Две посетительницы застыли на месте, а хозяйка дома бросилась вниз по узкой лестнице. Когда в гостиную донеслись приглушенные звуки любовной возни, девушки переглянулись в благоговейном трепете. Среди тихого шепота и смешков можно было различить слово "американки". В конце концов, приближающиеся шаги возвестили о возвращении заметно возбужденной Джорджины, покрасневшей намного сильнее, чем раньше. Она на ходу придавала рассыпавшейся прическе некое подобие порядка. Высокий, стройный мужчина, шедший позади нее, был явно незнакомцем с фотографии.
– Так, так, так… – он откровенно оценивающе осмотрел визитерок. – И что же мы здесь имеем?
Джорджина шагнула вперед, чтобы познакомить гостей.
– Мисс Девидсон, мисс Дин, позвольте мне представить мистера Ника Элбета.
Моне вспомнился официальный прием из пьесы Шоу "Как важно быть серьезным". В Штатах больше не было необходимости представлять кого-либо друг другу.
– Вы американки? – напыщенно проговорил он, словно это было самое замечательное и необычное явление. – Какое счастье! Добро пожаловать в Лондон!
Ник каждой по очереди потряс руку, что вызвало секундное замешательство. В Америке девушке не пожимают рук.
– Где ты нашла их, Джорджина? Они совершенно восхитительны!
– Вспомни. Я заключила договор с американским посольством. В конечном итоге, это ведь твоя идея!
– И они прислали тебе этих двух прелестниц? Думаю, я пойду и тоже подпишу договор. Мне пришлют таких же?
– О, Ник…
Джорджина, до этого холодная и спокойная, не могла оторвать от Ника руки. Поглаживая лацканы его блейзера, она застенчиво спросила:
– А что случилось с моим новым холодильником?
– Не новым, солнышко. Я никогда не говорил, что он новый. Порядком использованный холодильник, точнее говоря, редко использовавшийся, от того парня, что живет на барже на набережной. Ему просто не нужны эти чертовы аппараты, – и в порядке объяснения гостям Ник добавил: – Предпочитает чистое виски. Без льда.
– Так, когда же мы увидим холодильник?
Ник Элбет полез в карман за серебряным портсигаром и стал тянуть время, выбирая сигарету, затем осторожно вставил ее в мундштук из черепашьего панциря. Дальнейшие поиски его серебряной зажигалки заняли несколько минут, и прежде чем вспыхнул огонек, пришлось пару раз потрясти зажигалкой. Не замечая сосредоточенного внимания, обращенного на него, он осторожно прикурил сигарету, медленно затянулся и только потом ответил:
– Подлец требует с меня еще десять фунтов.
– Но это же абсурдно! Я дала тебе пятнадцать. Конечно, это должно быть достаточно за подержанный холодильник.
– Позже, Джорджина. Нам не следует обсуждать бытовые проблемы при твои новых ПГ. Что они подумают? Не стоит беспокоиться. Холодильник будет здесь завтра, и ты наморозишь столько льда, сколько нужно для всякой там кока-колы, – он одобрительно потрепал Джорджину по щеке. – Умная девочка, что взяла этих американок.
На сей раз Мона поняла – она должна заговорить, хотя и чувствовала, что переплюнула по нахальству собственную мать.
– Ну, видите ли… дело вот в чем. Мы не переезжаем сюда.
Удрученная Джорджина подтвердила заявление Моны унылым кивком.
– Не переезжаете? Чепуха, Джорджина! Это из-за холодильника, так, ведь? Глупый я осел, но не стоит беспокоиться. Холодильник будет здесь завтра, слово чести.
– Ник, пожалуйста. Дело не в нем. Просто, комнаты не подходят. Девушки уже собрались уходить.
Но его было невозможно убедить.
– Они не могут вот так познакомиться и уйти! Не желаю и слышать об этом!
Мона шагнула к двери.
– Мы лучше пойдем.
– Я очень сожалею, – заверила их Джорджина. – Было так приятно поболтать.
– Огромное спасибо за угощение, – ловкое передразнивание Моной выговора Джорджины привело трех девушек к новому взрыву хохота.
Ник был несокрушим.
– Вы не можете уйти прямо сейчас. Это будет слишком неприлично! Я еще не пил чай!
К этому времени чайник уже остыл.
– Солнышко, будь ангелом и принеси нам всем свежую заварку.
Когда Джорджина покорно направилась вниз, Мона поняла, что они почти запуганы.
– Мы, действительно, очень сожалеем. Дом, правда, ужасает, но…
Лукавый взгляд Ника уперся в ее глаза, и мозг Моны отключился. Она не могла придумать, что сказать дальше. Эми закончила ее фразу.
– Он очаровательный. Джорджина великолепна. Но здесь нет душа и…
– Нет душа? Вся проблема в этом? А вы слышали о последних научных открытиях?
Душ, как он объяснил, стал причиной того, что у американок так много сексуальных проблем. Ванна значительно, значительно полезнее для различных женских органов.
– Стоять в душе – это для мужчин. Для женщин изначально свойственно купаться в теплой ароматизированной воде, это приносит настоящую пользу. Мона рассмеялась.
– Ладно, не заливайте.
– Правда! Уверяю вас!
Выработанным движением конспиратора он убедился, что дверь плотно закрыта, и взял обеих за руки. Посадив девушек на диван, он расположился на полу у их ног и положил ладони на коленки юных американок.
Очень важно, чтобы они изменили свое мнение. Для их собственного блага, а также и для блага Джорджины. Он согласен, есть определенные неудобства, но разве будет лучше в какой-нибудь современной многоэтажке, лишенной шарма и исторического своеобразия, только из-за наличия душа? Время, проведенное в доме Джорджины станет незабываемым на всю жизнь. Она, конечно, слишком скромна, чтобы рассказать о себе и своих предках.
– Она потомок титулованного рода, восходящего к царствованию Елизаветы, I: Более того, – здесь он понизил голос, хотя невозможно было услышать его внизу на кухне, – этот дом стоит на месте старого Челси Паласа, дворца, где королева Елизавета потеряла свою невинность, соблазненная Томасом Сеймуром.
– Я видела фильм "Юная Бесс" с Джин Симмонс! – Мона была очарована.
Завороженная Эми ловила каждое слово, хотя и знала, что все это ложь. Ей было все равно. Этому мужчине невозможно сопротивляться.
– Семья Джорджины пережила все политические передряги на протяжении веков, и жизнь была прекрасна до прошлого года.
Оказалось, несчастный случай, убивший родителей, оставил Джорджину и без единого пенни. Аристократичные друзья повернулись к ней спиной. Жених, гвардейский офицер из другого старинного рода, расторгнул помолвку. Мона и Эми были ее единственной надеждой. Они не позволят ей упасть духом.
– Она ведь снова может пойти в американское посольство, не так ли? – предположила Эми.
– Нет, она не сделает этого. Я знаю ее слишком хорошо. Для нее это очень унизительно.
Она так беспокоилась из-за необходимости приема незнакомцев в собственном доме, а вы вдвоем отлично подходите. Только увидев вас вместе, я смог сказать, что все получится прекрасно. Подумайте о веселье, вечеринках, Кингз Роуд… – к финальной части речи его брови нахмурились. – Если вы сейчас уйдете, не знаю; что будет делать Джорджина.
Они услышали шаги на лестнице. Ник Элбет сжал обеих американок в теплом объятии и по очереди поцеловал им руки.
– Пожалуйста, умоляю вас, не дайте ей упасть духом!
Он распахнул дверь гостиной и взял чайный поднос из рук Джорджины.
– Отличные новости, Джорджина, киска! Мона и Эми передумали. В конце концов, они решили остаться.
Вздох облегчения полный слез стал доказательством, что они совершили доброе дело, гуманный акт. Ее решительная верхняя губа не давала им раньше понять, в каком отчаянии она была. Стоя позади Джорджины, чтобы его не было видно, Ник посылал им воздушные поцелуи, беззвучно шевеля губами:
– Благословляю вас, мои ангелы!
Ник поставил поднос и превратил простую процедуру наливания чая в радостную праздничную церемонию. Когда он наполнял чашки, чай почему-то становился крепче, горячее и ароматнее, чем раньше. Счастье Джорджины обволакивало их всех. Мона и Эми вдруг ощутили себя удачливыми и привилегированными.
– Сказать вам кое-что? – отважился Ник.
– Что? – хором отозвались девушки.
– На улице у меня стоит большой автомобиль. Почему бы мне не свозить девчонок за вещами? А потом я приготовлю для всех поесть. Хорошо звучит?
Что бы он ни сказал, звучало здорово. Кто мог противостоять этому мужчине и обещаниям веселья, радости и волшебства, всем тем вещам, ради которых Мона и Эми приехали в Лондон? "Худшее, что может случиться – мы пожалеем о своем выборе", – рассудила Мона. "Не велика беда, верно?" В мыслях Эми Лу Хамфриз и другие гарвардские мужчины были разом посрамлены умом и стильностью Ника Элбета. Ее дурные предчувствия рассеялись. Она приняла верное решение провести лето заграницей.
"Даймлер" 1926 года, с огромными фарами и натуральной кожаной обивкой из лайки добавил очарования в романтическую ауру уединенного особняка. Мона и Эми смело шагнули в волшебное "Зазеркалье" Алисы, в другое пространство, в королевство, от которого Америка находилась невероятно далеко, так же, как и поблекшее несчастье с Бобби Кеннеди. Впереди их ожидало удивительное лето.
Трудно поверить, что они встретились только несколько часов назад, знают друг друга только с сегодняшнего дня. И уже сейчас они в Челси, переезжают к титулованной англичанке, а повезет их за вещами на автомобиле старой марки мужчина, не похожий ни на кого из тех, которых они знали.
Когда огромная машина вырулила на Кингз Роуд, Мона и Эми сцепили руки в восторженном предчувствии грядущего лета.
– Разве он не великолепен? – прошептала Мона. Эми пихнула ее локтем.
– Тише! Он услышит тебя!
ГЛАВА 2
ДЖОРДЖИНА
Свинья! Как он посмел уйти вот так! Как он осмелился бросить ее с грязной чайной посудой и смыться с американками, которые все хихикали и даже раскраснелись в его присутствии. А как быстро сработали их куриные мозги насчет переезда. Убогость ее гостиной и безнадежность положения пронзили сердце болью потери, начавшейся после смерти родителей. Черт их побери, черт побери Ника! Казалось, накопившиеся горе и стыд доведут ее до шока, но все, что Джорджина могла сделать – это держать себя в руках, пока стук входной двери не возвестил об уходе веселой компании. Тогда она разрыдалась.
Умопомрачительная улыбка, которую Ник подарил ей прежде, чем сбежал вниз по ступенькам, была слабым утешением.
– Не беспокойся, дорогая! Это не надолго! Все словно во сне!
Нахал. В горе она споткнулась о чайный столик и разорвала колготки, последнюю пару. Проклятье, что за скотство! Деньги, все свелось к деньгам! Она пнула стол с такой злостью, что одна из ножек подломилась и посуда посыпалась на ковер. Стукнула ногой и по чашкам, вспомнив еще одно унижение – ускоренную распродажу семейного шеффилдского чайного сервиза. Теперь она вынуждена использовать странное собрание различных по стилю чашек и блюдечек, треснувший заварочный чайник и выщербленный кувшин.
Она подняла чайник с мыслью швырнуть его в камин. Верх одержало благоразумие. Это не поможет. Отец всегда проповедовал дисциплину. Она должна стать спокойной и рациональной. Гневом дело не исправишь.
Попросту говоря, ей нужны две вещи – Ник Элбет и достаточно бабок, чтобы продержаться несколько месяцев, пока она не найдет способ зарабатывать на жизнь.
Честность принудила ее взглянуть в лицо правде. Это идея Ника взять платящих гостей. Так же, как и туристы, гидом которых он был, американки станут платить ей в долларах, наличными, поэтому информировать налоговый департамент не придется.
– Они уедут раньше, чем ты успеешь опомниться, а кроме того, – он притянул ее ближе и коснулся губами нежной мочки уха Джорджины, – я буду рядом.
Если бы не его настойчивость, она бы до сих пор колебалась и хныкала. Ничего бы не изменилось и, скорее всего, закончилось бы потерей дома. Даже, если пойти на курсы стенографисток, понадобятся месяцы, прежде чем она получит достаточную для работы квалификацию. Итак, Ник абсолютно прав. Но почему, о, почему это должны быть американки? Мама чувствовала отвращение к американцам с их жевательной резинкой и фотоаппаратами, атакующим Британию каждое лето, словно стаи саранчи. Как и королева Виктория, она не обрадовалась бы, обнаружив двух из них в собственном доме.
Фотографии родителей стояли на ночном столике в ее спальне: официальный портрет матери, сделанный придворным фотографом в 1938 году, и фото отца в день, когда он получил погоны летчика и вступил в 601 Экскадрилью. Рамка, которая прежде украшала сцену их помолвки с Питером Уорингом, хранила теперь образ Ника Элбета, стоящего у колеса старинного "Даймлера". Ник решил, что это фото лучше смотрится в гостиной.
"Все словно во сне", – так сказал Ник? Только это совсем не ее сон. Мечта Джорджины – получить его целиком, лишь для себя, заниматься любовью до рассвета. Кроме всего прочего больше не будет их уединенного мирка, созданного для двух влюбленных. С приездом американок закончатся совместные купания в огромной ванне, не будет больше погони друг за другом с влажными полотенцами и сражений подушками на полу гостиной.
Живые картины потерянного наслаждения затуманили ее взгляд. В овальном зеркале она увидела свой заострившийся красный нос и опухшие глаза. Весьма неприглядное зрелище, моя дорогая.
Она мечтала, чтобы зеркало отразило Ника Элбета. Сегодня рано утром, еще в ночной рубашке, она приводила в порядок гостиную, вдруг Ник тихо появился позади нее.
– Ник, дурак! Я думала, ты спишь!
– Не двигайся! – прошептал он, проводя кончиками пальцев вверх по ее рукам, потом по плечам к шее, все выше, пока, в конце концов, не закрыл ладонями все лицо: глаза, нос, рот.
– Ник…
– Не говори. Не двигайся. Если заговоришь или пошевелишься, я перестану.
Нахал. Его пальцы остановились на ее губах и застыли. Она не осмелилась, не посмела говорить. Глаза в зеркале пугали.
– Мне перестать? – довольно холодно спросил Ник. Он остановится, если она захочет. Итак, это ее собственное желание напугало и заставило не отводить глаза от зеркала в бесконечной тревоге ожидания, усиленной диким страхом убийства, умоляя и подчиняясь, пока его пальцы медленно и снисходительно не закончили свое путешествие.
– Не двигайся.
Ник прикоснулся пальцами к уголкам ее рта, словно желая проникнуть внутрь, но вдруг быстро изменил направление движения. Сильные руки скользнули по ее шее. Джорджина невольно запрокинула голову. Тонкий батист ночной рубашки едва ли спасет от этого завораживающего исследования.
– Не двигайся.
Он развязал тонкие бретельки и потянул сорочку вниз, постепенно обнажая грудь, живот, бедра. Когда рубашка упала на пол, Джорджина почувствовала спиной его грудь и поняла, что они оба совершенно обнажены. Глаза Ника продолжали держать ее в плену зеркального отражения, не позволяя сомкнуть веки или отвести взгляд. "Я хочу заглянуть в твою душу", – сказал он, когда они впервые занимались любовью. На этот раз он кивнул, удовлетворенный ее покорностью, и продолжал путешествие по неподвижному женскому телу. Его руки блуждали, то останавливаясь, то снова скользя, словно оценивая стоимость живого товара, пока она не подумала, что должна закричать или потерять сознание. Когда, в конце концов, сама смерть казалась предпочтительнее этого исступления, его быстрые пальцы достигли своей цели, и она ощутила себя завоеванной с двух сторон.
– Не двигайся.
Обморок. Какое-то старомодное слово, "обморок". Слово для барышень. Колени подгибаются, вот-вот вырвется пронзительный крик.
– Джорджина, я хочу, чтобы твои глаза сказали мне, когда. Решать тебе, – его голос был так вежлив, словно он просил передать сыр или бисквит. Что он имеет ввиду, говоря, что решать ей?
– Твое желание – приказ для меня, Джорджина. Решать тебе. Скажешь, когда.
Решать самой? Лгун. Ее желание – приказ для него? Вдруг она поняла. Он довел ее до беспомощного состояния, а теперь требует, чтобы она взяла ответственность за собственное освобождение. Ей решать, когда? Она ему покажет.
– Угадай, ты, ублюдок.
Он засмеялся, довольный ее самонадеянностью, ликующий.
– Сейчас?
– Угадай!
– Сейчас?
Воспоминания о сегодняшнем утре до сих пор пленяли ее. Она закрыла глаза, чтобы оживить финальные моменты их любовной сцены, и в изнеможении опустилась на диван. Когда она снова была в состоянии взглянуть в зеркало, лицо стало похоже на посмертную маску, лишенную всякого цвета. За исключением алого следа укуса на шее. Что, если американки увидят его? Потом она напомнила себе, что это говорит прежняя Джорджина, та, которую Ник Элбет пытался заменить на новую, самоуверенную Джорджину. Ну и что, если они видели синяк? Ясно ведь, они в восторге от пребывания в Лондоне и знакомства с титулованной англичанкой. Она должна помнить об этом, брать банкноты и благодарить за маленькие благодеяния.
Она должна перестать быть глупой. Девушки скоро вернутся. Желтая дверь, собственноручно выкрашенная Ником, распахнется, и на пороге появятся они, две ее американки со всем их американским скарбом, горами новой одежды, как и у всякого американца, в то время, как она может позволить себе лишь несколько трусиков от Маркса и Спаркса. Было приятно решить, что первым делом на их деньги она купит новую ночную рубашку.
Она должна подтянуть чулки, закончить уборку гостиной и привести в порядок маленькие спальни. Она не хотела думать, куда они положат чемоданы, или каким образом в одной небольшой ванной комнате поместятся все дорогие кремы, дезодоранты, румяна, расчески, таблетки и, Бог только знает, что еще, чем пользуются американские девушки, бесконечно ухаживая за своей кожей и волосами. Американки всегда кажутся такими уверенными в себе. Их волосы имеют здоровый блеск и жизненную силу. Складывается впечатление, что они могут сделать макияж прямо в автобусе. Возможно, она чему-нибудь научится у своих гостей.
Гости. Мама всегда напоминала, что необходимо создавать всевозможные удобства для гостей, следить за каждой мелочью: ароматические саше в комодах, дополнительные подушечки для любителей поспать, утренний чай в постель. Но Мона и Эми не гости, они пансионерки. Пансионерки, мамочка, не гости. Если бы ты и папа были более осторожны и не заказали второй графин вина, вы бы не разбились вдребезги и не бросили свое единственное дитя на произвол судьбы.
Ник Элбет тоже бросил ее, оставил одну, смотавшись с американками. Это, конечно, не одно и то же, но она не могла отогнать странное чувство потери и измены. Ник бросил ее одну, уйдя с проклятой притворной улыбочкой, не говоря уже об обеспеченных американках. Кто скажет, вернется ли кто-нибудь из них? Она даже не знает, где живет Ник. У нее нет номера его телефона. Если он решит не возвращаться, она не сможет разыскать его. Он исчезнет из ее жизни также внезапно, как и появился.
Глупая корова. Зная Ника, следует предположить, что они в кабачке "Королевский вяз", уминают яичницу по-шотландски и запивают розовым джином. Конечно, он вернется, почему нет? А потом они будут вместе в ее постели, в объятиях друг друга, в безопасности. Или все не так? Ужасная реальность снова навалилась на нее. Две американки поселятся в ее доме, ее счастье принесено в жертву экономическим соображениям. Не будет больше веселых гонок по гостиной, беготни вверх и вниз, как той ночью, когда он поймал ее на лестнице и взял прямо на ступеньках.