- Иди, не бойся! - он подтолкнул сестру в спину. Ну ладно, самого мелкого, вырубит одним ударом, а остальные двое? Они медленно приближались, и Ярослав смог разглядеть их. Высокий, в синем спортивном костюме с лампасами, был, кажется, не старше его, шестнадцатилетнего. Щуплому набежало лет семнадцать. А вот последний, как пить дать, был не младше двадцати. Ярослав понял, что их единственный шанс - спасение бегством, он ощутил противную дрожь внутри и сам на себя рассердился. От этого стиснул зубы и сжал кулаки.
Они почти прошли мимо, он выдохнул с облегчением, когда старший, поравнявшись, сказал, пахнув пивным перегаром:
- Остановись-ка. Дело есть, - он растянул губы, и Ярослав увидел темные, насквозь гнилые от курения, зубы. Улыбка была бесцветной.
Ярослав не боялся быть избитым, и драки не боялся. Эти трое не понимали, что бывают вещи сильнее страха, что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть гордость и честь, и твое дело верное.
Ему было даже жаль их: они знали только как быть шпаной, воровать по мелкому, а с возрастом, может быть, по крупному. Он догадывался, что у них нелады в семьях и девушки с ними встречались неохотно. Опять же, проблемы с законом. Если пока не было, то рано или поздно будут. Они, как плесень, выползая из подвалов, разрослись, делали свое грязное дело в шаге от прекрасного, не осознавая и не умея создать добро. В одной минуте от светлых лиц, от тысячи добрых и справедливых людей в случайной темноте появлялись поганки и хотели заслонить собой весь мир.
Тот, который сказал, наматывал на руку грязную тряпку: то ли платок, то ли ленту. Не спеша и аккуратно, как будто к работе готовился.
- Да ну? - насмешливо заметил Ярослав и, прежде чем кто-то успел опомниться, врезал старшему по уху.
Сначала они растерялись, но ненадолго. Не успел Ярослав развернуться, как, словно ослепленный вспышками белых прожекторов, сам отлетел в кусты. Острые ветки впились в спину. Загремела по асфальту пустая бутылка и, наткнувшись на что-то, разбилась. Один из них довольно заржал, и Ярослав почувствовал удар ботинком в бок. Он почти не мог дышать, но медленно поднялся, стряхивая из головы туман.
- Хватит на первый раз? - сказал коренастый и сплюнул, Ярослав поднял глаза.
- Боишься, гадина? - тихо сказал он и посмотрел исподлобья. Он четко знал, что сейчас сделает, но ощущал в груди неприятный холодок. За Мирославу.
Одно дело дома, в надежной теплой комнате говорить, что сумеешь защитить сестру, совсем другое - воплотить это наяву. Лишь бы она была в безопасности. Только бы дать ей убежать. До дома оставалось четыре двора и маленький пруд. Ему стало по-настоящему страшно. Противным липким страхом, от которого слабели ноги. Ярослав знал, гиблое дело этот страх, он делал из человека тряпку, поэтому повернулся к Мирке.
- Иди домой! - коротко сказал он и, видя ее сомнение, поднял тон. - Живо!
Она неуверенно кивнула, отошла спиной, повернулась и прибавила скорость, а потом рванулась и бросилась к светлой улице.
- Малой! - тонко приказал старший, - верни ее!
Длинный кинулся за Мирославой, и Ярослав, с досадой понимая, что ей не уйти, с ноги врезал сказавшему. Тот отлетел к хлипкому забору, отделявшему переулок от железной дороги. Его тяжелые ботинки ударились о землю.
Дальше все было смутно. Ярослав не раз падал на осколки, и они впивались в него, как горячие угли. Длинный притащил упирающуюся беглянку. Кровь смешивалась с дождем, стекала с локтей и подбородка Ярослава. Он поднимался и бросался снова, пока не услышал, как треснула ткань, и Мирослава завизжала. Ей, видимо, тут же зажали рот, но этот звук отрезвил Ярослава. В тот момент, когда подонки мнили его побежденным, в нем вдруг зажглась злоба уверенности. Он вспомнил все, что надо: добрые морщины отца, весело скачущие коленки Димки, сестру за уроками, ласковые глаза мачехи, когда они, будучи малышами, прибегали в кровать родителей. Это было как второе дыхание. Он схватил попавшийся под руку камень и швырнул в самого старшего.
- Ай, - как-то по-детски сказал коренастый, но Ярослав даже не стал разбираться, куда попал. Он кинулся к мелкому и вдруг увидел невесть откуда взявшегося Андрея с кривой палкой в руках. Обычно тот передвигался тяжелой поступью, но в этот раз тихо подкрался и ударил своим орудием подонка, державшего Мирку. Не давая ему опомниться, выхватил ее из его рук и закрыл своей толстой, неповоротливый массой.
Через мгновение, как сумасшедшие, они вдвоем принялись молотить обидчиков. Те быстро сообразили, что им не справиться, у старшего оказалась кошачья реакция, он прыгнул через забор и тут же оказался с другой стороны. "Ему решетка светит за нас", - промелькнуло у Ярослава. Малой драпанул. Длинный быстро зашагал прочь, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью.
Все закончилось. Они без слов подобрали зонтики и, не глядя друг на друга, дрожащие, потопали домой.
- Как ты здесь оказался? - уже почти у подъезда повернулась Мирослава к Андрею.
- Тебя шел встречать - ливень какой, - крякнул густой голос.
- Встречальщик, - проворчал Ярослав ласково и ткнул его в плечо. Он был благодарен за помощь. Чем бы все закончилось, не подоспей "ухажер" вовремя?
- Я хотел сначала крикнуть "Менты!", но потом передумал, - сказал Андрей, и когда Ярослав с удивлением посмотрел на него, добавил: - когда еще будет возможность кулаками помахать, а?
- Ты дурак! - засмеялся Ярослав, а Мирка разрыдалась.
Так и пришла домой заплаканная, в разодранной кофте. Ну, предки тоже, конечно, в панику ударились. С тех пор одной ей не разрешалось ходить. Ни по утрам, ни вечером. Стали они тщательнее и маленького Димку оберегать, да и за ним, за Ярославом, родители присматривали. Нет-нет, да забирала мачеха с тренировки, подкидывал водитель отца. Вскоре батя, хоть сыну и не исполнилось восемнадцати, справил ему права и машину купил. Вот тогда началась вольготная жизнь. Девчонки по нему с ума сходили, отбоя от желающих прокатиться не было. Он ездил куда хотел и с кем хотел, успевал в тысячу мест за день. Но и голова стала по-другому варить. Он теперь с особой остротой понимал стоимость ответственности.
Одно время у Андрея и Мирославы был роман. Где-то на первых курсах института: когда Мирослава, наконец, поняла, что сила мужчины - это его мозг и перестала обращать внимание на внешность. Почему лавстори закончилась, Ярослав не знал и не считал себя вправе докапываться, но с тех пор не раз слышал шутливые подтрунивания бывших влюбленных. Они оставались друзьями, хотя с каждым годом это становилось все сложнее: молодые люди сестры не были готовы мириться с присутствием в ее жизни успешного, пусть и не очень красивого, приятеля; неприятное, но доброе лицо Андрея, вызывало неизменную антипатию и ревность ухажеров. Зато оно не мешало Ярославу. Они с Андреем крепко сдружились и не раз еще участвовали в переделках, подобной майской. Со временем даже выработали определенную последовательность действий и понимали друг друга с полуслова.
Это помогло и в дальнейшем, когда он позвал Зуева в дело. Андрей был одним из немногих людей, для которых работа была не средством существования, а являлась призванием, страстью - самой жизнью. Ярослав видел родную душу: то, чем для него была прибыль, для Андрея был закон. Уже работая у него, Андрей блестяще окончил юридическую академию, чего в принципе Ярослав понять не мог: для него самого теоретическая наука, излагаемая замшелыми профессорами с кафедр, была сродни усыпительному порошку.
Ярослав спустился по лестнице. Когда-то они тоже жили в доме вот с таким обшарпанным подъездом. Грязные полы, похабные надписи - он уже отвык от этого, и потому с некоторой брезгливостью смотрел по сторонам. Ну, да ладно! Хорошо вообще, что удалось купить жилье в подъезде Беловой. Подфартило! Он готов был платить высокую цену, когда искал обиталище поблизости от гадюки, но люди бывали порой так привязаны к отчему дому, что никакими деньгами их не выманишь.
Старушка, что жила в квартире до него, была настоящей занозой. Никак не хотела заключать сделку, пока не встретилась с будущим владельцем лично, сотню раз звонила: то ей неудобно перед соседями: вдруг Ярослав мошенник, то повышала цену, то требовала найти ершик, оставленный при переезде. Ярослав вспомнил, как ужаснулся, осмотрев жилье. Он и не подозревал, что в такой разрухе можно существовать. В его жизни случались подъемы и поражения, но чтобы дойти до такой степени запустения? Чего стоили обои, кусками наклеенные вдоль и поперек, мебель, лишенная ножек и опирающаяся на стопки книг? Грязные окна, словно специально забытые или установленные, дабы задерживать свет. Все это производило самое гнетущее впечатление, уж не говоря о затхлом запахе, напоминавшем о травле тараканов. Он с трудом представлял, что может прожить здесь не один день.
Впрочем, быстрый ремонт - он не терпел промедления ни в принятии решений, ни в их исполнении - исправил дело. Холодная, богатая, серо-голубая гамма обновленных комнат подчеркнула холостяцкий статус владельца и его состоятельность.
Ярослав вышел из подъезда и оглянулся на окна зазнобы - они выходили во двор. Сел в машину и уперся взглядом в металлическую дверь. Вчера порадовало, что девчонка не опоздала. Может быть и сегодня повезет?
В ответ на беззвучный вопрос, Вика показалась из подъезда в модном ярко-красном пальто и черных сапожках на невообразимой шпильке. Мышцы Ярослава напряглись, готовые к действию. Да, переспать с ней будет определенно приятно! Он не станет затягивать с этим делом. "Добро пожаловать в ад, дорогая", - мысленно поприветствовал он.
Вика скользнула в салон, наполнив его легким ароматом духов.
- Доброе утро, - спокойно поприветствовала девушка, а он подумал: "Как же она скупа на улыбки"!
- Доброе! - обожающим взглядом Ярослав впился в угольно-черные глаза, на секунду задержался на губах, отметил легкий румянец и тронулся. Вчера он спросил, куда надо будет ехать. Конечно, он и без того знал, где Белова училась. Институт располагался за Таганской. Сегодня удобнее было ехать через третье транспортное кольцо.
- Как настроение? - Ярослав постарался втянуть пассажирку в разговор.
- Спасибо, хорошо.
Он ждал, что собеседница из вежливости продолжит, но она и не подумала этого сделать. Сложила руки на сумочке и уставилась в окно.
- Тебе нравится быть студенткой? - предпринял он вторую попытку.
- Угу.
И снова молчание.
Неужели нельзя нормально ответить?! Не только "да" и "нет". Вот черт!
- Сама поступила?
- Да.
- Круто!
- Но на платный.
- Все равно круто, - Ярослав многозначительно склонил голову, стараясь вызвать у девушки эмоциональную реакцию: шутку, иронию, движение брови - хоть что-нибудь.
- Наверное, - равнодушный голос был ему ответом.
Да, по части хороших манер, девчонку в детстве, видно, мало лупили.
- Если не секрет, платит кто?
- Сама плачу.
- Работаешь?
- Нет, мне дедушка в наследство квартиру оставил, я ее сдаю.
- Одну единственную квартиру? Не верится, что учеба такая дешевая.
- Недешевая, но и квартира в самом центре, внутри Садового. Большая, хороший ремонт. Задорого сдавать можно.
"Ну, квартира у тебя, милочка, не единственная".
- Так ты богатая наследница?
- Угу. Мисс Скрудж…, - заметила она и перевела разговор на нейтральную тему, - погода сегодня мерзкая, да? Холод собачий.
Ярослав отвернулся, он внимательно следил за дорогой, не меняя выражения лица, и только его рука с каждым мгновением все сильнее сжимала руль. Мимолетное упоминание о бывшем жилье взбесило. Он вдруг ясно осознал, что мог бы сейчас с полнейшим хладнокровием убить эту тварь. Так легко и спокойно говорить о награбленном! "Она достойна статуэтки за актерское мастерство!" - решил он, мысленно проклиная всех и вся.
"Возьми себя в руки! Кто-то должен ведь быть любезным", - велел Ярослав самому себе, но ему потребовалось некоторое время, чтобы выровнять дыхание.
Они выехали на Ленинградку, постояли в заторе у Войковской, когда он нацепил маску интереса и принялся болтать, расспрашивая про учебу, почти не думая, пользуясь общими фразами, к которым прибегали люди, встретившиеся впервые. Вика отвечала без энтузиазма: похоже, мысли её витали далеко. Всем своим видом - движением колен, бровей, губами - она показывала, что беседовать ей скучно. Не любила институт? Хотела бы заниматься чем-то другим - не живописью? В чем дело? Может, его вопросы нелепы? Плевать! Главное, она ехала в его автомобиле.
Когда проскочили тоннель на Соколе, он уже успокоился, положение стало казаться ему почти забавным. И волосы Виктории, уложенные с тщательной небрежностью, и ее щечки, и маленькие сережки в ушах веселили его. Глядя на них, он думал: "Еще немного и Вы будете моей, госпожа Белова". Мало-помалу им овладело чувство удовлетворения, потому что он знал, что идет по нужной тропинке в верном направлении, и совсем скоро она будет целиком в его власти.
Вика показала, куда лучше подъехать у института, сдержанно поблагодарила, и он проследил, как она скрылась за дверью учебного корпуса. Сегодня был четверг, четная неделя. У нее, он знал, три занятия, а значит, в его распоряжении имелось пять часов. Энергия забурлила в крови. Что надо сделать в первую очередь? Ярослав сосредоточился и, вырулив с улицы, набрал секретаря.
- Анна Владимировна, добрый день. Запишите. Уваров мне должен прислать план по облигациям банка. Я жду не позднее пяти. Кирилл предложения по эмиссии ценных бумаг пассажа. Да. Спасибо. И напомните, будьте добры, Ефимовой о встрече в Эдинбурге. Благодарю. Я буду через двадцать минут, пусть Куркин зайдет ко мне.
Работа всегда успокаивала. Не было причин нервничать. Он не выводил продукт на новые рынки. Не рисковал миллиардами. Он просто ухаживал за девушкой. И шансов у него было больше, чем у кого бы то ни было. Ярослав ухмыльнулся. Его люди собирали информацию несколько месяцев. Он в курсе, сколько минут сучка чистила зубы, и какое мороженное любила. Бесспорно, месть была бы слаще, будь сам Белов её свидетелем. Старый черт сдох раньше! Ублюдок! Ну, что ж. Тем больнее будет мисс Скрудж.
В три часа он снова стоял неподалеку от места, где высадил ее, пытливо вглядываясь в толпу. Мелькнуло красное пальто. Вика показалась в компании молодых людей, ветер развивал её кудри. Потихонечку студенты прощались, расходясь по машинам. Вика осталась наедине с прыщавым слюнтяем. Конечно, с расстояния, на котором Ярослав находился, невозможно было разглядеть прыщи, но догадаться не составляло труда. Дерганой походкой тот шел рядом с девушкой, и Ярослав узнал в нем её угловатого соседа из кафе.
Она уже открыла дверь тюнингованной мазды, когда заметила его. На миг точеная фигурка замерла, она сказала что-то юнцу и двинулась в его, Ярослава, сторону. Вика приближалась походкой уверенной в себе юности: расправив плечи, подняв голову и танцуя бедрами. Её ноги, казалось, ласкала короткая юбка, выглядывающая из-под алой полы. Копна волос за спиной развивалась крыльями и хлестала по плечам, и вся она напомнила ему темного ангела. Она впилась в него взглядом, глаза её были точно космическая бездна и ледяное пламя одновременно. Они жгли и вместе с тем не выражали ни намека на удовольствие. А ведь он так привык к восторгу окружающих женщин. Свыкся с обворожительными улыбками, зовущими губами, яркими заигрываниями.
Вика остановилась у водительской дверцы. Он опустил окно.
- Сломалась? - она кивнула на машину, чуть изогнув бровь. Он отрицательно покачал головой.
- Дорогу забыл? - снова покачал.
- Разучился рулить? - он не мог сдержать губ - уголки поднялись вверх. - Нет.
- Не слишком ли… - Вика игриво подняла глаза, подбирая слова, - …нескромно с моей стороны предположить, что ты ждешь меня?
- Не слишком.
Она развернулась и продефилировала (по-другому это не назовешь!) к мазде. О чем-то поспорила с угреватым, и Ярослав почувствовал, как злой взгляд соперника метнулся в его сторону. Он усмехнулся. Вика вернулась всё такими же плавными шагами. Ярослав потрудился выйти и открыть ей дверь.
- Разве ты не должен быть на работе? - поинтересовалась она, когда они тронулись.
- Нет.
- Выходной? - Она вообще когда-нибудь улыбалась?
- У меня свободный график.
- Домой? - пассажирка не испытывала приступов излишней скромности.
- Нет, - против воли ему стала нравиться ее манера говорить коротко. Если б эта женщина не была причиной бед его семьи и не вызывала острых приступов бешенства, он, без сомнения, присмотрелся бы к ней внимательнее.
- Ты есть хочешь?
- Не особо, но от кофе не откажусь.
Ярослав отвез её в простенький ресторан на Чистых прудах. Они устроились за столиком у окна и сделали заказ. Ела принцесса вяло, зато выпила огромную чашку капучино.
Болтали мало. Всё, что он хотел знать - Ярослав знал. Сейчас было важно, чтобы она к нему привыкла. Это первый этап. Время, когда вы вкладываете деньги и ждете прибыли, когда ваша главная добродетель - терпение. Вика, будто бы оправдывая утреннее поведение, спрашивала, где он раньше жил, почему переехал. Весело! Она задавала вопросы, которых он ждал. Оставалось односложно отвечать или кивать. Всё шло как по маслу. Ярослав чувствовал себя легко в этой скромной обстановке, наслаждаясь простотой отношений, которая обычно возникала у него с людьми не скоро. Всему виной, вероятно, была уверенность в успехе. А может быть разница в возрасте: он являл почтенного знатока жизни, расположившегося рядом с пионеркой. Или её привычка не молоть языком: она вызывала невольное снисхождение.
Ярослав окончательно расслабился, удобно устроившись в кресле, и взглянул на девушку, сидящую перед ним. Она совсем недурна, эта маленькая пройдоха, совсем, совсем недурна. Стройная, с высокой грудью, чистым личиком, на котором темные глаза, отливающие эмалью, были словно вырисованы прихотливой и тонкой кистью художника. Она напоминала восточную красавицу с влажными ресницами, только что покинувшую зеленую прохладу океана. Довершала это сходство гладкая, точно не знавшая прикосновений, кожа, без единой складки, без единого пятнышка, ровная, дышащая свежестью. Вика была одета в юбку, выставляющую на всеобщее обозрение ноги. Он находил, что она обольстительна в ней и шелковой блузке, и вызывает грубое, определенное желание, от которого у него становилось жарко в брюках, когда под легким шелком обрисовывалось тело. Тонкие пальцы медленно и небрежно перебирали друг друга. Двигаться было лень - вот бы так сидеть и сидеть и смотреть на неё и ни о чем не думать.
Было уже темно, когда они возвращались домой, он с остротой хищника чувствовал, что она здесь, совсем близко от него, в этой движущийся закрытой, ему одному подвластной коробке, которую лишь на мгновения освещали яркие уличные фонари. Он безмолвно ощущал её тепло, будто бы они соприкасались, и вспоминал тонкую ткань одежды под пальто. Она сидела неподвижно и молчала, только однажды он видел, как блеснули её глаза, когда луч света проник сквозь окно. "О чем она думает?" - спрашивал он себя, чувствуя, как вожделение распирает его и переполняет сила для внезапной решительной атаки.