– Он еще мой, – я решила с ней немного поиграть, – и будешь себя плохо вести – вообще не отдам, поняла?
Таша не на шутку испугалась. Куда-то подевалась ее смелость и уверенность в себе, и она только хлопала ресницами и смотрела на меня.
– Эй, я пошутила! Мне твой Кирилл и даром не нужен.
– Зачем тогда так наряжаться? – она посмотрела на себя в зеркало, – я, вот, в джинсах иду…
– И отлично. Он любит спортивный типаж…
Таша меня перебила:
– Ага, и ты специально так наряжаешься, чтоб его позлить?
– Именно. Хочу услышать от него пару дерзких фраз. Может, он сосредоточится на моем неудавшемся наряде и не сможет сказать главного?
– Чего именно? – Таша явно не понимала. Или очень хорошо делала вид, что не понимает.
– То, что он никогда меня не любил, – я ответила ей спокойно и даже сама удивилась себе: уж как то очень быстро я свыклась с этой мыслью.
Таша пожала плечами, мол поступай, как ты считаешь нужным.
Уже через час мы стояли перед дверью Кирилла и Таша все никак не решалась позвонить в эту бронированную и всю обшитую красным дерматином дверь:
– Не знаю, что-то у меня ужасное предчувствие, – хныкала она и переминалась с ноги на ноги.
– Не боись, даже если он и разозлится, то потом отведает моего пирога с капустой и подобреет.
– Ага, твой пирог с капустой из ресторана "Штоле"! Неужели ты думаешь, он не был в этой забегаловке?
– Как ты можешь так говорить о заведении, где пекут лучшие в мире пироги?
Таша посмотрела на меня с жалостью. Видимо, я много чего еще в своей жизни не пробовала.
– Я уверена, что он не был там. Он ходит в рестораны только в радиусе 400 метра от дома и офиса. Звони, а не то я освобожу руки от этого дурацкого пирога и позвоню.
Таша нажала на звонок, там за дверью заголосил соловей, и мы услышали приближающие шаги, а потом и самого хозяина квартиры:
– Пусяка, привет, вот, решила тебя познакомить со своей подругой, – и Таша указала на меня.
Кирилл совсем не удивился мне, а как-то по-доброму улыбнулся и пригласил в квартиру.
Мужская обитель оказалась на редкость уютной: прихожая была светлой и просторной и очень напомнила мне прихожую в нашей с ним квартире: те же стены, окрашенные в бежевый цвет, темный, лакированный ламинат на полу, даже круглый персидский ковер имел такой же турецкий рисунок. А еще круглое зеркало под старину, как у меня, в которое пялилась Таша. Она сильно нервничала и никак не могла развязать шнурки на ботинке, ей помог Кирилл – нагнулся, развязал, а потом, чтобы я не пропустила театральной постановки о любви, громко поцеловал Ташу в коленко, которое выглядывало из модных, но порванных джинс.
– Ну что, знакомиться будем? – спросила я и протянула Кириллу пирог.
– Если вы еще не познакомились с Ташей, то знакомьтесь, а я пойду ставить чайник. Кстати, прекрасно выглядишь! В этих оранжевых колготах ты похожа на осень.
– Да, только бус из облепихи на шее не хватает. И вязаной кофточки ее покойной бабушки. – Таша пошла за ним: – То есть тебя совсем не удивляет тот факт, что твоя бывшая жена – моя подруга?
– Почему это бывшая? – спросил Кирилл? – Самая, настоящая! Паспорт показать?
А потом, взглянув на меня и кивнув на пирог, добавил:
– Эх, знала бы ты, как я скучал по твоим пирогам!
– Это не ее пироги! – вдруг закричала Таша, – это она в "Штоле" купила!
Таша очень нервничала, поэтому я даже не злилась на нее за бусы, бабушкину кофточку и пироги, а только улыбнулась, уселась на табуретку и стала рассматривать кухню.
В глаза мне сразу бросился сервиз в стеклянном шкафу. Очень похожий был и у меня. Правда, я им не пользовалась потому что он не нравился Кириллу. Я была просто обескуражена и решила поговорить об этом со своим психологом.
– Как жаль! – воскликнул Кирилл, – я бы многое отдал, чтобы еще раз отведать твой пирог с грибами и сыром.
– Этот тоже не плох. И с капустой ты тоже любишь.
Мы, как будто, были одни на кухне и совсем не замечали Ташу.
– Эй, я вам не мешаю? – капризным тоном спросила она.
– Как поживаешь? Говорят, у тебя новая любовь? – и я кивнула на Ташу.
Кирилл внимательно посмотрел на мою подругу, как будто видел впервые. Таша тоже внимательно на него смотрела и ждала ответа. Он специально выждал небольшую паузу, чтобы она смогла опять занервничать и ответил:
– Она славная девочка, согласись.
– И самое главное – в твоем вкусе.
Кирилл опять стал рассматривать Ташу, как будто видит впервые, и еще при этом комментировал:
– Да, худущая, как велосипед, с тонкими запястьями, с голубыми глазками – отличный вариант. Иногда, правда, бывает слишком крикливая, но я нашел уже регулятор громкости.
– И каким же образом ты меня собираешь выключать? – тем же капризным тоном, что и раньше, спросила Таша.
– Поцелуем.
– Только не при мне, хорошо? Давайте попьем чай с пирогом и я пойду, – предложила я.
– Я, так понимаю, ты пришла чтобы рассказать о том, что весь этот цирк – твоя выдумка?
– А ты откуда узнал? Догадался?
– Нет, я бы до такого не дошел. Просто подумал бы про Ташу, что она сумасшедшая и отправил на воздух, как воздушный шарик, – Кирилл поставил на стол чашки и присел на стул: – а тут увидел вас в парке вдвоем и решил играть до конца.
– Мда, с шариком меня еще никогда не сравнивали, – Таша тоже присела на табуретку.
– Я так и думала, что ты нас где-то увидел. Потому что терпеть то, что вытворяла Таша – нормальный мужчина бы не смог.
Я налила в чашки чай, отрезала всем по куску пирога и мы продолжили беседу:
– Я так и не понял, чего ты хотела добиться?
Я отмахнулась:
– Сейчас это уже не важно. Вы нашли друг друга и хорошо.
– А ты? – спросил он, и я увидела в его глазах жалость.
– А я выхожу замуж за ее мужа.
Ах! Какое удивление я увидела в его глазах! Мне пришлось рассказать о нашей с Ташей сделке и о том, как мы сами попали в капканы, расставленные нами же:
– Но хорошо то, что хорошо кончается, – закончила я свое выступление на арене.
– Знаешь, я так переживал за тебя. Мне казалось, что ты однолюб. – Признался Кирилл.
Я ничего не ответила. Только пожала плечами, улыбнулась и пошла в коридор.
Они оба вышли меня провожать. Кирилл молча подал пальто, а Таша шапку с шарфом. В таком же молчании я обулась и открыла двери. Они смотрели на меня и ждали, что я что-то скажу. А я не могла из себя выдавить ни звука. Я находилась в его квартире около получаса, но за это время мы ни разу не посмотрели друг другу в глаза. Каждому из нас было стыдно за то, что с нами произошло. Таше и мне – за то, что мы устроили цирк с испытаниями, Кириллу за то, что он бросил меня и так до сих пор не смог объяснить или признаться, что чувства прошли.
У меня защемило в груди, потому что я вдруг поняла, что Таша уже не приедет в свою квартиру, а останется жить тут, с Кириллом. С моими Кириллом. Да, еще пока с моим…
Я не стала дожидаться лифта и пошла пешком.
Вышла из подъезда, прыгнула в свой автомобиль и дала волю слезам. Я сама не могла понять почему я плачу? Ведь я четко понимала, что не люблю его. Что уже не люблю. Почему же тогда слезы лились рекой, а душу выворачивало наизнанку?
Уже потом, дома, укутавшись мохнатым пледом и отхлебывая из любимой чашки зеленый чай, я поняла, что плакала по прошлому, по тому доброму и хорошему прошлому, где я была счастлива, любима и любила. И еще по тому, что понимала, что Кирилл все равно останется в моем сердце. Я не умею вычеркивать людей из своей жизни. Да, некоторые это делают легко и просто – раз и даже шрама, даже маленькой белой полоски не остается. А я не могу. Я не могу назвать человека чужим, когда он столько лет был мне родным. Я не смогу вычеркнуть его и сделать вид, что не знаю. Он навсегда останется в моем сердце.
Я допила чай, отключила телевизор и спросила у себя:
– Чего бы тебе сейчас хотелось больше всего?
Вариантов ответов было много. От простого: "Позвонить Эдварду?" до глупого: "Позвонить Таше с Кириллом и пожелать им спокойной ночи?". Но все эти ответы были отрицательными. А положительным был только один – Я хочу к маме с папой.
Я сразу же набрала родителей и когда мама подняла трубку, спросила:
– Мне сейчас так плохо. Можно я к вам приеду?
Мне ничего не ответили, я только услышала всхлипывание. Хотя, может мне показалось?
Глава двадцать третья
Просыпаться в родном доме – это счастье. А просыпаться в родном доме, когда тебе стомиллионов лет – это не просто большое счастье, а огромное.
И пусть я вчера пришла к этот дом как побитая кошка и долго плакала и задавала вопрос "почему", и мне было очень стыдно, я опускала голову и все плакала и спрашивала. А мама подходила, поднимала мой подбородок, смотрела мне в глаза и говорила:
– Все это глупости! Он тебя не достоин. Ты самая лучшая!
А папа подходил с другой стороны, обнимал меня за плечи и тихо в ушко шептал:
– Ничего нет невозможного. Если ты сильно захочешь ты всего добьешься. И сможешь его вернуть.
Мама, конечно же, слышала папины слова, и они начинали спор, где все равно у обоих родителей ключевой фразой было: "Я хочу, чтобы она была счастлива!"
И пока они спорили о том, насколько я должна быть счастлива и с кем, доступ к моему телу был открыт для Андрея и Насти (они живут в соседней квартире, но Зина их подняла с постели – потому что, как сказала маман, у нас случилось ЧП)
Брат стоял в пижаме, рычал и спрашивал:
– Хочешь я убью урода?
А Настя, прикрывшись байковым халатом в желтый цветочек, прыгала возле меня и пищала как комар (она, оказывается, совсем крошечная без каблуков, ниже меня на две головы):
– Они все козлы, не обращай на них внимание.
На нее, как шмель, нападал брат и жужжал:
– Как ты смеешь такое говорить, я же тоже мужчина, и что, я тоже урод?
Она его успокаивала:
– Ты – огромное и единственное исключение, поэтому я и вышла за тебя замуж. А все остальные – точно козлы.
Пока они спорили, ко мне пробиралась Зина, гладила меня по волосам и смущенно вытирала слезы. Свои слезы, которые, не стесняясь моей родни, текли по ее щекам, а потом падали и тыкались своими прозрачными носами в темно-фиолетовые складки ее вязаного сарафана.
Только дети в пижамах и тапках с фонариками испуганно стояли на пороге и прижимались к дверям.
А я им подмигивала, но они почему-то после этого переглядывались и еще больше пугались и пялились друг на друга, а потом на свои тапки, которые светились разными цветами радуги и отвлекали их от испуганных мыслей.
А потом мы все незаметно переместились на кухню. Зина заварила чай с мятой, Настя уложила спать детей и принесла из дома доверху засыпанную пиалку с конфетами, мама с папой уселись возле меня с разных сторон и налили себе шоколадного ликерчика. Я без остановки ела "Мишку на севере", которые мне любезно разворачивала и подсовывала Настя и запивала обжигающим чаем, облизывая от таявшего шоколада свои обветренные губы и наверняка грязные пальцы. Брат сидел с лицом "Мы все козлы!" и мы все вместе слушали наставления родителей, которые перебивая друг друга "желали мне добра":
– Слушай свое сердце! – твердил отец, – если тебе кажется, что этот иностранец не твоя вторая половинка – так и скажи ему.
– Не слушай отца, – вторила мать, – сначала мы должны его увидеть и я тебе сразу скажу – половинка он тебе или четвертинка.
Когда пиалка с конфетами оказалась пустой, Настя стала бесшумно летать по кухне в поиске сладостей, но тут ей помогла Зина, которая полезла в закрома и выложила на стол огромную коробку шоколадных конфет "Зимний Вечер. Ассорти".
Настя опять взялась за роль "расфасовщицы" и теперь уже, когда передавала мне конфету не молчала, а докладывала:
– Это мятная, с помадкой.
– Это молочный шоколад с манговой начинкой.
– А это белый шоколад с темной нугой.
Я кивала и безжалостно засовывала в себя сладость.
И не важно, что мы так и не пришли к консенсусу. Главное то, что я была рядом с людьми, которые меня любили и которых любила я.
И было утро. И солнце щекотало мне нос. И мне наверняка должно было быть стыдно, что я так ворвалась вчера, всех поставила на уши, завалила своими проблемами.
Но мне совсем не было стыдно. Ни капельки.
Я натянула на уши пододеяльник, вдохнула запах пододеяльника и улыбнулась. За мои стомиллионов лет столько всего поменялось, а запах накрахмаленного маминого пододеяльника остался прежним. Я скрутилась в улитку и почему-то стала вспоминать название стиральных порошков: Дося, Чье-то Морозное утро, Ариэль, Тайд. Прогресс идет вперед, новые технологии заполняют наши дома и сердца, а мамин пододеяльник пахнет так же, как и стомиллионов лет назад.
И я обожаю этот запах.
А потом я встала и пошла на кухню, где все семейство меня уже ждало. Мама сама приготовила мне овсянку, щедро добавила в нее полную ложку сгущенки, папа сам сварил кофе с солью (только он умеет варить такой замечательный кофе с пенкой), Настя притащила тарелку сырников, которые мой брат полил моим любимым черничным вареньем, а Зина достала из духовки любимые мною с детства ватрушки с корицей. Мы пили чай в компании любимых людей и были безумно счастливы.
Глава двадцать четвертая
Все воскресенье я провела у родителей дома.
К вечеру мне совсем полегчало. Родители полностью убедили меня, что моя жизнь удалась, и что мне не стоит расстраиваться из-за того, что из моей жизни ушел человек, который в нее и попал случайно.
Мне очень понравилось, что сказал мне папа. После субботней истерики в коридоре я попыталась взять себя в руки и, вытирая слезы, сквозь зубы прочеканила:
– Я справлюсь!
– Конечно, справишься, – поддержала меня мама.
– Я справлюсь, – как мантру повторила я, – потому что я сильная!
Папа подошел, обнял меня, поцеловал в лоб и прижал к себе:
– Это не твой мужчина, – сказал он ласково, – потому что он не настоящий. С настоящим – женщина счастливая. А со всеми другими – сильная. Я не хочу, чтобы ты была сильной. Я хочу видеть тебя счастливой.
Мне очень понравились его слова. И мне действительно захотелось вырваться, освободиться от этой силы, которая заставляла меня изменяться, быть лучше, быть умнее. Зачем? Что дало мне два высших образования, три иностранных языка, тонны книг? Разве этот багаж сделал меня счастливой?
Родительский дом – самая лучшая палата для больного.
Мне очень хотелось позвонить Эдварду и пожелать спокойного сна.
Но я забыла свой мобильный телефон дома.
По этой причине я все выходные не говорила ни с кем кроме родных. И даже утром, в понедельник, не захотела ехать домой – а сразу поехала на работу.
Таша уже была в офисе и когда увидела меня набросилась как пантера на дичь:
– Ты с ума что-ли сошла? Где тебя носит? Ты почему трубку не берешь? – орала она.
– Я дома мобильник оставила. – Спокойно ответила я и сняла пальто.
– И где тебя носило? – уже чуть тише, но с таким же упреком поинтересовалась подруга. – К Эдварду, небось, поехала?
– Угадала, – я решила немного поиграть с ней.
– И как?
– Все супер!
– Что супер? – она явно нуждалась в деталях.
– Все супер, я же сказала.
– Был секс? – Таша опустила голову и стала ковыряться носочком туфли в ковре.
– Конечно был.
– И как? Почему я должна вытягивать у тебя всю информацию клещами? – она обиженно надула губки.
– Тебе не кажется, что эта информация личного характера, и я не должна с тобой ею делиться?
– Ну мы же подруги, – ее безапелляционность меня стала раздражать.
– Таша, я не буду с тобой откровенничать на эту тему.
– Ну хорошо, только скажи кто, по твоему мнению, лучше – Кирилл или Эдвард?
– Таша! – я прикрикнула на нее.
– Ой-ой-ой! И чего это мы вдруг такие недотроги стали.
Я включила свой рабочий компьютер и присела на стул.
Таша сдаваться не хотела:
– Сказать тебе мою оценку?
– Так нельзя, – я опять попыталась прикрикнуть на нее, – нельзя оценивать мужчину которого любишь.
– А кто тебе сказал, что я его люблю? – Таша опять заковыряла туфелькой уже на этот раз в паркете.
– Вот мы и приехали. Что такое? Разочаровал?
– Не знаю, – Таша присела на стул рядом со мной. – Все как-то не так. И меня раздражают некоторые вещи…
Я ее не перебивала, а ждала, пока она сама начнет рассказывать:
– Он… такой спокойный. И меня это раздражает!
Я засмеялась:
– А ты все хотела устраивать скандалы, и чтобы он плясал под твою дудочку?
– Конечно!
– Зачем? Тебе нужен пастух или мужчина?
– Раньше мне было как-то интересней. Он играл на публику, терпел все мои фокусы, чтобы доказать тебе что-то там… непонятно что…
– И?
– А сейчас мои выходки терпеть не надо! Зачем мне притворяться стервой? Или все таки надо?
– Все никак не можешь угомониться? Перестань его терзать. Веди себя нормально, – я пыталась дать ей советы.
– Как ты?
Я вздохнула.
– Вот именно. Не хочу вести себя как ты. Потому что финал очевиден.
– А если ты будешь вести себя, как и раньше, финал будет другим?
– Вот я и не знаю.
Этот понедельник показался мне самым долгим. Мне очень хотелось поскорей поехать домой и остаться в одиночестве. Конечно, мне так же было интересно узнать звонил ли мне Эдвард. И еще хотелось позвонить ему, спросить как он и уточнить встречу на воскресенье.
Но работы было столько, что мы задержались до самого позднего вечера. Уже все сотрудники ушли, а мы с Ташей все сидели за стоими рабочими столами и работали.
Таша принесла мне чашку чая и свой новый рассказ:
– Вот, что-то на лирику потянуло, прочтешь?
– Конечно! – обрадовалась я.
История одной любви
– Да не люблю я ее, понимаешь? Не-люб-лю! – раздраженно по слогам произнес Игорь и отвел глаза в сторону.
Алька опустила голову и заплакала. Игорь обнял ее за плечи:
– Ну не могу я перечить отцу, ну как ты не понимаешь, Аленький?
– Почему у меня нет богатого отца, как у Таксы? И зачем твоему отцу понадобились ее деньги? Он их с собой на тот свет забрать хочет?
– Да причем здесь деньги?
– А что тогда? Зачем ему нужен этот брак? Неужели ты думаешь, я не понимаю из-за чего он заставляет тебя жениться на ней?
– Такса любит меня…
– А я, значит, нет?
– Она ему как дочь. Он ее знает с пеленок… Ну чего ты, ну не плачь. Я с ней уже поговорил, все объяснил. У нас будет фиктивный брак. Она согласна.
Алька кивнула и вытерла слезы:
– Конечно, она согласна. Жить то вы будете вместе, на даче у отца. Спать будете в одной комнате…