В основу романа Олеся Бенюха "Джун и Мервин" легли новозеландские впечатления автора. В книге рассказывается о жизни молодежи Новой Зеландии, ее проблемах, мечтах. В основу романа положена трагическая судьба и любовь "белой" девушки из богатой семьи Джун и бедного юноши-маорийца Мервина.
Содержание:
К читателю 1
Пролог из будущего 1
Часть I 2
Часть II 22
Часть III 36
Незавершенный эпилог 50
Бенюх Олесь
Джун и Мервин
К читателю
Роман Бенюха - явление примечательное, он представляет значительный интерес для рецензента новозеландской литературы, привыкшего к жалобным комментариям, предполагающим, что в стране без сильных литературных традиций писатели скованы при исследовании различных явлений действительности. Многие наши писатели действительно обеспокоены этим и часто обходят окружающие их реальные проблемы. Советский писатель Олесь Бенюх не следует их примеру.
Писатель Джозеф Конрад как-то сказал; "Морская жизнь была моей жизнью. Она была сценой, но очень редко целью моих стремлений. Моей целью было такое же беспокойное, опасное и изменчивое явление, как море, но еще более обширное - неукротимый океан жизни". Точно так же о Бенюхе следует сказать, что новозеландский фон, изучение новозеландского образа жизни, страны и ее людей не были целью его стремлений в "Джун и Мервин". Он тоже стремился к чему-то более значительному, объемному, чем то, что умещается на двух небольших островах в Тихом океане. Трагическая история любви двух главных героев, хотя она и трогательная и запоминающаяся, не является ни сердцевиной, ни завершением сути вопроса. Она создает канву романа, в котором речь идет также о жестоком отношении человека к человеку. Однако не она цель стремлений Бенюха. Его целью скорее является "неукротимый океан жизни". В своем конкретном выражении новозеландская действительность, окружающая двух влюбленных, раскрывается автором как своего рода миниатюра западного капиталистического мира, а они, молодые, показаны как жертвы хищного общества.
Действие "Джун и Мервин" происходит в годы войны во Вьетнаме, когда будущие влюбленные еще учатся в школе. У них разное происхождение: Джун - дочь овдовевшего богатого человека, связанного с американцами финансовыми интересами, а у смуглокожего Мервина отец пожарник. После случайной встречи между молодыми завязывается дружба, которая вскоре перерастает в любовь. Под влиянием пропаганды и стремясь заработать побольше денег, Мервин записывается в экспедиционные войска, которые направляются во Вьетнам. Вскоре после этого рушится финансовая империя отца Джун. Он кончает жизнь самоубийством. Дочь покидает родные места и уезжает на заработки. В то время как Мервин духовно и физически страдает во Вьетнаме, Джун вступает в мир спортивного бизнеса, где она, хотя и преуспевает с материальной точки зрения, чувствует себя все более опустошенной и духовно погибшей.
Возможно, что у другого автора подобный роман мог бы превратиться в мелодраматическую любовную историю. Но в данном случае этого не происходит. Произведение Бенюха - это серьезная попытка изучить масштабы того, что дорого человеку. Развертывание действия на достоверном фоне новозеландской жизни, введение ряда персонажей, связанных с жизнью героя и героини, позволили автору серьезно и глубоко разработать весьма важные жизненные темы. Многие читатели, вероятно, воспримут роман как произведение антивоенное, другие без труда отметят, что в нем затронуты проблемы расовой дискриминации, третьи обратят внимание на разоблачение ложных ценностей буржуазной цивилизации. Все эти темы, безусловно, присутствуют в романе, но они без всякого авторского морализма и дидактики органично вытекают из самих жизненных ситуаций, из характера и направленности самого повествования. Роман построен таким образом, что не автор, а сами герои и события, сама окружающая жизнь постоянно ставят перед читателями вопросы. И ответы на них мы опять же находим не в авторских умозаключениях, а в судьбах героев, достоверно представленных событиях. Только тщательный и исчерпывающий анализ взаимосвязи между разными событиями и диалогами героев может открыть тонкий рисунок повествования. Однако такой анализ был бы насколько неуместным, настолько и ненужным, так как все в романе подчинено жизненной правде, отображению живой действительности. И все же мы приведем хотя бы один пример тонкой взаимосвязи разрозненных и, казалось бы, случайных жизненных эпизодов.
Происходит разговор героев. Джун вскользь упоминает о темной коже Мервина, а он рассказывает ей легенду о цвете кожи людей. Ее поведала ему его бабушка-маори. Им обоим чужды расовые предрассудки. Однако значительно позднее, во Вьетнаме, Мервина поражает высокомерное и бесчеловечное отношение, проявившееся в истерическом крике умирающего товарища, который считает, что его собственная загубленная жизнь более важна, чем жизнь его бывшего друга. Тема расизма дополняет тему человеческой деградации, которая выдвигается на первый план в грязной войне во Вьетнаме.
Олесь Бенюх считает недостаточным дать читателю возможность взглянуть со стороны на его героев, он также не хочет ограничиваться приемом описания их жизни от третьего лица. Включив в роман отрывки из дневников двух разлученных влюбленных, он дает читателю возможность проникнуть в их внутренний мир. Несколько снов раненого Мервина, находящегося в бессознательном состоянии, также оказываются мучительным комментарием к его переживаниям в джунглях к северу от Сайгона. С ними созвучно чувство упадка духа в дневнике Джун, который она ведет в окландских "джунглях" людей-хищников. Этими приемами роману придается новое измерение, а Джун и Мервин вызывают симпатию читателя. Вскормившая их так называемая цивилизация оказывается обманом, и, столкнувшись с суровой реальностью, они выходят из этих столкновений изувеченными духовно, а Мервин покалеченным и физически.
Духовное и социальное окружение, которое они наивно приняли, не сумев критически оценить его, предало их и лишило какого-либо достойного будущего.
Олесь Бенюх не новичок в художественной литературе. Он лауреат международной литературной премии Джавахарлала Неру. Думаю, что публикация его романа позволит читателю ближе познакомиться с жизнью молодежи Новой Зеландии, с проблемами, которые перед ней стоят.
Уинстон Роудс, профессор литературы, почетный президент общества "Новая Зеландия - СССР"
Пролог из будущего
"…Вьетнам - вот где скорее всего это было. Где же еще?.."
Мервину казалось, что он видит все наяву. Казалось?.. Но ведь он не пришел еще в себя после ранений, после операции…
По дороге вдоль рисового поля шла девочка, тоненькая, как стебелек.
Она шла, повернув голову в сторону, лица ее не было видно. Мервин смотрел на девочку снизу вверх, словно она шла по высокой насыпи или плыла по светлому бледно-голубому небу, окутанная легким, почти прозрачным кружевом облаков.
Чуть слышно пели невидимые птицы. Или это смеялась девочка?
Воздух был насыщен нежащим теплом. В нем чувствовался едва уловимый аромат крупных лиловых цветов. Волосы девочки искрились в солнечных лучах.
Девочка плыла дальше, дальше - над пагодами, болотами, над городами, джунглями. И все так же тихо пели птицы. Или плакали?..
"Наверно, так плачут от счастья", - подумал Мервин. И тут же ощутил горький запах гари. Пристальнее вглядевшись в девочку, он чуть не задохнулся от ужаса: волосы девочки горели-пылали от напалма. Мервин рванулся к ней изо всех сил - помочь, спасти!.. Но его тело было будто чужим. Не слушались ноги, забинтованные руки были неподвижны. Тогда он закричал, призывая на помощь. Из горла вырвался еле слышный, невнятный хрип. Никто не ответил… И он заплакал…
Внезапно небо окрасилось багровым заревом. Страшной силы взрыв бесшумно гасил малиновые звезды в своих черных клубах…
Девочка повернулась. Лицо ее, освещенное отблесками горящих волос, стремительно приближалось к Мервину. Он не успел увидеть его целиком - видел один рот, искаженный страданием…
Господи, чье же это лицо?
Десятилетней вьетнамской девочки, изнасилованной целым взводом и приконченной милосердным штыком?
Его возлюбленной Джун, потерянной навсегда?
Всего человечества, обреченного на вечные муки?
Где-то близко гремели орудия, рвались снаряды, захлебывались в лужах крови солдаты. Рушились города, уничтожались государства, гибли цивилизации.
Сместились полюса, вышли из берегов моря и океаны. Смерть витала над планетой!..
По багровому небу летел огненный шар - в муках корчилась живая плоть человека. И так ли важно, кто это: девочка-вьетнамка, любимая Джун, кто-то неизвестный из людей Земли?
"…Боже мой, летит, летит по небу огненный факел людской боли и горя! Опять - в который раз! - живая плоть рассыплется пеплом. И нет ни сил, ни возможности даже ценою собственной жизни погасить это адское пламя, вырвавшееся из преисподней, - пламя глухой и слепой ненависти.
Даже ценою собственной жизни…"
Вьетнам… Конечно, именно там и решилась его судьба. Именно там, когда он в отряде "коммандос" рыскал по джунглям в поисках партизан.
Но ведь было что-то и до Вьетнама?
Ведь было же?
Да, было, было!..
Часть I
1
Девочка присела на корточки и осторожно погладила щенка. Он перестал скулить, завилял обрубком хвоста, приподнялся на задних лапах, натянув поводок. Девочка отдернула руку. Щенок снова заскулил. Ошейник врезался ему в горло.
"И чего я боюсь? - подумала девочка. - Он такой хороший, такой славный!.."
И еще раз, теперь уже смелее, погладила щенка. Он лизнул ей руку.
Уродливо приплюснутый нос щенка, казалось, сморщился в благодарной улыбке.
Поводок был захлестнут за гвоздь, вбитый в стенку деревянного павильона.
Девочка встала и протянула руку, чтобы снять поводок с гвоздя.
- Извините, мисс, но это мой щенок, - услышала она за своей спиной недоуменный возглас. Девочка обернулась. Перед ней стоял опрятно одетый смуглый, черноволосый мальчик. Как и ей, ему было лет пятнадцать.
- Это мой щенок, - повторил он, взял щенка на руки и стал чесать ему шею.
- Ну и что же, что твой? - обиженно спросила девочка. - Я и не думала его уводить… Ему было скучно одному. Вот я и хотела с ним поиграть!
"А она славная! - улыбался мальчик, разглядывая девочку. - Красивая. Как в кино!.. И губы, видно, не намазаны".
- Играй, если есть охота, - он протянул ей щенка. - Гюйс любит, когда с ним возятся.
Они не спеша направились к главной выставочной площадке. Девочка вела щенка на поводке. За ними, впереди них и навстречу им шли люди с собаками самых разных пород, возрастов, мастей. Взрослые, видавшие виды псы, щедро увешанные медалями и жетонами, брели спокойно и понуро, словно равнодушные к почестям. Молодые, напротив, рвались из рук хозяев, обнюхивали друг друга, от нетерпения и ожидания чего-то необычного - и уж, конечно, доброго, радостного! - скулили, повизгивали, взлаивали. Толкаясь и мешая друг другу, будто внезапно ожили красочные иллюстрации кинологической энциклопедии, шли по дорожкам парка нервные доберманы и огромные глуповатые доги, злые таксы и добродушно-нахальные сеттеры, строгие немецкие овчарки и умнейшие лабрадоры-ретриверы. Был последний день ежегодной веллингтонской выставки собак.
- Меня зовут Мервин. А тебя как?
- Джун.
Некоторое время они молчали.
- Как забавно бежит твой Гюйс! - засмеялась вдруг Джун. - Он кто - французский бульдог, да?
- Бостон-терьер, - с гордостью ответил Мервин. И добавил: - Редчайшая порода!
Он хотел было рассказать ей, что, конечно же, отец его никогда не смог бы купить такую дорогую собаку (сто пятьдесят долларов - целая куча денег!), что Гюйса они нашли на берегу бурной безымянной речушки, у ее самого устья, куда выбрались с отцом как-то в субботу на рыбалку: щенок был, видимо, выбракованный, а утонуть по воле своих хозяев не захотел, победил, слепая кроха, смерть и вот стал теперь каким молодцом! Но Мервин не знал, как девочка отнесется к его рассказу, и потому промолчал. Ничего не сказал он и о том, как отец потешался над ним во время той рыбалки. Мервин поймал большущую рыбину. И когда он с огромным трудом, с помощью вошедшего в азарт отца, выволок ее на берег, ему вдруг стало отчаянно жаль ее - такую красивую, такую сильную и такую теперь беспомощную. "Пап, давай отпустим ее, - несмело попросил он. - Давай, папочка!.."
- "А ты не рыбак, мальчик. Нет, не рыбак!" - смеялся, внимательно глядя на него, отец. И Мервину было неясно, осуждает он его или одобряет…
Было по-летнему жарко, как бывает жарко в Веллингтоне в феврале. Дул теплый северный ветер. Он гнал по голому небу хлопья облаков, трепал жесткие листья рослых, высотою с кокосовую пальму, древовидных папоротников, срывал пену с длинных океанских волн.
Недалеко от входа на площадку в ларьках продавалось мороженое. Джун невольно замедлила шаг, украдкой облизала пересохшие губы. Мервин нащупал в кармане своих коротких штанов несколько мелких монет, которые выпросил у отца на билет в кино. "Одним Дракулой больше, одним меньше!" - с неожиданной для себя легкостью отказался он от любимого развлечения.
- Пару двойных порций, - Мервин смущенно протянул мороженщику три шиллинга, чувствуя, как у него краснеют щеки, нос, уши. Ему казалось, что все вокруг, даже стоящие далеко у выхода с площадки, и, уж конечно, этот противный толстый мороженщик, - все смеются над ним: "Тоже ухажер нашелся!"
"Ну и пусть! Ну и пусть!" - твердил про себя Мервин. И с повадками человека, который только и делает, что угощает знакомых девочек разными сладостями, красный, потный, он подошел к Джун и галантно вручил ей мороженое.
- Жарко, - только и сказал он.
- Жарко! - радостно согласилась Джун. - Спасибо!.. "Добрый мальчик, - подумала она. - Настоящий джентльмен! Не то что противные наглецы братья Гаррисоны или наш сосед Жадина Вилли…"
- Джу-у-ун! - немолодая, стройная дама в очках беспокойно всматривалась в толпу на подступах к площадке.
Джун быстро подхватила на руки Гюйса и бросилась бежать по одной из дорожек, обсаженных "рождественскими" деревьями. Мервин побежал следом за ней. Наконец Джун остановилась. Остановился и Мервин. С трудом переводя дыхание, Джун лизала мороженое.
- Кто эта женщина? - спросил тоже запыхавшийся Мервин.
- Мадемуазель Дюраль. - Джун пренебрежительно повела плечом. - Моя гувернантка. Француженка, старая дева…
- Она хорошая?
- Ябеда. Шпионит за мной, все обо мне вынюхивает. Даже в колледже у моих подружек пытается выудить какую-нибудь сплетню. А потом доносит отцу. Но я всегда могу ее надуть, когда захочу! - На лице девочки появилась недобрая усмешка.
- Это верно, хуже нет, когда бесцеремонно суют нос в твои дела! - согласился Мервин.
Сердито зарычал Гюйс, совсем как взрослый пес. Джун и Мервин оглянулись. К ним почти вплотную подошла женщина, которую Джун назвала мадемуазель Дюраль. Какое-то время - оно показалось Мервину очень долгим - девочка и женщина молча смотрели друг на друга.
- Итак, Джун Томпсон, - негромко проговорила гувернантка, - я, по-вашему, ябеда и шпионка?
Джун молчала.
- Почему вы молчите? Или вам стыдно за свои слова перед молодым человеком?
- Разве можно стыдиться правды? - Джун произнесла эти слова громко и твердо. Большие серые глаза ее потемнели, лоб прорезала едва видная складка.
"Вот какая она, эта Джун! - восхищенно подумал Мервин. - Ей-богу, молодец - не струсила!"
- Пойдемте к машине. Дома сами объясните отцу свое недостойное поведение! - проговорила мадемуазель Дюраль. И, не удостоив Мервина взглядом, быстро пошла к выходу.
- Здорово ты ей ответила! - в восхищении сказал Мервин.
- Ничего особенного! - Джун, пожав плечами, пошла вслед за гувернанткой. - Дома теперь будет очередная буря - с громом, молнией, дождем. И гулять не пустят целую неделю…
- А как только пустят, приходи к нам поиграть с Гюйсом, - негромко проговорил Мервин, слегка коснувшись плеча Джун рукой. - Мы живем на Фарм Роуд в Нортлэнде. Спросишь многоквартирный дом пожарников, тебе каждый покажет. Мой отец пожарник, шофером работает. Приходи, а?
- Приду, - сказала Джун. - Как только пустят, так и приду. Я ведь живу рядом - в Карори…
Она улыбнулась, помахала рукой и побежала к стоянке машин. Мервин видел: большой черный лимузин бесшумно тронулся с места и через несколько секунд скрылся за поворотом.
Мервин долго стоял и смотрел на неиссякаемый поток машин. Гюйс уселся у его ног и попытался привлечь негромким повизгиванием внимание мальчика. Но тот не обращал на него внимания. Незнакомое, странное чувство владело Мервином - тревожное и радостное. Ему казалось, что он парит высоко-высоко над островом. Уплывают вдаль среброглавые вулканы и дремучие папоротниковые рощи, каменистые каньоны с бурными изумрудными потоками и выгрызенные ордами океанских волн угрюмые, пустынные фиорды. Древние военные тропы пересекают крутые склоны оранжевых гор, теряются в лиловых долинах, в медно-красных песках пустынь, вновь возникают на берегах сонных озер, чтобы снова исчезнуть возле кипящих грязей и горящих желтыми, синими, красными кострами великанов гейзеров.
А где-то далеко на горизонте, вверх по белой ленте широкого шоссе, мчится большой черный лимузин…