- Дерьмо - всегда дерьмо… даже с деньгами. А мы, ты что думаешь, не люди? Иногда бывает - и денег побольше даст, и грубого слова не скажет, а все равно не то, не лежит душа, нет желания пообщаться второй раз. Сидишь рядом, хочется побыстрее отработать и убежать.
Екатерина замолчала и налегла на пиво, как бы заполняя появившуюся внезапно паузу. Допила все с хмурым лицом, выбросила банку на улицу и вдруг улыбнулась лукаво, пододвинулась ближе, заговорила проникновенно, поглаживая член поверх брюк.
- А вот тебя бы я хотела видеть. Ты ласковый и добрый. Может, поедем ко мне? Квартира наверняка уже освободилась. - Она заглядывала в глаза, ожидая ответа, поглаживала легонько, начавшего оживать мальчика, и продолжала проникновенно: - А если хочешь - я и подругу оставлю, втроем побудем, поласкаем в два ротика.
Николай, раздумывая, завел машину - в салоне стало прохладно и дымно от выкуренных сигарет. Пожал плечами, ответил неуверенно и конкретно не объясняя:
- Не знаю… вряд ли. Дела еще у меня…
- Жаль, - вздохнула Катя. - Но знай, что я буду ждать. Звони, - она протянула листок с номером телефона.
Николай взял бумажку, хотя и знал, что в большинстве случаев дозвониться невозможно. Или подсовывают девчонки откровенную липу, или трубку не берут, или что-то другое. Но, в девяносто процентах, связи нет. Он всегда брал или сам записывал номер телефона, таскал в кармане листок недельку и выкидывал потом без сожаления. Но были и исключения - звонил, дозванивался и встречался. Один, максимум два раза, не более. Верить им нельзя никогда - очень коротки у проституток-наркоманок память, желание и ответственность, как и сама жизнь. Скажи им об этом - не поверят, обидятся и не поймут, всегда найдут отговорку на аксиому.
Когда Катя вышла из машины, Николай отъехал метров на двести и остановился. Он раздумывал - догнать, вернуть Екатерину, поехать к ней или все-таки рвануть к Нине со Светкой. Катя почти здесь и все будущее реально, а Нина со Светкой еще неизвестно - дома ли? Могут и вообще не открыть, хотя и звали. Иллюзорно все, но хотелось новизны на сегодня и он поехал к ним.
На звонок долго не открывали, спрашивали: "Кто там"? И шептались между собой - слышно было даже через дверь. Мать была дома и они наверняка обсуждали: как быть. Наконец, желанная отворилась, видимо, девчонки договорились между собой - пускать или нет.
Нина сразу же кинулась на шею, защебетала радостно, обращаясь к сестре:
- Я же говорила тебе, что это он. А ты - не он, не он… Я его хоть где узнаю. Раздевайся, проходи в комнату.
Николай скинул дубленку, прошел в комнату, наблюдая, как суетятся сестры, убирают постель, складывая белье в низ дивана. Присел на собранный диван и сразу же попросил, обращаясь к Нине:
- За пивком сгоняешь?
- Конечно, тут рядом. А что брать?
- На две сотки пиво, ты знаешь, и так что-нибудь возьми. На свое усмотренье.
Он протянул три "бумажки" и она упорхнула в коридор одеваться. Николай потянулся сидя, спросил:
- Ну, как дела, Света? Не ждали?
Она пожала плечами, ответила неопределенно:
- Нет, почему же… - и, как бы спохватясь, добавила: - ждали, мы всегда тебя ждем, в любое время.
Николай усмехнулся, но возражать не стал. Он давно понял, что ласковое щебетание и поцелуйчики Нины, более скромные слова и обнимания Светланы - это только игра. Обычное поведение с клиентом, хотя среди клиентов его и выделяли. А может, даже, ему это только казалось. Ни к чему вдаваться в подробности.
Он взял ее руку, притянул ближе, усаживая себе на колени. Погладил ножку, задирая платье до паха, поласкал грудь и, чувствуя нарастающее возбуждение, оттолкнул с колен. Хотелось дождаться Нины, выпить немного пива и затем уже развалиться на диване. Ощущать всем телом ласки зрелых девиц дороги. Обоих и сразу.
* * *
Сафронов вышел из машины и выматерился про себя - минус тридцать с поземкой не доставляли удовольствия. Сосны неподалеку стояли замертво, не шевелясь, и только низовик гнал и гнал снежную пыль в известную ему даль, оставляя людям промозглость и зябкость.
Он осмотрелся. Через двухметровый кювет почти сразу к дороге примыкал сосновый лес. Почему-то подумалось, что там теплее: нет этой противной поземки.
Из впереди стоящего милицейского уазика вышел опер Костя Пулков. Сафронов обрадовался - любил с ним работать, толковый парень.
- Привет Глеб. Дубак сегодня. Пойдем, глянешь труп и в машину.
- Привет, - вздохнул Сафронов. - Пойдем.
Они стали спускаться вниз.
- Обрати внимание, Глеб, - начал свой доклад Пулков, - из кювета мы выбрались полчаса назад. Осмотр закончили, тебя, - он усмехнулся, - или кого другого поджидали. Лучше уж тебя, конечно…
- Ну, спасибо на добром слове, Костик, - съязвил Сафронов.
- А что? - Продолжал Пулков, сметая перчатками снег с лица трупа. - С тобой работать легче. Увереннее что ли… Так вот, за полчаса, пока в машине сидели, следы наши, сам видишь, наполовину замело.
- То есть, ты хочешь сказать, что трупик здесь недавно, часа два, три от силы.
- Ну, да, скорее всего так, - пояснил, прикуривая сигарету, Пулков. - Когда мы подъехали - всего одни следы были, наполовину заметенные снегом. Скорее всего того, кто по 02 позвонил.
- А кто позвонил? - переспросил Глеб.
- Не знаю, - Костя пожал плечами, - не представился мужичок. Кому нужны сейчас лишние хлопоты? И на том спасибо - замело бы через несколько часов снегом и получите весной "подснежник" в подарочек.
Сафронов поднялся с коленок и то же закурил. Он не доставал Пулкова вопросами, знал, что расскажет он все сам и подробно. Все, что успел рассмотреть и узнать.
- Сам видишь, Глеб - женщина лет двадцати, двадцати пяти. При себе ничего нет, ни сумочки, ни документов, видимых повреждений тоже. Однако, в кармане два стандартных чека, полагаю героин, и двести рублей по сотке. Ты спросишь - передоза? Возможно, скорее всего так и есть. Но, есть одно но - ни шприца, ни сумочки, ни хрена. Может и помогли… Что гадать? Пойдем, пусть ее грузят и везут в морг.
Они поднялись на обочину дороги, курили молча, наблюдая, как загружают в машину напрочь окоченевший труп.
- Да, и вот еще что, - продолжил Пулков, - я сейчас в предместье Рабочее смотаюсь, прихвачу по дороге пару сосок в морг для опознания. Сдается мне, что та еще эта штучка и вечерком нам от нее сюрпризом повеет.
Костя выкинул сигарету, сплюнул и замолчал.
- Ладно, не томи паузой, выкладывай до конца, что нарыл.
- Ничего не нарыл, - вдруг обозлился Пулков. - Эксперт уже успел идейкой обрадовать. Сдается ему, милому, что во рту у этой бабы презерватив находится. Точно сказать не может - труп мерзлый и рот не открывается. Так что к вечеру можем получить серию, еще, так сказать, пару трупиков, которых списали уже на передозу. У них тоже презервативы во рту были. Если эксперт прав окажется, то кто-то мочит девочек-сосочек. Это уже не просто передоза - три трупа за неделю и у каждой во рту презерватив, в кармане двести рублей по сотке, ни сумочек, ни документов.
- Ладно тебе, - попытался успокоить Сафронов Костю, - чего раньше времени кипятишься?
- Закипятишься тут… - как-то устало махнул рукой Пулков. - Начальство поимеет во все дырки. Сам знаешь - такие убийства раскрыть очень сложно. А этот гад…
- А может гады? - перебил его Сафронов.
- Не-ет, Глеб. Гад он и есть гад. Полагаю, что один, сволочь, работает.
- А может одна?
- Может и одна, только вряд ли, - усмехнулся Костя, поняв, что его разыгрывают. - Ладно, вечер сегодня утра мудренее. До вечера.
Сафронов ехал в прокуратуру и размышлял. Из головы не выходили слова Кости о серии убийств. Он помнил те два тела, о которых говорил Пулков. Поднимали их вместе. По заключению СМЭ наркоманки скончались от передозировки героина и уголовные дела не возбуждались. Ни сумочек, ни документов, по двести рублей у каждой, по два чека, а про презервативы во рту он и вообще не знал.
"Да, похоже Пулков прав. Пока не готово заключение СМЭ по последнему трупу, необходимо еще раз ознакомиться с материалами двух предыдущих".
* * *
Солнце постепенно поднималось над соснами, все больше и больше захватывая строения между двумя сопками. Вот лучи коснулись административного здания, скользнули вниз и выросли на крыше клуба, одновременно прихватив и два спальных барака, пробежались по баньке, столовой и овощехранилищу и, наконец, осветили все другие строения сразу. Селение казалось вымершим, но, постепенно, стали появляться люди, которые исчезали в домиках, им на смену и вдобавок возникали другие, словно солнышко оживило все вокруг и жизнь закипела своим обычным порядком.
Не поселок и не деревня. Несколько гектаров земли, обнесенной вокруг сплошным высоким забором, называлось "Оздоровительный наркологический центр".
Название, исполненное большими деревянными буквами на дугообразной арке ворот, поначалу шокировало городских грибников, которые по этой дорожке заезжали в свои любимые места. Но сейчас дорога упиралась в огромные глухие ворота и объехать по-другому становилось невозможным.
В ущерб грибникам наркоцентр выигрывал сразу по двум позициям: о нем узнавали люди в городе, благодаря тем же грибникам, которые материли его несусветным образом, и получал он практически закрытую огромную грибную деляну.
Олег Степанович не подвел Мурашову, выполнил все ее требования и даже больше. Он не только нашел практически идеальное огромное место под наркоцентр, но и договорился с местной администрацией о долгосрочной аренде пахотных земель. И центр уже этой зимой имел свои овощи - картофель, морковь, капусту, свеклу, огурцы и помидоры. Не только имел, но и выгодно реализовал городу капусту. Картофель, имея условия для хранения, продавать в больших количествах не стал - придерживал до весны, когда он вырастет в цене неоднократно. Скотоводческая ферма - коровы, телята, свиньи, куры.
Ресторан и кафе Мурашовой теперь предлагали клиентам блюда не только из своих мяса, молока, яиц, овощей, но и фирменные из груздей и рыжиков, благо собрали их в конце лета достаточно.
Денег вложено немерено, пришлось купить пару стареньких, но рабочих тракторов, грузовой автомобиль ЗИЛ-130, микроавтобус, две лошади и другие орудия труда сельского труженика.
Ни пациентами, ни больными людей, находящихся здесь на лечении, Мурашова не называла. Слово лечение она тоже употреблять не любила, называя весь процесс оздоровлением с применением трудотерапии, психотерапии и непосредственно медикаментозного воздействия. Хотя последнее применялось в наркологическом смысле только в самом начале для снятия симптомов ломки и в процессе всего нахождения в Центре для лечения обычных соматических заболеваний, таких как банальная простуда, нарушения деятельности сердечно-сосудистой системы, желудочно-кишечного тракта, естественно, венерических недугов и других болезней, приобретенных воспитанницами ранее. Именно воспитанницами всегда называла Мурашова тех, кого поначалу лично отбирала для оздоровления в Центре.
"Мы должны воспитать и вернуть обществу, семье нового человека, человека, умеющего и желающего бороться с наркотической зависимостью. Ибо вылечить сию заразу пока невозможно, как бы там не говорили и не рекламировались известные Маршаки и другие клиники". Такую задачу ставила она перед Степаном Петровичем Караваевым, врачом-наркологом и руководителем Центра.
Много, очень много кандидатов рассматривала Мурашова на должность директора ООО "Оздоровительный наркологический центр", единственным учредителем которого и являлась лично. Просто хороший нарколог ее не устраивал, в необходимости человеческих, административных и управленческих способностей директора сомнений не возникало. И вдобавок - согласие на постоянное жительство в Центре.
Нашелся такой человек, Диана Сергеевна приняла его на работу, а про себя вздохнула: "Человек не без изъяна - на то он и Человек". Очень уж любил Караваев женщин, старался, как говориться, не пропускать ни одной, а тут сплошные женщины под началом, да не простые, а легкого поведения. Сказала ему прямо и просто, даже грубо: "Захочешь трахаться - трахайся, но без афиши и вреда делу. Залетит кто, причинишь вред оздоровительному процессу воспитанниц - яйца вырву. О жалобах вообще промолчу. А так, если с пользой и удовольствием, мешать не стану". Сказала, как отрубила, нагнав страху на доктора.
Воспитанницы жили, примерно, как в гостинице - одно и двуместные номера. Душ общий в каждом бараке, центральное отопление. Хотя бараком назвать эти здания звучало кощунственно, но здесь так привыкли. Зато банька была отменной и работала ежедневно.
Солнце осветило и Караваева, вышедшего на крыльцо своего личного небольшого коттеджа. Сегодня он вышел пораньше обычного - приезжала сама Мурашова и не одна: везла с собой первого воспитанника. И не ошибся.
Ворота распахнулись чуть заранее, впуская мурашовский джип и микроавтобус с воспитанником, захлопнулись наглухо, отрезав напрочь прошлую шальную жизнь первого мужского питомца.
Их набралось как раз пятнадцать, ровно по количеству оставшихся мест и Караваев предложил устроить что-то похожее на праздник. Вернее торжественный прием, но Мурашова не поддержала его и приказала доставлять каждого по одному - тихо и незаметно. Так, говорила она, будет спокойнее, не возникнет единой, необдуманной сплоченности от отсутствия акклиматизации и лидер проявится гораздо позже.
Мурашова вышла из машины, за ней следом выскочил и Олег Степанович. "Не была до холодов", - подумал Караваев, - "привезла зама по строительству, чтобы лично все проверил и доложил", - и вслух произнес радостно:
- Здравствуйте, здравствуйте, Диана Сергеевна, рады видеть вас в добром здравии.
- И докторам не кашлять, - с улыбкой ответила она.
- Как всегда?
Мурашова удивленно-вопросительно вздернула брови.
- Ну, я к тому, что пойдете сначала все смотреть, с воспитанницами общаться. А потом уж ко мне. На чай.
- Да нет, Степа, - она довольно ухмыльнулась, - сначала к тебе на чай-разговоры.
Караваев сделал приглашающий жест рукой.
- Ну, что ж, идемте.
Необычность поведения Мурашовой немного напугала его, насторожила и скомкала мысли. В Центре все в порядке, но черт знает, что может выкинуть или отчебучить начальство.
Караваев приготовил чай, разлил по чашкам - знал, что одна пить не станет. Наблюдал, как Диана Сергеевна держит чашку двумя руками и догадался: замерзла она, вот и зашла в начале на чаек. В городе минус тридцать, а здесь все тридцать семь, мороз не малый.
Отпив несколько глотков и, видимо, согревшись, Мурашова начала:
- Давай доктор, выкладывай - просьбы, пожелания, предложения.
- Да, собственно, все в порядке, - неуверенно начал он. - Все идет по плану, девчонки довольны. Особенно радует то, что несколько из них уже бывали в подобных центрах. Однако, подобными их назвать тяжеловато - рабский труд, физические наказания за неповиновения и никакого медицинского обследования и лечения. Опять же культурного уровня никакого. Вот они и рекламируют наш Центр усиленно, рассказывают, как плохо и безобразно жили там. А это самый лучший фактор, который сделает нам имя и приведет сюда других воспитанниц.
- И что - никаких просьб и предложений?
- Пока нет, Диана Сергеевна, хотя некоторое беспокойство все же имеется. Да вы и сами знаете какое. Были одни девчонки, сорок пять человек, а теперь пятнадцать парней объявится. Разнополость, естественно, добавит проблемок, все может быть. Вот и волнуюсь, переживаю внутри себя, но говорить об этом пока рано.
- Нет, доктор, совсем не рано. Правильно волнуешься и переживаешь. От того, как ты организуешь труд и отдых, режим в Центре, взаимоотношение полов и станут зависеть твои результаты, результаты оздоровления и имиджа фирмы. Настоящим чувствам не препятствуй, разврат пресекай. Полагаю, что ты справишься в основном и целом, будут, конечно, и исключения, но на то и правила существуют, - она улыбнулась. - Мальчика прими лично, объясни все, но сам по территории не води, не показывай - слишком много чести даже для первого. Ладно, засиделась я тут у тебя, пойду, посмотрю все сама мельком, и до свидания.
Караваев встал, намереваясь следовать за Мурашовой, но она остановила его.
- Нет, не надо за мной ходить, занимайся делом. Гляну по быстрому и уеду. Так что пока. До следующего раза.