– Немного, – вспомнил Майкл. – У мамы и тетки есть брошки в виде маяка, и в детстве я любил слушать связанные с ними байки. Мать – а может, тетя – рассказывала мне то, что ей поведала ее бабушка о морских пещерах, где девчонка…
– Кларисса, – сказала Куин.
– В общем, где она пряталась…
– О морских пещерах? Никогда о них не слышала.
– Наверное, это просто еще одна старинная история. – Пусть так, но, заведя мотор, Куин направилась не к Мысу Хаббарда, а дальше в пролив. Они обогнули остров, рассматривая маяк и скалистый выступ, на котором он был построен, – но при полной воде им почти ничего не удалось разглядеть. Среди валунов гнездились чайки и крачки; их пронзительные крики звенели в воздухе, словно это стонали зловещие призраки со дна моря.
Куин поежилась. Она ощущала притяжение духов так же, как другие люди ощущали дуновение ветра. Сейчас здесь точно присутствовали Кларисса и ее мать, и они что-то говорили ей. Куин покосилась на Майкла, желая узнать, чувствует ли он то же самое, и с удивлением увидела на его лице такое взволнованное выражение, словно он собирался просить у нее руку и сердце. Удивительно! Она презирала его прежде, а он оказался таким романтичным! Чтобы сохранить спокойствие, она еще сильнее сжала руками румпель.
Куин показалось, что кто-то только что бросил ей спасательный круг. Но то были вовсе не призраки ее матери, отца, Клариссы Рэндалл. Нет, сердце ее сладко сжималось от присутствия этого чересчур красивого, слишком богатого, вовсе-не-в-ее-вкусе парня, который сидел на корме лодки и никак не мог – Куин даже боялась подумать о причинах его такого поведения – отвести от нее своих глаз цвета морской воды.
Майкл Мэйхью протянул ей незримую руку помощи, а Куин не могла понять – почему. Такое чувство контакта и близости для нее было в новинку. Ага, значит, он ее разыгрывает. Наверняка этот смазливый юнец задумал что-то похабное. И она решила защититься от него щитом привычной грубости. К черту сантименты!
– Так, что тут происходит? – нахмурив брови, выкрикнула она.
– Происходит? – не понял Майкл, удивившись перемене в настроении этой непредсказуемой дикарки.
– Да. Быстро выкладывай. Потому что у меня нет времени на дерьмовые отговорки.
– О чем ты говоришь?
– Я не говорю о своих родителях – ни с кем!
– Эй, я не заставлял тебя…
– Что ты вообще знаешь? Твои отец с матерью живы-здоровы. Дети вроде тебя не знают, что это такое. Ты сказал, что-то там меж вами сломалось и починить этого нельзя, а я говорю тебе: ты должен радоваться тому, что отец до сих пор рядом с тобой! – Она пересела от него к другому борту лодки.
– Тебе что, нравится постоянно изображать из себя психопатку?.. – спокойно спросил юноша, передернув плечами.
– Не смей называть меня психопаткой! – дрожа, воскликнула Куин, не понимая, отчего внутри у нее все свернулось в морской узел. Как она могла позволить застать себя врасплох?
– Ладно, не волнуйся ты так, не буду.
– Не подходи. Я серьезно!
– Я понял тебя, Куин. Давай вернемся на берег, хорошо?
Она кивнула, завела мотор и погнала лодку прочь от маяка. У нее вспотели ладони; никогда еще она не привозила кого-либо, кроме Элли, тети Даны и Сэма, так близко к месту гибели парусника своих родителей.
Но когда гнев прошел, а сердце ее слегка успокоилось, она взглянула на Майкла. Он выглядел сбитым с толку, ошеломленным, словно на самом деле не догадывался, за что это она вдруг отчитала его. Выходит, Куин ни с того ни с сего накинулась на человека, который – может быть, лишь может быть – просто пытался с ней подружиться.
Это было для нее уже слишком. Она прибавила газу, и они помчались обратно к Мысу Хаббарда.
Сквозь широкое окно струились лучи позднего утреннего солнца, а в воздухе раздавалось тихое урчание дарившего прохладу кондиционера. За окном, над полем, протянувшимся от дороги до леса, дрожало знойное марево. Над высокой травой метались стрекозы. В тени у стены были свалены доски от развалившегося сарая; на покосившейся балке устроился краснохвостый сарыч.
Румер, в балахоне с закатанными рукавами, стояла возле смотрового стола из нержавейки и разговаривала со старой кошкой.
Все эти дни она держалась только благодаря своей работе; оттого, что Зеб оставался на Мысе, и в не меньшей степени из-за происшествия с Эдвардом, она была вся как на иголках. Но сейчас, осматривая страдавшую насморком старую серо-белую кошку, Румер заставила себя сконцентрироваться на животном и не думать ни о чем другом.
– Она одна из красных, – сказала хозяйка кошки, Маргарет Портер. – Во время урагана Глория под нашим гаражом родились пятеро диких котят…
– Ого, и когда ж это было? – спросила Матильда.
– Семнадцать лет назад, – промывая уголки желтых кошачьих глаз, ответила Румер. – Я тогда была в Альберте; о том, что случилось, узнала из новостей по телевизору.
– Старая храбрая кошка, – с уважением и восхищением сказала Матильда.
– Все это время она жила на улице, – сказала Маргарет, придерживая кошку, которую ее дети называли просто Серой Кошечкой. – Никого не осталось, кроме нее и еще одного… ее братья и сестры все поголовно были ярко-оранжевыми, мы их называли "красные". Мы кормили их на веранде, выставляли им блюдца со сметаной, чтобы у них всегда были полные животики. На зиму мы пытались заманить их в дом, но, увы, они постоянно сбегали.
Румер осторожно погладила кошку; она знала, что неприрученные звери порой не переносили прикосновений человека, но Серая Кошечка стала мурлыкать и тереться о ее ладонь.
– Ох, она такая душка, – сказала Маргарет. – Со временем все больше привязывается к людям. Это началось после того, как умерла ее вторая сестра…
– Теряя родичей, – мягко сказала Румер, – она начала ценить вас как свою семью – свое племя. – Она прокашлялась, думая о детстве, о том, как сама приняла Зеба в собственное племя и как плохо ей было, когда он ушел. Держа на руках Серую Кошечку, Румер без особого труда нащупала ее кости и сухожилия, так как почти вся шерсть животного истерлась, и лишь кожа не давала ему рассыпаться на части.
– У нее серьезная простуда, – заявила Румер. – И, похоже, болезнь так просто не отступит…
– Когда мы с ней приходили к вам в последний раз, она чувствовала себя гораздо лучше. Но потом ей стало хуже, и антибиотики теперь не помогают.
– Она ест?
– Не так, как раньше, но ест.
Румер отвернулась к шкафчику с лекарствами и достала оттуда таблетки и мазь. Маргарет удерживала Серую Кошечку, поглаживая и успокаивая ее. Чтобы написать рекомендации по уходу, Румер протянула руку за черной авторучкой, которую получила от Эдварда в подарок на свой прошлый день рождения. Едва прикоснувшись к ней, Румер ощутила легкое головокружение.
Она не встречалась с Эдвардом со дня свадьбы Даны и последовавшего за этим кошмара. Наведываясь в гости к Блю, она специально приходила или рано на заре или поздно вечером, когда Эдвард пропадал в местном отделении ассоциации фермеров. Но она говорила себе, что всему причиной ее загруженный график и что только такое время суток вписывалось в ее рабочее расписание.
Однажды их отношения изменились, и она недоумевала, зачем ей понадобилось вдруг пересечь запретную черту и попытаться создать любовь на пустом месте.
Матильда упаковала лекарства в пакетик и вместе с Маргарет вышла из комнаты. В коридоре прозвенел звонок, и мгновение спустя появилась радостная Матильда.
– К тебе нежданный гость, – заявила она.
"Это Зеб", – почему-то решила Румер. Он ведь говорил, что ему необходимо пообщаться с ней, и, наверное, устал ждать, когда же она соизволит прийти к нему. Ладно, пусть ему не понравится то, что она собиралась сказать, но раз он сам напрашивается, то получит теперь по полной программе. Но, прошагав в приемную, Румер увидела там своего отца, сидевшего в кленовом кресле с номером "Нэшнлджиографик" в руках.
Поскольку она уже собралась с духом, чтоб спустить собак на Зеба, ею овладело странное разочарование.
– Привет, пап, – сказала она, а потом подошла к нему и чмокнула в лоб. – Что это занесло тебя сюда?
– Я пришел забрать доктора на обед, – улыбнулся он.
– Везучая же ты! – воскликнула Матильда. – Как бы я хотела, чтобы мой отец жил неподалеку и тоже приглашал меня домой пообедать.
– А почему бы тебе не пойти с нами, Мати? – спросил Сикстус. – Я сам все собирал, и сандвичей нам точно хватит на троих.
– Ох, Сикстус, – вздохнула Матильда. – Я ценю твою заботу, правда. Мой отец наверняка поблагодарил бы тебя. Но я лучше останусь здесь и буду присматривать за офисом.
– Что ж, может, как-нибудь в другой раз, – согласился Сикстус.
– Спасибо, Мат! – крикнула Румер, взяв сумочку и поспешая за отцом.
Сикстус проехал несколько миль по Шорроуд, а затем свернул налево. Проселочная дорога тянулась мимо полей, солончаковых болот и вилл, окруженных массивными стенами из серого камня местной добычи, и выходила к пыльной автостоянке чуть поодаль устья реки. В небе кружили орлики. Народ спускал свои лодки с пандуса прямиком на отмель, а Румер с отцом ела сандвичи с луфарью и наблюдала за этим оживленным действом.
– По пути к тебе я заскочил в школу, – сказал Сикстус. – Слышал, как Эдвард выступал перед старшеклассниками. Рассказывал, что его мать тоже училась в школе Блэк-Холла и сочла бы за честь познакомиться с Дороти Джексон.
– Он очень ревностно относится к своему делу.
– Его речь прямо-таки высекала искры; уснули всего лишь двадцать ребятишек, – усмехнулся отец.
Румер сердито зыркнула на него, одновременно жевала сандвич и следила за нырком орлика, который вылетел из воды, зажав в когтях трепыхавшуюся серебристую рыбешку.
– Так, что еще? Ах да. В учительской было собрание, где они обсуждали, что же делать с Куин; по-моему, их решение ей не понравится.
– Летняя школа?
– Да, – ответил он.
– Она никогда не согласится.
– Но у нее нет другого выбора, если она, конечно, хочет окончить школу в следующем году. Дана и Сэм переубедят ее – они вернутся из Ньюпорта и с Виньярда уже через несколько дней. У них будет достаточно времени, чтобы образумить Куин, потому как до начала занятий еще целых две недели.
Представив себе, какое нелегкое испытание выпало на долю Даны и Сэма, Румер не смогла сдержать смешок. Здесь было так приятно и уютно, что они с отцом какое-то время ели в полной тишине. Но Сикстус продолжал поглядывать на нее, отчего Румер решила, что ее отец задумал нечто большее, нежели обычный обед со своей дочуркой. Он положил руки на колени, сжимая и разжимая кулаки. Она знала о том, что артрит одолевал его постоянно. Но вот больно ли было ему и сейчас? Но он явно нервничал.
– Что случилось, пап? – спросила она.
– Случилось? С чего ты взяла?
– Ты сам не свой – ты что-то скрываешь от меня? Тебя опять замучил артрит?
– Нет, – Сикстус нахмурился. – Не более чем обычно. Не переживай… Я всего-то хотел взбодрить тебя своим присутствием и сандвичами с рыбой, а ты уже незнамо что вообразила. О-хо-хо, – он вздохнул и покачал головой.
Румер улыбнулась, потихоньку потягивая чай со льдом. Минуты уходили в вечность, пока они наблюдали за тем, как двое мужчин скатывали по пандусу прицеп со своей лодкой, в которой лежали удочки, рыболовные снасти и ведро. Один из них открыл пакет со льдом, высыпал содержимое в мини-холодильник и запихнул туда шесть банок пива.
– Поболтали утром с Зебом, – сказал ее отец.
– С Зебом? – удивленно переспросила она.
– Ага.
– О чем же?.. – Румер запнулась. Она хотела спросить: "О чем вы могли с ним болтать?", но потом передумала; в конце концов, наверняка там был Майкл. – Ну и как? – только и спросила она.
– Ну, у него есть новый проект в Калифорнии, – ответил отец. – Похоже, энтузиазм из него так и прет.
– Никогда бы не подумала, что Зеб, с его звездофилией, согласится работать в офисе, – сказала Румер, – или даже в обсерватории. Интересно, с чего бы это вдруг?
– А ты могла бы сама спросить у него.
Румер хмыкнула.
– По крайней мере, вы оба любите Майкла, – сказал Сикстус. – А парень явно нуждается в помощи. Он – потерянная душа, сам не знает, чего ему надо. Я хочу, чтобы ты помогла Зебу наставить его на путь истинный.
– Попытаюсь, – вздохнула Румер. – Ну а ты? Ты же учитель… и его дедушка.
– Я всегда помню о Майкле, – отец нарочно увиливал от прямого ответа на ее вопрос. – Он пробудет здесь совсем недолго – лишь до начала осени. Потом они с отцом опять устремятся на запад.
– А Зеб говорил о том, как ему тут, у нас? – пересилив себя, спросила Румер.
– Да. Кажется, он рад возвращению в родные края и счастлив новой встрече с тобой.
Румер нахмурила брови. Ее отец так пристально смотрел на нее, словно мог прочесть ее мысли.
– Какой вздор! – вспыхнула она. – Пусть говорит, что ему вздумается. Я не верю ни единому его слову. Он хотел о чем-то "поболтать" со мной, но я думаю, в этом нет смысла. Что еще он тебе наплел?
– Ну, он кое-что предложил мне. То, о чем я позабыл.
– Должно быть, на тебя произвело впечатление это кое-что от нашего мудреца Зеба.
– Поначалу я сказал ему, чтоб он не лез не в свое дело. Но потом оказалось, что он прав. Чертовски прав.
– Насчет чего? – Румер поглядела на отца и увидела, что он улыбается ей. Его морщинистое лицо излучало ту доброту и любовь, которые могли идти только от самого сердца. Улыбка старика дрогнула, но затем стала шире.
– Насчет тебя, – ответил он.
– Вы с Зебом обсуждали меня? – Румер едва не поперхнулась куском.
– Да, Румер. И помимо всего прочего, еще и то, что я был не до конца честен с тобой.
Что-то в глазах отца – возможно, новое сияние в их глубине – или в том, как он отдраивал свою лодку, – усерднее, чем в прошлые годы, – на одну крохотную секунду заставило сердце Румер замереть. Ее отец был готов рассказать ей то, чего она не желала от него слышать.
– Что стряслось, пап? Ты приболел? В смысле, помимо артрита? – Уже от этих слов у нее заныло горло.
– Нет, Румер. Я в порядке. В полном порядке. – Румер облегченно вздохнула и успокоилась.
– Но что же тогда?
– Я должен уехать. Причем далеко.
– Как это? – Она снова нахмурилась. Что он имел в виду? И вообще, куда он мог уехать? В Канаду, на съемки к Элизабет? Или отправиться в тур по Скалистым горам, Большому каньону или Новому Орлеану с группой учителей-пенсионеров? Она давно заметила аккуратную стопку приглашений от "Элдерхостел" на его столе. – И куда же это?
– В Галифакс, туда, где прошло мое детство. А оттуда в Ирландию, на свою родину.
– Но почему ты мне сразу не сказал? Неужели только потому, что ты боялся, будто я напрошусь с тобой, а тебе так хочется побыть одному? Знаешь, я не против. И я понимаю твое желание… ведь это в чем-то похоже на паломничество.
– В некотором роде да.
– Чтобы вернуться к своим корням? Посетить памятные места?
Ее отец кивнул. Как же она любила его! Он всегда был для нее самым мудрым и добрым. После смерти ее матери они остались вдвоем, и долгие месяцы и годы он медленно возвращался к нормальной жизни у нее на глазах. Она была очень рада тому, что он решился на такой поступок.
– Пап, но с чего ты взял, что я расстроюсь, а? Почему… – она смолкла. – Это из-за Зеба? Ты уезжаешь, потому что он здесь, а ты не хочешь его видеть?
– Нет. Я уже давно задумал это путешествие. Еще до того, как мы узнали о приезде Зеба.
– Но почему ты мне не сказал? Я ведь счастлива за тебя, пап.
– Потому что я поплыву, Румер.
Она не поняла. Она слышала какие-то звуки, вылетавшие из его рта, но они никак не складывались в осмысленное предложение. Может быть, он имел в виду океанский круиз? И вдруг до нее дошло.
Он говорил о своей лодке. Глянув на устье растворявшейся в проливе реки, она увидела на горизонте несколько парусов.
И тут же ее воображение во всех красках нарисовало его лодку за гаражом у подножия холма. "Кларисса" гордо покоилась на стапелях – великолепный шлюп из давних времен искрился в лучах полуденного солнца. Его белый корпус блестел, а палуба сияла. Этим утром Румер видела стайку воробьев, с громким чириканьем скакавших на сложенной мачте. Парусник отличался тем классическим изяществом, которое с любовью восстанавливал ее отец в течение последних лет, даже несмотря на то что с каждым днем артрит все больше сковывал его движения. – Один? – спросила она.
– Да, Румер.
– Отсюда до Новой Шотландии? – ахнула она. – А потом в Ирландию… Пап, но это же северная Атлантика! Там ужасные шторма, а волны просто огромные…
– Моя лодка выдержит, – сказал он. – Ведь это "Херресхофф".
– Но твой артрит, – возразила она. – Он же причиняет тебе столько боли, пап. Как ты с ним справишься? Как ты сможешь отреагировать в чрезвычайной ситуации?
– Возможно, это мой последний шанс, – ответил он. – Я все как следует обдумал, дорогая. Я не хочу умереть, прежде чем не переплыву Атлантический океан.
– Но зачем делать это в одиночку? – она крепко сжала его руки. – Арендуй лодку побольше, с капитаном. Пожалуйста, пап.
– "Кларисса" справится, милая. Лодки класса "Нью-Йорк 30" уже бывали в подобных переделках.
– Но хотя бы возьми с собой еще кого-нибудь.
– Это моя мечта; и я поплыву один, – с улыбкой ответил ей отец. Он крепко сжал ее ладонь, а потом нежно убрал свою жилистую руку, словно мысленно уже отправился в путь.
– Твоя мечта… – прошептала она.
– Если я уеду, чтобы исполнить мою, то, может быть, ты останешься и обретешь свою мечту… – тихо сказал старик.
– Я живу своей мечтой, – ответила она, – здесь, в нашем доме, с тобой, со своей работой…
– Этого мало, – Сикстус покачал головой. – Ты заботишься о старом отце, жертвуя собой ради меня… Я этого не хочу. Румер, надобно, чтобы и ты что-нибудь взяла от жизни, что-нибудь чудесное – и только для себя.
– У меня все есть, пап, – Румер сквозь слез глядела на мерцание летнего зноя поверх камыша и лазурных волн. – Ты ведь знаешь. Останься.
– Порой человек должен посетить родные места, чтобы выяснить, куда же идти дальше. Жизнь бежит вперед – как бы нам ни нравилось сегодня, завтра все равно наступит. Понимаешь?
Румер пожала плечами, но глубоко в душе она прекрасно понимала его. Не поэтому ли Зеб вернулся на Мыс Хаббарда? Чтобы оглянуться назад и узнать, что ждет его впереди?
Румер тряхнула волосами – это не имело никакого значения! Планы Зеба ее нисколько не касались. Но, зная, что ее отец намеревался сорваться в такое опасное путешествие, она не могла не волноваться. Отец был самой дорогой частью ее жизни; и Румер было так сложно представить, что она останется без его поддержки. А он? Как он будет один сражаться со стихией? Один, в открытом океане, со своей согбенной спиной и больными руками? И что будет с ней без него?..
– С тобой все будет в порядке, Румер, – будто услышав ее немой вопрос, ответил отец.
– Ох, знаю, пап, – вздохнула она. – Я лишь надеюсь, что ты…
– А со мной будет твоя мать, – хрипло сказал он. – В душе и сердце. Она присмотрит за мной. У тебя же есть…
– Эдвард, – быстро сказала она.