов.
– В этом нет ничего плохого.
– Ну а раз так, то вечером в следующую субботу мои родители устраивают прием. Вы придете?
Она вызывающе склонила голову набок, сверкая темными глазами.
– Я профессионал, – напомнил ей Рауль. – На следующей неделе я буду играть с командой в Бока-Ратоне. Так что, видимо, придется быть там.
– А если сможете, то придете?
– Посмотрим.
– Буду вас ждать.
Одна из лошадей толкнула девушку сзади, торопя ее к конюшням.
– Вы можете разочароваться, – предупредил Рауль.
– Нет, не разочаруюсь. Приходите.
Триша повернулась и повела лошадей к стоящему неподалеку трейлеру.
Все минувшие пятнадцать лет Рауль жил среди богачей. Из них последние десять – среди богачей из многих стран мира. Он обедал за их столами, ночевал в их домах, играл в поло с ними или для них, ездил с ними верхом на охоту, сидел в барах. Он вел с ними занятия, обучая играть в поло, и продавал им пони. Он встречался с их друзьями, детьми, родителями и наемными рабочими. И он понял, что они ничуть не отличаются от всех прочих людей. Среди них были свои хвастуны и ничтожества, избалованные щенки и болезненно застенчивые дети. Некоторые из них были хорошими людьми, честными и порядочными, а встречались и такие, которым нельзя верить ни на грош. Так что Рауль не мог сразу понять, к какой категории отнести Тришу – он не стал бы так вот, с лету, причислять ее к избалованным, своевольным и взбалмошным особам, какой она казалась на первый взгляд. Он даже не знал, хочется ли ему увидеться с ней опять.
Есть свои преимущества в том, чтобы входить в число лучших в мире игроков в поло. Люди считают за честь то, что он играет с ними. Он не обязан любезничать с их дочерьми и спать с их женами. Поло дает ему независимость и свободу. Он ездит на своих собственных лошадях и приходит и уходит, когда захочется.