Страшно было даже представить, что теперь будет с Кейт, когда она узнает об этом…
– Труп совсем свежий, – ответил Билли. – Вероятно, убийца засунул жертву в волнолом этим утром, на рассвете, перед началом прилива. Так же, как делал Меррилл. Этот человек прекрасно знает почерк твоего клиента.
– Хорошо, – с облегчением сказал Джон.
– Чего хорошего? – возмутился Билли – Ты что совсем уже спятил? Давай скорей приезжай, а то упустишь возможность увидеть все своими глазами. И, кстати, никому не говори, кто тебе позвонил.
– Хорошо, я приеду как будто случайно, мне это по пути, – произнес Джон, заводя машину. Пойнт Герон находился в сорока пяти минутах езды от Провиденса, к востоку от Сильвер Бэй.
Разумеется, не было ничего хорошего в том, что объявился маньяк, подражающий Грегу Мерриллу и прекрасно осведомленный о его почерке. Говоря "хорошо", Джон думал совсем о другом.
Хорошо было то, что в волноломе нашли не скелет – значит, это была не Вилла. Хорошо было то, что Кейт не придется пережить весь этот кошмар. Больше ничего хорошего в том, что рассказал ему Билли, не было.
Не было, и быть не могло.
На берегу собралась толпа любопытных, наблюдающих за работой полиции. Полицейские оцепили территорию, не подпуская зевак близко. Плывущие по небу низкие черные тучи делали день похожим на поздний вечер, и этот полумрак время от времени освещали вспышки фотоаппаратов, которыми криминалисты детали снимки.
Припарковав машину, Джон подошел к желтой ленте, натянутой вокруг места преступления, и стал искать глазами своего друга Билли.
– Эй, а вы что здесь делаете? – окликнул его один из полицейских. – Вы прямо "скорая помощь" для насильников и убийц. Преступника еще не поймали, а вы уже тут как тут. Не терпится заполучить клиента?
– Оставьте меня в покое, – устало произнес Джон и увидел Билли, который шел от волнолома, то и дело поскальзываясь на мокрых камнях.
– Просто поразительно, какой у адвокатов нюх – сразу чувствуют, где можно будет поживиться, – не унимался коп. – Неужели нельзя зарабатывать деньги честным трудом, а не защитой убийц?
Джон ничего на это не ответил, но слова полицейского глубоко задели его. Стараясь не замечать косых взглядов, он продолжал пристально смотреть на волнолом, где работали детективы, судебно-медицинский эксперт и полицейский, снимающий все на видеокамеру. Становилось все темнее, и волны прилива поднимались все выше и выше. Молодой полицейский подбежал к фургону, чтобы взять оттуда большой черный мешок для трупа. Копы торопились вытащить тело, пока вода не поднялась слишком высоко.
Когда толпа полицейских на секунду расступилась, Джон увидел торчащую из волнолома мертвую руку с судорожно скрюченными пальцами. Она была тонкой и безжизненной, как ветка засохшего дерева.
Потрясенный этим ужасающим зрелищем, Джон стоял неподвижно, не в силах отвести взгляд от волнолома, ничего больше не видя и не слыша вокруг себя. Кто-то подошел и тронул его за рукав.
– Папа? – откуда-то издалека донеслось до него.
Джон обернулся. Это был Тедди – в джинсах, куртке и кедах, с футбольным мячом в руках. Он выглядел взволнованным и в то же время подавленным.
– Что ты здесь делаешь, Тед? – спросил Джон.
– Я видел ее, – сказал Тедди. – Мы с Бертом и Крисом играли на берегу в футбол. Потом туда пришла женщина с собакой Они гуляли… И вдруг собака бросилась на волнолом, хозяйка – за ней… И потом мы услышали ее крик…
– Ты подходил туда?
Тедди отрицательно покачал головой. Он был бледен как полотно.
– Нет. Мы хотели броситься на помощь, но женщина крикнула нам, чтобы мы не подходили. Она сообщила нам, что там мертвая девушка. Вскоре приехала полиция, и потом появился ты…
– Я рад, что ты ничего не видел, Тедди, – сказал Джон, обняв сына.
Это был непроизвольный порыв, и в следующую же секунду он подумал, что Тедди, наверное, стыдно, что отец обнимает его на людях. Джон попытался отстраниться, но Тедди сам вцепился в него обеими руками, как маленький. Джон вздохнул и закрыл глаза. Он готов был отдать что угодно ради того, чтобы избавить своих детей от ужасов этого мира.
– Но почему вы играли здесь, – спросил он, – а не на футбольном поле?
– Мы должны были сегодня тренироваться в Ривердейле. Но мистер Дженкинс сказал, что мистеру Фелану – тренеру команды Ривердейла – почему-то не удалось получить спортзал. Наверное, там тренировались баскетболисты. Нашу тренировку перенесли на завтра, но мы с Бертом хотели начать уже сегодня и поэтому решили пойти на берег.
– Но как вы оказались в Пойнт Герон?
– Нас привезла сюда мама Берта. Ее бойфренд живет в этом доме, – добавил Тедди, указав на возвышающийся над берегом шикарный особняк, построенный на месте снесенного старого коттеджа.
Подняв глаза, чтобы взглянуть на дом, Джон увидел на балконе Салли Кэрролл и стоящего рядом с ней мужчину.
Салли смотрела на него в бинокль, но когда Джон помахал ей рукой, она, сделав вид, что не замечает его, принялась снова следить за происходящим на волноломе. Джон перевел глаза на стоящего рядом с Салли мужчину, и тот тоже на него посмотрел. Присмотревшись, Джон узнал его: он был на матче Тедди, когда они играли с командой Ривердейла.
– Это Питер Дэвис? – спросил Джон.
– Да. Это в его спортзал мистер Дженкинс предложил мне ходить… Папа, а кто она? Я имею в виду убитую девушку?
– Не знаю, Тедди, – ответил Джон.
– Я слышал, что сказал тебе полицейский. Это правда? Ты здесь потому, что собираешься защищать убийцу?
Джон покачал головой, глядя, как полицейские засовывают в мешок труп девушки. Ее синевато-бледная кожа слабо белела в сгущающейся темноте, а каштановые волосы безжизненно свисали с ее головы, как прилипшие водоросли. Когда мешок с телом положили на носилки, Джон посмотрел в глаза сыну.
– Нет, вовсе не поэтому, – сказал он.
– Тогда почему, папа? – не отставал Тедди.
Джон снова отвел глаза. Полицейские осторожно несли носилки с телом по скользкому мокрому волнолому, и набегающие волны заливали их ноги по щиколотку. Джон думал о Кейт, о Вилле и не мог оторвать глаз от зловещего черного мешка.
– Я приехал сюда ради друга, – сказал он, чувствуя на себе пристальный взгляд Тедди. – Только ради друга.
Глава 17
Кейт узнала от своих знакомых, что по инициативе ее бывшего мужа Эндрю Уэллса сенатор Гордон отправился с визитом в Китай, с целью повышения своей популярности и авторитета. Эндрю, разумеется, сопровождал его в этой поездке. Становилось все более очевидным, что сенатор Гордон собирается баллотироваться в президенты на следующих выборах.
На носу был День благодарения. Делегация вернулась из Китая этим утром, в понедельник, и Кейт, догадываясь, как может чувствовать себя человек после длительного перелета, и сомневалась, что Эндрю теперь можно было найти не иначе как в его квартире в Уотергейте. Именно туда она и отправилась.
В прежние времена, когда они с Эндрю жили здесь вместе, Кейт всегда ходила с работы домой пешком. Тогда это был ее любимый маршрут. По дороге она покупала тюльпаны в цветочном магазине и потом ставила их на столик в прихожей – как символ той жизни, о которой она мечтала. Ноябрьскими вечерами, когда с Потомака веяло холодом, Кейт торопливо проходила мимо магазинчиков и кафе, горя желанием поскорее оказаться дома и надеясь, что Эндрю придет этим вечером к ужину.
Теперь все было уже не так, как всего семь месяцев назад. Кейт шла по знакомым улочкам, ничего не чувствуя, равнодушная ко всему вокруг.
Подозрения стали мучить ее примерно за полтора года до того, как Вилла устроилась на работу к Эндрю. Раньше она ничего подобного не замечала – ничего, что могло вызвать у нее хоть малейшие подозрения. Кейт не сомневалась, что Эндрю был верен ей до этого времени. Не мог же он изменять ей с самого начала их супружеской жизни?
Сначала все было прекрасно, но потом вдруг что-то произошло: он стал часто задерживаться на работе, уезжать в командировки, где ему невозможно было дозвониться в гостиницу, а однажды Кейт даже обнаружила следы помады на его воротничке. Наконец, она набралась мужества и сказала ему обо всем. Когда она говорила, у нее дрожал голос и на глаза наворачивались слезы. Однако Эндрю лишь рассмеялся и, обняв Кейт, увлек ее к окну.
– Кети, ты же знаешь, в командировках я практически не бываю в своем номере. Я все время работаю с людьми, прихожу в гостиницу почти ночью и валюсь от усталости… Я получил тогда твое сообщение, но уже было так поздно, что я решил не перезванивать, чтобы не будить тебя.
– Но помада, Эндрю…
В ответ – опять смех.
– А какого цвета была помада? Если красная, то это была Джин Снизорт… а если розовая – то, наверное, Викки Мак-Мэхон… Они ведь буквально вешаются мне на шею, когда им нужно, чтобы сенатор посодействовал принятию их законопроекта! Но это ведь просто игра!
– Любовь не игра…
– Причем здесь любовь? Я не люблю их – я люблю тебя.
Кейт очень хотелось верить своему мужу и, в конце концов, она ему верила – потому что любила его, потому что привыкла доверять людям и верить в лучшее. Однако со временем верить в рассказы Эндрю становилось все труднее. Когда он начинал, со смехом и шутками, что-то рассказывать в свое оправдание, Кейт стала чувствовать тошноту, – как будто ее тело раньше сумело признать правду, чем ее разум. Когда к ним домой звонила молодая женщина, представляющаяся коллегой Эндрю, Кейт хотелось выбросить телефон в окно. Однажды она явственно почувствовала запах женских духов от его рубашки, но у нее уже не было больше сил говорить об этом с Эндрю.
Войдя в Уотергейт, Кейт глубоко вздохнула и как можно непринужденнее поздоровалась с Фрэнком, портье. Он замялся, не решаясь спросить, к кому она пришла. Кейт понимала, что ему, вероятно, было неловко, после того, как она прожила здесь столько лет, останавливать теперь ее в дверях, как постороннего человека.
– Я к мистеру Уэллсу, – сама сказала Кейт. – Не беспокойтесь, Фрэнк, я понимаю, что раз я здесь уже не живу, то вам нужно сначала позвонить в квартиру.
– Мне очень жаль, мисс Хэррис, – вздохнул привратник. – Жаль, что вы здесь больше не живете, мы все по вам очень скучаем.
– Спасибо, Фрэнк, – печально улыбнувшись, произнесла Кейт.
Она знала, что он говорит искренне.
Портье позвонил Эндрю и, получив от него согласие, пропустил Кейт к лифту. Она не знала, как встретит ее бывший муж. Она не предупредила Эндрю заранее о своем приходе, чтобы не дать ему возможности попросить ее не приходить.
Выйдя из лифта на одиннадцатом этаже, Кейт прошла по коридору и вошла в открытую дверь своей бывшей квартиры. Эндрю стоял в прихожей в джинсах и синем кашемировом свитере. У него было заспанное лицо, полосы от подушки на левой щеке и взъерошенные волосы. Кейт знала все привычки Эндрю. Вернувшись домой из далекой поездки, он всегда выпивал почти литр апельсинового сока, чтобы утолить жажду и восстановить силы витамином С, после чего принимал душ и ложился спать, накрывшись одеялом с головой.
Сейчас, когда Эндрю молча стоял перед ней, Кейт посмотрела в его карие пронзительные глаза, но ее сердце осталось спокойным и равнодушным. Даже слабое подобие прежних чувств не всколыхнулось в ее душе.
– Привет, Кети, – сказал он.
– Здравствуй, Эндрю…
– Что привело тебя до… – начал Эндрю, но осекся и, улыбнувшись, встряхнул головой. – Я чуть не сказал "домой". Похоже, я еще не совсем пришел в себя после перелета – сам не знаю, что говорю. Ты ведь здесь не живешь уже шесть месяцев.
– Почти семь, – спокойно ответила Кейт. – Эта квартира перестала быть мне домом с того самого дня, когда я застала тебя в постели с моей сестрой.
– Ну да, а на следующий день ты подала на развод… Не понимаю, зачем было так торопиться, Кети? Мы ведь могли все уладить.
Кейт вздохнула и опять внимательно посмотрела в глаза Эндрю. Она не верила в то, что их отношения можно было спасти. Его роман с Виллой стал для нее последней каплей.
– Послушай, Кети, – тоном искусного политика начал Эндрю. – Ты ведь даже не дала мне шанса. Не захотела ничего слушать. Сразу же потребовала развода.
– Да, это так, – согласилась Кейт.
– Все друзья спрашивают меня, как нам удалось так быстро развестись. У них бракоразводные процессы тянулись годами.
– К счастью, у нас все прошло легко.
– Потому что ты ни на что не претендовала. А ведь мы были женаты довольно долго, и ты могла требовать раздела имущества.
– Мне не нужны были твои деньги, – сказала Кейт.
– Ни мои деньги, ни я сам, – вздохнул Эндрю, пристально глядя на Кейт. – Но ведь я мог исправить свою ошибку. Я мог бы измениться.
– Когда любишь человека – принимаешь его таким, какой он есть, не собираясь в нем ничего менять. Но я уже не могла принимать тебя таким, каким ты стал.
– Но ты любишь меня?
– Любила.
– Я мог бы исправиться, Кети…
Кейт отвела глаза. Она не верила, что это было возможно. Они с Эндрю слишком по-разному смотрели на брак. Кейт считала неверность недопустимой: она не понимала, как можно изменить любимому человеку хотя бы раз. Эндрю не только считал, но и поступал иначе: за время их супружеской жизни он изменил ей не один раз, а множество. В том числе и с ее собственной сестрой.
– Ты пришла, чтобы снова высказывать мне упреки?
– Нет, Эндрю. Вовсе не для этого. Мне нужно с тобой поговорить.
Он предложил ей сесть и сам присел на диван. Подняв глаза, Кейт взглянула на пианино, и ее сердце впервые сильно заколотилось с тех пор, как она переступила порог квартиры своего бывшего мужа.
Ее портрет, написанный Виллой, все еще висел на стене над пианино. Кейт всегда очень нравилась эта картина. На ней Вилла изобразила ее за штурвалом летящего самолета. Чувствовалось, сколько любви вложила ее сестра в этот портрет. Слегка улыбающиеся, излучающие тепло глаза, по-детски сосредоточенный взгляд, чуть приоткрытые губы, развевающийся от ветра белый шарф на шее… – такой увидела ее Вилла, подметив детали, которые сама Кейт за собой не замечала.
Тогда, семь месяцев назад, она была слишком обижена на свою сестру, чтобы взять этот портрет с собой, покидая квартиру Эндрю.
– У тебя все еще висит эта картина… – сказала Кейт.
– Да, мне она нравится.
– Я думала, что к этому времени ты ее уже снял…
– Зачем? Я люблю красивые вещи, – произнес Эндрю.
Внутри у Кейт все перевернулось. Он любил сначала ее, потом ее младшую сестру. Он любил красивые вещи… Надо же, какой ценитель искусства.
– Но ты можешь забрать этот портрет, если хочешь, – заметил Эндрю.
– Спасибо. Я его заберу, когда буду уходить. Но сначала… я хотела спросить тебя…
– О чем, Кейт? Я уже все тебе рассказал. Зачем опять ворошить все это? Неужели за одну глупую ошибку человек должен расплачиваться всю оставшуюся жизнь? Сколько супружеских пар проходит через измену! Многие из моих друзей изменяли, по глупости, своим женам – с секретаршами, с молоденькими практикантками, с какими-нибудь случайными подругами или еще с кем-нибудь. Разве им приходится до сих пор расплачиваться за свои ошибки?
– Вилла – не "кто-нибудь", – с дрожью в голосе произнесла Кейт. – Она моя сестра. Ей было всего двадцать два года. И теперь она исчезла.
Эндрю отвел взгляд. Он выглядел очень уставшим, и Кейт показалось, что морщинки вокруг его глаз стали глубже, чем раньше.
– Она где-то скрывается, я в этом уверен, – сказал он. – Она ведь художница, творческая натура, со всеми ее богемными причудами…
– Так значит, тебя в ней привлекла ее богемность? – спросила Кейт. – Вот чего, выходит, мне не хватало?
– Прошу тебя, Кейт! Сколько можно тебе повторять! Это была глупая, нелепая, идиотская ошибка. Ты же знаешь – кризис среднего возраста… И, к тому же, здесь, в Вашингтоне, повсюду соблазны. Да, я оступался и раньше, но нам всегда удавалось преодолеть это. Я знал, что ты обо всем догадываешься – и я ненавидел себя за то, что заставляю тебя страдать. Я давал себе слово, что это больше не повторится…
– Но это повторялось снова и снова.
– Да, это так. И ты стала уставать от этого. И от меня тоже. Да, наверное, я заслужил это… Не спорю, я поступал нехорошо, но ты же понимаешь – кругом всегда столько соблазнов. А потом Вилла стала работать у меня. Конечно, я не должен был приглашать ее к себе на работу, но, клянусь, у меня ничего такого тогда даже в мыслях не было… Все случилось само собой. Она так напоминала мне тебя… Глядя на нее, я возвращался в те прекрасные времена, когда мы с тобой были моложе.
– Перестань, Эндрю, – сказала Кейт, судорожно сжав кулаки. – Сейчас мне не менее больно слышать все это, чем в первый раз. Ты спал с моей младшей сестрой, чтобы снова почувствовать ту страсть, которую когда-то испытывал ко мне… Разве все это не ужасно?
– Кети, пожалуйста…
– Ей было всего двадцать два года. И ты воспользовался ее неопытностью, как хищник. А ведь ты помогал мне растить ее, ты был для нее почти как отец.
– Хватит, Кети, прошу тебя, – сказал Эндрю, закрывая глаза ладонью.
Кейт продолжала пристально на него смотреть. Она впервые видела Эндрю таким жалким и потерянным. Он, действительно, переживал из-за всего, что произошло. После того, как они поженились, он всегда так заботился о Вилле, и Кейт еще сильнее полюбила мужа за это. Она даже представить не могла, что между ними когда-нибудь могло что-то случиться. И была уверена, что и самому Эндрю это не приходило в голову.
Как бы то ни было, теперь Кейт знала, что их развод окончателен. Все ее чувства к Эндрю умерли, и после этой встречи их жизни уже никогда не должны были пересечься.
– Ладно, – сказала она. – Давай больше никогда не будем к этому возвращаться.
– Да, я с тобой согласен. Пора, наконец, забыть все это и жить дальше. Но что тебя привело сегодня сюда? Я чем-то могу тебе помочь?
Кейт внимательно посмотрела в такое знакомое и когда-то такое родное лицо Эндрю. Его голос звучал ласково и участливо. Несмотря на все свои личные недостатки, Эндрю был хорошим человеком. Его шеф, сенатор Гордон, известный своими либеральными и гуманистическими взглядами, всегда ценил в Эндрю именно его открытость и доброту.
– Я пришла сюда, чтобы почувствовать себя ближе к Вилле, – прошептала она.
– То есть?
– Ты не представляешь, как мне ее не хватает, Эндрю. Я пыталась поговорить о ней с Мэттом, но он ничего не захотел слушать. Знаешь, ведь я ездила в Коннектикут. А потом в Массачусетс – на автозаправку, где в последний раз была использована ее кредитная карта.
– Зачем, Кейт?
– Чтобы понять, – ответила Кейт, выделив последнее слово. – Увидеть все своими глазами и понять. Куда она поехала? Почему? Если бы только я получила ту открытку раньше…
– Прости, – произнес Эндрю, уставившись на свои босые ноги. – В этом я виноват. Мне невыносимо было видеть твое имя на конвертах, и я просто сразу же выкидывал их в корзину. Открытка попала где-то между ними, поэтому я ее не заметил.
– Если бы только я получила ее раньше… – с горечью повторила Кейт.
– Ты считаешь, что-то можно было предотвратить?
Кейт кивнула, и ее взгляд опять невольно упал на картину Виллы.
– Что ты имеешь в виду? Что можно было предотвратить?