Леверн почти уронила чашку и, резко вскинув голову, с тревогой и раздражением уставилась на внучку.
– Что еще за таблетки?
Вынимая из холодильника пакет с соком, Челси пожала плечами.
– Не знаю. Он сказал, что мне нужно поспать. Ничего серьезного.
– Слава Богу. Не хватало мне только возиться сразу с двумя инвалидами, – облегченно вздохнула Леверн.
– Со мной все в порядке, но лучше, наверное, послушаться доктора и провести весь день в постели. Вечером навещу маму.
– Не понимаю, зачем тебе понадобилось спорить с полисменом? Неужели не могла вежливо объяснить, кто ты, показать документы! Ох уж эта теперешняя молодежь! Никакого уважения к закону.
– Это был несчастный случай, ба, – запротестовала Челси, качнув головой, но перед глазами внезапно все завертелось, и ей пришлось схватиться за дверцу холодильника, чтобы не упасть. Леверн, по-видимому, ничего не заметила.
– Ну что ж, мне пора. Если позвонит Хилда Маркс, объясни, что случилось, и попроси позвонить мне в больницу.
– Я хочу еще поспать. Можно, я попрошу службу ответа все передать?
– Хорошо.
Через полтора часа после ухода Леверн, Челси собралась и отправилась в школу, решив, что сотрясение или нет – а она не может позволить себе валяться в постели.
ГЛАВА 29
Банни снова оказалась в центре внимания прессы: подробности трагической попытки самоубийства описывались во всех газетах, передавались в теле– и радионовостях и миллионы поклонников, обожавших актрису еще с того времени, когда она была маленькой, буквально сметали с лотков бульварные издания, посылали письма, телеграммы и цветы в знак сочувствия. Через два дня подобного натиска больничной администрации пришлось поставить дополнительную охрану, чтобы обеспечить актрисе покой. Букетами цветов были заполнены все палаты. Школьники писали, что молятся за ее выздоровление. Хилда Маркс была просто потрясена столь горячими проявлениями чувств.
– Будь они прокляты! – воскликнула она, обращаясь к Леверн при виде еще одного огромного мешка с почтой. – Если бы они ходили на ее последние фильмы, ничего этого вообще бы не случилось.
– Думаю, совершенно очевидно, что зрители по-прежнему хотят видеть Банни. Возможно, им не нравились сюжеты, – заметила Леверн.
Женщины стояли в коридоре, у двери в палату Банни, пока фотограф делал снимки звезды, одетой в красивую белую ночную кофточку с оборками. Банни причесали и наложили макияж, специально для репортеров. Вновь приобретя известность, Банни выглядела веселой и счастливой, как в прежние времена.
Хилду, однако, терзали угрызения совести за то, что именно по ее вине Банни пришлось выслушать такой резкий отказ от Гектора Дилуорта. Но сегодня, на третье утро после безумной попытки Банни покончить с собой, Хилда могла предложить не только извинения за случившееся.
– Когда она выписывается? – спросила агент Леверн, понизив голос, чтобы Банни не услышала.
– Психиатр говорит, что ее можно забрать завтра же, если я пообещаю приводить ее к нему на консультации дважды в неделю.
– Надеюсь, вы согласились? Ей необходима помощь психолога, – заметила Хилда, подозревая, что Леверн вовсе не горит желанием последовать совету врача.
– По-моему, все это чушь собачья, но пришлось согласиться. Хотя не уверена, что найдется психиатр, согласившийся лечить пациента, которому нечем платить. Зато Банни будет гораздо лучше дома со мной и Челси.
– Как думаете, Леверн, скоро она сможет встать?
– К чему это вы клоните, Хилда? – резко спросила Леверн.
Хилда улыбнулась: впервые за долгое время она могла сообщить Леверн хорошую новость.
– Я поговорила тут кое с кем из Академии, и, по всей видимости, на следующей неделе им потребуется одна из ведущих – представлять лауреатов этого года. Как считаете, Банни сможет?
– Интересно, кто это у них при смерти, чтобы отказаться от такой рекламы?!
– Эвелин Бэском. Говорят, она впала в сильнейшую депрессию, и все из-за своего сыночка.
– Неудивительно. Он у нее единственный. Она, должно быть, просто обезумела, – сочувственно вздохнула Леверн.
– Какой ужас! Сэнди говорит, ему будет предъявлено обвинение в убийстве первой степени.
– Хуже некуда! А кого она должна была представлять?
– Лучшего исполнителя мужской роли, – помедлив, тихо объявила Хилда.
Сердце Леверн от неожиданности подпрыгнуло.
– Господи, вот так шанс! Банни будет там, – не задумываясь ответила она. – Немедленно позвоните и примите предложение, пока они не передумали. Именно такого стимула ей не хватает, чтобы выздороветь!
– Я уже согласилась, Леверн. Считаете меня сумасшедшей? – улыбнулась Хилда. – Но у вас всего шесть дней, чтобы привести ее в форму. Сумеете?
– Безусловно… только… – начала Леверн и остановилась. Она терпеть не могла, когда людям становилось известно о ее финансовых затруднениях, но Хилда – дело другое. Она их союзница.
– Беда в том, что я совершенно разорена и по уши в долгах.
Не чувствуй себя Хилда кругом виноватой в том, что позволила этому поддонку Гектору Дилуорту унизить Банни, она пропустила бы эти слова мимо ушей, поскольку Леверн задолжала ей кучу денег.
– Сколько вам нужно, Леверн?
Но хотя Леверн действительно была в отчаянном положении, она все же упрямо покачала головой.
– Не хочу больше брать у вас. Постараюсь что-нибудь придумать. Я и так должна вам слишком много.
Хилда была поражена: Леверн раньше не отказывалась от подобных предложений.
– Не считаете ли вы, что самое время нанять кого-нибудь управлять финансовыми делами Банни? Она за свою жизнь заработала много денег. Куда они девались?
– Не так уж много, Хилда, и у нас полно расходов. Кроме того, мне не по карману отдавать пять процентов от заработка Банни, только затем, чтобы какой-нибудь умник указывал мне, как их тратить, – презрительно бросила Леверн.
Хилда, вздохнув, пожала плечами.
– Ну что ж, если передумаете, я могу вам дать адреса надежных менеджеров. Может, вам все-таки не помешают сейчас наличные? У Банни есть платье, которое на нее налезет?
– Найдем что-нибудь, шкафы битком набиты всяким тряпьем.
Но перед уходом Хилда все-таки решилась сказать то, что давно хотела:
– Леверн, я никогда не послала бы Банни к Дилуорту, если бы вы не нуждались так в деньгах.
– Знаю. Если кто и виноват, так это я, – печально вздохнула Леверн. – Но можете побиться об заклад, пока я жива, ей больше никогда в жизни не придется делать что-то подобное.
Все эти годы Хилда привыкла относиться к сварливой и назойливой Леверн с неизменной, хорошо скрытой неприязнью, но сейчас была глубоко тронута невыносимой болью в ее глазах.
– Вы всегда заботились о ней. Банни повезло, что у нее такая мать.
– Еще бы. Ну что ж, спасибо, что позаботились насчет церемонии присуждения премий! Счетов этим не оплатишь, но по крайней мере хорошо, что миллионы людей снова ее увидят, и, может, наши дела поправятся.
– Не беспокойтесь, я что-нибудь найду. Только сделайте все, чтобы она выглядела красавицей, – сказала на прощание Хилда.
– Она красавица, Хилда, первая красавица в мире, не забывайте это.
ГЛАВА 30
Не успела Челси остановить "линкольн" бабушки у подъезда их дома на Бел-Эйр, как из двери вылетела Леверн.
– Где это вас носило, юная леди? – рассерженно завопила она.
Стройная длинноногая блондинка, легко выскользнув из машины, мрачно ответила:
– Бабушка, я же гаворила, что еду в химчистку за маминым платьем для сегодняшней церомонии, а они не успели его погладить.
В двадцать два года Челси превратилась в грациозную изящную красавицу, почти не походившую на мать – поразительно прелестное личико, по всей видимости, досталось дочери по наследству от Фрэнка Хантера.
Откинув назад волосы, она открыла багажник и, вынув зеленое атласное платье от Диора, поднесла бабке для осмотра.
– Видишь, ба, прекрасно выглядит. Никто не заметит, что на талии пришлось распороть швы. Не стоит волноваться, сегодня вечером мама будет выглядеть потрясающе. Как она сегодня?
– Хорошо, но все же хотелось бы, чтобы у нас было время купить ей что-нибудь новое, – пробормотала Леверн, нервно ломая руки. – Может, я не то делаю… заставляю ее показываться на публике так скоро после… несчастного случая…
Челси вздохнула. Вот уже два дня Леверн ни о чем другом не говорила, а девушка так устала от бесконечных жалоб бабки.
– Слушай, ба, успокойся, ладно? Маме не предлагали приличного сценария вот уже больше двух лет, и, если она не получит работы в ближайшее время, придется выехать из этого дома и перебираться в квартиру. Ты сама так сказала. Сегодняшняя церемония – прекрасная возможность для мамы. Выступит перед большой аудиторией, пусть все видят, что она в прекрасной форме и может работать.
– Но она все еще слишком толста, – простонала Леверн.
– Лучше немного лишнего веса, чем слоняться по дому и курить день и ночь, потому что не можешь уснуть из-за диетических таблеток!
– Нужно было позвонить кому-нибудь из модельеров и взять напрокат костюм… Все поймут, что на ней старое платье, – ныла Леверн.
– О, пожалуйста, ба, мы уже миллион раз это обсуждали. Я обзвонила всех, ни у кого не нашлось платья ее размера, и у них нет времени заниматься переделками – у всех полно клиентов, готовых заплатить любые деньги, только бы успеть к сегодняшнему вечеру. Им некогда заниматься благотворительностью.
– Черт бы их побрал! А как лебезили, когда Банни должна была получить "Оскара" за "Зимнюю песню"!
– Да, но времена меняются! Ничто не стоит на месте. Тогда мама была на самой вершине, но после этого два ее фильма с треском провалились, а еще два прошли незамеченными. Ну вот, сейчас повешу платье на дверь, чтобы подол не волочился по полу и пойду выну из машины кое-какую еду. Купила по дороге.
– Где ты взяла деньги?
– Я ведь работаю, забыла? Получается не так уж много, но жить можно.
Через полчаса Челси окликнула бабушку:
– Ба, скажи маме, чтобы спустилась вниз, поела немножко. Я сделала на ужин яичницу и тосты.
Десять минут спустя, когда яйца на тарелке остыли, Челси, не выдержав, побежала наверх, чтобы узнать, что происходит. Сцена происходившая в ванной матери, была давно знакома девушке. Банни сидела за туалетным столиком и горько рыдала, пока Леверн нервно пыталась приколоть завитый локонами шиньон к волосам дочери.
– Что случилось, мама? – спросила Челси, хотя все было ясно без слов. Парикмахер, который должен был прийти на дом причесать Банни, в последнюю минуту потребовал, чтобы Леверн оплатила наличными давно просроченный счет, иначе он и не подумает появиться. Поэтому Леверн безуспешно пыталась хоть как-то помочь дочери сделать прическу.
– Не могу же я появиться этаким чучелом перед всеми? – всхлипывала Банни.
– Ты будешь выглядеть потрясающе с любой прической, ма, – сказала Челси, пытаясь ободрить Банни, хотя шиньон скособочился и выглядел неопрятным вороньим гнездом, нахлобученным на голову. – Но если не перестанешь плакать, глаза покраснеют. Пойдем вниз, у нас еще куча времени. Поедим немного и спокойно все обсудим.
Взяв мать за руку и поднимаясь с кресла, Челси умоляюще попросила:
– Ну же, мама, мы все решим за ужином.
Еда всегда была непреодолимым соблазном для матери. Обе женщины последовали за ней, и, пока все были заняты легким ужином, Челси задумчиво глядела на мать.
– Мам, у меня потрясная идея! Все молодые девушки носят волосы, как я, с пробором посредине, завитки, спадающие до плеч. Это последняя мода. Почему бы нам просто не расчесать твои длинные волосы и не оставить их в таком виде, в точности как ты делала, когда была маленькой? Как писали в журналах для любителей кино, "Корона ее вьющихся волос"…
– Я слишком стара, – возразила Банни.
– Вовсе нет! Тебе только тридцать девять!
Леверн молча прислушивалась к разговору. Последнее время она начала уважать мнение внучки – та выросла рассудительной девочкой, совершенно непохожей на эмоционально нестабильную Банни.
– Стоит, пожалуй, попытаться, – наконец, кивнула Леверн. – Челси, беги наверх, принеси мне щетку и расческу, – велела она, начиная вынимать шпильки из волос Банни.
Несколько минут спустя густые рыжеватые волосы блестящей копной спускались по плечам Банни. Но когда посредине сделали пробор, маленькое личико звезды почти затерялось в слишком пышных прядях. Женщины решили, что необходимо как-то оттянуть волосы со лба, и поднялись наверх, чтобы пошарить в ящиках комода. Именно Челси нашла решение. Порывшись в коробке с памятными сувенирами, присланными студией "Таурус" после пожара, они отыскали тиару со стразами, которую носила мать, когда играла маленькую королеву. Ликующая Челси надела тиару на голову матери и откинула волосы с ее лица. Неожиданно годы, как по волшебству, исчезли, и Банни снова стала похожей на девочку-кинозвезду, которой была когда-то.
– Посмотрим, как это будет выглядеть с платьем, – решила Челси.
Когда Банни надела платье, превратившее ее глаза в сверкающие изумруды, Челси критически оглядела мать. Что-то было не так. Тяжелый, сплошь расшитый бисером воротник выглядел слишком громоздким под копной волос. Ни слова не говоря, девушка взяла маникюрные ножницы и начала распарывать шов.
– Прекрати, Челси! Испортишь платье и матери нечего будет надеть! – завопила Леверн, в тревоге хватаясь за руку внучки.
Но Челси отстранила бабку.
– Оставь меня в покое! Я знаю, что делаю. Воротник пришит на живую нитку. Наверняка в химчистке его снимали перед тем, как чистить платье!
Челси действовала так осторожно, что у нее ушло минут пятнадцать на то, чтобы отпороть воротник и выдернуть нитки, но когда девушка закончила, эффект оказался даже лучшим, чем она надеялась. Ничем не украшенный глубокий вырез выгодно обрисовывал грудь, открывая глубокую ложбинку, а простой покрой делал платье новым и модным.
Изучая себя в большом, до пола, зеркале, Банни восхитилась:
– Просто великолепно, солнышко! Ты гений! О Господи, как бы я хотела надеть сейчас свои прелестные изумруды!
– Ни за что, мама! Кроме тиары, ты ничего не должна надевать, поверь мне, – настаивала Челси. – Поэтому я и воротник сняла – слишком уж всего много! Вот увидишь, остальные актрисы по сравнению с тобой будут выглядеть просто разряженными рождественскими елками.
– Она абсолютно права, дорогая, – вмешалась Леверн. – А теперь начинай накладывать макияж. Давай я помогу снять платье. По-моему, нужно немного зеленых теней на веки, как считаешь, Челси? – спросила она, впервые в жизни посчитавшись с мнением внучки.
Полтора часа спустя Челси помогла женщинам надеть норковые пелерины и усадила в лимузин. К счастью, за аренду лимузина с шофером было заплачено полностью, поскольку они пользовались им в крайних случаях. Сначала нужно было заехать за двумя актерами, которые должны были сопровождать их на церемонию. Леверн пыталась сначала пригласить какую-нибудь знаменитость, но была вынуждена довольствоваться бывшим исполнителем главных ролей, а ныне ведущим телевизионных игр и актером на эпизодические роли.
Глядя вслед длинному белому "линкольну", Челси печально улыбнулась и пробормотала:
– До встречи, Золушка! Постарайся вернуться домой, пока карета не превратилась в тыкву!
Взглянув на часы, она поспешила в дом. Нельзя тратить ни единой минуты этой знаменательной ночи – именно сегодня она должна сделать то, что так долго откладывала. Оставалось лишь надеяться, что зарытое в землю сокровище все еще лежало на том месте, куда она закопала его много лет назад.
ГЛАВА 31
Уверившись, что Банни и Леверн уехали, Челси быстро переоделась, попросила службу ответа принимать звонки, села в "линкольн" бабушки и вырулила на улицу. На часах начало шестого. Все идет по расписанию.
Она подъехала и отелю "Беверли-Хиллз", отдала ключи от машины служащему автомобильной стоянки, стараясь держать голову как можно ниже – хотя все эти годы Челси избегала фотографов, все-таки несколько снимков попало в журналы любителей кино. Правда, Челси не была известна широкой публике. Однако нужно быть осторожной, потому что служащие автостоянок знали всех, и репортеры часто платили им, чтобы те извещали, когда появится звезда.
Правда, сегодня проблем, скорее всего, не будет – все фотографы осаждают зал, где будет проходить церемония присуждения премий.
В холле тоже никого не будет – постояльцы, должно быть, сидят в номерах, смотрят церемонию по телевизору.
Челси остановилась перед стойкой портье, попросила ключ от номера. Она была в отеле всего один раз с тех пор, как они жили здесь после пожара, приезжала сюда всего несколько часов назад, в черном коротком парике матери. Девушка сняла номер на одну ночь под именем Хэрриет Паркер из Дубука, штат Айова. Стоило это дорого, но Челси боялась слоняться по саду, не будучи постоялицей отеля.
Оказавшись в номере, она вынула саквояж, открыла и проверила, все ли на месте. Челси от души надеялась, что операция пройдет благополучно.
Включив телевизор, Челси увидела Ами Арчеда, берущего интервью у прибывающих гостей и, не отрывая взгляда от экрана, сбросила зеленую юбку, в которой ходила весь день, и переоделась в черные брюки и черную водолазку. Она специально выбрала черный парик, желая быть как можно незаметнее и не попасться в темноте на глаза работникам службы безопасности, прочесывающим сад. Челси даже выкрасила в черное старые кеды.
Когда все было готово, девушка взяла большую черную сумку, купленную в магазине Орбаха, положила туда садовые инструменты, перчатки, два карманных фонарика, на случай, если один сломается. Пора идти. Прибавив звук в телевизоре, она повесила на дверь табличку "Не беспокоить". Если повезет, на все поиски уйдет не более часа. Челси надеялась только, что церемония продлится подольше, и она сможет увидеть мать, вручающую "Оскара" лучшему актеру.
Она благополучно прошла по коридору и спустилась вниз, никого не встретив. Вестибюль тоже опустел. Все же Челси была рада, что успела днем "произвести разведку территории". Она осторожно, боясь быть замеченной, направилась к двери, выходившей в сад. В темноте все выглядело по-другому, но девушке наконец удалось определить, в каком бунгало они останавливались после пожара. Хотя окна были освещены, внутри царила тишина; возможно, жильцы куда-нибудь отправились.
Конечно, лучше было поискать место, где зарыты драгоценности, при дневном свете, но девушка не осмеливалась на виду у всех пробираться сквозь заросли живой изгороди и надеялась только на то, что память ее не подведет.
Челси сошла с тропинки, обогнула бунгало и, вынимая фонарик, осторожно провела пальцем по подоконнику, пытаясь найти сделанную девять лет назад зарубку. Ничего. Совсем ничего! Проклятье! Должно быть, здесь все выкрасили заново. Выхватив фонарик, девушка внимательно осмотрела подоконник. Ничего похожего на отметину. Неужели не то место?
Расстроенная, злая на себя, Челси подошла к соседнему окну, проверила все снова. Ни малейших признаков. Пришлось вернуться на прежнее место и поискать еще раз.