Когда почти бежала по пустому коридору, поняла, что краснею. Краснею от того, что возбудилась от процедуры медитативного массажа, от того, что передо мной лежал совершенно чужой мужик, которого я гладила всеми частями тела, намазанными маслом, и получала от этого удовольствие. Но как же все это ужасно некрасиво с точки зрения эстетического восприятия. Проституток учат делать массаж, чтобы они зарабатывали больше денег, а что я-то тут делаю?
Вдруг какая-то огромная тень возникла на пути.
– Эй! Спасибо, это было круто! За мной должок! – Ван Дамм, мой "тренажер", расплывался в блаженной улыбке и, совершенно не стесняясь, почесывая яйца. Он смотрел мне в глаза и ждал продолжения банкета.
Я окаменела от столь радостной встречи.
– Ты ведь не отсюда?
– Угу!
– Правильно, я сразу понял, что ты не проститутка, то есть это, как ее... тантристка, может, поужинаем?
– Спасибо, не голодна! – я натягивала на каменное лицо дружественную улыбку.
– С меня массаж!
Мне нечего было ответить. Пришлось катапультироваться по-быстрому. С людьми нужно балакать на их бла-бла. То есть разговаривать на их языке.
– Я это, в туалет хочу! – подстроилась к речи собеседника я и шмыгнула в душ, скребя тапками...
* * *
Вечером, удовлетворив Сержика "десять вверх, десять вниз", я пришла к удручающему выводу. Супружеский долг – это хорошо, не изменять – это тоже правильно, но вот только как воскресить ушедшие чувства? Явно не волшебным массажем. Ощущение того, что семейная жизнь превратилась в рутину, в скучный бытовой процесс, не покинуло меня даже после таких шикарных экспириенсов. Не будешь же ты каждый вечер делать ему массаж? А сексуальное желание не просыпается. Не хочу я его. Смотрю на него и не хочу. Так, как будто смотрю на брата, ну да, симпатичный, ну да, интересный, ну да, хорошо сложенный, ну да, родной и близкий... Но не хочу я этого секса, скучно мне, лень, не знаю что, но не хочу...
Почему все кричат на каждом перекрестке о своем похотливом желании размножаться? Ведь секс – это всего лишь инстинкт, половое влечение. Мне кажется, он – начало отношений между мужчиной и женщиной, а потом эти отношения перерастают в родственные, духовные и секс уже не нужен. Зачем тогда общаются души? Сексуальные физкультурные подвиги заменяются разговорами "как прошел день?", "что подарим маме на Новый год?", "куда поедем отдыхать?", "ну и козел же твой Момонский!" Романтичность шелкового пеньюара сменяется футболкой с надписью "Микки-Маус", а гладко выбритый подбородок – растянутыми семейниками. Дозволенное пуканье в туалете и непотопляемые какашки – повод для семейной хохмы, шумные друзья – повод для пиления.
Секс – это азбука. Ты изучил ее в первом классе и начинаешь читать взрослые книжки, и азбука тебе не нужна. Почему я уже давно читаю худлит, а Серж еще так рьяно нуждается в азбуке? Как продолжать взаимоотношения в семье, если супруги находятся на разном уровне мироощущения? Нам нужны разные переживания. Сержу – бурный секс, а мне тихий, семейный уют.
Я курю в гостиной, смотрю на нашу свадебную фотографию в рамочке. Я – принцесса, он – сказочный принц, наши довольные лица излучают счастливую улыбку. Ну где же она сейчас, черт возьми?
– Пупсик, ты просто ангел! – довольный Сержик целует меня в лобик. Я же в этот момент представляю, что наступит завтра, потом послезавтра, и так каждый день Сержик будет хотеть меня, а его НЕТ. Каждый день я буду делать ему массаж, а он будет хлопать меня по попе, кусать ухо, называть грудь "титечки" и мутузить "киску".
Почему секс не может быть как праздник? Как нечто оригинальное, интересное. Разик в месяц, в два, а не рабочими буднями со стахановской долбежкой?
А может, это только для меня долбежка, а для остальных – нормальное времяпрепровождение? Может, просто все молчат о подобных проблемах? В фильмах не показывают, что случилось со страстным сексом двух влюбленных голубков после нескольких лет совместной жизни. Так же как и в кино, в нашем обществе не принято рассказывать о том, что происходит с сексом, с любовью, с отношениями.
– Серж, а как ты думаешь, зачем люди продолжают жить вместе, если их уже больше ничего не связывает, кроме совместного быта, общих друзей и привычек? – вдруг выпаливаю я и сама пугаюсь этого вопроса.
Мы не можем не то что искренне заниматься сексом, а просто искренне разговаривать. Я не могу рассказать ему о своих мыслях, в горле как ком застрял.
– Одиночество – очень хорошая штука, когда есть кто-то рядом, кому можно о нем рассказать! – нравоучительно улыбается Серж.
Он любит учить меня, наставлять, так сказать, на путь истинный. Но как он может чему-то меня научить, если он даже меня не чувствует? Не понимает, что у меня на душе? Мы живем друг с другом столько лет, но так и не знаем друг друга. Коммуналка, где соседу кажется, что он знает меня.
– Люди боятся одиночества. Вон Мамонские неделями друг с другом не разговаривают, секса у них нет уже несколько лет. Они на нас все время смотрят и завидуют! – он наливает себе бокал вина и вытягивает ноги на столе.
Я смотрю на его пушистые коленки, и почему-то именно они наводят меня на мысль "так больше продолжаться не может". В какой-то момент мы стали чужими друг другу. Может, из-за моей каждонедельной лжи, а может, из-за его слепоты и бесчувственности? Из-за того, что он ни разу не пытался даже заговорить со мной об этом. Делая вид, что все хорошо, все идет как надо, как обычно!
– Мамонские общаются как кошка с собакой, иногда, кажется, они ненавидят друг друга, а разводиться не собираются, общие дети, общий бизнес, общий дом, друзья. Они так долго и мучительно строили этот свой мир, что сейчас у них уже нет сил сломать его и строить заново с кем-то другим.
– Но ведь ты не раз говорил мне, что нет ничего невозможного? Что Москву покорить так же легко, как светскую стерву, она лишь нагоняет страх своим неприступным видом, а на самом деле мечтает о покорителе.
– Да, но когда ты покорил, добился и понял, что не этого хотел и все получается не так, как ты ожидал, ты разочаровываешься. Разочарования – тяжелый багаж, давящий на плечи, с ним очень сложно жить, невозможно скинуть. Вряд ли ты пойдешь с ним брать Рим, в лучшем случае сил останется на колхоз.
– А что, Серж, лучше жить в руинах развалившегося мира, наполненного разочарованием, в развалинах?
– Люди больше всего на свете боятся одиночества!
– А ты боишься?
Серж самодовольно щурится.
– Нет, я самодостаточен. Я не знаю, чего я боюсь. Думаю, что ничего.
– То есть для тебя не было бы проблемой жить одному, ну, скажем, какое-то время?
– Ты же знаешь, я всю жизнь считал, что семья у человека должна быть одна. А остальное второстепенно. Так что благодаря тебе мне холостяцкая жизнь не светит.
Пустой разговор, искусственный, неужели он не понимает, как мне больно, как я хочу закричать? О том, что не понимаю, что происходит с нами, со мной, с нашими отношениями?! Домашний философ. Легко анализировать других, но как сложно препарировать себя!
Он наклоняется ко мне и чмокает в щечку. Вместе невозможно и врозь никак! Может, у нас такой же искусственный мир, как у Мамонских, а мы все никак не хотим этого замечать?
– Сержик, давай отдохнем, друг от друга, – вместо того чтобы поцеловать его в ответ, обливаю холодным потоком слов. Мне нужно разобраться в себе. Переходный возраст, наверное.
Я должна понять, как нам жить дальше. То ли мне снова изучать азбуку, то ли Сержа как-то быстрей научить читать книги?
– Что-о-о??? – зрачки Сержика расширяются, он хмурит брови и начинает тяжело дышать.
Не знаю другого такого человека, который в считанные секунды умеет трансформироваться из добросердечного хомячка в дикобраза.
– Милый, это не надолго, я поживу на даче, ты здесь. Я как раз давно не была в отпуске. И заметь, не разу не была в нем одна.
Я вопрошающе улыбаюсь, надвинув на лицо маску мольбы. Совсем не хочется его обижать, совсем не хочется портить ему настроение, но так же совсем не хочется себя и его делать несчастными.
– Кто он? – повысив голос, спрашивает Сержик.
Он нервно прикуривает сигарету, скрещивает могучие руки бывшего баскетболиста на груди, и пелена дыма прячет его гневные глаза от меня. Серж страшен в гневе.
А мне смешно. Что это за детский сад?!
– Никто, милый. Мне нужно побыть одной, разобраться в себе.
– Н-н-да! Конечно! Я сразу понял, что тут что-то не то, – пепел с сигареты падает, не вынимая ее изо рта, как криминальный авторитет, Серж продолжает наезд. – Знаешь, когда жена изменяет мужу, то она, во-первых его не хочет, во-вторых, ей стыдно за свою измену и поэтому, чтобы отвлечь свою совесть от себя, она перекладывает свой гнев на него. Начинает критиковать, раздражаться. Каждый раз, глядя мужу в глаза, она думает: просечет – не просечет, узнает – не узнает. Вот я все и узнал. Я догадывался! Хватит из меня лоха делать!
Я, беспомощная, тихо вжимаюсь в диван и молчу. Словесный понос Сержика не остановить. Я знаю своего мужа как облупленного.
– И давно это у вас? Давно ты мне врешь? Да уже несколько лет у нас с тобой секс случается только после того, как я настою на этом. Вот! – он нервно дергает рукой и, затушив сигарету, прикуривает следующую.
Уставился мне в глаза как следователь на допросе, его милое и родное лицо перекосила гримаса негодования, на лбу появились морщинки, щеки стали помидорно-пурпурными.
Он наклоняется ко мне, и свет лампы отражает спеленький маленький прыщик на его груди. Я тянусь к нему, чтобы выдавить. А что делать в такой ситуации? Только давить прыщи. Он не понимает меня. А я настолько не знаю своего мужа, что не могу членораздельно донести до него свое желание просто побыть одной, просто разобраться с тем что происходит!
– Убери руки! Не пытайся увильнуть, знаю все эти примочки. Кто он, я спрашиваю?!
– Сержик, у меня никого нет! Никого, кроме тебя! – тихим шепотом обороняюсь я.
Сержик же предпочитает истерить.
– Не ври! Лучше скажи правду, правда очищает отношения. Тебе самой станет легче, – он нервно расхаживает по комнате взад вперед.
– Сержик, я тебя люблю и верна тебе. Мне просто нужно разобраться. Разобраться в себе, понимаешь?
– Ты унижаешь мое мужское достоинство! Нарастила рога, а теперь не признается!
Серж в бизнесе и обществе – человек уважаемый. Все называют его Сергей Владиславович, восхищаются его управленческим талантом и при первом же удобном случае пресмыкаются. Но дома мой Сержик – плюшевый мишка, забавный и игривый ребенок, нравоучительно вещающий о жизни. Когда он обижается, то поджимает губки, надувает щечки и опускает глазки. Смотреть на него – просто умиление. А на работе – ну прямо царь и бог, крутой владелец телекоммуникационной компании, на кривой козе не подъедешь. Обожаю я его, обожаю в нем то, что может он совмещать в себе наивного ребенка и храброго рыцаря. Может стучать кулаком по столу, употребляя в речи только глаголы в приказной форме, а после восьми вечера смеяться над мультиком и эмоционально аплодировать футболистам, забившим гол. По утрам Сержик недовольно размазывает по тарелке полезный для здоровья геркулес, а вечером в ресторане со знанием дела запивает мидии белым вином, виртуозно подтирая пухлые губы салфеткой.
– Ты самый лучший мужчина на свете. Ты такой единственный, уникальный! – под впечатлением от воспоминаний произношу я.
Самолюбие мужа начинает успокаиваться.
– Не надо мне льстить! Ты унизила меня!
Он вдруг замолкает. Он не верит мне. Он шокирован, зол, расстроен. Мне уже совсем не смешно.
– Сержик, я не хочу тебе ничего доказывать, ну понимаешь, мое достоинство унижает то, что ты мне не веришь. Неужели и вправду думаешь, что я тебе изменяю, неужели за столько времени совместной жизни ты так и не научился чувствовать меня, понимать, верить?
Он подходит ко мне, кладет свои теплые большие ладони мне на плечи и резко нажимает. Больно. Черт побери, очень больно!
Я смотрю ему прямо в глаза, в такие знакомые, как мне казалось, известные, и пытаюсь понять, почему он обвиняет меня в измене. Это же глупо! У меня и в мыслях такого не было.
– Я доверял тебе, думал, мы одно целое! А ты? Как ты могла? – он трясет меня за плечи.
Я плачу. Мы первый раз так ссоримся. Боже, такого никогда раньше не было. Я не знала, что он может быть таким жестким и бескомпромиссным по отношению ко мне.
– Серж, то, что ты говоришь, унизительно!
– Отец никогда не бил мать, поэтому я тоже не могу поднять руку на женщину. А жаль!
Он уходит в гардеробную, одевается.
Я сижу, окаменев как надгробный камень, серый, унылый, печальный. Я ведь просто хотела разобраться в себе. Понять, что делать с нашими отношениями. Я совсем, совсем не хочу ругаться.
– Серж, ты меня не понимаешь, совсем! Слышишь! – кричу я. – Серж, это глупо!
В ответ я слышу щелчок замка входной двери.
Ревность, какая глупая эмоция, слепая, она не поддается логике. Наверное, она даже больше, чем страсть поражает весь головной мозг, не дает способности рационально мыслить. Это просто чувство собственности, боязнь не дополучить любовь и заботу того, кого любишь... А любит ли он меня? Или ненастоящий, искусственный мир развалился сам?
Ревность глупа, это чувство – достоинство слабых, неуверенных в себе людей. Серж не такой. В самые тяжелые моменты жизни он всегда крепко держал меня за руку, не давая упасть, в его голове всегда бушевали самые смелые и полезные идеи. Он всегда помогал мне в бизнесе, всегда заражал своей силой, всегда настраивал на веру в себя. А иногда верил в меня больше, чем я сама. Он знал жизнь и делился со мной этой мудростью. Но боже мой, его реакция сейчас так глупа, так нелепа, так несвойственна ему.
В спальне, надрываясь, пикает его телефон.
Забыл.
Ему пришла смска.
В нашей семье хорошо отработан внутрисемейный этикет – мы не роемся в телефонах друг друга, не посягаем на личное пространство. А на ночь всегда выключаем телефоны. Но сегодня все не так как всегда, сегодня все кувырком, привычная система отношений дала сбой.
Утирая сопли, слюни, слезы, я иду в спальню. Зачем я беру этот чертов телефон? Никогда ведь этого не делала.
"Любимый, я уже успела соскучиться. Доброго тебе утра и славного дня. Жду в 14:00".
Что? Что? Что?
Я сажусь на кровать и начинаю рыться в других смсках.
"Любимый, спасибо за подарок, он блестит на солнце всеми красками нашей любви". "Думаю о тебе не переставая, как проходит твой день?" "Любимый, спасибо за цветы!"
А когда в последний раз он дарил мне цветы?
С мазохистским задором я продолжаю читать любовные смс-письма и плачу. Как это страшно, больно и унизительно – знать, что твоего мужа кто-то еще называет любимый. Еще буквально вчера, а может, даже сегодня он ласкал тело другой женщины, называл ее грудь так же, как мою, "титьки", и как ужасно осознавать, что то, в чем он обвиняет меня, в этом виноват он сам. "Ты унизила мое достоинство!" – театр одного актера для одного зрителя.
Я пытаюсь представить, как она выглядит, где они встречаются, что он ей говорит и еще больше плачу, стучу телефоном по подушке и плачу.
А что я, собственно, реву? Я же сама решила, что наша семья – фальшивка, а теперь злюсь на него из-за того, что узнала об измене. Он просто раньше меня понял всю глупость нашего совестного существования под названием "правильный брак". Может даже, он спал со мной ради меня, а не ради себя. Ведь все, что ему нужно, он нашел в ней!
Больно, внутри все горит и сжимается, кажется, будто выпила серной кислоты. Полное сжирающее изнутри чувство бесполезности, никчемности, опустошения.
Предательство!!! Я чувствую кожей это слово. Пре-да-тель-ство.
Что такое ревность? Она присуща всем живым организмам. Это неотъемлемое составляющее человека. Если любишь кого-то, сделай его свободным в первую очередь от себя. Вот только я всегда предпочитала молчать на эту тему. Я слишком привыкла, что он мой и всегда будет моим. Я сама разрушила наши отношения, не давала ему той нежности и страсти, которых он так хотел. Или все просто и она лучше меня, интереснее, моложе?
Она красивая? Где они познакомились? Давно? Что он ей говорил обо мне? Что разведется со мной? Или: весь этот пафос семейной идиллии – для прессы? Или: эта сучка мне надоела – я тебя люблю! Или: давай сбежим от всех? Или... Поток мыслей постепенно окрашивается ненормативной лексикой.
Я чувствую себя сейчас унитазом, в который слили гадостные отбросы лжи. А любовь достается другой. Он сделал выбор...
Что больнее – его непонимание или его измена?
Что страшнее – то, что он больше никогда не вернется, или то, что я уже не смогу быть с ним?
Как революция – кто-то из нас не может по-старому, а кто-то просто не хочет.
Почему он не ушел от меня раньше? Искал повод? Что я буду делать? Как он расскажет мне о ней? Как я буду жить дальше? Что будет с нами?
Одиночество, настоящее душевное одиночество выглядит как ненужный, большой орган. Где-то в груди. Как Данко, мне захотелось вырвать его. Ампутировать.
Я карабкаюсь на широкий подоконник. Внизу шуршат машины, темно.
Я скриплю зубами от злости и холодного ветра, кулаки сжимаются так, что сводит кисти.
Ору на всю улицу. Я люблю тебя, Серж! Люблю! И ты любишь меня! Неужели мы так долго строили свой мир для того, чтобы вот так в один миг его разрушить? Взорвалась атомная электростанция. Я ору сквозь слезы из глубины сердца. Ору голосом боли и отчаяния.
Внизу все очень маленькое, игрушечное, микроскопическое, как макет. Может, прыгнуть туда? Раствориться? Может, тогда он поймет, какую ошибку совершил?!
Я смотрю вниз, изучаю темный асфальт. В возрасте двадцати семи лет я буду лежать, размазанная и холодная, не родившая еще ребенка, не исполнившая свою мечту и не научившаяся справляться с жизненными перепетиями. Но зато доказавшая, что он любит только меня. А может, и не доказавшая. Может, он похоронит меня с почестями, вопреки тому, что суицидников не хоронят, напьется на поминках в зюзю и женится на своей новой избраннице. Они будут лежать на нашей кровати, мыться в нашей ванной... Бред.
Там, внизу, точно уже ничего не изменишь!
Черт возьми, я прошла огонь, воду и медные трубы, окончила музыкальную школу, сделала прибыльный бизнес, построила родителям дом, обзавелась друзьями и даже умею делать эротический массаж. Какого хера, спрашивается, я вот так похерю все это? Закончу свою бесценную жизнь и перечеркну тысячи усилий из-за того, что мой муж трахает какую-то телку? Это мы еще посмотрим, кто кого в итоге трахать будет.
Я ненавижу тебя Серж, я тебя ненавижу, слышишь!
Ты поймешь, что ты сделал! И очень сильно пожалеешь об этом!
В такие моменты принимаешь ключевые решения для дальнейшей жизни. Пройдя через боль и отчаяние, выбираешь новый вектор пути следования. Стратегию своего дальнейшего развития. Приложив все свою силу воли и собрав себя в кулак, я решаю: с этой минуты стать той, от которой невозможно уйти, я должна стать той, кто лучше всех других. Я стану не просто женщиной, я стану особенной сверхженщиной.