Кристофер молча допил чай. Больно было видеть, насколько изменились близкие - похудели, побледнели. Волосы матери из темных стали белыми. Долгая болезнь Джона измучила обеих, а смерть и почти год глубокого траура окончательно сломили волю к жизни.
Не впервые пришла мысль о том, что традиции заставляют людей оставаться в одиночестве и замыкаться в себе в тяжелое время, когда общение и новые впечатления оказались бы не просто полезными, а поистине спасительными. Поставив полупустую чашку, леди Фелан попыталась подняться и выйти из-за стола, и сын немедленно вскочил, чтобы помочь.
- Не могу пить чай, когда этот зверь на меня смотрит, - заявила она. - Так и кажется, что сейчас бросится и вцепится в горло.
- Не бойтесь, мама, он привязан, - успокоила Одри.
- Не важно. Это дикое создание, и я его ненавижу. - Подняв голову, с выражением глубочайшего презрения свекровь царственно покинула комнату.
Освободившись от необходимости соблюдать правила этикета, Одри поставила локоть на стол и положила подбородок на руку.
- Твои дядя и тетя пригласили матушку погостить в Хартфордшире, и я уговариваю ее согласиться. Смена обстановки пойдет на пользу.
- В доме невыносимо темно, - заметил Кристофер. - Почему закрыты ставни и задернуты шторы?
- От света у нее болят глаза.
- Что за нелепость! - Кристофер нахмурился. - Непременно надо ехать; она слишком долго сидит в этом склепе. И ты, кстати, тоже.
Одри вздохнула.
- Уже почти год. Скоро можно будет отказаться от глубокого траура и перейти в полутраур.
- И что же означает этот ваш полутраур? - уточнил Кристофер. Таинственные женские ритуалы оставались для него загадкой.
- Он означает, что можно будет снять вуаль, - печально поведала Одри, - а еще вместо черных платьев разрешается носить серые и цвета лаванды. Допускаются даже украшения, только не блестящие. Можно посещать некоторые из светских раутов, хотя строжайше запрещено выказывать интерес к происходящим событиям.
Кристофер презрительно фыркнул.
- И кто же придумывает все эти глупости?
- Понятия не имею. Но, видит Бог, соблюдать правила надо неукоснительно, чтобы не вызвать общественного гнева. - Одри помолчала. - Впрочем, матушка отказывается от полутраура и собирается до конца своих дней оставаться в черном.
Кристофер кивнул. Сообщение нисколько его не удивило. После смерти старшего из сыновей преданность матери к нему лишь укрепилась.
- Она смотрит на меня так, будто глубоко сожалеет, что умер не я, - заметил он.
Одри собралась возразить, однако передумала.
- Трудно винить тебя в том, что вернулся с войны живым, - тихо произнесла она после долгой паузы. - Я искренне рада, что ты здесь, и верю, что в глубине души мама тоже рада. Но тяжелый год лишил ее душевного равновесия. Порой кажется, что слова вырываются помимо ее воли и сознания. Я надеюсь, жизнь вдали от Гемпшира пойдет ей на пользу. - Она пожала плечами. - Да и я тоже собираюсь уехать. Хочу навестить родственников в Лондоне, тем более что нам с тобой не пристало оставаться в доме без присмотра.
- Если хочешь, через несколько дней поедем в Лондон вместе. Я как раз планирую встретиться с Пруденс Мерсер.
Одри нахмурилась.
- О!
Кристофер взглянул вопросительно.
- Кажется, твое мнение о молодой леди не изменилось.
- Как раз изменилось, причем в худшую сторону. Замечание показалось несправедливым и обидным.
- Почему?
- За два последних года мисс Мерсер заслужила репутацию бесстыдной кокетки. Всем известно ее твердое намерение выйти замуж за богатого человека, желательно пэра королевства. Надеюсь, ты не питаешь иллюзий относительно ее поведения в твое отсутствие.
- Во всяком случае, не жду, что все это время она носила власяницу.
- И правильно: ничего подобного Пруденс не делала. Больше того, судя по всему, она даже не вспоминала о твоем существовании. - Одри помолчала, а потом с горечью добавила: - Впрочем, вскоре после кончины Джона, когда ты стал новым владельцем Ривертона, интерес к твоей персоне значительно оживился.
Сохраняя внешнюю невозмутимость, Кристофер глубоко задумался: все услышанное плохо сочеталось с образом, возникшим при чтении восхитительных писем. Должно быть, мисс Мерсер пала жертвой завистливых сплетниц; красота и очарование лишь подтверждали справедливость предположения.
Вступать в спор с невесткой не хотелось. Надеясь отвлечь внимание от опасной темы, Кристофер заговорил о недавнем впечатлении:
- Сегодня во время прогулки встретил одну из твоих подруг.
- Кого?
- Мисс Хатауэй.
- Беатрикс? - Одри заметно оживилась. - Надеюсь, ты вел себя вежливо?
- Не особенно, - признался Кристофер.
- И что же ты ей наговорил?
Кристофер пожал плечами.
- Оскорбил ее ежика, - мрачно пробормотал он.
Известие вызвало открытую неприязнь.
- О Господи! - Одри принялась с таким остервенением размешивать чай, что едва не разбила ложечкой тонкую фарфоровую чашку. - Подумать только! Когда-то ты славился умением говорить комплименты и очаровывать. Что же заставляет постоянно и незаслуженно обижать самую милую и приятную девушку во всей Англии?
- Я не обижаю ее постоянно - только сегодня.
Одри презрительно скривилась.
- До чего же удобно обладать короткой памятью! А вот весь Стоуни-Кросс прекрасно помнит, как однажды ты заявил, что ее место в конюшне.
- Ни за что на свете не сказал бы подобного женщине, какой бы эксцентричной она ни казалась… и продолжает казаться.
- Беатрикс услышала твои слова во время разговора с одним из приятелей на осеннем празднике в поместье Стоуни-Кросс.
- И всем рассказала?
- Нет. Но совершила ошибку и поделилась с Пруденс, а та разнесла сплетню по всей округе. Мисс Мерсер хлебом не корми - дай позлословить.
- Да, бедняжка явно не пользуется твоей симпатией, - сделал вывод Кристофер. - Но если ты…
- Изо всех сил я старалась ее полюбить. Надеялась, что если стереть несколько слоев искусственности и притворства, внутри окажется настоящая Пруденс. К сожалению, выяснилось, что внутри пустота. И вряд ли эта пустота когда-нибудь заполнится.
- На твой взгляд, Беатрикс Хатауэй лучше?
- Во всех отношениях, за исключением, пожалуй, внешности.
- А вот в этом-то ты как раз ошибаешься, - уверенно возразил Кристофер. - Мисс Хатауэй - истинная красавица.
Одри вскинула брови.
- Ты так считаешь? - между делом уточнила она, поднимая чашку к губам.
- Не считаю, а вижу. Несмотря на характер, невозможно не признать, что мисс Хатауэй на редкость хороша собой.
- О, право, не знаю… - Одри сосредоточилась на чае, даже положила еще один кусочек сахара, совсем крошечный. - Беатрикс довольно высокого роста.
- И рост, и фигура безупречны, идеальны.
- Да и каштановые волосы вполне обычны.
- Но это не простой каштановый цвет, а темный, как соболий мех. А глаза…
- Голубые, как у многих в Англии, - отмахнулась Одри.
- Глаза самой глубокой, самой чистой синевы, какую только доводилось видеть. Ни одному художнику не удастся передать… - Кристофер внезапно замолчал. - Не важно. Я отвлекся от темы.
- Так в чем же заключается тема? - мило осведомилась Одри.
- В том, что мне безразлично, красива ли мисс Хатауэй или нет. Она странная, как и все ее родственники, и никто из них меня не интересует. Точно так же не имеет значения и внешность Пруденс Мерсер; важны лишь ее мысли и рассуждения - чудесные, оригинальные, захватывающе интересные.
- Понятно. Значит, Беатрикс рассуждает странно, а мисс Мерсер - оригинально и захватывающе интересно?
- Именно так.
Одри задумчиво покачала головой.
- Вообще-то я давно хочу кое-что тебе рассказать, но лучше промолчу: со временем все прояснится. А если услышишь правду от меня, все равно не поверишь. Вернее, ты не захочешь поверить. До всего надо дойти своим умом.
- Одри, о чем ты, черт возьми? Что за туман?
Сложив на груди тонкие, почти прозрачные руки, невестка смотрела строго, хотя в уголках губ притаилась едва заметная улыбка.
- Если считаешь себя джентльменом, - наконец сдержанно произнесла она, - то завтра же пойдешь к Беатрикс и попросишь прощения за грубость. Кстати, не забудь взять с собой Альберта - его-то она точно будет рада видеть.
Глава 8
В Рамзи-Хаус Кристофер отправился на следующий день, после ленча. И вовсе не потому, что ему хотелось туда идти. Просто конкретные планы как-то не сложились, а чтобы то и дело не сталкиваться с обвиняющими взглядами матери и не созерцать стоическое спокойствие Одри, оставался единственный вариант: уйти из дома. Тишина полутемных комнат, таящиеся в каждом углу воспоминания казались слишком тяжелым испытанием.
А ведь еще предстояло расспросить Одри о последних днях брата, о его прощальных словах.
Беатрикс Хатауэй не ошиблась, предположив, что смерть Джона стала для него реальностью только после возвращения домой.
Пока шли по лесу, Альберт радостно носился вокруг, принюхивался, деловито рылся в мягкой земле. Кристофер чувствовал себя не слишком уютно, предвкушая недружелюбную встречу в Рамзи-Хаусе. Беатрикс, разумеется, нажаловалась родным и рассказала о недостойном поведении соседа. Все наверняка рассердились и осудили - и правильно сделали. Семейство Хатауэев славилось сплоченностью и неизменной готовностью всех в любую минуту броситься на помощь каждому. Иначе и быть не могло: мало того что род не отличался знатностью и благородством, так еще и принял в свои ряды двух цыган в качестве зятьев.
Единственное, что позволяло семье вращаться в приличном обществе, - это звание пэра, доставшееся Лео, лорду Рамзи. Немало помогла также и благосклонность лорда Уестклифа, одного из самых могущественных и уважаемых пэров королевства. Эта связь обеспечила доступ в замкнутый круг, в который нельзя было попасть иным путем. Однако местное дворянство проявляло чрезвычайное недовольство тем обстоятельством, что сами Хатауэи не обращали на светские условности ни малейшего внимания.
Подходя к особняку, Кристофер запоздало спросил себя, какого черта он явился без предупреждения. Вполне возможно, что день для визита неподходящий, а уж о времени и говорить нечего. Впрочем, хозяева скорее всего не заметят нарушения этикета.
Обширное поместье Рамзи славилось своей продуктивностью: три тысячи акров пахотных земель и двести процветающих арендаторских хозяйств приносили солидный доход, а большой лес ежегодно давал немалое количество ценной древесины. Сам старинный дом выглядел оригинальным и, как неохотно признал Кристофер, по-своему красивым. От центрального мансардного окна средневекового облика в обе стороны отходили ряды остроконечных фронтонов и коньки эпохи Якова Первого, украшенные причудливыми орнаментами. Слева возвышалась аккуратная прямоугольная пристройка в георгианском стиле. Смесь архитектурных деталей вовсе не казалась необычной; многие дворянские гнезда вели свою историю с незапамятных времен и постепенно обрастали новыми, порой весьма неожиданными добавлениями. Но в случае с семейством Хатауэй даже облик дома подчеркивал всеобщую странность.
Кристофер прикрепил к ошейнику Альберта поводок и с откровенным страхом направился к парадному входу.
Если повезет, то принять его никто не сможет.
Предусмотрительно привязав собаку к столбику возле выхода, он поднялся по широким пологим ступеням, постучал и погрузился в напряженное ожидание.
Вскоре дверь распахнулась и на пороге показалась экономка с обезумевшим взглядом.
- Прошу прощения, сэр, но у нас в самом разгаре… - Из глубины донесся звон фарфора. - О… Боже милостивый! - Она со стоном показала в сторону маленькой гостиной. - Подождите там, пожалуйста.
- Поймал! - послышался мужской голос. - Черт возьми, нет! Вырвалась и бежит к лестнице!
- Не пускай ее наверх! - закричала женщина. Где-то плакал ребенок. - О, это проклятое существо разбудило маленького! Куда девались горничные?
- Наверное, попрятались.
Не веря собственным ушам, капитан Фелан помедлил у входа… неподалеку блеяла коза.
- В доме живет коза? - невозмутимо осведомился он.
- Нет, конечно, нет. - Экономка попыталась втолкнуть его в гостиную. - Это… плачет ребенок. Да, ребенок.
- Что-то не очень похоже, - усомнился гость. Снаружи залаял Альберт. По холлу проворно, почти не хромая, пронеслась кошка на трех лапах, а за ней - значительно быстрее, чем принято ожидать от созданий подобного рода, - просеменил ощетинившийся ежик. Экономка поспешила за дружной парочкой.
- Пандора, немедленно иди сюда! - раздался новый голос, и Кристофер сразу сообразил, что кричит Беатрикс. Общая суматоха требовала присоединиться к участию в действии, но как же понять, что происходит?
В это мгновение в холл ворвалась большая белая коза, а следом из-за угла показалась младшая из сестер и, заметив праздного зрителя, остановилась.
- Могли бы попытаться поймать! - воскликнула она и, узнав Кристофера, нахмурилась. - О, это вы…
- Мисс Хатауэй… - начал он.
- Подержите!
Она поспешно сунула ему в руки что-то живое и теплое, а сама помчалась в погоню за козой.
Кристофер ошеломленно посмотрел на крошечное создание и увидел новорожденного козленка - белого, с коричневой головкой. Впрочем, сама Беатрикс удивила его еще больше. Посмотрев ей вслед, капитан едва не выронил малыша: оказалось, что молодая леди не в платье, а в бриджах и высоких сапогах.
Капитану Фелану доводилось видеть женщин во всевозможных одеяниях и без оных, но вот в наряде конюха перед его взором до сих пор не представала ни одна из сестер Евы.
- Наверное, это сон, - рассеянно обратился Кристофер к неловкому пушистому комочку. - Очень странный сон о Беатрикс Хатауэй и козах…
- Есть! Поймал! - радостно прокричал уже знакомый мужской голос. - Я же говорил, что загон надо делать выше!
- Она не перепрыгнула, - возразила Беатрикс, - а прогрызла изгородь.
- А кто пустил ее в дом?
- Никто. Сама пробралась через кухню.
Продолжение разговора разобрать не удалось.
В парадную дверь, задыхаясь от быстрого бега, влетел темноволосый мальчуган лет четырех. В руке он воинственно сжимал деревянный меч, а голову обвязал носовым платком - настоящий маленький пират.
- Поймали козу? - с ходу осведомился он.
- Кажется, да.
- Вот не везет! Пропустил самое интересное, - вздохнул мальчик и посмотрел внимательно. - А ты кто?
- Капитан Фелан.
Во взгляде вспыхнул интерес.
- А где же твой мундир?
- Война закончилась, и я его снял.
- Ты пришел к моему папе?
- Нет, я… хотел бы побеседовать с мисс Хатауэй.
- Ты один из ее кавалеров?
Чтобы развеять сомнения, Кристофер решительно покачал головой.
- А может быть, и кавалер, только пока еще и сам не знаешь.
Впервые за долгое время Кристофер улыбнулся по-настоящему.
- У мисс Хатауэй много кавалеров?
- Много. Но только ни один не хочет на ней жениться.
- Почему, как ты думаешь?
- Все боятся, что в них выстрелят. - Мальчик пожал плечами.
- Что? - не понял Кристофер.
- Прежде чем жениться, надо влюбиться, а для этого в тебя должны выстрелить из лука. - Он задумался. - Наверное, дальше не так больно, как в самом начале.
Кристофер улыбнулся еще шире. В этот момент Беатрикс вернулась в холл вместе с мамашей-козой, которую тащила на веревке, и пристально посмотрела на незваного гостя.
Улыбка поблекла, а Кристофер утонул в нестерпимо синих глазах. Они оказались поразительно чистыми и прозрачными… глаза странствующего ангела. Почему-то подумалось, что никакие грехи мира не смогут их замутить, но в то же время все, что увидел и совершил он сам, никогда не сотрется из памяти и навсегда останется в темных закоулках души.
Мисс Хатауэй медленно перевела взгляд на племянника.
- Рай, будь добр, отведи Пандору в амбар. И козленка отнеси. - Она подошла и бережно взяла новорожденного. Ее нечаянное легкое прикосновение вызвало его мгновенный и несоразмерный, хотя и приятный ответ.
- Хорошо, тетя. - Мальчик послушно отправился выполнять задание, удивительным образом легко справляясь с двумя животными и продолжая крепко сжимать меч.
Кристофер стоял напротив Беатрикс и всеми силами старался удержаться от откровенных, нескромных взглядов. Впрочем, ничего не получалось. С тем же успехом она могла бы выйти в холл в нижнем белье. Это было бы даже лучше, потому что не выглядело бы столь необычно и эротично, как стройная женственная фигура в мужской одежде. А главное, она ни капли не смущалась. Черт возьми, что же это за загадочная особа?
Красивая и в то же время непредсказуемая, она возбуждала сложные чувства: раздражение, восхищение… вожделение. Густые тяжелые волосы, не желавшие покоряться шпилькам и заколкам, раскрасневшиеся от возни щеки… воплощение сияющего женственного здоровья.
- Зачем вы здесь? - коротко спросила Беатрикс.
- Пришел попросить прощения. Вчера я вел себя невежливо.
- Больше того, грубо.
- Да, конечно. Искренне сожалею. - Ответа не последовало, и Кристофер мучительно попытался подыскать единственно верные слова. А ведь когда-то он славился умением вести светскую беседу! - Слишком много времени я провел в военных лагерях, а после возвращения из Крыма то и дело злюсь без всякого повода и говорю глупости. Печально, потому что слова очень много для меня значат, чтобы так небрежно ими разбрасываться.
Возможно, воображение обманывало, но ему показалось, что синие глаза слегка оттаяли.
- Не стоит просить прощения за то, что я вам не нравлюсь. Достаточно извиниться за невежливое обращение.
- За грубость, - уточнил Кристофер. - Но это не так.
- Что не так? - нахмурилась Беатрикс.
- То, что вы мне не нравитесь. Я слишком плохо вас знаю, а потому не имею оснований для симпатии или антипатии.
- Не сомневаюсь, что, узнав лучше, вы получите больше оснований для антипатии. А потому имеет смысл сократить путь и сразу признать, что мы друг другу неприятны. Разумный подход освободит от болезненных промежуточных этапов.
Монолог прозвучал так искренне и убедительно, что трудно было не заинтересоваться.
- Боюсь, не могу согласиться.
- Почему же?
- Всего лишь потому, что, услышав те доводы, которые вы изволили привести, я почувствовал, как в душе зарождается дружелюбие.
- Ничего, это случайно и скоро пройдет, - отмахнулась Беатрикс.
Решительный тон показался забавным.
- Что-то не проходит. Наоборот, становится все сильнее и сильнее. Вот сейчас я уже абсолютно уверен, что отношусь к вам с горячей симпатией.
Беатрикс взглянула скептически.
- А как же мой ежик? Он вам тоже симпатичен?
- Душевная привязанность к грызунам требует времени.
- Медуза - не грызун. Она - иглокожее.
- А зачем вы принесли ее на пикник? - не удержался от вопроса Кристофер.
- Потому что считала, что общество воспитанного, добропорядочного животного намного приятнее компании тех людей, которых предстояло встретить. - В уголках губ появилась улыбка. - И не ошиблась. - Она немного помолчала. - Мы собираемся пить чай. Не желаете присоединиться?