Мальчишки быстро пересекли задний двор. Они несли с собой вещи, необходимые для задуманного предприятия, – лестницу, фотоаппарат и свечи. Они называли себя клубом БОВ – "Безымянные охотники на ведьм". Билли нес коробку, которая совсем не была частью их экспедиции: в ней был вороненок, которого они нашли под кустами. Наверное, мать хотела его научить летать, и он выпал из гнезда. Билли спас его, это задержало проведение мероприятия. Когда они закончат слежку, он отнесет вороненка к ветеринару – Рамер Ларкин жил через два дома от Стиви Мур.
Они срезали путь, пройдя мимо старого охотничьего домика, окинули взглядом обе дороги и перебежали к стене белого с черной крышей дома. Скальный уступ, на котором стоял дом, полого спускался вниз к пляжу – устойчиво поставить лестницу было сложно. Джереми Спринг упер ее одним концом в землю, Раф Морган подложил плоский камень под другой, чтобы выровнять, и верх лестницы тяжело лег напротив дома. Остальные мальчики протиснулись в кусты. Все задержали дыхание, ожидая, что вот-вот из окна высунется злобное лицо, Билли согнулся под корявым тисом, прижимая к себе коробку. Нет, не надо было идти сюда, мать просто убьет его, если их поймают. Ну и что им делать, если даже они увидят, как она выходит наружу?
– Надо это кончать, – шепнул он, наблюдая за окном.
– Мы уже зашли слишком далеко, – сказал Раф.
– Что мы вообще хотим увидеть?
– Она должна колдовать голой, – сказал Джереми.
– Откуда ты знаешь?
– Я так слышал!
Двое ребят держали низ лестницы, а за право быть первым наблюдателем соперничали Джереми и Юджин Тайрон. Победил Юджин. Поскольку дом был построен на уступе скалы, эта его сторона была немного ниже. Мальчишкам не пришло в голову самим заглянуть в окно – узнать, что там: ее жилая комната, спальня, комната для колдовства или камера пыток. Они все смотрели на Юджина, ожидая его сообщения о том, что он видит.
– Эй! Что она делает?
– Скажи нам!
Джереми легонько толкнул основание лестницы. Юджин щелкнул левой рукой в воздухе, призывая к тишине. Все замерли, задрав головы. Было не видно, что в это время делает Юджин. Неподалеку от дома рос тощий дуб, низкорослый из-за штормовых ветров, и Раф с Джереми было попытались вскарабкаться на него, чтобы посмотреть, что там высмотрел Юджин.
– Ты ее видишь? – спросил Раф.
Юджин кивнул. Он не говорил. Лицо его было нахмурено. Теперь он покачал головой, как если бы он увидел что-то не понравившееся ему, и начал карабкаться вниз.
– Она голая?
– Рубит хвосты саламандрам?
– Может, ты видел ее коллекцию сушеных голов? Это именно то, что она делала с детьми, которые заглядывали ей в окно, – сказал Билли.
Все говорили шепотом, но он сказал это нормальным голосом. Раф содрал горсть зеленых желудей с ветки, висящей над ним, от возбуждения он разозлился, и желуди послужили артиллерийскими снарядами. Билли выронил свою коробку из-под печенья, вороненок выскочил, и когда Билли бросился, чтобы его поймать, он наткнулся на лестницу. Она медленно качнулась и с грохотом упала на землю.
Стиви не понимала, что с ней происходит. Она сидела у мольберта, уставившись на бумагу, и не могла рисовать. Она была одета в стиле, который один ее прежний возлюбленный назвал "Приглашением в черную дыру Вселенной": это был поношенный кремовый атласный халат с темно-синим китайским рисунком, замечательный тем, что его носила за кулисами Джоан Морган, восходящая звезда Метрополитен-опера, страдавшая от гибельного романа с известным тенором, который покончил с собой непосредственно перед исполнением "Мадам Баттерфляй". Тронутая этой роковой любовью, незадолго перед разводом с Лайнусом Стиви купила это одеяние в благотворительном магазине при театре на Восточной улице, 23.
Сидя у мольберта, она пыталась сосредоточиться на рисовании, когда услыхала шум. Она его проигнорировала. Несколько дней прошло со дня визита Нелл. Она посвятила два из них рисованию крапивников, а теперь вернулась к колибри. Вьющийся подоконник на северной стене привлекал их, словно магнитом. Она внимательно наблюдала за ними несколько недель – самочки были тускло-зелеными, самцы с рубиновыми горлышками сверкали изумрудом.
Но все, о чем Стиви могла думать, были Эмма и Нелл. Она хлебнула чай из своей чашки – щербатой, с синими розами, одной из плохо сохранившейся коллекции китайского фарфора своей бабушки – и вспоминала о том, как они – пляжные девочки – проводили здесь свои "чаепития". Они делали лимонад, и пили его из этих чашек. Одна из них была любимой чашкой Эммы. При мысли об этом ее глаза наполнились слезами.
Внезапно она услыхала скоблящий звук, который заставил Тилли соскочить со спинки дивана и спрятаться. Крик: "Кто-о-о-о-о, стой". И потом лязг металла о скалу. Стиви слышала какой-то шум и перед этим. Она вздохнула и подумала, что ничего особенного не случилось. Вытерев глаза, она запахнула халат и подошла к окну.
Неподалеку валялась лестница. Мальчишки разбежались кто куда – она видела настороженные глаза из-под кустов. Один тихо сползал с дуба. Другой, согнувшись, гнался за убегавшим вороненком.
Боковым зрением она заметила мужчину, пересекавшего двор. Он перепрыгнул через низкую самшитовую живую изгородь, показав вполне впечатляющий прием школьного футбола. Встревоженная происходящим беспорядком, она босиком выскочила на лестницу и двинулась к странной группе.
– Ты в порядке? – спросил мужчина, склонившись над мальчиком, который вцепился ему в лодыжку.
– В общем да, – сказал мальчик, – я попал в переплет.
– Ты бы лучше вылез и объяснился, – посоветовал мужчина.
– Вам не следовало приставлять лестницу к дому, где живут люди, – сказала Стиви неопределенно. – Никогда не знаешь, что может случиться. – Ее тон был неодобрительным, и двое мальчишек кинулись наутек. Один продолжал стоять там, где стоял, на четвереньках, пытаясь выманить кого-то из-под густой вьющейся жимолости.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Беги, Билли! – крикнул один из его друзей. – Она сейчас превратит тебя в змею!
Стиви старалась на это никак не реагировать. Иногда дразнилки детей вызывали у нее смех, но при ее сегодняшних чувствах они были неуместными, неприятными и болезненными, и это опять вызвало слезы на глазах.
Мальчик на четвереньках не двигался, он сосредоточенно пытался дотянуться до птицы.
– Маленький вороненок. Он, кажется, выпал из гнезда. До этого он кричал как ненормальный, а теперь затих… Я пытался его накормить, но он не хочет есть. Ну и я решил отнести его к ветеринару…
– Пошли, Билли, оставь птицу! – кричали ему приятели.
– Я не могу!
– Идите все отсюда, – сказала Стиви. – Идите по домам, сегодня я не буду никого превращать в рептилий. Я позабочусь о птице.
Мальчик смотрел на нее, в его карих глазах было беспокойство. Потом он кивнул и отошел к своим приятелям. Стиви опустилась на колени, изучая маленького ворона, спрятавшегося в глубокой тени. Он съежился под каменным фундаментом, перья на шее были взъерошены, напоминая воротник.
– Вам не нужна помощь? – спросил мужчина.
– Не думаю, – холодно ответила Стиви. – Вы отец одного из этих мальчиков?
– Нет, я просто прогуливался, увидел, как упала лестница, и решил, что случилась какая-то беда.
Стиви вгляделась в него. Он напоминал ей кого-то знакомого – кого-то из детей, когда-то игравших на пляже. Высокий, смуглый, с длинными, почти черными волосами; на нем были темные очки, белая рубашка и шорты цвета хаки с множеством карманов. Одна из не нравящихся ей особенностей Хаббард-Пойнта состояла в том, что люди слишком интересовались чужими делами. Здешнее общество было маленьким и замкнутым. Ничего похожего на распахнутую анонимность Нью-Йорка… Кто бы ни был этот человек, конечно, он распространит очередную новость о том, как дети заглядывали в ее окно, шпионя за "ведьмой".
Стиви легла на бок, протянув руку через разросшиеся растения, пытаясь достать птицу. Ее пальцы лишь коснулись перьев.
– Позвольте мне, – сказал мужчина. – У меня руки длиннее. – И не ожидая приглашения, он встал на колени, вытянул руку, сомкнул пальцы вокруг птицы и передал ее Стиви.
– Спасибо, – сказала она.
– Ради бога.
Стиви держала маленького вороненка, она боялась, что он вырвется. Теперь она вообще думала только о том, как выходить его, вырастить и к тому же защитить от Тилли. Но мужчина не уходил. Может, она и была ведьмой: он смотрел на нее снизу, и вдруг она поняла, кто он. Форма лица, изгиб рта – это был отец Нелл.
– Джек? – спросила она.
– Да. Привет, Стиви. Я слышал, вы принимали мою дочь.
– Да, конечно, – сказала она. – Она удивительная. Джек – я так сожалею…
– Да, Эмма. Я понял. Спасибо.
Он казался смущенным, да и Стиви чувствовала себя неловко. На ней был этот атласный балахон, в руках – черная птица, очень похоже на безумную художницу. Она попыталась улыбнуться.
– Слушайте, может, вы войдете в дом? Я хотела бы поговорить с вами…
Казалось, он колебался, как бы обдумывая ее предложение. Он взглянул на часы – огромный хронометр – и покачал головой.
– У меня назначена встреча, – сказал он. – Простите, но я должен идти.
Глава 5
Джек вернулся в свой пустой дом. Он вошел внутрь, закрыл за собой дверь, огляделся. Нет ничего более унылого, чем арендованный дом для отдыха, особенно если не совсем понимаешь, зачем ты вообще сюда приехал. Во всем чувствуются вкусы чужих людей – в картинах, мебели, коврах. Можно ли подумать, что это оранжевое макраме, висящее на стене, было выбрано осознанно? Джек нахмурился – он подумал, что становится занудным старым ворчуном.
Он вытащил из портфеля папку и мобильный телефон. Сверил время: в Инвернессе сейчас около четырех.
Северное море – его следующий рубеж. Франческа подготовила почву, правда, непреднамеренно, во время своей апрельской поездки в Шотландию. Романову она понравилась, он был под впечатлением от деловых представлений фирмы. Цены были привлекательными, но Джек ждал случая побеседовать один на один с парнем, от которого зависело окончательное решение.
Ожидая телефонного звонка, он попытался прийти в себя. Что его так разволновало? Может быть, мысль о том, что он оставил Нелл на берегу в компании незнакомых людей? Нет, не то. Лорел показалась ему вполне серьезной и ответственной, программа развлечений в Хаббард-Пойнте была достаточно насыщенной еще с тех пор, как Джек сам был ребенком, а Нелл и в школу превосходно ходила одна – и дома в Атланте, и в Бостоне. Однажды приспособившись, она становилась самостоятельной.
Телефон зазвонил на пять минут раньше.
– Джек Килверт, – сказал он, точно таким же тоном, как будто он сидел у себя в офисе в Бостоне.
– Привет, – услышал он грудной голос Франчески. – Ты на пляже?
– Не совсем, – сказал он, почувствовав острое чувство вины.
Никто из фирмы, в том числе и Франческа, не знал о том, что он собирался сделать.
– На теннисном корте, на парусной шлюпке или собираешься пить чай? Скажи мне сейчас же, что ты на солнце, а не сидишь дома.
– Я как раз собираюсь выходить, – сказал он, принужденно засмеявшись и желая сократить разговор, чтобы не занимать линию.
– Ты бы лучше немного задержался. Я подготовила тебе экземпляр одного проекта, – сказала она. – Я так работала над ним, чтобы развеселить тебя до конца лета. Фактически я звоню, потому что у меня есть кое-какие документы. Я сейчас могу послать тебе их факсом – это как вариант. Но я думаю, не будет ли лучше, если я их привезу. Скажем, сегодня?
– Франческа, сюда же очень далеко ехать, – начал он, снова глянув на часы. Три минуты до заказанного звонка.
– О, ты безнадежен! Это из-за твоей дочки? Да ну, Джек, на побережье всегда полно нянек. Найди симпатичного подростка, которому нужны деньги, и освободись на вечер!
– Видишь ли, Франческа, – сказал Джек. – Сегодня работать не получится. Посылай факсом, если ты так решила, ладно? А теперь мне надо идти.
Она молчала. Он знал, что его слова прозвучали грубо. Но время поджимало – и не лучше ли для нее почувствовать это сейчас, чем после.
– Да, хорошо, отдыхай, – сказала она и отключила телефон.
У Джека сжалось сердце. Боль была сильной, и физической и душевной. Он вспомнил о том, как Эмма уговаривала его молиться. Воспоминания заставили его застонать, словно от зубной боли. Все эти дни он чувствовал себя обреченным – неизбежный телефонный разговор, так или иначе, стал чем-то вроде освобождения. Весь в испарине, он сидел, ожидая звонка.
Он опустил голову. Ему нужна была передышка, нужно было вырваться из своего привычного мира. Он закрыл глаза – и что же, к своему удивлению, он увидел перед собой?
Стиви Мур. Она выглядела так, как будто стояла перед ним: призрак, пронзивший его жизнь. Что она делала, почти полуодетая, этим ярким утром? С полосками слез на щеках? Он знал. Он был специалистом по слезам.
Его поразило ее твердое рукопожатие и теплая улыбка. И также ее рост – она была маленькая. Около пяти футов трех дюймов, очень легкая. Халат был ей велик примерно на четыре размера, пояс крепко завязан. У нее были гладкие черные волосы до подбородка и челка над большими, фиалковыми глазами. Бледная, безупречная кожа. Только полоски от слез.
Он представил себе, как она обнимала ладонями эту жалкую маленькую птицу. Какой у нее шанс выжить? Ни матери, ни отца. У Нелл, по крайней мере, есть он… Джек покачал головой.
Как бы то ни было, что хорошего он сделал? Он удержал в памяти образ Стиви, держащей эту птицу. Держащей… держащей…
Зазвонил телефон. Резкий звук заставил его вскочить. Его пульс резко участился, и он почувствовал, как застучало сердце. Пора работать…
– Алло, – сказал он. – Джек Килверт…
Нелл и Пегги выиграли гонку в эстафете. Они побили всех девочек и всех мальчиков. В своих купальниках цвета морской волны они выглядели, как члены одной команды, – будто заранее договорились об этом утром, будто всегда были лучшими подругами.
У Пегги были ярко-рыжие волосы и масса веснушек, и на ней, кроме того времени, когда она ходила купаться, была широкополая шляпа от солнца, защищавшая лицо. Почти все время она держала Нелл за руку, они даже соревновались в плавании на спине в спокойной воде залива, держась за руки.
– Все равно, что иметь сестру! – сказала Нелл, когда соревнование закончилось и все легли отдыхать на свои полотенца.
– Я тебе скажу, это даже лучше, – произнесла Пегги. – Моя сестра Энни уже большая, и она не может возиться со мной! Она все время хочет околачиваться со своим бой-френдом. А про свою лучшую подругу, Тэру, мама всегда говорит: "Конечно, родственников выбрать нельзя, но друзей выбирать ты все-таки можешь".
Нелл почувствовала некоторую слабость в плечах.
– Я все равно выбрала бы свою семью, даже если бы это было возможно.
– Ну, да, и я тоже, – сказала Пегги. – Но лучшие подруги – лучшие соратники. Настоящие соратники, как моя мама и Тэра. Они всегда вместе.
– У моей мамы были такие подруги, – сказала Нелл. – Они росли вместе здесь, в Хаббард-Пойнте. Вот почему мы с папой приехали сюда. Потому что здесь было такое счастливое время.
– Ты с папой? – спросила Пегги, неторопливо посмотрев на нее, это был как будто невысказанный вопрос: "А как же мама!"
– Да, – проговорила Нелл, и ее плечи опустились еще ниже. Она никак не могла произнести фразы "Моя мама умерла".
– Ты потеряла маму, – сказала Пегги.
Нелл бросила на нее быстрый взгляд. Откуда она знает?
– Я тоже потеряла папу, – объяснила Пегги. – Я не могла говорить об этом… а теперь… думаю, что могу. И когда ты сказала, что ты приехала с папой, то я точно догадалась… Это правда, да?
– Да, – сказала Нелл.
Девочки сидели на краях своих полотенец, их головы были так близко друг от друга, что лицо Нелл было в тени от шляпы Пегги. Песок был горячий, они зарыли в него ноги, насколько это было возможно, чтобы докопаться до более холодного нижнего слоя. Нелл хотелось бы сидеть так весь день. Но тут длинная тень накрыла собой их полотенца, и когда она подняла голову, то увидела веснушчатого мальчишку, очень похожего на Пегги.
– Привет, малявка! – сказал он.
– Билли, где птица? – спросила Пегги.
– Я ее оставил там. – Он жестом показал в сторону коттеджа на утесе – на дом-бывший-раньше-голубым. Нелл вздрогнула, вспомнив Стиви.
– Ну не у ведьмы же! – воскликнула Пегги. – Ты что, с ума сошел? Она сдерет с нее перья на свою шляпу, или на накидку, или еще на что-нибудь! Вороны же черные, ты понимаешь?
Нелл ощутила на момент некоторое сомнение относительно своей подруги. Она хотела вступить в защиту Стиви, но мальчишка – видимо, это был брат Пегги, судя по тому, как он выглядел и как двигался, – обогнал ее в этом.
– Я так не думаю, – сказал он. – Она не из тех, кто обдирает птиц. Она выглядела так, будто была чем-то расстроена. Юджин следил за ней, смотрел в ее окно, понимаешь? И она услыхала, как он заорал. Она была совсем одна, в середине утра. Это так странно.
– Расстроена? – спросила Нелл.
Она увидела, что нашла в семье своей подруги родственную душу: это слово входило в ее словарь.
– Ага, – сказал мальчик. – А ты кто будешь?
– Нелл Килверт, – ответила она.
– Нелл, это Билли, мой брат, – сказала Пегги. – Ему показалось что-то вроде того, что ведьма утром плакала. Извини, но это странно.
– Может быть, у нее кто-то умер из тех, кого она любила? – предположила Нелл.
Пегги и ее брат Билли посмотрели на нее так, как если бы она изрекла самую невероятную вещь на свете. Билли пожал плечами и пошел вдоль берега.
Пегги предпочла отшутиться.
– Ха! Ну, если разве что ее черная кошка или любимый тритон. Или, может, она опять развелась, в пятнадцатый раз. Или, может, потеряла еще одно безумно дорогое бриллиантовое кольцо…
– Она его сама выбросила, – сказала Нелл.
– Она хотела, чтобы ты так подумала, – заверила Пегги. – Чтобы завлечь тебя.
– Не думаю, что она хочет кого-то завлекать, – произнесла Нелл. – У нее при входе во двор висит щит с надписью "Пожалуйста, уходите".
Пегги нахмурилась – так Нелл там была.
– Она, и моя мама, и моя тетя были очень близкими подругами. Они даже придумали себе название, – сказала Нелл. – Я думаю… мы могли бы называть себя так же!
– Что за название? – спросила Пегги.
– Пляжные девочки, – ответила Нелл.
Пегги наморщила нос и скосила глаза на солнце. Ее пристальный взгляд был устремлен в сторону скалистого мыса, на дом-бывший-раньше-голубым. Нелл казалось, что она почти угадывает ее мысли: она представляла себе черную магию, хрустальные шары и остроконечные черные шляпы, но эти образы сменялись пляжными мячами, широкими полотенцами и голубыми купальниками. Нелл улыбнулась.
– Ведьмы не бывают пляжными девочками, – признала Пегги с сомнением.