Мурашки побежали по коже Элен, но что-то подсказало ей, что в доме кто-то появился. Она осторожно огляделась: какой-то человек вышел из прихожей и крадучись шагнул в столовую. Не может быть! Ее сердце учащенно забилось. Да, это месье Лаваль, приятель отца! Элен встретилась с ним взглядом, и он тут же приложил палец к губам. Спаситель был уже в трех шагах от немца, как вдруг скрипнула половица. Вздрогнув, бош выпустил Катрин, резко обернулся и в ту же секунду взмахнул рукой. Месье Лаваль пригнулся, но лезвие ножа разрезало его зимнее пальто до подкладки. Элен вздрогнула.
– Катрин! – закричала Элен. – Катрин!
Катрин перевела на нее невидящий взгляд.
– Катрин, – снова закричала Элен, – отойди от них!
Сестра словно проснулась – она дернулась и отскочила. Элен тотчас взяла ее холодную руку в свою и скорее услышала, чем увидела, как нож вновь сверкнул в воздухе. Изловчившись, месье Лаваль в тот же миг ударил боша коленом в пах. Тот закричал и согнулся пополам, нож выпал у него из рук. Скорчившись от боли, немец повалился на пол.
– Месье Лаваль! – внезапно закричала Элен, потянув его за полу пальто. – Они забрали маму! Нацисты забрали маму!
– Да, Элен, – наклонившись, месье Лаваль заглянул ей в глаза, – они забрали твою маму, но нельзя позволить им забрать и вас.
Элен кивнула и вытерла слезы.
– А теперь слушайте меня внимательно. Вы должны немедленно покинуть этот дом. Вы меня понимаете?
Элен кивнула.
– Хорошо. Я отведу вас в безопасное место.
Взгляд месье Лаваля упал на Катрин, и только тут он заметил кровь на ее ногах.
– Бедная девочка, – прошептал он в шоке. – Они хуже, чем звери. – Но тотчас овладел собой. – Беги наверх, оденься. Только поскорее. У нас нет времени.
Дальше события развивались с невероятной быстротой. Месье Лаваль умело связал боша с помощью веревки, которую принес Эдмонд, затем заткнул ему рот полотенцем. Тот только испуганно моргал.
Одевшись, вернулась – Катрин, подхватила на руки Мари и крепко прижала ее к груди.
– Готовы? – спросил месье Лаваль.
Дети молча кивнули и вслед за своим спасителем вышли через черный ход.
Они бежали через двор по хрустящему белому снегу, мимо заржавленной старой бочки, в которую летом собирали дождевую воду, мимо бельевых веревок. Что-то подсказало Элен, что она этого никогда больше не увидит.
Они бежали во имя жизни.
Глава 4
Месье Лаваль остановился перед дверью дома с табличкой "Ул. Жюль Тале, 17" и быстро нажал кнопку звонка три раза подряд.
Ни в одном из окон серого обветшалого здания не было света.
Элен уже начала было подумывать, что в доме никого нет, как вдруг дверь открылась и в проеме появился гигантский силуэт лысого обрюзгшего негра.
Месье Лаваль снял берет и что-то тихо сказал.
Гигант тяжелым оценивающим взглядом посмотрел на детей, затем посторонился и жестом пригласил их войти. Дети молча ступили на порог, и тяжелая дверь закрылась.
Элен удивилась роскошным сверх всякой меры интерьерам. Повсюду стояли хрустальные канделябры, восточные белые вазы с синим орнаментом, антикварная мебель. Пол устилали толстые мягкие ковры. Кроме того, здесь было очень тепло.
Негр велел им ждать, а сам постучался в одну из многочисленных дверей. На миг послышались обрывки разговора и веселый женский смех, затем снова стало тихо.
Вскоре громила вернулся в сопровождении изящной дамы восточного типа. Элен смотрела во все глаза. От этой роскошной женщины веяло далекими странами, запахом орхидей и водяных лилий. Ее кожа была прозрачной, а черные волосы, сверкая на свету, потоком струились по спине. А глаза! Экзотические – слегка раскосые, черные и проницательные… Платье блестящего красного шелка с низким вырезом чудесным образом подчеркивало изящество фигуры. На шее на платиновой цепочке висел огромный, немыслимой огранки, бриллиант. Зимой 1944 года его сверкание было просто неприличным.
Дама направилась прямо к месье Лавалю и протянула ему руку, белую и хрупкую, словно тонкий фарфор.
– Месье, – произнесла она певучим, чистым голосом. Значит, это ее звонкий, словно хрусталь, смех Элен слышала минуту назад.
– Мадам Чанг, – сказал месье Лаваль с явным уважением, – спасибо, что приняли меня.
Женщина кивнула и сразу перешла к делу:
– Месье, вы, конечно, пришли ко мне только потому, что у вас неприятности. Поймите меня правильно – я помогу вам, если это в моих силах, однако я знать не хочу никаких подробностей. – В голосе женщины угадывались жесткие нотки деловой дамы, от нее сразу же повеяло холодом. – Надеюсь, мы понимаем друг друга?
– Абсолютно, мадам. Поступок весьма благоразумный с вашей стороны, вы только заслуживаете всяческого уважения.
– Тогда чем я могу помочь? Месье Лаваль указал на детей:
– Им нужно где-то спрятаться.
Мадам Чанг даже глазом не моргнула. – Просьба не совсем обычная, – сказала она. – Вы же понимаете, месье, что я не могу закрыть свое заведение на всю ночь, пусть даже тому причиной будут четверо детей.
– Я понимаю.
– Вот и хорошо. – Миндалевидные глаза мадам пытливо посмотрели на месье Лаваля. – Как долго они должны здесь оставаться?
– По крайней мере до завтра. Завтра я вернусь и отведу их в другое место.
– Тогда решено. Но помните, что вы должны забрать их не позже трех часов дня.
– Мадам, вы так добры, – начал было рассыпаться в благодарностях месье Лаваль. – Я…
Но мадам Чанг прервала его:
– Вы, однако, должны гарантировать мне следующее.
Все молча уставились на женщину.
– Они должны вести себя очень тихо. Старшие дети смогут сделать так, чтобы ребенок не плакал? – Она вопросительно посмотрела на Катрин.
Та кивнула.
– Тогда все в порядке. – Мадам обернулась к негру: – Отведи их наверх, в комнату Жизель.
Гигант молча поклонился и жестом приказал детям следовать за ним.
Элен в нерешительности посмотрела на месье Лаваля.
– Чего ты ждешь? – попытался успокоить он девочку. – Догоняй остальных. Завтра днем я вас заберу.
Элен бросилась ему на шею, затем так же внезапна разжала свои объятия и последовала за гигантом. Эдмонд и Катрин пропустили ее вперед.
Комната Жизель располагалась в мансарде. Стоя на цыпочках на своей кровати, Элен смотрела на зубчатые крыши домов. Наступила ночь, и на улице была непроглядная темень.
Жизель сказала, что в доме мадам Чанг служат двадцать девушек. Они пользовались особыми привилегиями: им хорошо платили, и по сравнению со всем голодающим Парижем здесь всегда была в достатке еда. Но самым главным было то, что все девушки здесь прекрасно одевались. По тем временам это была неслыханная роскошь.
Самой популярной, самой восхитительной и самой высокооплачиваемой из всех девушек, по словам Жизель, была Жослин. Мужчины, которые могли позволить себе развлекаться с ней, отзывались о Жослин как о самой сексуальной женщине Парижа. Правда, стоила она шесть тысяч франков в час – целое состояние.
– Мне скучно, – проворчал Эдмонд. Местные нравы его совершенно не интересовали.
Элен поддакнула:
– И мне не нравится сидеть сложа руки.
Жизель задумалась, затем лицо ее просияло.
– Вот что я придумала, – сказала она. – Я нарисую ваши портреты! Как вы к этому относитесь?
Эдмонд поморщился.
– Не беспокойся, я хорошо рисую, – поспешила заверить его Жизель. – Главное, сидите не шевелясь.
Она поспешила к туалетному столику, где держала альбом и набор карандашей, затем поставила стул в самое освещенное место и, усевшись на него, оглядела детей. Прищурившись, она долго изучала их, потом принялась за работу.
Через полчаса все четыре портрета были готовы. Жизель торжественно показала их детям.
– Как вам нравится? – спросила она, явно напрашиваясь на похвалу.
Портреты и впрямь были хороши. Элен сразу узнала Катрин – это была ее точная копия. Правда, сама она на рисунке выглядела гораздо моложе и красивее – совсем не то, что в жизни. Эдмонд тоже не слишком походил на самого себя: какой-то странный нос и слишком близко посаженные глаза.
Жизель вопросительно посмотрела на Элен.
Но прежде чем та успела высказать свое мнение, в коридоре раздались шаги, а затем в комнату постучали. Катрин вздрогнула и затравленно посмотрела на дверь.
Жизель улыбнулась и потрепала девочку по плечу.
– Не бойся, – успокоила она. – Это всего лишь Роланд.
Спрятав альбом в ящик, она открыла дверь. В комнату вошел черный гигант с подносом в руках. Из-под куполообразных крышек посуды шел вкусный запах. Негр поставил поднос на туалетный столик и ушел.
– Он не очень-то дружелюбный, – заметила Элен, когда дверь за ним закрылась. – Все время молчит. Никогда не скажет ни слова.
– Он немой, – ответила Жизель.
– Но он ведь слышит и понимает нас?
Жизель кивнула, подошла к туалетному столику и сняла крышки. От неожиданности Элен открыла рот, сразу же забыв и о Роланде, и о его немоте.
Хозяйка комнаты тем временем разложила еду по фарфоровым тарелкам с золотым ободком. Мясо с грибным соусом, вареный картофель и припущенные на пару овощи! На случай, если еды не хватит, на десерт было подано мелкое печенье. У Элен сразу же слюнки потекли от вида и запаха вкусной пищи, и она, не теряя времени, набросилась на еду.
Внезапно Элен проснулась. Непонимающе огляделась по сторонам, силясь понять, в чем дело, прислушалась. Кто-то осторожно стучал в дверь.
Глаза девочки постепенно привыкли к темноте. Она посмотрела на кровать Жизель и увидела контуры ее спящей фигуры. На полу, расстелив стеганое одеяло, спали Катрин, Эдмонд и Мари.
Элен снова услышала стук, на этот раз громче.
Она повернулась к Эдмонду, секунду раздумывала, а потом решительно потрясла его за плечо.
Брат проснулся и сел.
– Какого…
Элен рукой закрыла ему рот.
– Тсс… – прошептала она. – Там за дверью кто-то есть.
Он тотчас замер и прислушался. Стук повторился. На этот раз он достиг и ушей Жизель.
– Убирайтесь! – крикнула она сонным голосом.
– Жизель, – позвал женский, с легкой хрипотцой голос. – Это я, Жослин. Открой! Мне надо с тобой поговорить!
– Ладно, – раздраженно отозвалась хозяйка комнаты. Она потянулась и протерла глаза. Противно скрипнули пружины.
Едва Жизель двинулась к двери, как Эдмонд и Элен притворились спящими.
Дверь отворилась, и в комнату проник тонкий лучик света. Стоявшая за дверью женщина держала в руке свечу.
– Жослин, – зашептала Жизель, – что тебе надо в такой ранний час?
– Тсс… Они спят?
– Откуда ты о них знаешь? – удивилась Жизель.
– Все очень просто: вчера я видела, как двое детей поднимались по лестнице, но, судя по шагам, их было гораздо больше. И еще им приносили обед.
В мерцающем свете свечи Элен разглядела необычайно красивую женщину: высокую стройную блондинку с роскошным телом, которое просвечивало сквозь голубой шифоновый пеньюар.
– Впусти меня, Жизель, – упрашивала она. – Я только на минуту.
Жизель сердито покачала головой.
– Хорошо, хорошо, я тебе все объясню. – Жослин осторожно огляделась и зашептала: – Мы можем получить за них кучу денег.
– Денег? – взвизгнула Жизель.
– Тсс… Ты же их разбудишь! Просто дай мне на них посмотреть. Потом ты все узнаешь.
Жизель уперла руки в бока.
– Нет, объясняйся прямо сейчас.
– Ну хорошо. Меня сегодня посетил один из моих давних клиентов, штандартенфюрер…
– Знаю, знаю, такой лысый…
– Так вот, он сказал мне, что по всему Парижу ищут четверых детей.
– Четверых детей?
Элен почувствовала, как у нее по спине поползли мурашки. Рядом вздрогнул Эдмонд.
– Да, четверых. Старшие, мальчик и девочка, еще один ребенок лет семи-восьми и с ними малютка. Они убийцы.
– Убийцы? – рассмеялась Жизель. – Эти маленькие ангелочки?
– Не будь дурой, – оборвала ее Жослин. – Они действительно убийцы. Вчера они застрелили боша. Их было двое, но один остался в живых и рассказал, что произошло. И сейчас за их поимку назначена награда.
– И сколько? – В глазах Жизель вспыхнул алчный огонь.
– Полмиллиона франков, – помолчав, сказала Жослин.
– Полмилл… – Жизель чуть не задохнулась. – Боже, это же целое состояние!
– И половина этой суммы будет твоя, – быстро добавила Жослин. – Только подумай, четверть миллиона франков за каждого! Мы сможем купить себе три и даже четыре платья от лучших кутюрье… Так ты меня впустишь?
Жизель все еще колебалась:
– Но мадам Чанг…
– Мадам Чанг никогда ничего не узнает, поверь мне. Я сама все организую.
– Но…
– Никаких "но". – Жослин обезоруживающе улыбнулась и нежно провела тонким пальчиком по щеке Жизель. – И кроме того, моя дорогая, я ведь вижу, как ты на меня смотришь. Я уверена, что ты любишь мужчин, а предпочитаешь женщин. – Улыбка Жослин стала шире. – Что ж, иногда мне самой нравятся женщины. Возможно, я даже приглашу тебя к себе.
Голос Жизель перешел на шепот:
– Пригласишь к себе в комнату?..
Жослин кивнула и картинно распахнула пеньюар: ее груди были такой совершенной формы, какая бывает только у греческих статуй. Жизель восхищенно ахнула.
– Я позволю тебе делать со мной все, что ты захочешь, – весело продолжала Жослин и, помолчав, добавила: – Я даже раздвину для тебя ноги.
Дрожащими руками Жизель распахнула дверь и пропустила искусительницу.
– Входи, – прошептала она.
Эдмонд толкнул Элен, и оба тотчас закрыли глаза и дружно засопели. Женщины приблизились к ним и, подняв свечу, осветили их лица.
– Они очень подходят под описание, – шепотом сообщила Жослин. – Я просто уверена, что это они.
Затем Элен услышала, как женщины направились к двери.
– Жослин… – начала Жизель дрожащим голосом.
– Да?
– Я хочу к тебе. Прямо сейчас.
Жослин с удивлением посмотрела на нее, но тут же, улыбнувшись, заключила ее в свои объятия и звучно поцеловала в губы.
– Ну что ж, идем, – согласилась она, – но тебе надо поскорее вернуться обратно и присмотреть за, ними, чтобы не сбежали. К тому же мне надо хорошенько выспаться. Первое, что я сделаю утром, – пойду и поговорю со штандартенфюрером. – Она передернула плечами. – Он, конечно же, будет настаивать, чтобы я позавтракала с ним в этом ужасном кафе на Елисейских полях.
Дверь со щелчком закрылась, и комната снова погрузилась в темноту. Элен ждала, что в замке повернется ключ, но Жизель в спешке, должно быть, совсем забыла об этом.
Выждав, когда стихнет звук шагов в коридоре, Эдмонд резко сел на импровизированной кровати,
– Просыпайся, Катрин, – строго приказал он. – Давайте одеваться.
– Полмиллиона франков! – воскликнула Элен. – Представляете, какое богатство! Во всем мире не наберется столько денег.
– Поторапливайся! – скомандовал Эдмонд тоном, не допускающим возражений.
Он уже был на ногах и на цыпочках двигался к ночному столику Жизель. Элен услышала, как он пошарил в темноте, затем чиркнула спичка, вспыхнуло и погасло пламя. К этому времени она уже растолкала Катрин.
Глава 5
В аллее было темно, и они несколько раз падали, поскользнувшись на предательском льду. Уличные фонари не горели: электричество в Париже давали вечером только на полчаса.
Элен, дрожа от холода, натянула воротник своего зимнего пальто до самого подбородка. Она была без шапки, и у нее замерзли уши.
Рядом с ней в гробовом молчании еле тащилась Катрин. У нее на руках был маленький тихий комочек – Мари. Вот уж для кого холод может быть смертельно опасным!
Но еще опаснее – быть пойманным на улице после комендантского часа. Каждого француза, схваченного ночью, приводили в комендатуру, и случалось одно из двух: если им везло и ночь была спокойной, то их заставляли всю ночь чистить солдатские сапоги. Если же накануне участниками Сопротивления был убит какой-нибудь немец, то нарушителей расстреливала специальная команда.
Вчера Эдмонд убил боша, и Элен с тяжелым сердцем думала о том невинном французе, который расплатится за это убийство своей жизнью. В том, что эта расплата неминуема, Элен ни капли не сомневалась: боши всегда точно исполняли свои угрозы.
Но один из главных человеческих инстинктов – инстинкт самосохранения, а не самопожертвования; именно поэтому сейчас сознательно и подсознательно они боролись за свою жизнь. Цель их была предельно ясной: как можно скорее выбраться из Парижа. Они должны выполнить мамин завет и добраться до Сен-Назера, чтобы найти приют под гостеприимной крышей дома тети Жанин.
Сен-Назер! Это так далеко! Элен никогда не ездила дальше Рамбуйе.
– У нас ведь совсем нет денег, – вдруг сказала она вслух. – Как же мы уедем из Парижа?
– Деньги у нас есть, – тихо отозвался Эдмонд.
– Есть? – удивилась Катрин.
– Да, – ответил Эдмонд. – У нас есть мамино обручальное кольцо и куча франков. Больше двух тысяч.
– Две тысячи франков? – прошептала Катрин. – Где ты их взял? – подозрительно спросила она.
– У Жизели, конечно, где же еще.
– Но… но ведь это воровство! – ахнула Катрин. Эдмонд даже не удостоил ее ответом. Элен представила, как он в темноте пожимает плечами.
– Ну и правильно! – выступила она в защиту брата. – Жизель – просто чудовище. Она заслуживает, чтобы ее обокрали. Она хотела продать нас бошам.
– Но воровать…
Эдмонд резко оборвал сестру:
– А чего же ты хочешь? Остаться в Париже, чтобы тебя поймали? Или повторить то, что они с тобой сделали? Ты этого хочешь?
От слов брата Катрин, как от пощечины, сразу сникла и замолчала, а спустя мгновение горько заплакала.
– Прости, – тут же бросился к сестре Эдмонд. – Я не хотел тебя обидеть. Тебе досталось больше, чем нам, и все-таки, если мы хотим добраться до Сен-Назера, без денег не обойтись. Нам даже этих не хватит, поверь мне.
Глава 6
Прошло уже несколько дней, как они покинули Париж. Эдмонд нанял велотаксиста, чтобы он вывез их из города, но опасность все еще не миновала.
Сейчас дети пробирались грязными тропинками, протоптанными через поля. Так им удавалось не только избегать потока немецких машин, но и обходить расположенные вдоль дорог деревни.
Подошла очередь Эдмонда нести Мари, и он, перекинув сестренку через плечо, что-то тихо напевал, чтобы ее развлечь.
Внезапно Элен остановилась.
– Мне надо! – заявила она твердо.
– Хорошо, – кивнул Эдмонд, – отдохнем минут пять, и снова в путь.
– Слава Богу, – обрадовалась Катрин. – А то у меня уже ноги отваливаются.
Засунув руки в карманы пальто, Элен смотрела на бесконечные заснеженные поля и далекие деревни. Где-то впереди, у самого горизонта, виднелись два одинаковых шпиля.
– Эй… там что-то виднеется, – сказала она.
Эдмонд присмотрелся.
– Похоже на церковь или на что-то в этом роде, – хмыкнул он.
– Это, наверное, Шартр, – оживилась Катрин. – Мишель говорила, что из Абли виден собор, а мы только что миновали Абли.
Эдмонд задумчиво кивнул:
– Пожалуй что так. Насколько я знаю, здесь нет другого собора.
– Надеюсь, что до Сен-Назера не так далеко, как до Шартра, – буркнула Элен. – Я просто не выдержу.