И тут – в точности, как предсказывала Элли, – Куин увидела Майкла Мэйхью, шагавшего обратно вдоль линии прибоя. На нем были мешковатые джинсы и черная футболка, бандана во тьме казалась совсем черной. У Куин не на шутку расшалилось сердце – она замерла, разрываясь между желанием спрятаться в своей песчаной норе, так чтобы остаться незамеченной, и необходимостью признать то, что Элли была кое в чем права насчет ее чувств к Майклу.
– Хелло! – услышала она чей-то хриплый голос – и только тут поняла, что он принадлежал ей самой.
Оглянувшись, Майкл повернулся и подошел к ней.
– Хелло, – он возвышался над нею подобно скале.
– Ты слышал про поморника? – спросила она.
– Ага, – кивнул он. – Я как раз хотел отыскать его.
– Правда? – Куин изумилась.
– Ну да, отец рассказал мне о том, что произошло.
– Они с Румер спасли птице жизнь.
– Знаю. И он теперь радуется этому как ребенок.
– Да?
Куин перевела дух. Уже от одной их беседы у нее кружилась голова. Такое свободное общение казалось ей очень странным – оно было подозрительно нормальным.
– Кино останешься смотреть? – все тем же, охрипшим от волнения голосом спросила она.
– Кино? – Он нахмурился и обвел взглядом пляж. – Так вот что это. Они показывают фильмы на пляже?
– Ага. Сбегай домой за одеялом, вырой ямку – и получай удовольствие от просмотра.
Майкл стоял возле нее и с удивлением таращился на променад, где стояло неведомое ему чудо техники – проектор. Мистер Филан наматывал пленку на бобины, жена держала перед ним фонарик, чтобы он не засунул что-нибудь туда, куда не надо. Темнота сгущалась с каждой минутой – сеанс должен был начаться вот-вот.
– Или… – протянула Куин.
Майкл посмотрел ей в глаза. Во что она себя втягивала?
– Или ты мог бы подсесть ко мне, – закончила она свою фразу.
Он постоял еще мгновение, подарив Куин самый выразительный взгляд из всех, который когда-либо дарили ей. Она ощутила, как ее лицо загорелось, и ее чувство превратилось не в раздражение, а в тепло, которое согрело ее изнутри. Она приподняла одеяло, и Майкл забрался на ее самодельный лежак.
– Добро пожаловать в мою пещеру, – засмеялась девчонка.
– Спасибо, – он сел прямо, будто внутри у него была палка.
Очень нежно, почти утратив контроль над собственной рукой, Куин дотронулась до его груди и помогла ему откинуться на песчаную спинку. Она ощутила, как напряжение оставило его тело и заструилось по ее пальцам, словно они были неким магнитом. Не сводя с нее глаз, Майкл поежился.
– Держи, – сказала она, протянув ему зажженную сандаловую палочку, вокруг которой вились тонкие струйки дыма, тут же подхваченные восточным ветром.
– Чтоб отгонять злых духов? – пошутил Майкл.
– Да, – невозмутимо сказала она. – И приваживать добрых.
– В самом деле? – он воткнул палочку в песок рядом с собой. Теперь со всех сторон их окружал дурманящий запах благовоний. Куин поразмыслила над его вопросом насчет "злых духов" и вздохнула – о, если бы он только знал! Мыс Хаббарда был так называемым axis mundi – местом, где встречались миры.
Здесь танцевали умершие – иногда летними ночами она видела своих родителей кружащими на скалах под одну лишь ей слышимую мелодию. Мать Румер в детстве сталкивалась с единорогами, которые бродили в тумане среди кедровых деревьев; когда она пошла за ними, они привели ее на кладбище, где на холме стоял призрак ее матери вместе с ее прародительницей и тезкой, дочерью утопшей жены смотрителя маяка, Клариссой Рэндалл.
– Злые духи? – подкалывая ее, не отступался Майкл.
Куин сделала глубокий вдох. Она понимала – по своему опыту жизни без родителей, – что там, где обитало добро, неподалеку всегда таилось и зло Майкл хотел посмеяться над тем, к чему у Куин было предельно серьезное отношение.
– Ты же не подшучиваешь надо мной, а? – спросил он.
– Я никогда не шучу по поводу духов.
Он кивнул. Куин заметила, что он пытался осмыслить то, что она сказала.
– Я рада, что ты не потерял своих родителей, – продолжила она. – Ты бы понял меня, если бы было все иначе.
Темные облака, замершее море и пустынный пляж прорезал луч маяка.
– Это все равно, как если бы я потерял их, – грустно сказал он. – Помнишь, я говорил тебе, тогда, на лодке…
– Я знаю, что ты так думаешь, – неожиданно для себя проворковала она. – Но они живы, и ты всегда сможешь вернуть их, если захочешь. Когда же они погибают и невозвратимы – это совсем другое. Поверь мне.
На свадьбе тети Даны Куин уже размышляла над его именем – Майкл, и в тот день оно вызвало у нее ассоциации с "каменной стеной". Теперь, заглянув ему в глаза, она подумала: "Господи, несчастный мальчишка". Эти слова растапливали ей сердце, и она по мере сил боролась с ними. Элли мысленно наставляла ее: Куин почти слышала, как она повторяла: "Будь с ним мила".
– Ты снова собираешься слететь с катушек? – спросил Майкл. – Жду не дождусь, когда же ты начнешь орать.
– Ха. Очень смешно.
– Рад, что ты так думаешь.
Ночной бриз принес с собой морскую прохладу, и Куин подтянула одеяло чуть повыше. Она вспоминала о том, как ее родители расстилали это одеяло на пляже и часами сидели на нем со своими дочерьми, греясь в лучах летнего солнца. Сейчас, много лет спустя, оно выглядело совсем стареньким, побитым молью.
– Но я почему-то не смеюсь, – проворчала Куин.
– Пока, – съязвил Майкл. – Но ночь только началась.
– Если ты меня так ненавидишь, зачем ты залез ко мне?
– Ты сама меня пригласила. И теперь я не прочь посмотреть кино.
– Точно, – сказала Куин. – Кино.
К своему ужасу, она почувствовала, как Майкл Мэйхью под одеялом взял ее за руку.
Мальчишки еще никогда не трогали ее. Его рука была большой и сильной, и когда он сжал ее ладонь, ее просто обдало жаром, ударило током. Это было в новинку для Куин – держаться за руки на пляже или вообще где-либо еще, – и не успела она еще сильно удивиться приятному покалыванию в пальцах, как испытала просто шок: Майкл нагнулся к ее лицу и поцеловал в губы.
Ого! Перед глазами у Куин вспыхнула молния, а прилив первобытной страсти накрыл ее с головой гигантской волной. Это ощущение отступило, потом опять нахлынуло подобно морскому приливу. Горячий, влажный рот Майкла прильнул к ее губам так, словно у них была одна кожа на двоих.
– Что происходит? – задохнулась девчонка.
– Просто мне хочется тебя целовать. Есть еще вопросы?
– Ты сумасшедший, – прошептала Куин.
– Вполне возможно.
– Кино начинается…
– Люди как раз целуются в кино.
– Но не я, – Куин пыталась освободиться, но он крепко обхватил ее шею руками, и они слились в долгом поцелуе.
Глава 14
Он попросил ее держать ухо востро.
Он сказал, что она сразу поймет, когда увидит это. И вот, целые сутки после того как они спасли поморника, Румер сгорала от любопытства и смутного беспокойства. К своему удивлению, она обнаружила, что невольно пыталась высмотреть Зеба среди окружающих. Услышав шорох колес велосипеда по гравиевой дорожке, она вытягивала шею. Это было безумие, и она велела самой себе прекратить панику.
В своем офисе она составила отчет для Службы охраны дикой природы штата, заполнив необходимые бланки с описанием того, что случилось с поморником. Каждый вопрос, на который ей приходилось отвечать, возвращал ее мысли к Зебу. О, он просто заполонил ее всю, и хотя она пыталась избавиться от него, ощущение от прикосновения его рук было настолько реальным, что от него невозможно было избавиться.
– Как это было? – перебирая бланки, спросила Матильда, улучив свободную минутку.
– Как операция на смерче, – улыбнулась Румер. – У той птицы было больше энергии, чем у сотни диких кошек. Своими когтями и клювом она могла бы…
– Жаль, что меня там не было.
– Ну, у меня нашелся ассистент, – сказала Румер. – В некотором роде.
– Правда?
– Ты не поверишь, им оказался Зеб.
– Доктор Ларкин! Вы что-то от меня скрываете!
– Да ничего особенного. Мы сидели в "Фолейс", болтали, а потом прибегают дети и рассказывают нам про поморника. У него не оставалось другого выбора.
– И как он, справился?
– Вполне, – Румер представила себе, как Зеб крепко удерживал разбушевавшуюся птицу.
– Может, стоит взять его к нам как ветеринара на день? – спросила Матильда, намекая на начатую Румер два года назад программу, позволявшую старшеклассникам поработать денек в ее офисе, чтобы на собственном опыте узнать, каково это – лечить зверей.
– Ни за что! – отрезала Румер. – Но ты не подменишь меня после обеда? Хочу повидаться с Блю; мы с Эдвардом собирались съездить к реке.
– Нет проблем, – вздохнула Матильда и пристально посмотрела на доктора Ларкин. – Но я думаю, что любой человек, усмиривший раненого поморника, достоин быть принятым в семью. – Потом, словно осознав смысл своих слов, она прикусила губу. – Прости, я ляпнула лишнее.
– Да, но мы это уже пробовали, разве нет? Принять Зеба в свою семью…
– Вот мы и вернулись к вопросу о полосках, – сказала Матильда. – Может ли тигр их сменить?
– Не знаю. Но даже если так, то сумею ли я простить и забыть?
– Забыть – никогда, – Матильда обняла ее. – Простить – может быть.
Румер кивнула. Она изнывала от желания выбежать на улицу, забраться в машину, примчаться на ферму и оседлать Блю. Эдвард наверняка ждал ее, уже подготовив лошадей к поездке. Она живо представила себе, как он работает в хлеву и заботится о своем стаде. Этой мыслью она хотела укротить свое сердце, отвлечься от переживаний по поводу неведомого ей сюрприза Зеба. Бедный Эдвард, избранный, чтобы спасти ее от чувств, заставлявших ее краснеть и дрожать при одном лишь упоминании о Зебе.
Румер была у себя в офисе, а Сикстус куда-то уехал на целый день. Зеб стоял во дворе, думая, будет ли видна его работа в лунном свете. Он взял катушку и стал медленно раскручивать ее, перелезая с ветки на ветку старого дуба, росшего меж их дворами, – первого дерева, на которое когда-то девчонкой вскарабкалась Румер. Услышав звук шагов по каменным ступенькам, он посмотрел вниз. То была Винни.
– Меня поймали с поличным, – усмехнулся Зеб.
– Да, а разве нет? Средь бела дня сидит на дереве во дворе Румер… что ж, теперь с тебя причитается, – откашлявшись, сказала Винни.
– Что?
– Ты должен поболтать со мной. Поэтому… бросай свои дела и повесели старушку.
Рассмеявшись, Зеб спустился вниз. Какой бы старой ни была Винни, он знал, что она проживет еще лет сто. Она протянула ему руку, он поцеловал ее, а потом взял в свою ладонь и крепко держал, пока они стояли на участке промеж двора Румер и его старого коттеджа.
– Ты прекрасна, – сказал он. – И молода, как никогда.
– Дорогой, мне уж не петь ни в Метрополитен-опере, ни в парке Бушнелл. Миновали деньки продюсеров Моше Паранова и доктора Наги, моих любимейших друзей. Они столько сделали, чтобы познакомить Хартфорд с оперой. Прежде Коннектикут в этом смысле был полнейшим захолустьем. Они наняли меня, и ох – теперь мне так грустно. И осталась я одна…
– Но ты все еще с нами, Винни, – Зеб расчувствовался при виде слез, стекавших по ее морщинистым щекам. Он обнял ее за хрупкие плечи. – Я понимаю тебя.
– Правда? – Он кивнул.
– Жить, имея замечательные отношения с людьми, которыми ты дорожишь, а потом взять и потерять все это…
– Наши судьбы до странного похожи, – промокнув глаза кружевным платочком, сказала Винни. – Мы оба познали вкус славы. Знаешь, а ведь я переживала за тебя.
– Почему?
– Потому что ты зачем-то взял и спустился на бренную землю после десяти лет головокружительных полетов к звездам.
– Да, – он еще крепче сжал певицу в объятиях. – Так оно и есть.
– Я и сама взлетала к звездам, – вздохнула она. – Со сцены Нью-Йорка, Милана, Венеции… даже Хартфорда… Это было такое невероятное ощущение…
– Тебе было нелегко… сменить свой род деятельности? – аккуратно подбирая слова, спросил Зеб.
– Ох, какой ты у нас обходительный, – рассмеялась Винни. – Ты о том, когда мой голос перестал привлекать полные залы народу и мне пришлось преподавать?
Зеб поглядел в небо, где на фоне синевы ему подмигивали яркие искорки звездных алмазов.
– Тебе, наверное, тяжело будет работать в лаборатории? – спросила она. – И изучать полеты, вместо того чтоб летать самому?
– Да, – признался он, и у него засосало под ложечкой. – Будет тяжело.
– Может быть, ты расскажешь кому-то из нас о том, что случилось с тобой там, наверху.
– Когда-нибудь, – кивнул он, рассматривая созвездия. – Может быть, когда-нибудь.
– Жизнь продолжается, Зеб. Я могла бы впасть в уныние и сожалеть по поводу битком набитых залов оперных театров, но вот она я, твердо стою на земле, здесь, на Мысе Хаббарда.
– Где все тебя любят, – улыбнулся Зеб.
– То же годится и для тебя. Уныние – один из смертных грехов, знаешь? Тебе не стоит впадать в отчаяние. Тебя здесь тоже все помнят и любят.
– Ну, не все… – возразил Зеб.
– А, Румер? Наш дорогой доктор Ларкин…
– По-моему, она хочет, чтоб у меня в заднице появилась ракета и чтоб я улетел на ней туда, откуда вылез.
– Ха, но ты ведь вылез с Мыса Хаббарда, – усмехнулась Винни.
– Я про Калифорнию, – уточнил Зеб. – Там у меня лаборатория.
– Но у тебя, похоже, еще остались дела здесь. Дети рассказали мне о том, как вы с Румер спасали поморника. Теперь, наблюдая за тем, как они рыбачат в бухточке перед моим домом, я думаю о моем дорогом друге Зебулоне Мэйхью и его новоприобретенном даре исцеления.
– Спасибо, Винни.
– И к тому же очевидно, – она потрогала катушку в левой руке Зеба и с улыбкой посмотрела ему в глаза, – что твои дела здесь необходимо закончить.
– Это просто глупость, ничего больше, – Зеб смутился. Винни покачала головой.
– Нет, дорогой. Все великие оперы посвящены обреченной любви. Упущенным возможностям, ужасным болезням, разбитым сердцам, предательствам… Уж кому, как не мне, знать об этом, ведь я пела их все.
– Может, поделишься советом?
– О чем речь! – сверкнув глазами, ответила Винни.
– Слушаю тебя.
– В операх величайшие истории любви заканчиваются трагедией. Но для Мыса Хаббарда такой финал вовсе не обязателен. Твоя любовь началась в Акте первом, в годы твоего детства. Акт второй – это та глупость, которую ты натворил с Элизабет. Но он уже закончился.
– И сейчас…
– Сейчас лето, Акт третий, – Вини ласково погладила его руку, а потом деревянную катушку.
– Что я должен делать? – Зеб и впрямь желал это знать, нуждаясь в порции мудрости старой женщины, так долго любившей его и Румер. Он убеждал себя в том, что ему нужно лишь прощение, но, обнимая Румер после спасения поморника, понял, что хотел гораздо большего. Он ждал, что скажет Винни.
– Мальчик мой, – тихо сказала она, одарив его серьезным взором своих зеленых глаз, – ты ни в коем случае не должен отступать. Она все еще любит тебя – но боится в этом признаться. Не поддавайся на ее уговоры. А ты не бойся…
– Чего не бояться? – перебил Зеб.
– Одного или пары красивых жестов, – Винни похлопала по катушке и чмокнула его в щеку. – А теперь мне надо успеть встретить двух учеников по вокалу. Пока.
– Спасибо, Винни.
Посмотрев ей вслед, Зеб задрал голову кверху и увидел кружившего в небе поморника. Он парил в воздухе, расправив крылья на ветру. Это казалось так легко просто рассекай себе просторы, лениво разглядывая пляж и море. Но Зеб знал, что птица охотилась, сражалась за свое место под солнцем наперекор всем опасностям, подстерегавшим ее этим чудесным днем.
Когда Винни, шурша полами своего длинного платья, скрылась за оградой собственного двора, Зеб ухватился за самую нижнюю ветку и снова влез на дерево. Мысли о Румер теплой волной захлестнули его сердце, и со всевозрастающей страстью и желанием овладеть ею он продолжил делать то, за чем его застала Винни.
Возвращаясь вечером домой, Румер мечтала лишь об одном – поплавать и напиться чаю. Голова у нее гудела, словно пчелиный улей. Даже катаясь вдоль реки на Блю, – Эдвард скакал рядом на своей Лиффи, – она почти не слушала то, что говорил ей Эдвард. Она ловила взглядом каждую птицу в небе, гадая, как там поправлялся поморник, и снова и снова переживая волнение от объятий Зеба.
Теперь же, остановив авто перед своим домом, она увидела желтые машины и толпу вокруг и, обессилев, уткнулась лбом в руль.
– Румер, ты только глянь! – прокричала Аннабель. – Крестхилл-роуд захватили подрядчики и рабочие! Это началось после обеда – грузовые фургоны, самосвалы, прицепы и бульдозер прогромыхали под мостом и въехали на Мыс, как будто целая армия захватчиков.
– Что правда, то правда, – сказала облаченная в бело-зелено-оранжевый балахон Винни, появившись в сопровождении своих учеников по вокалу. – Конечно, Аннабель немного сгустила краски, но тем не менее это было поистине ужасно.
Подобно пугливому животному, Геката прокралась через свой затененный двор и выглянула из-за гаража. Дочери Аннабель, на которых были разноцветные купальники, взявшись за руки, покачивали головами.
– Где мой отец? – спросила Румер, хотя сама искала глазами Зеба. Рабочие собрались в старом саду Мэйхью и что-то обсуждали с новым владельцем коттеджа.
– Сикстус уехал в Хоторн за картами для своего плавания.
– А вы в курсе, что вообще происходит? – спросила Румер, наблюдая за людьми у старого дома Мэйхью. Новый хозяин стоял в верхней части двора, указывая рукой то туда, то сюда, а подрядчик что-то быстро записывал в своем блокноте. Из-за густых кустов было сложно понять, что же они там делали. Кроликов нигде не было видно; судя по всему, они попрятались в свои норки.
– Вот в чем вопрос, – пропела Винни. – Черт побери, что здесь происходит?
– Много чего, – доложила Аннабель. – Я заглянула в окно того грузовика и обнаружила там целые залежи свернутых планов с чертежами.
– Разве им никто не сказал о законе молотка? – спросила Винни.
– Ну, пока они еще не взялись за молотки, – ответила Румер, и у нее екнуло сердце, когда она увидела, что рабочие выгружали лопаты и кирки.
– Именно что пока, – сказала Геката. – Но они непременно возьмутся… и скоро… О, сколько же у них инструментов!
– Отец как в воду глядел, – вздохнула Румер. – Когда мы встретились с новыми владельцами, они как раз говорили об "улучшениях"…
– Улучшения! Какое напрасное занятие! – промурлыкала Геката, покачивая головой и перекатывая на языке букву Р. – Ведь природа подарила нам такую красоту вкупе с чувствами и способностью наслаждаться ею.
На дороге был припаркован автомобиль Винни – оранжевый "вольво", и женщины обступили его, словно пытаясь согреться. Румер грудью прислонилась к дверце. Винни отпустила своих учеников и положила ладонь на руку своей подруге.