- Не только знал, но и приятельствовал, не скажу - дружил. Мы учились вместе в школе, он ударился в искусство, а я… - тут Касьян осекся, ибо уже собрался похохмить над своей истинной профессией… Он - бизнесмен, и обязан это помнить, так и Ирина о нем говорит, вот бы подвел ее. - …Я, - продолжил он, - кинулся зарабатывать деньги. - Вспомнив, какой непрезентабельный вид у его "Москвича", он усмехнулся. - Что-то пока у меня плохо получается… Но речь не обо мне. Генку дико жаль.
Касьян почувствовал опять непреодолимую тоску от того, что навсегда ушел замечательный, непризнанный художник и просто хороший парень Генка.
Зиночка, заметив тень на его лице, опустила голову как бы в знак сочувствия.
А Касьян понял, что надоел девушке рассказом о судьбе совершенно неизвестного ей человека. И спросил, стараясь говорить непринужденно:
- Зина, а как у вас с работой? Нашли?
Зиночка слегка нахмурилась.
- Пока нет, - нехотя ответила она. - Вот завтра пойду к некоему Разакову, он не из первых, но, говорят, очень талантливый. Это модельер, - пояснила девушка, - у него коллекция готова для показа, и он ищет манекенщиц.
У Касьяна снова испортилось настроение: только что Зина вроде показалась ему и мыслящей, и милой… и - нате вам - манекенщица!
"Неужели они ничего больше в жизни не хотят, эти современные девушки, кроме как вертеть полуголым задом перед алчущей публикой?
- А что-нибудь другое никак нельзя? - спросил Касьян с затаенным хамством. - Или только модель? Даже не в актрисы? Как раньше все хорошенькие девчонки. Теперь актрисы не в моде, да и зарабатывают мало…
Зиночка вспыхнула:
- Вот и вы, как все! Актриса из меня никакая, я в нашем школьном драмкружке пробовалась, так слова на людях вымолвить не могу. И вылетела оттуда пташкой. Куда мне прикажете? Без образования, без ничего? Кроме как использовать свою внешность, данную мне папой и мамой, мне делать нечего. По панели шляться не смогу, не умею.
Она отвернулась, и Касьяну показалось, что она сейчас расплачется. Он смутился и поспешил ее уверить в том, что никоим образом не хотел ее обидеть и, уж конечно, не гонит ее на панель, засмеялся он, тем более что заработок там весьма…
Дальше он не продолжал, боясь выказать свою осведомленность о древнейшей…
Обернувшись, она улыбнулась ему. В глазах у нее стояли непролившиеся слезы. Придурок, обругал себя Касьян, довел девушку…
В мастерской накрыли стол; прошел ровно месяц с Генкиной смерти. Остались лишь самые близкие друзья. Зина незаметно исчезла, кажется, с этим авангардистом. Но Касьян отнесся к этому вполне благодушно: теперь они знакомы, и он запросто может подсесть к ней в Доме и поговорить на любые темы.
Он таки взял фигурку девочки и поставил у себя на кухне, на телевизор. Глядя на нее, он думал о тайне творчества, о том, что нынче уже не спросишь, где черпал Гена свои замыслы… Тайна ушла вместе с творцом.
От Ирины Андреевны пришла информация о Зине: она устроилась к Разакову, пока за символическую плату, но если понравится публике, то все будет по-другому. Теперь у Зины совсем нет времени: репетиции, занятия, учебные показы. Здесь она бывает поздно, почти ночью.
Касьян не видел Зину с той встречи, но как-то не грустил от этого. И понял с чувством сожаления, что все-таки не влюбился он в красавицу Зину! Как она ни хороша, умна, чиста… Увы. Дурной он какой-то!
Прошло около месяца. Зайдя как-то в Дом на чашку кофе поздним вечером, Касьян увидел Зину. Она была не одна. С нею за столиком сидела девушка, не очень красивая, но с шармом, что-то негритянское было в ее лице, толстоватых губах, смуглой коже, вьющихся черных волосах…
Одеты девушки были экстравагантно: Зина опять в чем-то летящем, только теперь фиолетовом, с чем прелестно сочетались ее медные волосы. Ее соседка - в широчайших бархатных брюках и чешуйчатой кофте.
Зиночка, увидев Касьяна, радостно помахала ему рукой и жестом пригласила к ним за столик.
Сыщик быстро перебазировался к девушкам со своим кофе. "Негритянку" звали Соня и была она откуда-то с юга, Касьян не вдавался в детали.
Зина же, как старая знакомая, сообщила о том, что они с Соней попали к Разакову, он ими весьма доволен, был уже один просмотр, публика бешено аплодировала, появились поклонники, но не то, скривилась Зина, а вообще у них все в порядке, наряды эти из Дома Разакова, они их "обживают", как роль…
Слушая сбивчивую восторженную речь Зиночки, Касьян особо не вдумывался в смысл, любуясь на саму девушку - как хороша она, когда вот так, почти по-детски радуется своим успехам.
Соня, оказалось, тоже на днях перебирается в Дом, который ей "безумно" нравится, начиная с названия и кончая тем, что будет жить вместе с любимой подругой…
Она смотрела на Зину снизу вверх, как на существо высшее, с обожанием.
В какой-то момент Касьян подумал, не начало ли это лесбоса?.. Но сам же себя отругал: а тебе какое дело? Ты же признался, что не влюблен в Зину? Ну и молчи.
Кто-то стал наигрывать на фортепьяно медленное ретро.
Касьян даже станцевал с обеими девушками. Они были такими разными и в танце! Соня - мягкая, податливая, готовая к флирту. Зина - доброжелательная, но отстраненная. "Я ей не нравлюсь, - подумал Касьян. - Но ведь и я не влюблен, а это девицы очень чувствуют…"
Домой он пришел в некотором расстройстве. "Что же я за урод, - думал он, - не могу влюбиться!" Это уже не смешно, а грустно. Две девушки, одна милее другой, а он аки столб телеграфный! Ему ведь тридцать шесть, а он порхает листочком на ветру.
Уж на что хороша Олик! Умненькая, хорошенькая, жизнерадостная, юная! И его любила!.. Чего ему не хватает?..
Девушки пригласили его на просмотр новой коллекции Разакова, которая должна вывести их модельера в первые ряды, потому что "коллекция потрясная"!
Он решил обязательно туда пойти - ему еще не приходилось бывать в таких местах, а надо бы для разного рода познаний.
ИЗ ГАЗЕТНОЙ ХРОНИКИ
ПОСЛЕДНЮЮ В ЖИЗНИ СИГАРЕТУ в понедельник выкурил шестидесятилетний москвич-пенсионер в своей комнате. Она выпала из ослабевшей от алкоголя руки старика и подожгла ватное одеяло. Соседи, почувствовав запах гари, вызвали пожарных. Но было поздно. Комната сильно обгорела, а хозяин скончался от удушья.
ТОРТ НЕ ПОПРОБОВАЛИ НИ ГОСТИ, НИ ХОЗЯЕВА. В воскресенье вечером на Минском шоссе машина "Ауди", принадлежащая врачу одной из московских клиник, выехав на встречную полосу, врезалась в "КамАЗ". Пассажиры "Ауди" скончались на месте. Врач и его жена. Зато целехоньким вылетел через выбитое стекло роскошный торт-мороженое.
В МОСКВУ ЗА ДЕНЬГАМИ. Газета "Чудеса, да и только!" учредила приз в пятьсот тысяч "деревянных" следующему лицу: впервые в Москве, номер вагона - пять, фамилия привязана к имени столицы - Москва. Все в "Чудесах" умирали от хохота, придумывая сию шараду, а на следующий день всплакнули, когда в редакцию позвонил Максим Москвитин, ехавший в вагоне номер пять впервые в Москву!.. Пришлось собирать по сусекам и выгребать из собственных карманов обещанный приз, со слезами радости принятый счастливчиком.
Глава вторая
ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА…
Они жили в большом, красивом, желтом от солнца доме. Они - это мама, папа, бабушка, она, Сонечка, и куча всякой живности, начиная от котов и заканчивая коровой Нюркой.
Станица, где находился дом, была просторная, светлая, в садах и полях.
Сонечкина мама работала завклубом, папа был военным, служил в части, стоящей неподалеку. Бабушка была просто бабушка, мамина мама. Все в доме и на огороде делала она. А еще вкусно готовила, хорошо шила и читала по складам Сонечке. Потом они вместе с ней читали интересные книжки и сказки.
Жили они дружно и весело, и больше всех любили свою Сонечку, которую бабушка называла "солнечко ты наше ясное", мама - красавицей, а папа ничего не говорил, просто любил, как все мужчины - так говорила мама.
И от такой прекрасной жизни Сонечка росла доброй, веселой, послушной девочкой, у которой не было ни единого темного дня.
Она считала, что и весь мир так же добр и чудесен, как ее дом и ее любимые мама, папа, бабушка, кошки, куры, собаки, утки и бабочки. Так оно и было, потому что Сонечкин мир был бесхитростен и покоен.
В школе ее тоже все любили. Ребята ходили к ней в гости, где их потчевали сладкими ватрушками и крепким чаем. Учителя радовались Сонечкиным успехам - одни пятерки на всех ступенях, Сонечка была умненькая.
Но ужасно, катастрофически некрасивая. Кто знал об этом?..
Мама, которая не единожды плакала ночью в подушку, а утром еще пуще целовала свое дитятко, называя красавицей и ангелочком, как бы моля и призывая небесные силы, чтоб так оно и стало.
Папа? Да он об этом и думать не думал: ребенок есть ребенок, а какой он, красивый ли, нет? Кто же его знает.
Бабушка тоже знала, но, будучи умудренной жизненным опытом, знала и то, что счастье бывает не в красоте, а в удачливости, и что красавицы остаются порою одинокими, а некрасивые как сыр в масле катаются. "С лица воду не пить" - так успокаивала она Сонечкину маму, свою дочь, когда та уж очень убивалась.
Ребята из школы ничего такого про Соню не знали - хорошая девчонка, своя, заводная, веселая, всегда поможет, развеселит.
Здесь существовал другой критерий: хорошая означало, по-видимому, красивая, а нехорошая - некрасивая… Естественно, в таких условиях Сонечка не задумывалась над своей внешностью.
Смотрелась ли она в зеркало? Конечно, смотрелась, но она не видела себя такой, какой была на самом деле. Видела красивые банты в волосах, ловила взгляд, всегда заряженный весельем…
А на самом деле у нее были приплюснутый нос, почти заячья губа, кривые темные зубки, маленькие глазки без ресниц, серая кожа и жидкие бесцветные волосики.
Сонечка была счастливым человеком и, возможно, прожила бы такой до старости. Вышла бы замуж за самого красивого парня из станицы, потому что была хорошая, родила бы ему детей, которые лицом были бы в отца, а характером в мать…
Короче, такая вот сказочка могла бы приключиться с Соней. Но в жизни всегда есть место случаю. То есть некоей предопределенности.
Когда Сонечке сравнялось тринадцать, мама ее совсем заблажила: подходит девичий возраст, а дочь все дурнеет.
Сама-то Сонечкина мама была прехорошенькой - истая казачка с толстой черной косой, синими глазами и складненькой фигуркой. Да и отец был мужик хоть куда.
И как-то ночью мама в слезах сказала Сонечкиному папе, что терпеть больше нельзя, надо везти дочь в город и показать врачам, может, те что исправят.
На что папа, человек совсем простой, расхохотавшись, заявил, что Капитолина (так звали мать Сонечки) дурью мается и что дочь их хоть и не красавица, но девчонка нормальная.
- Был бы человек хороший, а Сонька наша удалась на диво: работящая, честная, послушная и в школе лучше всех учится.
Вот так сказал папа.
А мама пыталась объяснить ему, что дочка их страшненькая и что не видать ей счастья в жизни…
- Нормальная она! - прикрикнул муж. - Давай-ка спать.
Попробовала поговорить с бабушкой, своей матерью, но та в силу старорежимности запричитала, замахала руками: спаси Господи, ребенка своего отдать под нож! Да пусть такая растет! Может, в девках останется, а может, и такая будет счастливой!
Так жили они неприхотливо, безбедно, пока не началась война в Чечне.
Отцовскую часть в первые же недели отправили туда, на "странный фронт" - так писали газеты. Но странного в нем ничего не было - там убивали, как на обычной войне.
Одним из первых пал Сонечкин папа, капитан Виктор Скоромнов. Рассказывать страшно, как пришла к ним похоронка, как хоронила Виктора вся станица, как остались в большом доме три бабы: старая, молодая и малая.
Жить стали они тихо. Сначала захаживали соседки, ребята забегали, потом перестали, больно уж стыло и темно стало в этом доме.
Капитолина работала (в ларьке, клуб закрылся) спустя рукава, и случилась у нее недостача, которую она выплатила, но не захотели ее больше там держать - рассеянную и мрачную.
Капитолина засела дома. Каждодневные ее слезы и сетования на судьбу довели бабку до того, что отдала она Богу душу.
Совсем стало страшно в доме. Капитолина вдруг распродала все, поменяла их красивый дом на городскую малогабаритку, и уехали они с Сонечкой в дальний большой город, Ростов-на-Дону.
Квартира досталась им неплохая, хотя и маленькая. Две комнаты с отдельными входами, кухня приличная.
Купили они мебель, занавески, ковер на стену… Стало уютно.
Но ничто не радовало их в городе - шумно, пыльно, машины носятся как бешеные, воздух - не продохнуть, знакомых никого.
В школе, куда Капитолина сразу определила дочку, на Сонечку смотрели искоса, странно фыркая - это девчонки; все они были модненькие, подкрашенные… А мальчишки и не заметили, что пришла в класс новенькая.
Никому здесь она была не интересна, никому не надобились ее качества - хорошей девчонки и товарища.
И учиться Сонечка стала много хуже. Выйдя к доске, видела насмешливые физиономии ребят и слова из себя не могла выдавить.
Сонечка понимала, что с ней что-то не то, никто не хочет с ней разговаривать, учителей она почему-то злит, а класс хихикает, когда ее распекают… Почему? Этого разгадать она пока не могла, не умела.
Думала же упорно и однажды пришла к выводу: она, Соня, деревенская, а они все городские. Не хотят они с ней водить знакомство.
Ах, зачем мама уехала из станицы! Там так просторно и такие хорошие люди кругом! А тут они всем чужие. Вон мама ходит-ходит, а никак на работу не устроится. И Соня заплакала и не переставала до тех пор, пока в комнату не заглянула мама и не бросилась к ней с утешениями и любовью.
- Мама, не надо нам было уезжать оттуда. Здесь нас никто не любит. И не полюбит, - вдруг проговорила Соня.
Тут разрыдалась Капитолина. Дочка-то у нее совсем взрослая, все понимает. Конечно, она сделала глупость, что сорвалась из родного села, но теперь назад все не воротишь! Надо пристраиваться здесь.
Капитолина как-то встряхнулась, перестала рыдать.
- Сонюша, не будем плакать, деточка моя. Все будет хорошо, дай срок. Я на работу устроюсь, у тебя подружки появятся… Не могла я там жить, без папани, без бабули, все там их напоминало, - объясняла она дочери.
Назавтра Капитолина решила, что нельзя им куковать, как на хуторе, надо с кем-то знакомиться, ходить куда-то, а то они и в кино не бывают.
Соседка с площадки часто встречается ей днем, не работает, может? И здравствуется с улыбкой… Сходить к ней, что ли, за спичками?..
Соседка оказалась дома, немного удивилась, но улыбнулась и пригласила зайти (Капа пришла именно за спичками).
Капитолина оробела, но зашла, зачем тогда огород городить? Соседка была еще молодая, здоровая, некрасивая баба, с длинным лицом и выступающими вперед зубами. Одета шикарно - стеганый шелковый малиновый халат, на шее цепочка золотая, пальцы в перстнях, тапочки, шитые золотой ниткой. Что у нее было своего хорошего, так это длинные густые рыжие волосы, закрученные на маковке в большой узел.
А какой у нее муж, подумала Капитолина, такой же некрасивый?..
Этот вопрос заинтересовал ее: вот ведь почти уродина, а как разодета, какая квартира, обстановка! И сама не работает! Капитолина как-то приободрилась - может, и Сонечка замуж хорошо выйдет?
Соседку звали Тамара, и она правда не работала.
- Пусть муж работает, деньги приносит, - усмехнулась она. - Он мне не велит работать, говорит, работа пагубно отражается на красоте.
Капитолина чуть со стула не свалилась и кофе не поперхнулась. Испугалась, что Тамара это заметит и обидится…
Но та ничего не заметила, потому что и подумать не могла, что кто-то может назвать ее безобразной замарашкой.
Себя она считала если не красавицей, то женщиной интересной, и уверенно шагала по жизни рядом с действительно видным, да еще и талантливым мужем, ныне президентом фармацевтической фирмы. И, кстати, их окружение думало точно так же, как и она. Про Тамару говорили: не красавица, но шарм бесподобный.
А вот как раз шарма-то у Тамары и не было. Сумела она всем глаза застить, а уж своему мужу Валерке и подавно. Но ему она еще и внушила, что такой сексуальной и тонкой женщины, как его жена, он не найдет нигде. Сексуальной, умелой и женственной. И Валерка истово верил. Был он добрым, толковым малым, ко всем относился хорошо, с вниманием и, может, потому для многих так и остался Валеркой, хотя и был президентом фирмы и приближался к сорока годам.
Подруг у Тамары не было, женщин она не особо привечала. "Чем их меньше вьется около Валерки, тем лучше. Я - одна-единственная" - так рассуждала не очень умная, но смекалистая Тамара.
Встречала с работы она своего Валерку в соблазнительном пеньюаре, с красивой прической, намакияженная, в домашних туфельках на шпильках. И так высокая, она становилась просто высоченной, но и это оборачивала себе на пользу, говоря: "Я по стати чистая топ-модель". И Валерка опять верил.
Мужики тоже считали, что с Тамаркой ему крупно повезло. Вот детей только у них не было. И Тамара иной раз скучала одна в дому.
Ей необходимо было какое-никакое общение, чтобы можно было похвастаться нарядами, рассказать, как необыкновенно любит ее Валерка, какой изумительный курорт Анталия и прочее. Ее приятельницы, жены знакомых мужа, уже все знали, по сто раз друг другу пересказали…
И тут появилась эта миленькая простушка, которая будет слушать раскрыв рот.
Усадив Капитолину за кофе (та "кофий" не любила - горький он, но отказаться стеснялась), Тамара стала болтать.
Вначале было интересно узнать, как живут богатые люди, но рассказы все не кончались, плавно перетекая один в другой, и Капитолина поняла, что сейчас уснет, свалится со стула - такой на нее напал сон.
Наверное, она бы и заснула, если бы не услышала вопроса Тамары:
- Капочка, а вот… девочка такая… аккуратненькая, ваша дочь?
Капитолину как ударило это слово - "аккуратненькая"! Значит, нечего больше сказать соседке, а похвалить ребенка захотелось, приятное сделать матери…
Она кивнула, и на несколько лошадином лице Тамары появилось соболезнующее выражение:
- В отца девочка… Вы ведь такая хорошенькая, отец, видно, грубоват?..
Капитолина внутренне вся сжалась, но виду не подала, что ей до слез горько. Да и не хотелось ей сразу же ссориться с "гусыней", как определила она для себя эту неуклюжую здоровую тетку.
- Наш отец был красивый мужчина, я карточку покажу, - возразила она. - В Чечне он погиб… - Дальше она говорить не могла, расплакалась.
Соседка засуетилась:
- Бедненькая вы моя! Простите меня, я же не знала!..
Она прошла в комнату, принесла полбутылки виски, налила в стопочки, предложила выпить за погибшего, за его бессмертную душеньку.
Надо отдать справедливость Тамаре, баба она оказалась не злая, просто доброту ей не к кому было приложить.
Они выпили, и Тамара, сама чуть не плача, продолжала:
- Дорогуша ты моя, да ты красавица! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! Что ж делать, надо и о себе, и о дочери подумать!
Вспомнив уродливую девочку соседки, она добавила:
- А девочку свою ко мне пришли, я ей кое-что подскажу, подарю, ладно?