К счастью, состязание не составляет общего правила, ни для животного мира, ни для человечества. Оно ограничивается, среди животных, известными периодами, и естественный подбор находит лучшую почву для всей деятельности. Лучшие условия для прогрессивного подбора создаются устранением состязания путем взаимной помощи и взаимной поддержки. В великой борьбе за существование - за наиболее возможную полноту и усиленность жизни при наименьшей ненужной растрате энергии - естественный подбор постоянно выискивает пути, именно с целью избежать, насколько возможно, состязания. Муравьи объединяются в гнезда и племена; они делают запасы, воспитывают для своих нужд "коров" - и таким образом избегают состязания; и естественный подбор выбирает из всех муравьев те виды, которые лучше умеют избегать внутреннего состязания, с его неизбежными пагубными последствиями. Большинство наших птиц медленно перекочевывает к югу, по мере наступления зимы, или же они собираются бесчисленными сообществами и предпринимают далекие путешествия, - и таким образом избегают состязания. Многие грызуны впадают в спячку, когда наступает время возможного состязания, а другие породы грызунов запасаются на зиму пищей и живут сообща, обширными поселениями, дабы иметь необходимую защиту во время работы. Олени, когда олений мох засыхает внутри материка, переселяются по направлению к морю. Буйволы пересекают огромные материки ради изобилия пищи. А колонии бобров, когда они чересчур расплодятся на реке, разделяются на две части: старики уходят вниз по реке, а молодые идут вверх, для того чтобы избежать состязания. А если, наконец, животные не могут ни впасть в спячку, ни переселиться, ни сделать запасов пищи, ни сами выращивать потребную пищу, как это делают муравьи, - тогда они поступают, как синицы (прекрасное описание см. у Уоллэса, "Darwinism", гл. V), а именно: они переходят к новому роду пищи - и, таким образом, опять-таки избегают состязания (см. Приложение X).
"Избегайте состязания! Оно всегда вредно для вида, и у вас имеется множество средств избежать его!" Таково стремление (тенденция) природы, не всегда ею осуществляемое, но всегда ей присущее. Таков лозунг, доносящийся до нас из кустарников, лесов, рек, океанов. "А потому, объединяйтесь - практикуйте взаимную помощь! Она представляет самое верное средство для обеспечения наибольшей безопасности, как для каждого в отдельности, так и для всех вместе; она является лучшей гарантией для существования и прогресса физического, умственного и нравственного".
Вот чему учит нас Природа; и этому ее голосу вняли все те животные, которые достигли наивысшего положения в своих соответствующих классах. Этому же велению Природы подчинился и человек - самый первобытный человек, - и лишь вследствие этого он достиг того положения, которое мы занимаем теперь. В справедливости этого читатель убедится из последующих глав, посвященных взаимной помощи в человеческих обществах.
Глава III
Взаимная помощь среди дикарей
Предполагаемая война каждого против всех Родовое происхождение человеческого общества • Позднее появление отдельной семьи • Бушмены и готтентоты • Австралийцы, папуасы • Эскимосы, алеуты • Черты жизни дикарей, с затруднением принимаемые европейцами • Понятие о справедливости у даяков • Обычное право
Громадную роль взаимной помощи и взаимной поддержки в прогрессивном развитии животного мира мы бегло рассмотрели в предыдущих двух главах. Теперь нам предстоит бросить взгляд на роль, которую те же явления играли в эволюции человечества. Мы видели, как незначительно число животных видов, ведущих одинокую жизнь, и как, напротив того, бесчисленно количество тех видов, которые живут сообществами, объединяясь в целях взаимной защиты, или для охоты и накопления запасов пищи, ради воспитания потомства, или - просто для наслаждения жизнью сообща. Мы видели также, что хотя между различными классами животных, различными видами или даже различными группами того же вида, происходит немало борьбы, но, вообще говоря, в пределах группы и вида господствуют мир и взаимная поддержка; причем те виды, которые обладают наибольшим умением объединяться и избегать, состязания и борьбы, имеют и лучшие шансы на переживание и дальнейшее прогрессивное развитие. Такие виды процветают, в то время как виды, чуждые общительности, идут к упадку.
Очевидно, что человек являлся бы противоречием всему тому, что нам известно о природе, если бы он представлял исключение из того общего правила: если бы существо столь беззащитное, каким был человек на заре своего существования, нашло бы для себя защиту и путь к прогрессу не во взаимной помощи, как другие животные, а в безрассудной борьбе из-за личных выгод, не обращающей никакого внимания на интересы всего вида. Для всякого ума, освоившегося с идеею о единстве природы, такое предположение покажется совершенно недопустимым. А между тем, несмотря на его невероятность и нелогичность, оно всегда находило сторонников. Всегда находились писатели, глядевшие на человечество, как пессимисты. Они знали человека, более или менее поверхностно, из своего личного ограниченного опыта, в истории они ограничивались знанием того, что рассказали нам летописцы, всегда обращавшие внимание, главным образом, на войны, на жестокости, на угнетение; и эти пессимисты приходили к заключению, что человечество представляет собою не что иное, как слабо связанное сообщество существ, всегда готовых драться между собою, и лишь вмешательством какой-нибудь власти удерживаемых от всеобщей свалки.
Гоббс (Hobbes), английский философ XVI века, первый после Бэкона решившийся объяснять зарождение нравственных понятий в человеке не из религиозных внушений, стал, как известно, именно на такую точку зрения. Первобытные люди, по его мнению, жили в вечной междуусобной войне, пока не явились между них мудрые и властные законодатели, положившие начало мирному общежитию.
В XVIII веке были, конечно, мыслители, стремившиеся доказать, что ни в какую пору своего существования, - даже в самом первобытном периоде - человечество не жило в состоянии непрерывной войны, что человек был существом общественным, даже в "естественном состоянии", и что скорее отсутствие знаний, чем природные скверные наклонности, довели человечество до всех ужасов, которыми отличалась его прошедшая историческая жизнь. Но многочисленные последователи Гоббса продолжали тем не менее утверждать, что так называемое "естественное состояние" было ни чем иным, как постоянной борьбой между индивидуумами, случайным образом столпившимися под импульсами их звериной природы.
Со времени Гоббса наука сделала, конечно, успехи, и теперь у нас под ногами более твердая почва, чем была у него, или во времена Руссо. Но философия Гоббса по сию пору имеет достаточно поклонников, и в последнее время создалась целая школа писателей, которые, вооружившись не столько идеями Дарвина, сколько его терминологией, воспользовались последней для аргументации в пользу взглядов Гоббса на первобытного человека; им удалось даже придать этой аргументации какое-то подобие научной внешности. Гёксли, как известно, стал во главе этой школы, и в лекции, прочтенной в 1888 году, он изобразил первобытных людей чем-то в роде тигров или львов, лишенных каких бы то ни было этических понятий, не останавливающихся ни перед чем в борьбе за существование, - вся жизнь которых проходила в "постоянной драке". "За пределами ограниченных и временных семейных отношений, Гоббсовская война каждого против всех была, - говорил он, - нормальным состоянием их существования".
Не раз уже замечено было, что главная ошибка Гоббса и вообще философов XVIII века заключалась в том, что они представляли себе первобытный род людской в виде маленьких бродячих семей, наподобие "ограниченных и временных" семейств более крупных хищных животных. Между тем, теперь положительно установлено, что подобное предположение совершенно неверно. Конечно, у нас нет прямых фактов, свидетельствующих об образе жизни первых человекообразных существ. Даже время первого появления таких существ еще в точности не установлено, так как современные геологи склонны видеть их следы уже в плиоценовых и даже в миоценовых отложениях третичного периода. Но мы имеем в своем распоряжении косвенный метод, который дает нам возможность осветить до известной степени даже этот отдаленный период. Действительно, в течение последних сорока лет сделаны были очень тщательные исследования общественных учреждений у самых низших рас, и эти исследования раскрыли в теперешних учреждениях первобытных народов следы более древних учреждений, давно уже исчезнувших, но тем не менее оставивших несомненные признаки своего существования. Мало-помалу целая наука, посвященная эмбриологии человеческих учреждений, была создана трудами Бахофена, Мак-Ленанна, Моргана, Эдуарда Б. Тейлора, Мэна, Поста, Ковалевского и мн. др. И эта наука установила теперь, вне всякого сомнения, что человечество начало свою жизнь не в форме небольших одиноких семей.
Семья не только не была первобытной формой организации, но, напротив, она является очень поздним продуктом эволюции человечества. Как бы далеко мы ни восходили вглубь палеоэтнологии человечества, мы везде находим людей, живших тогда сообществами, группами, подобными стадам высших млекопитающих. Очень медленная и продолжительная эволюция потребовалась для того, чтобы довести эти сообщества до организации рода (или клана), которая в свою очередь должна была подвергнуться другому, тоже очень продолжительному процессу эволюции, прежде чем могли появиться первые зародыши семьи, многоженной или одноженной.
Сообщества, банды, роды, племена - а не семьи - были, таким образом, первобытной формой организации человечества и его древнейших прародителей. К такому выводу пришла этнология после тщательных кропотливых исследований. В сущности, этот вывод могли бы предсказать зоологи, так как ни одно из высших млекопитающих, за исключением весьма немногих плотоядных и немногих, несомненно вымирающих, видов обезьян (орангутангов и горилл), не живет маленькими семьями, изолированно бродящими по лесам. Все остальные живут сообществами. И Дарвин так прекрасно понял, что изолированно живущие обезьяны никогда не смогли бы развиться в человекоподобные существа, что он был склонен рассматривать человека происходящим от какого-нибудь, сравнительно слабого, но непременно общительного вида обезьян, в роде шимпанзе, а не от более сильного, но необщительного вида, в роде гориллы. Зоология и палеоэтнология (наука о древнейшем человеке) приходят, таким образом, к одинаковому заключению, что древнейшей формой общественной жизни была группа, племя, а не семья. Первые человеческие сообщества просто были дальнейшим развитием тех сообществ, которые составляют самую сущность жизни высших животных.
Если перейти теперь к положительным данным, то мы увидим, что самые ранние следы человека, относящиеся к ледниковому или раннему послеледниковому периоду, дают несомненные доказательства того, что человек уже тогда жил сообществами. Очень редко случается найти одинокое каменное орудие, даже из древнейшего, палеолитического периода; напротив того, где бы ни находили одно или два кремневых орудия, там всегда находили вскоре и другие, почти всегда в очень больших количествах. Уже в те времена, когда люди жили еще в пещерах, или в щелях между скал (как в Хэстингсе), или только укрывались под нависшими скалами, вместе с исчезнувшими с тех пор млекопитающими, и едва умели выделывать каменные топоры самого грубого вида, - они уже были знакомы с выгодами жизни сообществами.
Во Франции, в долинах притоков Дордони, вся поверхность скал в некоторых местах покрыта пещерами, служившими убежищем палеолитическому человеку, т. е. человеку древне-каменного века. Иногда пещерные жилища расположены этажами и несомненно более напоминают гнезда колоний ласточек, чем логовища хищных животных. Что же касается до кремневых орудий, найденных в этих пещерах, то, по выражению Леббока, "без преувеличения можно сказать, что они - бесчисленны". То же самое справедливо относительно всех других палеолитических стоянок. Судя по изысканиям Ларте, обитатели округа Ориньяк, в южной Франции, устраивали уже родовые пиры при погребении своих умерших. Таким образом, люди жили сообществами, и у них проявлялись зачатки родового религиозного обряда, уже в ту, чрезвычайно отдаленную эпоху, на заре появления первых человекоподобных существ.
То же самое подтверждается, еще с большим обилием доказательств, относительно позднейшего периода каменного века. Следы неолитического человека встречаются в таких громадных количествах, что по ним можно было, в значительной мере, восстановить весь его образ жизни. Когда ледяной покров (который, в нашем полушарии, должен был простираться от полярных областей вплоть до середины Франции, Германии и России, и покрывал Канаду, а также значительную часть территории, занимаемой теперь Соединенными Штатами) начал таять, то поверхности, освободившиеся от льда, покрылись сперва топями и болотами, а позднее - бесчисленными озерами.
Озера, очевидно, заполняли в ту пору все углубления и расширения в долинах, раньше чем воды промыли себе те постоянные русла, которые в последующую эпоху стали нашими реками. И куда бы мы ни обратились теперь, в Европе, Азии или Америке, - мы находим, что берега бесчисленных озер этого периода, - который по справедливости следовало бы назвать Озерным периодом - покрыты следами неолитического человека. Эти следы так многочисленны, что можно лишь удивляться густоте населения в ту эпоху. На террасах, которые теперь обозначают берега древних озер, "стоянки" неолитического человека близко следуют одна за другой, и на каждой из них находят каменные орудия в таких количествах, что не остается ни малейшего сомнения в том, что в продолжение очень долгого времени эти места были обитаемы довольно многочисленными племенами людей. Целые мастерские кремневых орудий, которые, в свою очередь, свидетельствуют о количестве рабочих, собиравшихся в одном месте, были открыты археологами.
Следы более позднего периода, уже характеризуемого употреблением глиняных изделий, мы имеем в так называемых "кухонных отбросах" Дании. Как известно, эти кучи раковин от 5 до 10 футов толщиною, от 100 до 200 футов в ширину, и в 1000 и более футов в длину, так распространены в некоторых местах морского побережья Дании, что долгое время их считали естественными образованиями. А между тем они состоят "исключительно из таких материалов, которые так или иначе употреблялись человеком", и они до такой степени переполнены продуктами человеческого труда, что Леббок в течение всего лишь двухдневного пребывания в Мильгаарде нашел 191 кусок каменных орудий и четыре обломка глиняных изделий. Самые размеры и распространенность этих куч кухонных отбросов доказывают, что в течение многих и многих поколений по берегам Дании основались сотни небольших племен или родов, которые, без всякого сомнения, жили так же мирно между собою, как живут теперь обитатели берегов Огненной Земли, которые также набрасывают теперь подобные же кучи раковин и всяких отбросов.
Что же касается до свайных построек Швейцарии, представляющих дальнейшую ступень на пути к цивилизации, они дают еще лучшие доказательства того, что их обитатели жили обществами и работали сообща. Известно, что уже в каменном веке берега Швейцарских озер были усеяны рядами деревень, состоявших каждая из нескольких хижин, построенных на платформе, поддерживаемой бесчисленными сваями, вбитыми в дно озера. Не менее двадцати четырех деревень, из которых большинство принадлежало к каменному веку, было открыто за последние годы на берегах Женевского озера, тридцать две на Констанцском озере, сорок шесть на Невшательском, и т. д.; и каждая из них свидетельствует о громадном количестве труда, выполненного сообща, - не семьей, а целым родом. Некоторые исследователи предполагают даже, что жизнь этих обитателей озер была в замечательной степени свободна от воинственных столкновений; и предположение это весьма вероятно, если принять в соображение жизнь тех первобытных племен, которые теперь еще живут в подобных же деревнях, построенных на сваях по берегам морей.
Мы видим, таким образом, даже из предыдущего краткого очерка, что в конце концов, наши сведения о первобытном человеке вовсе не так скудны, и что они во всяком случае скорее опровергают, чем подтверждают, предположения Гоббса. Сверх того, они могут быть пополнены в значительной мере, если обратиться к прямому наблюдению таких первобытных племен, которые в настоящее время стоят еще на том же уровне цивилизации, на каком стояли обитатели Европы в доисторические времена.