Один раз я вступил в опасный контакт с собственной жертвой, решил пообщаться чуть-чуть, а потом уже довести дело до конца и не смог ее убить. За меня это сделали другие, а я уже в который раз мучался бесполезными угрызениями совести. Ведь сделанного назад не повернешь. Хорошо, что Орисса пробудет со мной недолго, через неделю-другую я отведу ее на причал, где, возможно, снова появится Анри и уже никогда больше ее не увижу.
Совесть не позволяла мне выполнять какую-либо работу халтурно, поэтому я решил отдать Анри не просто безмолвную куклу в отрепьях, а девушку с неплохим приданым и немного образованную.
Я научил Ориссу играть на клавесине и подумал, что она настоящая копия Сабрины. Анри должен быть доволен. Я скопировал ту, кого убил. Вот только жаль, что я не смог вложить в ее хорошенькую, глупенькую и коварную головку ни капельки ума маркизы.
Вечера напролет она играла, пела, словно готовилась дать целый концерт, и все это, как назло, для меня одного, даже если в дверях гостиной появлялась Даниэлла, Орисса чуть ли не шипела на нее от злости.
Один раз я попытался оставить ее на попечение Перси, так она чуть не выцарапала ему глаза, после чего мой верный помощник окончательно сбежал из особняка и стал жить в каретном сарае рядом. Царапин на его лице уже через день, конечно же, не осталось, но о них он запомнил на всю жизнь и впредь был очень осмотрителен.
В еде Орисса вообще не нуждалась. Так что в особняке у нас никогда не было ничего съестного. Один раз я дал ей попробовать вина, лучший сорт из тех, которые удалось найти в винном погребе выдворенного семейства. Орисса едва приложилась к бокалу и заметила, что по вкусу оно совсем, как кровь ангела. Стало быть, она имела в виду мою кровь и с тех пор каждый вечер выпивала бокал, и, кажется, именно от этого ее бледные губы приобрели сначала нежно-розовый, а потом вишней цвет.
Особняк она, видимо, начала считать своим новым постоянным домом. Я попытался предупредить, что это только временное ее жилье, но она не слушала. Кажется, она даже не вспоминала, что когда-то у нее были родители и жалкая лачуга в зачумленном квартале. После смерти она получила возможности обрести совершенно другую жизнь.
Орисса уговаривала меня сводить ее в театр или на какой-нибудь бал, или устроить прием у нас. Я попросил ее подождать, пока у Анри будет время всюду ее сводить.
- А кто такой Анри? - обиженно спросила она.
Тогда я показал ей маленькую рукописную книжку, где алыми чернилами был выделен всего один абзац - крошечная заметка о падших эльфах.
- Когда-то они были прекрасны, но теперь отлучены от общества и вынуждены жить в подземном мире. Теперь у них собственный клан, но только под землей, если они долго будут разгуливать по поверхности, то их красота станет увядать, - коротко объяснил я. Всю их истории пересказывать Ориссе у меня бы просто не хватило времени. К тому же, эта история тесно переплеталась с моей собственной биографией, а посвящать Ориссу в свои тайны я попросту не хотел. Историю своей жизни я записывал втайне от всех, а потом спрятал. Только тот, кто станет по - настоящему сильным чародеем, сможет отыскать рукопись.
- Это книга колдовства? - похоже, что символы и цифры на полях заинтересовали Ориссу, куда больше, чем какие-то там отверженные эльфы.
- Да! - подтвердил я. - Одно из магических пособий, которые мне больше не нужны.
- Можно, я оставлю его себе, - Орисса прижала книгу к груди и по всему виду не собиралась ее отдавать.
- Пожалуйста, оставляй, - пожал я плечами.
Было очень сложно заставить Ориссу немного посидеть одну или под присмотром Даниэллы. Когда я вышел во двор, она побежала за мной. Даже приняв привычный облик золотого змея и улетев, я знал, что она по-прежнему стоит во дворе, прижимает к себе книгу и растерянно озирается по сторонам, ища взглядом меня.
Пора было кончать со всей этой историей, вытащить Анри из его подземного убежища и вручить ему то, что он просил. Однако вместо того, чтобы искать Анри, я отправился к Флер. Нельзя было так надолго оставлять ее одну. Ведь на глупышку буквально сыплются беды. Я даже боялся не застать Флер в ее комнате, но она была там, живая, невредимая, и наряжала елку, наверное, первую в своей жизни.
Прошлый раз перед уходом я все-таки умудрился спрятать в ее комнате немного монет и понял, что Флер нашла их. На столе стояли остатки ужина, а елка буквально утопала в мишуре, серебристых дождинках и игрушках. Когда я вошел, Флер как раз вешала последний шарик на гнувшуюся под тяжестью других стекляшек ветку. Дверь за мной захлопнулась, и Флер выронила шар. Множество осколков остались на полу.
- Не расстраивайся! - предупредил я девушку, легко взмахнул кистью ладони и с восторгом творца наблюдал, как осколки соединяются, склеиваются и становятся единой неповрежденной вещицей. Шар сам плавно взлетел с пола и через миг очутился на ветке. Рождественский ангел на верхушке елки радостно взмахнул золотистым крылом, а цветные стекляшки в гирлянде радостно зазвенели и начали менять тона.
- Это называется колдовством, Флер, - объяснил я. - Ты когда-нибудь слышала о колдовстве?
- Даже не спрашивай, - Флер снова убрала за угол метлу, которую вытащила, чтобы подмести осколки, и заинтересованно посмотрела на свертки у меня в руках.
- Это тебе, - я отдал ей шуршащую оберточную бумагу. - Считай, что это новогодние подарки.
- Даже если кто-то и делал мне подарки, то я уже совсем об этом не помню, так давно это было, - вздохнула Флер.
Я купил ей три платья: лиловое, сиреневое и бледно-золотистое, такие цвета, мне показалось, ей пойдут. О подарках я вначале даже не подумал, только решил, что Флер необходимо одеть во что-то приличное, чтобы она не выглядела ребенком, одевшимся в тряпки старшей сестры.
Еще я вытащил из кармана целую пригоршню побрякушек: бархотку с камеей, жемчужное ожерелье, изумрудную брошь, пару колец и браслетов, клипсы и даже простенькое бриллиантовое колье.
- Неужели все мне? - Флер посмотрела на меня так изумленно, будто поверить не могла в такую щедрость.
До моего прихода единственной красивой вещью в ее комнате, кроме елки, был вышитый бисером башмачок. Я обратил на него внимание, потому что он был только один, будто ему было и суждено появиться на подоконнике одному без пары.
- А где второй? - удивился я, хотя это и могло показаться невежливым, лезть в личные вещи хозяйки, когда сам пришел только в гости.
- Второго нет, - чуть ли не радостно пропела в ответ Флер.
- Почему?
- Потому что это башмачок, в котором живут феи, - призналась Флер. - Ты слышал легенду о том, что феи иногда крадут понравившийся им башмак, чтобы сделать его своим домом. Вот и с моими туфельками там случилось, однажды ловкие невидимые ручки утащили один из башмаков, а второй стал для меня чуть ли не реликвией. Взгляни, может правда, внутри есть жильцы с крылышками.
Флер протянула мне башмачок, но я отказался развязать шнурок и заглянуть внутрь. Туфелька с бисерным узором была так изящна и так резко выделялась на фоне убогой обстановки, что, скорее всего, Флер просто украла ее или нашла.
Одна перчатка, один башмак, кажется, у Флер это уже вошло в привычку тащить все, что плохо лежит, а потом выдавать за свои собственные вещи. Я поспешно спрятал руку за спину, опасаясь, как бы Флер не сняла с меня обручальное кольцо, а потом стала утверждать, что оно всегда и было ее, а не мое.
- А почему ты не снимешь плащ? - насторожилась девушка.
- Что-то не хочется, - я поплотнее запахнул на себе одежду, и ощутил, как трепыхнулись крылья за спиной.
- Тебе никогда не хочется снимать накидку, неужели ты так боишься холода, но ведь я могу разжечь камин. Или огонь ты тоже не любишь?
- К огню у меня совсем другое отношение, - возразил я и тут же об этом пожалел. Флер сразу заинтересовалась, даже поставила свой драгоценный башмачок назад на подоконник, при чем с такой осторожностью, словно в нем, действительно, жили феи и даже створку на окне чуть приоткрыла, как бы специально, на случай, если крошечные жильцы решат прогуляться.
- Тебе хотелось бы уметь летать? - вдруг спросила Флер.
- Для чего? - я попытался сохранить хладнокровие, а плащ все-таки запахнул еще плотнее, чтобы Флер не смогла заметить крылья.
- Для того, чтобы забраться на крыши тех красивых зданий, которые в изобилии украшены статуями, и откуда, наверное, виден весь город, как на ладони. Хотелось бы понаблюдать за миром в то время, как никто из людей даже не подозревает о том, что я за ними слежу.
- То есть, тебе бы хотелось немного пошпионить, - уточнил я.
- Вполне возможно, - рассмеялась Флер, и в этот самый миг какое-то проворное, покрытое жесткой шерсткой существо пробежало прямо у меня под ногами, кажется, даже попыталось оцарапать или стащить пряжку с сапога, но не успело, поскольку Флер крикнула:
- Не смей!
Неужели это была кошка, нет, скорее уж крыса. А еще вернее, ни то, ни другое. Я заметил, что странный зверек очень проворно вскочил в кармашек кружевного передника Флер и спрятался там.
- Что это была за тварь? - спросил я, но Флер, к моему удивлению, только пожала плечами.
- Какая тварь? Я ничего не видела, - она изумленно озиралась по сторонам, а зверек, если он и сидел у нее в переднике, скорее всего, мог уже выскочить оттуда и нырнуть в приоткрытую створку окна.
Почему-то атмосфера в комнате начала меня угнетать. Флер была чудесной и жизнерадостной, но я уже не в первый раз заметил, что за плечами у нее стоит смерть, не элегантный зловещий господин под стать мне, а свирепая старуха с косой, и костлявая рука уже тянется к нежной шее Флер, а затем только холод и черви. Я закрыл глаза, чтобы не видеть жуткую картину будущего или настоящего, ведь по ладони моей подопечной можно было прочесть, что она мертва уже в данный момент, но ведь она была жива, говорила, смеялась, радовалась подаркам, и я не хотел, чтобы с ней случилось что-то плохое, но сделать ничего не мог. Ведь мне все время виделось, что Флер уже во власти смерти.
Я сам не понимал, почему забочусь об этой девушке, приношу ей одежду, еду, пытаюсь ее развлечь. Возможно потому, что сквозь ее глаза на меня, как будто смотрит та, другая, давно потерянная, но не забытая.
- Мне пора идти, - пробормотал я, ощутив, что кожа горит, а тело нестерпимо тянет в полет. По ночам я становился сам не свой.
- Так быстро уходишь? - возмутилась Флер. - Неужели ты оставишь меня одну и это в новогоднюю ночь? Ведь скоро полночь?
- Через пять минут, - точно ответил я, хотя часов перед глазами не было, но время я всегда узнавал безошибочно так, словно внутри у меня мой собственный циферблат.
Еще недавно мне самому не хотелось в одиночестве встречать новый год, а теперь Флер предлагала мне остаться возле наряженной елки, но, во-первых, для дракона такой мирный способ провождение праздников был противоестественным, а, во-вторых, мне вспомнился вечер в театре и один знакомый образ, промелькнувший в толпе меж сотен чужих людей. Может, тогда я и ошибся. Может, следы никуда меня не приведут. Во всяком случае, если сегодня я останусь с Флер, то буду чувствовать себя предателем.
Я уже распахнул дверь и сбежал вниз по лестнице, как вдруг на последней ступеньке, прямо на пути, встала Флер.
- Не уходи! - потребовала она.
Как ей удалось так быстро преградить мне путь? Раньше только мне одному удавались такие фокусы. Флер стала первой, кому удалось меня удивить. Неизвестно куда исчез старый наряд. На Флер уже было надето золотистое платье с завышенной талией, которое я ей принес. Шею обвивало ожерелье, волосы были уложены в модную прическу. Как ей только удалось переодеться меньше, чем за секунду. Наверное, впервые за столетия я был поражен. А не мои ли все это фантазии?
- Мне, правда, пора идти, - я слегка коснулся ее плеча, только для того, чтобы убедиться, что она настоящая и отодвинул ее со своего пути.
Чуть удлиненными пальцами я лишь слегка коснулся ее кожи, а Флер все-таки вскрикнула. От моего прикосновение на ее плече остались царапины.
- Обязательно подровняю ногти, - пообещал я, только чтобы сгладить ситуацию.
- Но следы-то не от ногтей, - возразила Флер. - Так может царапаться только животное.
Действительно, пять глубоких полосок, протянувшихся по коже, напоминали раны, нанесенные каким-то зверем.
- Предупреждал же я тебя, что связываться со мной опасно, - прошептал я и добавил. - Прости!
- Ты меня исцарапал, - обвинила Флер.
- Я извинился, - холодно бросил я в ответ.
- Ты считаешь, что от одного твоего слова у меня пройдет боль в плече, - вскрикнула девушка, причем так громко, что могла потревожить соседей.
Я поспешно отвел ее назад и запер за нами дверь. За окном мирно кружились снежные хлопья, елка переливалась разноцветными огоньками, а в уголках комнаты плясали продолговатые тени, хотя чьими они были, сказать не представлялось возможности. Ведь в комнате не было никого, кроме меня и Флер, а тени явно принадлежали каким-то другим, живым и вальсирующим существам.
- У меня теперь на плече отпечаток когтей, - продолжала жаловаться Флер. В ее голосе мне послышались знакомые ноты, наверное, потому, что такой требовательной была только та, другая, о которой я никогда ни с кем не говорил.
- Успокойся, - предложил я. - Сейчас все пройдет.
- Сейчас? - удивленно переспросила она. - Такие раны даже за месяц не пройдут, а когда заживут, все равно останутся шрамы.
- Не останутся, - уверенно возразил я.
- Откуда ты знаешь? Ты разве провидец?
- Да. Почти.
- Ты же сказал, что на карнавале всего лишь притворялся.
- Я всю жизнь притворяюсь, - я предложил Флер присесть на краешек кресла, а сам склонился над ней и легко провел ладонью по ранам. Чудодейственное прикосновение каждый раз действовало наверняка. Только сейчас почему-то царапины на плече у Флер зажили не мгновенно. Спустя минуту, конечно, от них не осталось и следа, но кожа восстанавливалась куда медленнее, чем у тех, кого я лечил раньше. Можно было подумать, что тело Флер, действительно, мертво.
- Как у тебя это получается? - девушка то восторженно ощупывала вновь гладкую и ровную кожу на плече, то с подозрением смотрела на меня. - Ты фокусник? Целитель? Святой? Клянусь, ты и мертвого сумеешь поднять из могилы.
Именно это я и сделал совсем недавно, но рассказывать никому не собирался.
- Считай, что все это магия новогодней ночи, - отшутился я. - Помни, в двенадцать часов, возможно, все, даже колдовать.
Я отвесил ей легкий, изящный поклон, выскользнул за дверь и был таков. Сколько новогодних ночей я уже проводил в одиночестве? Визиты в резиденцию фей были не в счет. Там меня окружала блистательная толпа, но я все равно чувствовал себя одиноким и каждый раз надеялся, что следующий год станет исключением, и каждый раз разочаровывался. Вот и сейчас, я мог бы проказить и творить чудеса, как и все мои подданные, а вместо этого сидел на крыше какого-то дворца, среди геральдических скульптур и наблюдал за оживленным движением внизу, на площади.
Парапет на крыше, где я устроился, был не совсем удобным, изваяния горгулий и ифритов производили мрачное впечатление. Среди них я, наверное, сам напоминал застывшую на века статую. Вверху простиралось темное небо, плащ легко полоскался на ветру за моей спиной, а внизу на площади уже вспыхивали то там, то здесь бенгальские огни, слышались радостные выкрики, проезжали по узким улочкам экипажи.
Вот сейчас я, и вправду, ощущал себя всемогущим, способным столетия наблюдать за тем, как размеренно и неспешно протекает жизнь внизу, и донельзя одиноким. Я так и не знал, что заставило меня именно в эту ночь раскрыть крылья и в быстром полете кинуться туда, где находился злополучный театр. Стрелки часов на башне уже давно сошлись на цифре двенадцать и продолжали свой путь. В этот самый миг я заметил, что одинокий подъезд театра мерцает огнями, а на ступенях перед входом слабо выделяются чьи-то следы. Возможно, ее следы. Я опустился вниз. Отпечатки ступней на ступенях стали видны четче. Значит, та, кого я ищу, все-таки была здесь. Ошибиться на этот раз я не мог, ведь никто, кроме меня, не видел алой полосы следов. Мне одному в новогоднюю ночь открылось то, чего не видели другие. Здесь прошлось неземное существо, и я собирался воспользоваться оставленной подсказкой, пойти туда, куда приведут отпечатки изящных ног. Они тянулись от самого выхода из театра вниз, по ступеням, и дальше, в глубь города.
Ночь сегодня была не слишком холодная, снег кружил в вышине, но не заносил дороги. Вполне можно было потратить час-другой на поиски, даже если они окажутся бесплодными. Надежда на успех все еще была жива. Я шел по одному мне видимым следам. Они огненной цепочкой тянулись по мостовой, но никто, кроме меня, даже не замечал их. Люди проходили мимо или даже по ним, не подозревая о том, что по этому самому пути еще недавно шествовала неземная дама.
Ворота Рошена остались далеко позади. Теперь следы сияли или даже вспыхивали пламенем на безлюдной проселочной дороге. С нее вскоре тоже пришлось сойти, потому что алая полоса резко свернула к лесу. Можно было удивиться, чего я ищу в потемках, не уводит ли меня вперед кто-то невидимый. Я шел так быстро и уверенно придерживался одной линии, будто мой путь был заранее предначертан.
В Рошене праздновали и смеялись, там сверкали огни, а я уходил в темные леса, как и положено призраку.
Дорога, очевидно, предстояла долгая. Ну, ничего, вся ночь еще впереди. На достаточно широкой для экипажа лесной дороге цепочку следов сменили также сияющие полосы от полозьев. Очевидно, дама села в сани на этом самом месте.
Я мог бы лететь, но предпочитал идти пешком, продираться то сквозь заросли колючего кустарника, то мимо наметенных недавней вьюгой сугробов. Сияющая полоса служила мне указателем, а путь предстоял непривычно долгий. Возможно, то, что я бреду, как паломник, а не парю над землей служило своего рода покаянием. Я ведь тоже искал в этих лесах святыню, как какой-нибудь пилигрим ищет вдали от дома святые мощи или чудотворный образ. Жаль только, что предмет моих поисков был окружен такой беспросветной тьмой и тайной.
Полоски от полозьев так же резко оборвались, будто сани исчезли неизвестно куда прямо с дороги или пустились в полет. Ведь есть же мифы о крылатых сандалиях, так почему у коней вдруг не могут отрасти крылья. Я озирался по сторонам до тех пор, пока не заметил на притоптанном зверями снегу цепочку женских следов. Продираться в зарослях по такой глуши было далеко не приятно, но я упорно продолжал идти по следам. От своей цели я никогда не отказывался. Отстаивать свои интересы, пусть даже путем трудной борьбы, стало для меня привычкой.