– Уверен, среди нас нет несведущих людей, – отозвался Уоррен. – Но ты, кажется, говорила о Ромми.
– Самая большая опасность при случке – это блохи, заражение которыми происходит половым путем, – безапелляционно заявила Одри.
Уоррен встал, так и не пригубив вина.
– Кажется, пора переодеваться к ужину.
– Спасибо, что напомнил, – спохватилась Одри. – Надо поторопиться. Пойдемте, Эллис.
Пифани поднялась и улыбнулась всем сразу.
– Я бы хотела немного отдохнуть перед ужином. Что-то ноги устали – от ходьбы, наверное.
Пожилые ушли в помещение. Уоррен сказал Нику:
– Не обращайте внимания на мою мать. Иногда она...
– Вы бы видели мою, – успокоил его Ник.
Шадоу, глядя в сторону террасы, задумчиво произнесла:
– Кажется, опять Ромми. Что он тащит на этот раз?
– Какой-то рулон – похоже на свернутую карту, – сказал Уоррен.
Пока Ник и Уоррен бегали за Ромми вокруг карликовой пальмы, Джанна успела догадаться, что именно приглядел в качестве очередной игрушки неугомонный песик. Видимо, она, по примеру Ника, не закрыла дверцу шкафа, и несносный Ромми нашел хорошо припрятанный лист с наброском Лорел Хогел. Она присоединилась к облаве, крича:
– Печенье, печенье!
Ромми замер. Джанна вырвала у него из пасти свернутый лист бумаги. Ромми метнулся в дом, повизгивая, словно получил пинка.
Уоррен и Ник подбежаяи к Джанне.
– Что это такое? – поинтересовался Уоррен.
– Ничего.
– Наверное, что-то важное, иначе ты не проявила бы такой прыти. Он ничего не повредил?
Обслюнявленная бумага могла высохнуть.
– Все в порядке. – Она посмотрела на брата; ей никогда не удавалось что-либо от него утаить. Взгляд его голубых глаз выражал крайнее удивление ее необычной скрытностью.
– Это набросок, который я привезла от Лорел Хогел, – слабым голосом призналась она.
– Ты не отдала его тете Пиф? – изумленно спросила подошедшая к троице Шадоу.
– Зачем он ей? Ведь это не Макшейн.
– Ты покинула Лондон, так и не рассказав нам, как прошла встреча с художницей-медиумом, – напомнил Уоррен Джанне. – Насколько я понимаю, она оказалась мошенницей?
Джанна старалась не смотреть на сгорающего от любопытства Ника.
– Напротив, очень милая дама, но изобразить Йена она, к сожалению, не смогла.
– Тогда зачем ты оставила себе рисунок? – не отставал Уоррен.
– Я не могла его выкинуть – она так старалась! И вообще, Лорел очень хотела мне помочь.
– Она много рассказала тебе о Йене, – убежденно произнесла Шадоу.
– Да. – Джанна оглянулась. Она не хотела, чтобы тетя Пиф что-либо узнала, пока она не соберет больше фактов. – Пойдемте в бельведер, там и поговорим.
Все четверо молча перешли в соседний дворик, где находился бельведер в викторианском стиле, из которого открывался вид на сад с подстриженными деревцами. Глициния с алыми цветками, шелестящая на ветерке, обвивая решетку, создавала тень. Ник присел рядышком с Джанной. Она жалела, что не поделилась с ним сведениями, полученными от Лорел раньше. Ведь он не поленился связаться даже с ливийскими властями.
– Я не собираюсь утверждать, что поняла, как это у нее получается, как она чувствует вещи, о которых наверняка ничего не может знать. Я много рассказала ей и прочла отрывки из передач Йена.
– Что же ты от нее услышала? – спросила Шадоу.
– По ее словам, Йен погиб от выстрела в голову во время войны. Она не знает, кто его убил и почему.
– Господи, только не говори этого тете. – Ник печально покачал головой. – Кажется, эта Хогел просто наплела тебе всякой ерунды.
– Вряд ли. Она назвала ласкательное прозвище, которое придумал Йен для тети Пиф. Кроме тети, его знаю одна я.
– Просто удачная догадка, – махнул рукой Ник.
– Еще она сказала, что любовь Пифани и Йена – это "любовь на все времена". Именно этими словами заканчивалось его письмо тете Пиф. Но Лорел не слышала их от меня. Не слишком ли много догадок?
– Да, это уже не похоже на случайное совпадение, – согласился Уоррен.
– Если мы не найдем тело, то так никогда и не узнаем, права ли она насчет того, как он погиб, – сказала Джанна.
– А я ей верю! – заявила Шадоу.
– Не знаю, что и подумать, – протянул Уоррен. – Если она изобразила не Макшейна... Погодите-ка! А откуда ты знаешь, что это не он? Ведь ты его никогда не видела.
Теперь Джанне ничего не оставалось, как показать им рисунок Лорел. Ник узнает правду – а ей так этого не хотелось. Она сознательно не обсуждала с ним свое посещение Лорел Хогел: она вовсе не хотела, чтобы он понял, как много она думает о нем. Ведь это могло быть принято за свидетельство серьезного чувства.
Она медленно развернула набросок, стараясь не порвать его в тех местах, где Ромми напустил слюней. Показывая работу Лорел, она на нее сама не смотрела: она уже достаточно рассматривала его, достаточно недоумевала в одиночестве.
В бельведере воцарилась тишина, нарушаемая только жужжанием пчел, облюбовавших густую глицинию, да шумом волн, разбивающихся внизу о берег. Уоррен посмотрел сначала на Ника, потом на рисунок, потом на Шадоу. Та не отрывала взгляд от рисунка и улыбалась.
Ник весело засмеялся, обнял Джанну и сказал:
– Придется все им сказать, Коротышка.
Уоррен вопросительно посмотрел на Джанну. Шадоу по-прежнему не отрывала взгляд от рисунка.
– Ник и я... – Джанна не знала, как лучше выразиться. – В общем, мы часто видимся. Я думала о Нике в тот момент, когда постучалась в дверь Лорел. Мы все время обсуждали с ним, как лучше разрекламировать "Голубой грот", поэтому неудивительно, что... Одним словом, Лорел, видимо, нарисовала того, о ком думала я.
– Теперь понятно, почему вместо Йена у нее получился Ник, – сказал Уоррен.
Ник похлопал Джанну по спине и заглянул ей в глаза. – Она прочла твои мысли.
Шадоу недоверчиво покачала головой.
– Почему же тогда она изобразила его в форме британского военного летчика?
17
Джанна, прижимая к груди свернутый в трубку лист, поднялась следом за Шадоу на второй этаж, чтобы переодеться к ужину. Она до сих пор удивлялась, как Лорел удалось прочесть ее мысли и нарисовать Ника, а не Макшейна. Восхищаясь уникальными способностями Лорел, она одновременно испытывала разочарование из-за того, что не смогла подарить тете Пиф портрет Йена. Тете по-прежнему придется довольствоваться воспоминаниями.
Джанна снова и снова представляла себе в лицах историю Йена и Пифани, начиная с их встречи в темноте тоннеля, когда Пифани решила, что Йен гораздо старше ее. Потом она огорчалась, что красавчик репортер не заинтересуется такой простушкой и любительницей книг, как она. В который раз Джанна попыталась представить себе внешность Йена. Высокий красивый шотландец – вот все, что она знала от тети. Почему-то он казался Джанне блондином, хотя до таких подробностей тетя Пиф не доходила. Так каким же он был? Носил ли, будучи репортером, форму пилота британской бомбардировочной авиации, в которую был одет человек на рисунке?
Преодолевая ступеньки, Джанна думала и о необыкновенном спокойствии, которым отличалось поведение Шадоу с той минуты, когда она задала свой риторический вопрос о форме. Они с Шадоу ни разу не беседовали по душам с тех пор, как Джанна призналась подруге, что застала Коллиса с любовницей.
– Прости, что я в последнее время не звонила тебе. Я была слишком занята отелями и предстоящим открытием "Голубого грота". Такое новое для меня дело.
Шадоу остановилась на ступеньке, держась за лакированные перила.
– Я все понимаю. У тебя начинается с Ником роман.
– Может быть. – Джанна не могла вот так просто сознаться, что их отношения исчерпываются сексом. – Не могу объяснить, что со мной творится здесь, на Мальте. Я была совершенно сломлена отцовским завещанием и изменой Коллиса. В Лондоне я сомневалась, что переживу все это. Но здесь мне стало казаться... – она не знала, как лучше объяснить свои чувства, – будто все это происходило не со мной. Мне по-прежнему больно думать об отце и о Коллисе, но теперь я вспоминаю их все реже и реже...
– Зато о Нике ты думаешь неотступно.
– Да, – призналась Джанна. – Меня очень влечет к нему – телесно.
– Ты уверена, что только это и не более того? – чуть насмешливо спросила Шадоу, открывая свою дверь.
– Надеюсь, – негромко пробормотала Джанна. Ее слова почти совсем заглушил плеск воды: няня купала Хло. – Я думала, что люблю Коллиса, а посмотри, чем все закончилось. Я совершенно точно знаю, что сейчас абсолютно неподходящий момент для того, чтобы влюбляться.
– Почему?
– Не забывай, формально я до сих пор замужем. Разведенной я буду объявлена еще только через полгода. Да и в любом случае – Ник мне не пара. Мужчина с такой внешностью никогда не будет знать отбоя от женщин. Зачем мне повторение истории с Коллисом? К тому же Ник по-прежнему любит жену, которой уже несколько лет нет в живых.
– Ты считаешь, что это справедливо – обвинять Ника в том, что он интересный мужчина, но при этом способен на преданное чувство? – невозмутимо спросила Шадоу, направляясь из гостиной в спальню, где она открыла дверь в ванную. Не дожидаясь ответа Джанны, она попросила няню проследить, чтобы Хло не попало мыло в глаза.
Джанна не знала, что и подумать. Ник вызывал у нее противоречивые чувства с той самой ночи, когда она столкнулась с ним в темноте. Шадоу, как обычно, проявляла завидную проницательность, но отнюдь не спешила делиться собственным мнением. Единственным способом узнать, что она думает, было задать ей прямой вопрос.
В руках у Шадоу появился пакет с надписью "Рискованное дело". Джанна с удовольствием вспомнила, что это она предложила Шадоу открыть бельевой магазинчик в торговой зоне отеля "Голубой грот", а Уоррена привлекла к изготовлению рекламного видеоролика. Чем больше времени будут проводить вместе эти двое, тем скорее Шадоу поймет, что Уоррен любит ее и уже не покинет, как много лет тому назад.
– Это тебе. – Шадоу подала Джанне свой фирменный пакет. – Здесь образцы моего нового товара.
– Спасибо. – Джанна решила, что это ее откровенность насчет Ника побудила Шадоу подарить ей образцы эротического нижнего белья – невесомые изделия из черного шелка и кружев. Шадоу много лет подряд высмеивала интимные предметы ее туалета как взятые напрокат из каменного века. Интересно, как относится подруга к Нику? Наверняка он пришелся ей по вкусу.
– Что ты скажешь о Нике?
– Он мне нравится. В нем нет самодовольства.
Джанна усмотрела в этом ответе намек на Коллиса.
Шадоу никогда не критиковала его напрямую, но Джанна знала о ее неприязни.
– Я посмотрела, как располагались звезды в момент рождения Ника. Сатурн в созвездии Льва. Это означает, что Ник всю жизнь выступает в роли ведущего. Он – прирожденный лидер.
Джанна разглядывала черные кружева, высовывающиеся из пакета. Она в отличие от многих никогда не посмеивалась над Шадоу за ее увлечение астрологией и гаданием. Напротив, всякий раз внимая ее пояснениям, Джанна усвоила многие из ее теорий. Она знала, что Сатурн считается ключом к пониманию предшествующей жизни. В ее гороскопе Сатурн располагался в созвездии Стрельца, благодаря чему она превращалась в скиталицу, пожившую в самых различных культурных средах. Гороскоп Шадоу сулил ей разлуку с Уорреном.
– А что говорят звезды о моем брате? – спросила Джанна, переводя разговор на отношения между Шадоу и Уорреном.
– Сатурн в Козероге. Во все времена Уоррен был воплощением правильности и надежности, но его задача – развить собственную индивидуальность.
Джанна согласилась про себя с оценкой характера брата.
– Он сильно изменился с тех пор, как вы перестали встречаться.
– Да, он нашел себя. Он – именно тот человек, в котором нуждается Англия.
– А ты? Ты не нуждаешься в таком мужчине, как он?
– У нас несовместимые символы. Карты подтверждают это. Когда я в последний раз поступила вопреки картам... – Шадоу умолкла.
– Карты здесь ни при чем. Я убеждена, что Уоррен совершил ошибку, уступив требованию Реджинальда перестать видеться с тобой, С тех пор многое переменилось. Дай ему еще один шанс.
– Если наступит благоприятный момент, мне будет подай сигнал.
Джанна не стала спорить, так как слишком ценила дружбу Шадоу. Она полагала, что Уоррену и Шадоу достаточно почаще видеться, чтобы привести в действие тот механизм, который Шадоу предпочитала называть космической силой и кармой.
* * *
Быстро переодевшись к ужину, Ник и Уоррен встретились в гостиной домика, где жил Ник. Разговор зашел о съемке рекламного ролика, намеченной на следующее утро.
– Будьте самим собой, – наставлял Ник дебютирующего ведущего. – Представьте, что рассказываете близкому другу о прекрасном курорте, где вы только что побывали.
– Постараюсь, – пообещал Уоррен. – Я не слишком уютно ощущаю себя перед камерой.
– Никогда бы не подумал! Вы выглядите на экране раскованным и, что самое главное, совершенно искренним. Именно этого и ждет зритель: ему хочется верить человеку на экране.
– Значит, моя искренность заслуживает доверия? – Уоррен тряхнул русой головой. – Жаль, что другие воспринимают меня иначе.
– Вы имеете в виду Шадоу? – догадался Ник. – У вас что, несовместимые знаки?
– Если бы только это... – тихо отозвался Уоррен.
Ник пожалел, что допустил бестактность. Ему нравился Уоррен, но они были едва знакомы. Личная жизнь Уоррена совершенно его не касалась. Сам Ник, безусловно, не захотел бы, чтобы брат Джанны выпытывал подробности его собственной личной жизни.
– Много лет назад я собирался жениться на Шадоу, но мой отец твердил, что это недопустимый мезальянс. Я был молод и подвержен влияниям. Я послушался его, но чем дальше, тем больше сожалею об этом.
– Шадоу вас не забыла.
– Шадоу всегда проявляла понимание. Она с самого начала твердила, что карты против нас, и ни в чем не обвиняла меня лично.
– Прекрасно, – не удержался Ник, – вот вам и отпущение грехов.
– Я никогда не искал себе оправданий и не винил отца. Я не умел пойти против его воли. В случившемся, конечно, виноват я сам.
Несчастное лицо Уоррена и его горький тон вызвали у Ника сочувствие. Брат Джанны был ему по-настоящему симпатичен. Узнав, что Уоррен носит графский титул, Ник подумал было, что он увлечен в основном псовой охотой, однако Уоррен оказался интересным человеком с чувством ответственности, причем по отношению не только к семье, но и ко всей стране.
– Шадоу убеждена, что нам не судьба быть вместе. Она верит, что мы уже были вместе в разных прошлых жизнях, однако я всегда отдавал предпочтение политике, разлучавшей нас.
– Какая чушь! – Ник тут же пожалел о своей пренебрежительной реакции. Уоррен был с ним совершенно искренен. – Одно дело, что Шадоу сопутствует успех в бизнесе: она человек с воображением. Другое – жизнь в прошлом. Ведь это несерьезно, вы не считаете?
– Когда-то считал, – признался Уоррен, – но теперь у меня появились сомнения. Однажды Шадоу совершила под гипнозом путешествие в прошлое, в Древнюю Грецию, где она была моей рабыней...
– Вашей рабыней? – Любопытная картинка: Ник представил себе эпизод из низкопробного видеофильма.
– Мы потратили немало времени, чтобы во всем разобраться, потому что загипнотизированная Шадоу говорила на каком-то из диалектов древнегреческого. Ее речи сумел перевести только оксфордский профессор.
– Неужели? – Для этого у Ника уже не было логического объяснения. Его вдруг охватило странное чувство – точно такое же посетило его, когда он увидел рисунок.
– Шадоу страдала: я уступил ее другому мужчине в обмен на политический пост.
– Вы что, присутствовали при сеансе гипноза?
– Нет, я знаю все от профессора Олгесби, занимавшегося переводом во время сеанса. Видимо, в той жизни я был эмоционально незрел.
– А была еще и другая? – Господи, наступит ли этому конец?
– Мы были вместе и в средние века.
Ник пожалел, что плохо разбирается в этом периоде истории. Он помнил, что один его знакомый называл те времена "тысячелетием без ванны".
– Рассказывайте, рассказывайте... – сказал Ник. – Как это было?
– Я любил Шадоу, но женился на другой, чтобы добиться благосклонности короля и места при дворе.
Ник уже жалел, что завел разговор о Шадоу. При всем своем уме она очень уж своеобразная особа. Если она действительно верит во все это, Уоррену можно только посочувствовать.
– А потом, во время Французской революции...
– Вы и там успели отметиться? – Ник часто дразнил Джанну по этому поводу и, честное слово, не мог относиться к подобным бредням серьезно.
– Шадоу уверена, что я был Робеспьером.
– Владыкой террора? – Ник знал о Французской революции крайне мало – только то, чему его научили в кратком историческом курсе в колледже, – но зловещий Робеспьер ему запомнился. Между ним и Уорреном не было ничего общего. Если верить Шадоу, то Уоррен – простите, Робеспьер – виновен не только в смерти Шадоу, но и в гибели Джанны и Ника. Наверное, поблизости ошивается и старушка Мария-Антуанетта. Ник с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Если Мария-Антуанетта вернулась, то наверняка в обличье Одри.
– На месте Шадоу я бы держался от вас подальше, – рискнул пошутить Ник.
– Она считает, что от жизни к жизни люди меняются. – Уоррен относился к этому разговору серьезно. – Она не боится, что я ее убью, просто опасается, что брошу.
– Есть ли способ ее переубедить? – спросил Ник.
– Остается надеяться, что она вытянет при гадании десятку "чаш". Она уверена, что все в мире меняется, а карты – отражение этих изменений. Десятка "чаш" означает счастливую семейную жизнь.